Жизнь после смерти - Мэри Роуч 10 стр.

Чтобы не увести в сторону основное направление объяс нений, мы согласились с тем, что потери энергии в расчете на одну единицу исчезающей информации именитые физики определяют указанной ничтожно малой величиной, после чего доктор Нахум продолжил. «Применив формулу соотношения массы и энергии, как это делал Эйнштейн, можно прийти к тому, что если наше предположение верно, то мы должны получить килограмм в минус тридцать восьмой степени». То есть вес одного бита информации, – а информация есть то, что составляет наше сознание, – это одна миллиардная одной миллиардной миллиардной одной миллиардной одной миллиардной доли килограмма. «Очень малая величина», – проговорил Нахум, и это было тем, что я поняла.

Однако сколько битов информации содержит наше сознание? Или хотя бы одна наша мысль? Я подумала про себя: «А что, если этот человек продувает мои микротубулы?» Сколько информации в битах при этом расходуется? Неизвестно. «Одна мысль несет в себе миллиард бит? – спросил Нахум. – Или десять миллиардов? Мы не знаем. Если взглянуть на человеческое сознание, сколько в нем воплощено информации? Сколько в битах? Мы не знаем». Однако это не столь уж существенно. Что для нас действительно важно, так это возможность измерить изменения в системе, следуя нашей основной задаче – определить, существует ли душа. Потеря энергии, возникающая, когда душа улетает в «оконце», может быть зафиксирована – по крайней мере, теоретически – как потеря веса.

Фирма Фербэнкса не создаст весов для Герри Нахума и тех задач, которые он обрисовал в разговоре со мной. Может быть, такие весы сделает кто-нибудь еще? Не исключено. Со времен Макдугалла этот прибор прошел в своем развитии немалый путь. Существуют весы, способные легко и точно отмерять микрограммы – миллионные доли грамма. Поймать одну миллиардную грамма – нанограмм – также возможно, хотя и дорого. «А как насчет пикограмма? – рассуждает Нахум. – Это триллионная доля грамма – 10 в минус пятнадцатой степени килограмма. Можем ли мы измерить такую величину? Да, можем. Помните, я упоминал число 10 в минус тридцать восьмой степени?» Да, я помнила: мы говорили, сколько должен весить один бит информации. «Должен заметить, что могу измерить 15 порядков от этой величины. Остается вопрос: могу ли я уловить еще 20 порядков?» Пожалуй, у доктора Нахума не было такой необходимости. Принимая во внимание то обстоятельство, что сознание человека включает огромное множество битов информации, он мог легко обходиться без весов с ценой деления в 1 пикограмм.

Герри отметил, что направленные потоки электромагнитных полей вокруг закрытого ящика – это более существенная проблема, чем весы. Ни один из детекторов не ограничен восприятием одного четко ограниченного спектра излучений. Поэтому наложения потоков и данных неизбежны – и доктору пришлось бы импровизировать по ходу эксперимента. Несмотря на подобное затруднение, ученый полагает, что такое измерение провести можно.

Но что будет, если душа – остаточная энергия/информация, которую не зарегистрируют детекторы электромагнитного излучения, – никуда не устремится, а просто, знаете, как бы испарится, точно по мановению волшебной палочки? Ну, перестанет существовать – и все? Когда я думаю о смерти, этот вопрос всегда нагоняет на меня тоску. Хотя и давно мне наскучил. Быть такого не может, заявил мне Нахум. Вспомните первое начало термодинамики: энергия не может возникнуть из ниоткуда и не может исчезнуть в никуда. Она обязательно должна куда-то переходить. Герри поведал, что убедился в правильности этого принципа в приложении к жизни сознания, когда ему было пять лет. Примерно в том возрасте, когда вы или я распутывали загадки, связанные со шнурками на обуви, Нахум «размышлял о том, какая это отсталая штука – то, что нет никакого выхода». Он немного повернулся на вертящемся стуле, чтобы прямо взглянуть на меня. «Затем возник вопрос – а куда оно идет? Заметьте, сомнение было не в том, присутствует оно здесь или нет, – оно здесь».

Герри помолчал минуту, давая мне возможность усвоить мысли из области квантовой теории, которые он в довольно концентрированном виде пытался передать. В углу потолка световая трубка замигала и погасла. В полном соответствии с первым началом термодинамики мы знали: где-то в уголке нашей Вселенной только что зажегся не слишком привлекательный, но очень экономичный огонек.

Хотя Герри Нахума уже давно интересует жизнь души, он не религиозен. Тем не менее у него были весьма любопытные контакты с католической церковью. «Я пришел к ним много лет назад, будучи очень наивно настроенным. Искал финансирование. И обрисовал все примерно так, как только что для вас». Я представила себе епископов, сидящих на своих креслах с высокими спинками, и Нахума, тут и там перемежающего свою речь – с ее неровным ритмом и нарочитой прозаичностью – обращением «Вше превосходительство».

Монсеньоры не поняли всех особенностей предложения ученого, но уловили достаточно, чтобы ощутить, насколько оно их нервирует. «У них есть система верований, и они знают готовый ответ. Им не нужны доказательства, которые можно приводить или не приводить. А если бы результаты не соответствовали тому, что уже установлено, случилась бы катастрофа. Эти люди не хотели брать на себя подобный риск». После первой аудиенции Нахума пригласили вновь. И на этот раз обстановка оказалась куда более официальной. Были призваны сторонние эксперты – теологи с познаниями в областях космологии и физики. И они не только не предложили открыть финансирование проекта Герри, но сделали все, что было в их силах, дабы отговорить доктора от его затеи. Они толковали о «божественной воле» применительно к разделению миров и пытались представить дело так, будто эксперимент, предлагаемый Нахумом, угрожает пробить брешь в подобном разделении. Последствия, предупреждали они, могут быть неизмеримо чудовищными. «Они, – рассказывал доктор, – предвидели возможность того, что некая темная «схизма» пробьет дорогу доселе неизведанной «силе», которая ворвется в наш надежно защищенный мир». И вновь возникла метафора окна. Герри обвинили в попытке «открыть окно, которое, возможно, затем не удастся закрыть».

Однако, как предполагается, подобное окно открывается само по себе всегда, когда кто-то умирает. Почему же нужно думать, будто именно доктор Нахум проявляет излишнее любопытство, стремясь открыть его? Почему его эксперимент должен помешать окну закрыться? И почему души не могут, как все мы, входить и выходить через двери?

Во время последней встречи епископы постарались, так сказать, открыть окно, стирая со стекла одно из пятен позора. «Они предложили мне серьезно подумать о том, чтобы вернуться в лоно католической церкви – мол, тогда я бы смог воспринять происходящее во всей его целостности. В конце концов я прикинулся невинным ягненком и сделал вид, что утратил интерес к своему замыслу».

В то время Нахум рыл землю, как тролль, пытаясь найти финансовую поддержку в институтах и университетах, обращаясь к тем, кто изучает физику. Например, в лабораторию по системному изучению энергии человека Аризонского университета. В надежде обрести партнеров он сопрягал квантовую теорию с наукой о сознании человека везде, где только мог. Дело подвигалось медленно. «Большинство людей, – сказал доктор, – не слушали меня так терпеливо и долго, как вы». Да, согласилась я. Но, возможно, они слушали лучше меня. И да, и нет – заметил, в свою очередь, Герри. «То, чем я занимаюсь, находится в пограничной области нескольких дисциплин, поэтому трудно найти конкретную поддержку. Инженеры и специалисты по информатике ничего не знают о биологии. Врачи, биологи и нейроученые – отнюдь не доки в теории информации. И никто из них ничего не ведает о космологии… или о физике миров, развернутых в нескольких измерениях. Многие из тех, с кем я говорил, – толковые люди. Но у них нет той широкой основы знаний, которая нужна, дабы вместить все, что нужно, в одну предметную область интереса». Нахум чем-то напоминает зверей из детских книжек – странных существ, состоящих из частей различных животных: страницы в таких книжках разбиты и разрезаны на три части. Поэтому, перелистывая их по частям, можно получить страуса с ногами кенгуру или полужирафа-полугиппопотама. Герри как бы составлен понемногу из всего. Поэтому ему так трудно найти партнера, с которым можно было бы иметь дело.

Родственную душу ему, правда, удалось найти в Патрике Луи (Patric Lui), который изучает термодинамику и руководит в Стэнфордском университете программой сотрудничества по исследованиям и развитию в Центре изучения линейного ускорения. С Луи я встретилась по возращении из Дюкского университета, и мы говорили о его попытках привлечь других физиков своего университета, включая их бывшего руководителя, чтобы «начать думать вместе с Герри». Луи и его коллеги полагают: концептуально подход Нахума верен, и сам проект, несомненно, имеет смысл в интеллектуальном отношении. Однако проведение эксперимента может оказаться исключительно сложным или даже просто невозможным, поскольку особую трудность представляет проблема измерения столь малых величин энергии. «Но в данной связи мы не должны приходить к выводу, – быстро добавляет Луи, – что никому не следует браться за эту работу. Это, образно говоря, подача с крученым мячом, но сам мяч – не выдумка».

Идеи Нахума трудно «продать» не только ученым. Как говорит он сам: «Люди либо думают, что уже знают ответ и, соответственно, никакие проверки со стороны просто не нужны, либо полагают, что получить ясный ответ на поставленный вопрос невозможно. Им не хватает знаний и опыта, чтобы понять: они могут получить результат».

Кроме того, существуют и бюджетные ограничения. По предварительной оценке Нахума, ему требуется не менее 100 тысяч долларов. «Мне говорят примерно так: ладно, допустим, мы возьмемся за это, но к чему мы в итоге приедем? Но это же всего лишь идея – настолько самодостаточная и высокоприоритетная сама по себе, что никто не решается сказать: хорошо, теперь решим, сколько нужно денег».

Как насчет физического факультета здесь, в Дюкском университете? «Я встречаю пустые взгляды».

Я почувствовала, что начинаю грустить, глядя на этого человека с его великим и непонятым – или недостаточно понятым – видением проблемы.

«А ваша жена понимает, чего вы хотите добиться?»

«Бывшая жена. Ни капельки не понимает».

Нахум отвлекся, чтобы ответить на телефонный звонок бизнесмена по имени Аль. «Вы не правы, Аль! – закричал он в трубку так, словно такой тон был для него самым обычным делом. – Нет, нет, Аль… Аль! Это все ерунда, вы несете полную околесицу!»

Я мысленно отбросила свои нежно-пасторальные представления об одиноком философе.

Герри Нахум – высокий, представительный, именитый гинеколог со здоровой самооценкой. Наступит день, когда он добьется той поддержки, которой требует выполнение его плана, и, вероятно, завоюет уважение физиков Дюкского университета. Вероятно также, что у него появится жена, знакомая с квантовой теорией. Надеюсь, все так и будет.

Было уже два пополудни, когда голос желудка доктора Нахума вклинился в работу мозга, требуя внимания к себе, – и мы сделали перерыв на ланч. Формулы были на время отставлены, и по крайней мере несколько пикограммов из всего информационного контента, которым обладает Герри, устремились по направлению к равиоли. Я почувствовала, что теперь могу задать несколько глупых вопросов, которые приберегала все утро.

Как вы думаете, спросила я, что это значит – быть свободно плавающей в пространстве душой, выхлопом энергии, устремленным один-бог-знает-куда? Нахум прибег к аналогии с компьютером. Коренную часть вашего сознания, стал рассуждать он, можно уподобить операционной системе. На ее основе действуют дополнительные программы: текстовый редактор, электронные таблицы и так далее. Применительно же к человеку это восприятие, речь, мышление, память. Когда вы умираете и мозг прекращает свою работу, все эти «офисные приложения» перестают действовать. Вы остаетесь только с «операционной системой» – первоначальным и примитивным «облаком» сознания, плавающим в пространстве. По Нахуму, экзистенция – «это наше сознание, но за вычетом всех поверхностных наслоений», «ловушек» для дополнительной информации.

Мысль о том, что можно отбросить «наслоения» и «ловушки информации», зацепила меня. Если вы утеряли способность пользоваться словами, видеть и слышать – кто вы теперь? Нечто не по своей воле впавшее в кому? Что-то вроде лишайника? Нахум пожал плечами. Это же просто аналогия, всего лишь предположение. Несколькими днями позже я задала этот же вопрос Патрику Луи. Он выразил некоторые сомнения относительно того, что в сознании человека имеется некий контент, который способен, сохраняя свою структуру, покидать телесную оболочку. «Тепло, выделяемое при гниении, нельзя считать структурированной информацией», – заявил он. Вероятно, подумалось мне, он считает, что «картинка энергий», равнозначная личности человека, может продолжить свое существование и после его физической смерти – но уже не в виде личности. Не в форме того, чем он может быть или что может использовать.

Я обратилась к Нахуму с просьбой прокомментировать слова Луи. «И помните, пожалуйста, – писала я ему, – что, отвечая мне, вы должны представить себе, будто ведете беседу с семилетней девочкой». Нахум не согласился с коллегой. Его ответ содержал не менее тысячи слов и мог быть понятен любому семилетнему ребенку, знакомому с воззрениями Канта, идеями Локка, принципом отрицательной энтропии как меры определенности, а также с устройством и принципами работы шифровальной машины «Энигма». Вот часть того, что я поняла: «Эта энергия совершенно свободна в том смысле, что физически может принимать любую форму… и это не тот случай, когда вступают в силу некие предпочтения».

«Предпочтения», как я предполагаю, могут означать, что душе человека веселее побыть в форме привидения, способного о чем-то думать и что-то помнить, нежели в виде… ну, допустим, черной дыры или сгустка статического электричества. И я решила для себя: пусть все так и будет.

Герри заказал себе на десерт банановый пудинг «Наполеон», и в этом я усмотрела еще одно расхождение между нами. Мы вновь вернулись к разговору о закрытом ящике и системе. Я припомнила, что забыла спросить, какой организм планируется поместить внутрь. Нам принесли десерт: толстый слой крема покрывал вертикально ориентированное сооружение из вафель.

«Итак, что же внутри?» – меня не покидали мысли о бедной лабораторной мышке.

«Банановая начинка, большей частью».

На пути домой я заглянула на 25-ю страницу документа, который сам Нахум озаглавил так: «Предложение о проведении тестирования энергии сознания и определении его физической природы». Мне представился банановый пудинг, помещенный внутрь закрытого ящика.

Чисто теоретически Герри мог бы избрать жертвой кого угодно – начиная с бактерий. Но он склонялся к использованию пиявок. «Я работал с ними долгое время. Они тонкие и прилипают к тебе. Ужасные создания. Ненавижу их!» Парочка за соседним столиком повернулась в нашу сторону, чтобы взглянуть на человека, который ненавидит пиявок.

И последний вопрос: каким, по его мнению, должен быть результат? Действительно ли существует «облако сознания», наполненное энергией? «Я почти уверен, что существует, – ответил доктор Нахум. – Но никогда не утверждал, будто знаю это». Он положил ложку на стол. «Пока не докажу».

Глава 4 Дело о венских сосисках

Шел 1911 год. Дункан Макдугалл, совершенно уверенный в том, что ему удалось доказать существование души (с помощью взвешивания), теперь вознамерился увидеть ее. В газетной статье, опубликованной в том же году, он заявил, что хочет выяснить, какого она цвета[27] и насколько велика по сравнению с телом. Он также желал знать, какой путь избирает покидающая тело душа. Эманирует ли она прямо из сердца или стремится вовне через макушку? А может быть, она слетает с губ, как судорожный зевок или как шарик, похожий на те, в какие заключают слова персонажей в комиксах? Игнорируя растущее недовольство сотрудников госпиталей и приютов, Макдугалл занялся подбором новой партии уходящих из жизни туберкулезных больных.

На этот раз умирающему предстояло занять свое место на обычной койке – но в темной комнате. В «наивысший момент», как говорил об этом сам исследователь, он намеревался направить вдоль лежащего тела сильный луч света. Первоначально он применял белый, но затем начал экспериментировать с различными цветами спектра, используя для разложения света на спектральные составляющие длинную стеклянную призму. Он располагал последнюю (и, соответственно, спектр направленного света) сначала горизонтально, а потом вертикально. И ничего не обнаружил.

Макдугалл исходил из того, что коэффициент преломления света у души равен нулю. Если все субстанции, за исключением «эфира пространства», дают некоторое преломление света, то душа – при отсутствии рефракции – должна состоять из эфирной субстанции. Несколько слов об «эфире». Во времена до Эйнштейна он был признанной концепцией физики. Считалось, что эфир пространства служит посредником при передаче разных волн (свет, звук, радиоволны и так далее). Он, как полагали, невидим и не поддается выявлению физическими методами, однако наполняет собой все формы материи – от человека до кушетки, на которой тот возлежит.

Утверждалось также, что эфир пространства лишен веса, – это служило для Макдугалла камнем преткновения в его поисках «души, состоящей из эфира». Не желая опровергать свои прежние представления, в 1914 году он публично обнародовал новую «поразительную теорию», как она была обозначена в одном из газетных заголовков. На этот раз исследователь утверждал, будто душа и эфир пространства подчиняются законам гравитации. А если нет, рассуждал он, то получается, что «с того момента, когда люди стали умирать на Земле, путь нашей планеты в ее обращении вокруг Солнца… не может не быть замусорен этими… существующими вне гравитации спиритуальными элементами». Проще говоря, если гравитация не притягивает к Земле души умерших, они обречены дрейфовать в космическом пространстве, высланные в потусторонний мир и скитающиеся в безбрежности в компании брошенных спутников NASA и прочих обломков. «Можем ли мы, – вопрошал Макдугалл, – не принимая во внимание подобные условия, построить теорию будущей жизни, в которой царил бы порядок?»