Любимым занятием этой страдалицы стали покупки по телевизору «Магазин на диване». Нашла себе развлекуху. Мела все подряд – щетки для окон, швабры для пола, фондюшницы, наборы ножей и супертерок. Кастрюли и скороварки. Пледы и покрывала. Украшения и парфюмерию. Магические амулеты и пищевые добавки. Все знают, что этот бизнес – чистый развод и обман. Цены бешеные. Но как только Ольга начинала свекрови выговаривать, та принималась трястись и плакать. Просить прощения и целовать Ольгины руки. Зрелище не для слабонервных.
А Ольга, святая Ольга, ее жалела и потакала. Говорила, что старуху уже не переделаешь, надо терпеть. И терпела.
Ездила с ней в санатории, водила в театры и на выставки. Уставшая и замученная после рабочего дня. Вывезла ее в Париж и Венецию. Говорила, что та плакала от счастья и что Ольга открыла ей целый мир. И еще свекровь теперь играла роль светской львицы. С успехом, надо сказать.
Ольга говорила, что любить свекровь сложно, а вот жалеть совсем просто. И добавляла, что каждый несет свой крест.
Святая? Дура? Просто приличный и сердечный человек? Или это степень высокой культуры и интеллигентности? Не знаю. Знаю, что так могли бы повести себя далеко не все. Лично в себе я, честно говоря, сильно сомневаюсь.
Впрочем, это скорее не о свекровях, а о невестках. Хотя все это очень тесно и неразрывно связано.
Сын звонит пару раз в неделю. Нет, вру. Он звонит один раз в неделю. Дежурные вопросы – как мы, здоров ли Илюшка. На день рождения к сыну он не приехал – был в командировке в Лондоне. Зато были Ивасюки и все мои девчонки.
Когда он звонит, я не спрашиваю, как у него дела. Не хочу. Мне важно одно – он здоров. А в остальном… Я примерно представляю его жизнь. И очень его жалею. За что? Мне сложно объяснить… Просто «не в свои сани не садись». А это не «его сани». Я-то знаю. Правда, что толку…
И вообще – что горевать? У меня есть Илюшка – любимый и обожаемый. Прекрасный муж. Мамочка. Чудесные подруги. Верная Валечка. Ноги носят. Денег хватает. Ну, почти.
А что болит душа… А у кого она не болит? Покажите мне такую женщину! Думаю, что я не одинока в этом мире.
Мечтаем поехать с внуком на море. Хорошо бы на все лето. Я люблю Крым – сухой, степной воздух. На Кавказе мне тяжело – влажно. Копаемся в Интернете и ужасаемся крымским ценам. Нам это не потянуть. Лалка говорит, что лучше ехать в Болгарию или в Испанию. Деньги те же, а сервис не в пример выше. Не хватает не только на Крым, но и на Испанию с Болгарией.
Что, впрочем, вполне понятно. Мама настаивает, чтобы я позвонила сыну и попросила денег у него. Это правильно и разумно. Я прошу денег на поездку к морю для его ребенка. Думаю, что его семейный бюджет от этого не пострадает. Но что-то меня удерживает. Не могу. Идиотка.
Намекаю Даньке по телефону – типа, хотим на море, пусть Илюшка на год оздоровится и т. д., и т. п.
Сын реагирует вяло:
– Ну смотрите. Как вы считаете нужным. Надо – значит, надо.
Я бросаю трубку, меня трясет. Кого я вырастила – сволочь или идиота? Или так, как мне легче считать. Подойдет и то и другое. Или все вместе. Так – вернее.
И опять я всю ночь реву.
Решили ехать в Грецию. Вместе с Танюшкой сняли маленький домик в три комнаты. Танюшка едет с беременной невесткой Машей. Я с Илюшкой. Готовить будем сами, так экономней. Недостающие деньги я заняла у Саньки. Вернее, Санька предложила сама. И единственная, кто меня поддержал не просить денег у сына.
Прилетаем. Все чудесно. Милый чистенький домик в десяти минутах от пляжа. Устраиваемся. С Танюшкой мне комфортно всегда. А вот про Машу – не знаю. Она девочка сложная, росла без матери, с очень жестким отцом и мачехой. Закрытая и молчаливая. Танюшка ее очень жалеет и говорит, что Маша постепенно оттаивает. И что жизнь у нее была – не приведи бог.
Вижу, как моя подруга с ней нежна, и понимаю, что такое хорошая свекровь. Которая из меня не получилась. Может, я сама виновата? Ни в первый раз, ни во второй ситуацию не приняла. Вернее – принять не захотела. Нетерпимость, гордыня. Отсутствие мудрости. А кого жалеть? Убогую Нюсю или Марьяну, которая в моей любви, а уж тем более в жалости и понимании, не нуждается?
Нет. Дело не во мне. Просто мне крупно, фатально не повезло. И нечего изводиться. Хватит страдать. Мне еще очень нужны силы. Кто поднимет Илюшу? Кому он нужен, кроме меня? Если уж разобраться…
Отдыхаем мы замечательно. Готовим по очереди, не заморачиваясь. Море чистое и теплое. Сказочное море. Илюшку из воды не вытащить. Вечером гуляем по поселку, пьем кофе и едим мороженое. Я начинаю потихоньку приходить в себя. По крайней мере, ночью лучше сплю. Чувствую, как прибавляются силы.
За мужа я спокойна. Незаменимая Валечка готовит ему еду и прибирается в квартире. А ему тоже нужно отдохнуть и прийти в себя. Да и одиночеством он никогда не тяготился. Ему всегда есть чем себя занять. Думаю, что ему без нас неплохо. Хотя говорит, что соскучился.
В общем, живем мы мирно и спокойно. Друг другу не досаждая.
Однажды звоню мужу и чувствую, что что-то не так. Просто уверена в этом. Он долго пытается меня убедить в том, что все в порядке. А потом сознается – вернулся сынок. С вещами. Молчит и ничего не объясняет. На работу не ходит. Лежит в кровати и слушает музыку. Общаться не желает.
Я говорю мужу, чтобы он оставил Даньку в покое. А сама покой теряю. Нет, я рада, просто счастлива, что он ушел от Марьяны. Или его «ушли». Какая разница? Логично, что там он не прижился или не угодил. Корыстным он никогда не был, холуем тоже. А любовь могла и пройти. Да и кто не ошибался по молодости? В Марьяну влюбиться было несложно. В конце концов, у меня же тоже был Терентий!
Просто я очень беспокоюсь, не зная всей ситуации, ведь вход туда рубль, выход – два.
Не съест ли его «кайман»? Отпустит ли с миром? Вот и сходи теперь с ума.
Танюшка без конца повторяет, что я совершенно не умею радоваться жизни и видеть в чем-либо положительное. Разве не об этом я мечтала?
Об этом. Правильно. Но что нас ждет дальше? И я боюсь «каймана». Кто мы против него? Боюсь не за себя, а за сына.
Да и вообще, я – измученная неврозом женщина. Оставьте меня в покое!
Почему у меня не получается быть счастливой? Нет, мне определенно нужен специалист. Психотерапевт. Без него я не справлюсь. В общем, отдых мой, похоже, насмарку. И я опять страдаю.
И опять про свекровей – тема неисчерпаемая. Их даже звали одинаково – Женька и Женька. Впрочем, он сразу ее назвал Женюрой, а она его – Жекой. Встретились они просто потому, что не могли не встретиться. Как говорила Женюрина бабушка – «бог не одну пару лаптей содрал, пока их собрал».
Они и вправду были как два сиамских близнеца. Одинаковые вкусы и пристрастия. Одинаковые взгляды на жизнь. Не было даже повода поругаться – во всем они сходились и были друг с другом согласны. Удивительная гармония! Когда была молодость и бедность, две стипендии на двоих, вместе лепили вареники с картошкой и делали пиццу с дешевым сыром. В доме всегда были гости – просто куча гостей. Двери не закрывались. Он, Жека, был настоящим мужиком и главой семейства. Все вопросы разруливал сам. Она, Женюра, не возражала – раз муж так решил, так тому и быть. Не спорила.
Родился первый сын. Роды были тяжелые. Вернее, не роды – кесарево. У Женюры было плохое зрение, и врачи самой рожать запретили. После больницы Жека не давал ей поднимать ребенка. Сам вставал по ночам. Сам менял подгузники и поил малыша укропной водой. Таскал продукты и готовил обед. Женюра была еще очень слаба, гулять с маленьким ей было тяжело. И гулять приезжала свекровь, Майя Григорьевна. Из Подмосковья, между прочим. Два часа двумя автобусами. Свекровь брала коляску с внуком и наказывала Женюре ложиться спать.
Через три часа она возвращалась с улицы и начинала гладить пеленки и ползунки. Рубашки сыну. Готовила ужин. Протирала влажной тряпкой полы.
Нет, Женюра совсем не была нахалкой! Она тоже старалась как могла. Просто сил было немного – очень болели послеоперационные швы. Да еще мастит, будь он неладен! Поднялась температура – до сорока. Свекровь расцеживала Женюрину грудь и делала ей уколы. В больницу ее не отдала. Ночевала в кухне на раскладушке – квартирка крошечная, однокомнатная.
В мае забрала Женюру с ребенком к себе, за город. Каждое утро наливала в рукомойник теплой воды, чтобы снохе было комфортней умываться. Когда приезжал Жека, забирала внука к себе. Молодые должны побыть вдвоем. Ставила у кровати детей вазочку с полевыми ромаш ками.
Не подумайте, Майя Григорьевна не была одинока! У нее был муж, с которым она проживала в большой любви и уважении, и еще двое сыновей. И так же, как к Женюре, она относилась и к двум другим снохам. Так же помогала и стремилась участвовать в их жизни. Просто сейчас Женюре требовалось больше помощи и поддержки.
К концу лета пришла в себя и Женюра, и окреп и набрал весу и щек малыш.
К концу лета пришла в себя и Женюра, и окреп и набрал весу и щек малыш.
Уехали в Москву. Женюра уже справлялась со всем сама. Но Майя Григорьевна продолжала приезжать. Правда, теперь не каждый день. У нее было расписание: день у старшего сына, день у среднего, день у младшего. Два дня святых – с мужем. А на выходные приезжали дети. К ним, в Подмосковье. Семьями, с детьми. Было очень шумно, беспокойно и очень весело. Майя Григорьевна пекла огромные пироги с капустой, картошкой, творогом и повидлом. Чтобы было сытно. Денег-то особенно не было.
Женюрины родители обижались – каждые праздники и выходные дочка рвалась туда, в дом мужниной родни. А Женюре там было хорошо! Никто ни на что не жаловался, никто не канючил и не скулил. Все дружно радовались жизни и друг другу.
Дети возились в саду, мужики парились в бане и пили пиво, а снохи трепались о жизни. И Майя Григорьевна сидела вместе с ними. Не занудствовала и не предъявляла претензий. Называла их «мои девочки». Если и поучала, то ненавязчиво и с юмором. Когда собиралась уходить, «ее девочки» кричали: «Мам, не уходи! С тобой так хорошо!»
С собой она собирала каждому внуку подарки – какие могла. Кулечек леденцов, мандарин или ягоды из сада, смешную открытку или крошечную игрушку. Так, сувенирчик. Но дети всегда этого ждали и кричали: «Бабуля, сюрприз!»
Не потому, что они нуждались или у них не было игрушек. А потому, что сюрпризы любят все. И взрослые, и тем более дети.
Постепенно сыновья встали на ноги. Больше всех преуспел Жека. Появились деньги. Жека и Женюра купили большую квартиру и построили дом. Рядом, на одном участке, построили дом для Майи Григорьевны и ее мужа. Со всеми удобствами – газом и горячей водой. Обставили дом красивой мебелью, повесили шторы и люстры и перевезли родителей.
Майя Григорьевна села на стул и расплакалась.
– Сюрприз! – сказал Жека. – Не все же ты – нам. Пришло время, когда мы – тебе.
Зажили. Как всегда, дружно. Майя Григорьевна посадила фруктовый сад и кусты. Через пару лет собирала урожай и варила Женюре варенье из крыжовника, смородины и сливы.
Женюра родила второго сына. В доме по-прежнему царили любовь, взаимопонимание и уважение.
Прибавилось только финансовое благополучие. Стали ездить по странам и континентам, отовсюду привозили свекрови подарки. Теперь вся большая семья собиралась у Женюры и Жеки.
Дом был просторный, хлебосольный. Куча родных и друзей. Женюра уставала, но говорила, что надо жить так, как живет Жека.
И по-прежнему не перечила мужу ни в чем. А он по-прежнему решал все вопросы. И она ему безгранично и бесповоротно верила.
А зря, как оказалось. Если без подробностей – Жеку занесло. В секту. Он объяснял, что вся эта история – психологические тренинги. Как стать успешней, здоровей, счастливей. Не зацикливаться на пустяках, не заморачиваться на чужих проблемах. Радоваться жизни и пытаться ее продлить.
Короче, забить на вся и всех.
И Жека оказался способным учеником. Да что там – учеником! Он стал рьяным последователем этой хрени. Абсолютным адептом.
Успешно забил на все – бизнес и семью. Бизнес потерял. Семью терять начал.
Женюра понимала – что-то не так. Пыталась с ним объясниться. Все было бесполезно.
Он твердил, что хочет радоваться жизни и прожить лет до ста двадцати.
– Зачем? – спрашивала Женюра.
– Чтобы радоваться жизни, – логично отвечал он.
Радоваться, чтобы прожить, и прожить, чтобы радоваться.
Все разговоры были бесполезны. Он продал машину и стал ездить на метро. Донашивал старые вещи и новых не покупал. Говорил, что ему не надо. И это – щеголь и модник Жека. Обожавший красивые тряпки, хорошие машины и французские сыры.
Из общей спальни ушел и спал в кабинете на полу. Друзья из дома исчезли. Кому охота общаться с ненормальным? Слушать идиотские проповеди и постулаты? Занудные речи о том, что они все живут неправильно.
К тому же какие гости? Не на что стало просто жить. И Женюра пошла работать. И стала – кто бы подумал – зарабатывать.
Мужа не попрекнула ни разу. Приняла его таким, каким он стал. Сказала: «Что поделаешь, несчастный случай!» От него не отказалась. Пахала как конь и обеспечивала семью.
А потом Жека ушел. К бабе. Такой же отмороженной, как и он сам, – из той же премилой компании.
Женюре сказал, что она его не понимает. Не разделяет его взглядов. Осуждает и посмеивается.
А там его понимают. И во всем с ним согласны. И очень ему рады. Искренне. А она, Женюра, неискренне.
Та баба, к которой он ушел, оскорбляла любой, самый не эстетский взгляд. Страшна была, как сто чертей в аду. Просто огородное чучело! И это – у Жеки, поклонника всего самого прекрасного! Прежнего обладателя красивой жены, симпатичных детей, уютного дома и хорошей машины!
Но он объяснил, что внешние данные, как и атрибуты прежней, успешной и красивой жизни, его вовсе не волнуют. Главное – душевный покой и гармония с самим собой. И гармония у него, судя по всему, была.
И с собой, и с тем крокодилом – новой подругой жизни.
И покой тоже был – с детьми он не общался. То, как они растут, как учатся и на что кормятся, его не заботило. Жил он со своей дылдой на хлипкой дачке, топил печурку, ходил в лес.
Правда, подруга его жизни все-таки работала. Жить-то на что-то надо! Наверное, у нее мозги отказали не на сто процентов, как у ее возлюбленного. А только на девяносто.
Женюра проплакала три года. Потом взяла себя в руки – надо поднимать детей. Надо просто жить. Не загонять себя в могилу. И все увидели, что слабая и безвольная, покорная Женюра оказалась сильной и умной женщиной. У нее успешный бизнес. Правда, пашет она – будь здоров. А сил не так уж много – годы все-таки.
Но все это – прелюдия. Главная героиня этой истории не Женюра, а Майя Григорьевна.
Которая не отказалась от бывшей невестки. Помогала ей поднимать детей. Когда была нужда, помогала и своей бедняцкой отложенной копейкой. Жалела Женюру и поддерживала – во всем.
Сына осуждала. И, конечно, жалела. Говорила: «Пропал человек». Его новую пассию не приняла и общаться с ней отказалась. Сказала, что у нее одна невестка и одна мать ее внуков. Жили они по-прежнему вместе. В смысле, на одном участке.
Уговаривала Женюру устроить свою жизнь. Женюра отстрадала свое и устроила. Замуж, правда, не собиралась, сказала, что семейной жизни наелась досыта. А друг сердечный появился. Майя Григорьевна приняла его с открытым сердцем. Уговаривала Женюру родить девочку. Говорила, что поможет ее поднять.
Женюрин «друг сердечный» удивился и смутился:
– Как так? Бывшая свекровь!
А Женюра объяснила:
– Какая разница, как она называется? И потом, она – не бывшая. Муж бывший. А свекровь – настоящая. На все времена. Просто родня. Нет, родня – это другое. А здесь родной человек. Родной и близкий. Ближе нет.
И, смеясь, добавляла:
– Не повезло с мужем и Родиной, повезло со свекровью!
Согласитесь – редкое везенье! Не у всех бывает!
Но не будем завидовать, Женюра это заслу жила.
Мы вернулись домой. Илюшка – просто богатырь, загорелый и крепенький, как свежий и румяный персик. Болтает без умолку. Вижу, как муж по нему соскучился.
А Данька… Из комнаты не вышел. Я зашла сама. Лежит, отвернувшись к стенке. Я села на край кровати. Взяла его за руку. Он захлюпал носом.
Я гладила его по голове и приговаривала:
– Ничего, сынок, все обойдется. Человек на многое способен. Да и потом, что страшного произошло? Все, слава богу, живы и здоровы.
Он повернулся. Глаза, полные слез. Сердце оборвалось. Бедный мой ребенок! Нелепый и бестолковый! Самый родной и любимый на свете! Я все ему простила в ту же секунду.
Какие обиды? Он страдает. Остальное не имеет никакого значения!
Обстановочка в доме – врагу не пожелаешь. Муж бурчит, что ему надоели Данькины капризы. Что пора, наконец, становиться мужиком. Что во всем виновата, разумеется, я и только я. Всю жизнь баловала, жалела и во всем потакала.
Он врывается в комнату к сыну и требует объяснений. Кричит, чтобы тот встал с постели и устроился на работу. Занялся ребенком. Прибрал в комнате.
Данька сначала молчит, а потом начинает хамить. Кричит, чтобы отец закрыл дверь с другой стороны. Говорит, что сам во всем разберется. Чтобы все оставили его в покое.
Мужа, естественно, это только распаляет, и скандал набирает силу. Илюшка рыдает и прячется за диван.
Я пытаюсь объяснить мужу, что так действовать нельзя. Что Илюша превращается в неврастеника, что у меня совсем сдают нервы, что Данька тоже не в лучшей форме.
Он не слушает. Говорит, что это я создаю в доме невозможную обстановку. Я!!!
Ох, мужики! Самые умные из вас… Какие же вы толстокожие, право слово! Не могут они прочувствовать ситуацию, не могут усмирить собственную гордыню. Не могут принять то, что без всяких объяснений нужно просто принять. Как факт. И смириться. Два мужчины в доме – наверняка конфликт.