Наконец ему доложили:
– «С Днем Победы!» написано. И вот еще – «Долой красных комиссаров! Долой Гулькина!» Хорошо хоть, что критикуют на местном уровне.
– Приехали окончательно, – как собственный приговор, сказал Шатунов. – Нет, я не боюсь президента. Я готов взять ответственность на себя. Но что мы ему скажем? Продолжать сочинять про катастрофу? Валить на эпидемиологов?
– Стоять на своем. Да, катастрофа. Да, опасность заражения, эпидемии то есть. Вся проблема в том, что из зоны карантина после этого ультиматума нельзя выпускать ни единой души. Даже тех, кто примет наши условия и заплатит.
– К чему вы это клоните? Говорите яснее, – раздраженно спросил Шатунов.
– Мы включились в такую игру, в которой, сказав «а», надо говорить и «б». Вот к чему я клоню.
– Прошу еще яснее, Петр Семенович!
– Что вы так разнервничались, Сергей Васильевич? – Кушаков отлично понимал, что его собеседник загнан в угол. – Еще раз говорю, надо стоять на своем. Конечно, надо срочно убрать с Рублевки все остальные пси-генераторы. Доложить, что сами их демонтировали. Пусть доказывают потом, что генераторы там когда-нибудь были.
– И что дальше? – теряя терпение, спросил Шатунов.
– А дальше будем продолжать закручивать гайки другими методами.
– Например?
– Устроим рублевцам «ленинградскую блокаду»: скоро у них кроме денег в сейфах да кредитных карточек ничего не останется. А мы перестанем поставлять продукты, периодически будем отключать свет и подачу воды. Ну, естественно, в разумных пределах. Жертву надо душить до определенных пределов, ибо она может еще пригодиться.
– Ну вы и циник! Но ведь кроме олигархов там есть и коренное местное население. Они в чем виноваты?
– Да, и вот еще что, – невозмутимо продолжал Кушаков. – Необходимо начать новую атаку на наших подопечных.
– Какую еще новую атаку?
– Какую закон требует! Собственность забирать под свое управление. Впрочем, этим уже занимаются другие.
* * *Комендант Гулькин всем своим проспиртованным нутром чуял, что на вверенной ему территории зреет революционная ситуация. Прошло уже три месяца со дня падения метеорита и объявления карантина, а он так и не уяснил, что же конкретно ему надлежало делать. Предписания из центра поступали редко и были невразумительными. Передавались они не в письменном виде, а устно – через приставленных к нему водителей-охранников.
Тем не менее главным своим достижением Гулькин считал организацию госпиталя и кормушки для бедных. Чуть позже его люди доставили по нужным адресам какие-то загадочные письма. И все. Гулькин прямо-таки мечтал, чтоб кто-нибудь давал ему четкие приказания, ставил ясные задачи и требовал отчета. Увы.
В кабинет вошла секретарша Лидочка.
– Спиридон Петрович, к вам посетитель, – как всегда улыбаясь, сообщила она.
– Кого еще черт принес? – полусонно спросил Гулькин.
– Я думаю, вы с ним знакомы. Демидов Даниил Никитич.
– Ну и по какому он вопросу?
– Он сказал, по вопросу чрезвычайной государственной важности!
– Ну, дык пусть заходит.
Соизволение коменданта несколько запоздало, поскольку Демидов уже находился в кабинете. Не дожидаясь приглашения, Даниил уселся за приставной столик напротив Гулькина. Тот нехотя убрал ноги.
– Что вам угодно, господин Демидов? Я же вам уже объяснял... – развязным тоном начал комендант.
– Здравствуйте, господин Гулькин, – с металлом в голосе поздоровался Демидов.
– Ну, здравствуйте, коли не шутите! И что?!
– Сейчас я по другому вопросу.
Признаться, Даниил точно и не помнил, по какому вопросу заходил в первый раз. За минувшие три месяца Демидов сильно изменился. Он перестал скулить по поводу личного заточения и оторванности от своих уральских россыпей, потому что рядом с Духоном, Ордынским и другими новыми знакомыми научился видеть и воспринимать жизненную картинку целиком, а не фрагментами индивидуального восприятия. Он и выпивать стал меньше, так как лекарство от действительности, которым для него поначалу оказалось спиртное, неожиданно перестало действовать.
– Я обращаюсь к вам по поручению жителей Успенского поселения, – кашлянув, заявил он Гулькину. – Ввиду создавшейся на вверенной вам территории экстремальной ситуации общественность настоятельно требует немедленного созыва общего собрания.
– Это еще зачем?
Трясущейся рукой Гулькин поднял очередную рюмку с водкой. Спиридон всеми силами пытался угадать, что же задумали эти христопродавцы и чем это грозит ему.
– Одумались! Про общественный совет вспомнили. Лично я «за»! И чего от меня надобно?
– У вас в здании есть актовый зал? – деловито спросил Демидов.
– Имеется. – Гулькин осоловело посмотрел на Дана. – А ведь я сам пытался созвать собрание актива! Организовать, так сказать, общественный совет. По поручению свыше, так сказать... Да только никто из ваших этих олигархов даже разговаривать со мной не соизволил. Может, у вас получится. А я чем смогу, помогу. Полномочия передать – нет проблем, дык... Я тоже здесь, выходит, жертва карантина... – Комендант затравленно стал оглядывать углы, словно там кто-то был.
– Отлично. У вас есть шанс, полковник, с пользой послужить отечеству...
– Я не полковник. Я майор в отставке, – поправил его Гулькин.
– Тем более вам нечего терять. Мы принимаем вас в свои ряды защитников Рублевки. Вы же сами знаете, какие здесь люди. Словом, завтра к четырнадцати часам надо собрать надежных представителей деревень и провести собрание, – решительно заявил Демидов. – Иначе... Иначе, господин комендант, я из тебя отбивную котлету сделаю, понял?!
– Даю честное слово... – начал было Гулькин, но тут же осекся.
– Офицера, вы хотели сказать? Но что сегодня стоит слово офицера?!
– Да, стоит, – совершенно запутавшись, пробормотал Гулькин и тут же схватился за голову. – То есть я хотел сказать, что ничего не стоит. Но клянусь вам! Я сам не рад, что оказался здесь. Я всего лишь рядовой майор...
Он явно стал трезветь. Оглядывая мутным взглядом богатырское телосложение уральца и особенно его кулаки, Спиридон Петрович осознал абсолютную реальность осуществления прозвучавшей угрозы.
– Так я что? Я завсегда готов. Соберем максимально узкий круг ограниченных лиц. Ну, сколько в зале поместится... – миролюбивым голосом произнес он и неожиданно даже для самого себя добавил: – А вы мне двухкомнатную квартирку на трехкомнатную сменять поможете? В смысле – материально. И чтобы только к супермаркету было близко. В любом районе, но лучше все же в Крылатском.
Тут уж Даниил не выдержал и затрясся от смеха.
– Поможем. Даже без всяких олигархов, чтоб тебе, Спиридон Петрович, потом от них не зависеть. Я лично помогу, поскольку тоже человек не бедный.
Если бы Даниил мог предвидеть, что своим обещанием он приобретет в лице туповатого, но близкого к массам Гулькина своего верного сторонника и агитатора в своей будущей предвыборной кампании, о которой Демидов пока и понятия не имел, он бы очень сильно удивился.
– Но предупреждаю, товарищ комендант, необходимо собрать авторитетных и вменяемых граждан Рублевки... Пусть твои ребята побегают, поагитируют.
– А как же иначе... А как же иначе... Да народ и агитировать особо нечего. Думаете, здешний народ ничего не видит, ничего не понимает? Да они здесь на вашего брата олигарха молятся. Такую им жизнь подарили, – с готовностью подхватил Гулькин.
– Тогда зови свою Лидочку, – приказал Демидов, – отдашь ей письменное распоряжение о созыве собрания. Чтобы с повесткой об общественном совете...
Демидову не хотелось встречаться со своей мимолетной любовницей и по совместительству секретаршей Гулькина. Но Лидочка словно разгадала его маневр:
– Как, вы уже уходите, Даниил? Как жаль! А я вам кофе сварила...
– В другой раз, спасибо, – излишне сухо ответил Демидов.
Даниил был серьезно озабочен множеством вопросов: слышала ли Лидочка его разговор с Гулькиным? А если слышала, то что она передаст начальству в Москву? Не попытаются ли спецслужбы сорвать завтрашнее собрание? Может, следовало бы продолжить отношения с Лидочкой?
– Завтра, милая. В худшем случае послезавтра.
Он чмокнул ее в щечку и почувствовал, что неплохо было бы встретиться уже сегодня. Но, увы, дела. Надо что-то приносить в жертву.
– Подождите, не убегайте, – остановила его за рукав Лидочка. – Я кое-что приготовила. Вот, возьмите... – С этими словами она сунула в руку Демидову два небольших картонных коробка.
– Что это? – насторожился Даниил.
– Долго объяснять. Это специальные таблетки. Их там по сто штук – для вас и вашего друга. Принимать два раза в день. Не чаще... Они нейтрализуют действие пси-генераторов... Словом, поверьте, это не цианистый калий. А сейчас извините, мне надо срочно разыскать этих оболтусов. Так что до встречи! – скороговоркой выпалила Лидочка, закрывая за Демидовым двери приемной.
На площади перед глазами Даниила возник знакомый серебристый джип. Демидов смекнул, что Духон его подстраховывал.
– Ну, как дела? – услышал он из приоткрытого окна джипа знакомый голос.
– Да вроде все в порядке, – улыбаясь, ответил он. – А у вас, простите, еще не кончился бензин?
– Да нет, осталось кое-что в загашнике! Мы тоже не лыком шиты. Когда только вся эта катавасия закрутилась, я успел запастись топливом. Даже бутылки из-под виски залил бензином.
– Шутите?
– Какие шутки?! Могу даже поделиться парочкойдругой бутылок. Только потом не перепутай, что в какую наливал. А ты, как я погляжу, на мопеде приехал? – Духон бросил многозначительный взгляд на синюю машину.
– Да вот удалось по случаю разжиться бензинчиком у одного спекулянта в бутике «Армани». Он его там в канистрах из-под полы продает. Все равно больше никто ничего не покупает. Интересно, откуда только его берет этот гад?
* * *Ровно в 13 часов 45 минут на следующий день, как было условлено накануне, Михаил Давидович Агулов и дед Иосиф подкатили на черном, как египетская ночь, «Мерседесе» к зданию администрации поселка Жуковка. Площадь была сплошь забита крутыми иномарками. «Международный автосалон», – отметил про себя старый зеленщик, вылезая из машины.
– Интересно, наши уже здесь? – озабоченно спросил он.
– Да. Вон, видишь, кучкуются под дубом, – ответил внук.
Подходя ближе, они услышали голос Демидова, который что-то, вдохновенно размахивая руками, доказывал Чигорину.
– Да поймите же, наконец, нет в России никакого капитализма и никакой рыночной экономики. У нас чиновничий капитализм! И вы это знаете лучше меня. Это гораздо хуже, чем «дикий капитализм» США времен первичного накопления капитала. Чиновники были, есть и всегда будут третьей бедой России. Чиновник – это тот же Емеля на печи: ни хрена не делает, ничего не создает и, ничем не рискуя, живет себе припеваючи. Он как рыбаприлипала под брюхом акулы...
– Это точно, – без излишних церемоний сразу включился в разговор дед Иосиф. – Про Емелю точно сказано.
Увидев, что к ним подошли грузины, Демидов еще более вдохновился:
– Только вместо печи у чиновника – дубовый стол с канцелярскими прибамбасами. Ну скажите, в каком языке народов мира вы найдете аналог слова «столодиректор»?
– Виноват, уважаемый. Я хоть и Иосиф Виссарионович, но в языках слаб. Но согласен, не человек, а стол у вас директор...
– Да я не у вас спрашиваю, дедушка.
– А я не знаю, у кого ты спрашиваешь, дорогой, – мгновенно обиделся дед. – Только сами-то хороши. Сами как за стол сядете – к вам не подходи. Гордые. Хорошо, что у вас, олигархов, народ справок не просит, как в ЖЭКе. Настоялся бы в очередях...
– Ты, Иосиф, еще не опохмелился? Против кого играешь? – деликатно возмутился Чигорин. – Зачем уважаемых людей ругаешь?
– Действительно, дедуля. Хватит из себя Троцкого строить, – поддержал его внук. – Давайте лучше еще раз уточним план действий...
– А чего тут уточнять? Все обговорено и предельно ясно, – сказал Демидов. – Как только этот тип... Как его? Как только Гулькин откроет собрание, наш ветеран боевой генерал Петр Никодимыч Ордынский потребует слова и толкнет крамольную речь.
– Ты посмотри, сынок, что делается?! И пешком люди тянутся. И на машинах.
Даниил заметил Старьевщика Лесковича с большим рюкзаком на плече. Как он только дотащился со своим скарбом?! Хотя у него с бензином наверняка все в порядке. Наменял на антиквариат.
Он увидел пухленькую фигурку банкира Львова, пробирающегося в здание с каким-то известным то ли писателем, то ли артистом, но его отвлек голос Агулова.
– Может, лучше провести тайное голосование? Демократичнее как-то, – спрашивал он Духона.
– Да вы что, Михаил Давидович? Мы же вчера договорились, – вместо Духона ответил все еще взбудораженный Демидов. – Власть надо брать быстро и нахально, как учили большевики. Только так!
Группа двинулась к месту предстоящих баталий. На входе образовалась давка.
– Вас нет в списках уполномоченных! – то и дело кричали кому-то в толпе комендантские помощники Вася и Коля. – Ничего не знаем, спрашивайте коменданта.
– Как же так? – больше всех возмущался приличного вида мужчина. – Я же даже деньги перевел на благоустройство.
– Как ваша фамилия, товарищ? – оценив по-достоинству отчаянное выражение лица напористого жителя, поинтересовалась сердобольная Лидочка. Она держала в руках объемистый список.
– Дацкевич, – чтобы не слышали окружающие, тихо сообщил он. – Я возглавляю крупную турфирму. Могу быть вам полезен.
– Нашла! Вы в дополнительном списке. Проходите.
– Александр Павлович! Миленький! Это я вас зову. Здесь справа.
Духон вновь увидел Лесковича. Тот во что бы то ни стало пытался дотянуться до него свободной рукой.
– Проведите, миленький. Мне очень, очень нужно. У меня такой товар. Закачаетесь.
– Нашли время и место, – уже было цыкнул на Старьевщика Духон, но вовремя одумался.
Его меньше всего волновала причина, по которой неутомимый коммерсант рвался в зал. Зато Лескович был бы абсолютно незаменим, когда, как говорится, надо было взять на арапа.
– Пропустите, Лидочка. Это член нашей команды. Заслуженный человек! – крикнул Духон секретарше со списком.
– Проходите, товарищ, – расплылась от удовольствия секретарша Гулькина. – Сразу столько приятных мужчин...
Когда очередь дошла до Демидова, Лидочка одарила его самым нежным из всех возможных на земле взглядов.
Зал оказался довольно вместительным, хотя своим обшарпанным видом мог напугать любого. Хорошо, что население в нем собиралось крайне редко. Давно отвыкшие от роскоши массового общения обитатели Рублевки, как казалось со стороны, испытывали даже удовольствие от возникшего здесь же в зале стадного чувства коллективизма и сопричастности к событию.
Напротив входа в зал впереди на небольшом возвышении, напоминающем сцену, был установлен покрытый красным сукном стол. За ним восседал, а вернее, возлежал Спиридон Гулькин. В правом углу сцены за маленьким столиком с записывающей аппаратурой Демидов заметил Лидочку. С двух сторон рампы, словно церберы, по стойке смирно замерли близнецы Вася и Коля.
Правой рукой комендант Рублевки держался за графин с мутно-зеленой водой, а левая беспомощно свисала. Демидову показалось, что если Гулькин хоть на мгновение оторвет от графина руку, то наверняка свалится со стула.
Демидов издалека увидел, что на нескольких обветшалых, засаленных велюровых креслах лежали белые листы бумаги с надписью: «Осторожно! Окрашено!»
– Нам вон туда, – шепнул он Духону.
Протискиваясь меж рядов, Даниил с удовлетворением отметил, что все новые знакомые по местному олигархату уже были в зале. Там же уже были Марина Танкер и тесно прижавшаяся к ней миловидная темноволосая молодая дама с родинкой на лице. «Где-то я ее видел», – промелькнуло в голове Демидова. Но дальше напрягать мозги он не стал.
Тем временем комендант, взяв со стола металлический звонок-колокольчик, стал энергично им трясти. В зале раздался такой оглушительный звон, что могло показаться – началось не собрание, а пожар.
Закончив звонить, Гулькин попытался встать со стула. С первой попытки «сложный» маневр ему не удался. Вторая попытка была более удачной.
– Товарищи, дык, то есть господа, дык, я уполномочен заявить... – Тут Гулькин замолк. Возникла томительная пауза. Комендант начисто забыл, о чем он должен был заявить. Некоторые из наиболее продвинутых участников собрания яростно загудели и засвистели...
– Короче говоря! – заорал Спиридон в микрофон. – Партийное собрание олигархов, то есть жителей гребаной Рублевки, объявляется, дык... открытым...
С этими словами он рухнул обратно на спасительный, как ему казалось, стул. В мгновение ока охранники подхватили коменданта под руки и вынесли за кулисы.
– Пора действовать, – прошептал Демидов на ухо Чигорину.
Тот в манере эстрадной звезды лихо взбежал на авансцену и подскочил к микрофону. Духону в этот момент показалось, что его приятель сейчас исполнит какой-нибудь шлягер. Но, слава богу, Чигорин не запел, а заговорил:
– Господа! Мы больше не можем терпеть произвола властей и издевательства над жителями Рублево-Успенского поселения в столь трудный момент, каким является карантин. Вы видели только что поведение, точнее, состояние нашего руководителя товарища Гулькина. – Под одобрительный гул зала Чигорин выразительно постучал пальцем по голове, затем щелкнул по горлу, сопровождая этими убедительными знаками состояние коменданта. – Словом, с ним и его директорами мы все оказались в глубокой... Словом, в глубоком кризисе. Сегодня всем абсолютно ясно, что мы являемся жертвами, нет, не только экологической катастрофы, но и фантастического равнодушия властей. Мы брошены на произвол судьбы. Мы живем в грязи, без витаминов, без бензина. Да, все знают, как мы здесь живем. В ресторанах еды нет, кроме чебуреков, с неизвестно каким мясом, потому что мяса тоже давно нет, господа. Правильно я говорю, дедушка Иосиф?