— Мы сейчас ремонт не планируем, денег нет. Но если вдруг появятся…
Мы стали пить чай, а я прикидывать, как половчее узнать о Синем. Помог мне Тошка; уплетая пирог, он заявил с набитым ртом:
— Дарья Сергеевна, а у нас «Опель», новый. Папка его месяц назад купил.
— Это не он во дворе стоит, красивый такой?
— Он, — раздвинул рот до ушей Тошка. — Правда, здоровский?
— Мимо не пройдешь.
— Помешался на машинах, — шутливо нахмурилась Ольга. — Только иномарки на уме… А с «Опелем» этим одни нервы. Виктор Кузьмич человек творческий, у него знаешь как: задумается и сам себя не помнит. Сегодня все утро ключи искал, так и поехал на работу троллейбусом, а я весь день у окна торчу, чтоб его, окаянного, не угнали.
— А что, пытались? — проявила я интерес. Ольга рукой махнула, а Тошка сделал круглые глаза и прошептал:
— Чуть не свистнули.
— Как же это? — вытаращив глаза еще больше, чем он, задала я вопрос.
— Чего ты его слушаешь? Виктор Кузьмич на работу приехал, оставил «Опель» возле мастерской, там стоянка, конечно, не охраняется. Мастерская на Левитана, рядом с бывшим горкомом комсомола…
— Там, где ломбард?
— Точно. Ломбард в восемнадцатом доме, а в мастерскую надо под арку идти, дом 16а. Ну а стоянка прямо возле ломбарда. Обедать Виктор Кузьмич домой приезжает, вышел, а машины-то и нет. Он туда-сюда, вызвал милицию. Расстроился ужасно, а вечером звонит сторож из мастерской и говорит: «Виктор Кузьмич, машина-то ваша нашлась, в переулке стоит, как раз под самыми окнами». Мы туда, и точно: стоит. Совершенно она ему не нужна, — вдруг заявила Ольга и пояснила, видя мое недоумение:
— Машина эта. Ездил бы на такси, деньги те же, а мороки меньше.
— Я не поняла, угнали «Опель» или нет? Ольга только рукой махнула:
— Поди сам в переулке оставил да забыл.
— А милиция как же? Они ведь приезжали, неужели машину в переулке не увидели, ведь это всего метров двести?
— Им бы только бумажку составить, больно надо по сторонам смотреть.
— И когда это случилось?
— Вчера, — ответила Ольга, а сердце мое стремительно скакнуло вниз.
— А во сколько Виктор Кузьмич на обед приезжает?
— Часа в два.
Теперь кое-что прояснилось. Вряд ли Виктор Кузьмич как-то причастен к убийству Зюзи, но на всякий случай стоит проверить.
— У тебя нет знакомого, который носит синий кожаный пиджак? — спросила я.
— Нет, — удивилась Ольга. — А что?
— Приходил в школу один тип, представиться не пожелал, искал Ольгу, которая будто бы раньше в нашей школе работала. Вот я и решила, может, ты?
— А как он выглядел?
— Не очень я его рассматривала, взгляд неприятный, исподлобья, пиджак запомнила.
— Может, папаша наш бывший? — нахмурилась Ольга. — Но на кожаный пиджак, хоть синий, хоть красный, ему денег не набрать, только-только на бутылку хватает.
— Что ж, — поднялась я из-за стола, — за пирог спасибо, пойду я.
— Посиди, — искренне огорчилась Ольга. — Поболтаем, не виделись сто лет.
— На работу надо. Я здесь по делам… — пробормотала я, надеясь, что Ольга не спросит по каким. Она и не спросила, проводила меня до двери, и я, помахав им с Тошкой на прощание рукой, торопливо покинула подъезд. Выйдя на проспект, остановила первую же машину и отправилась на улицу Левитана. Мастерскую нашла сразу. Миновав арку, я оказалась в чистеньком дворике. Дом 16а был одноэтажным с высоким резным крыльцом, по нему как раз спускался мужчина лет пятидесяти, маленький, толстенький и лысый.
— Виктор Кузьмич, — позвали его из открытого по случаю жары окна. — Вам звонят. Трубку возьмете?
Виктор Кузьмич вернулся в свой офис, а я двором прошла к ломбарду.
Ну и что теперь? Нашла я «Опель», но ни на шаг не продвинулась. А может, вовсе не его я видела возле «малосемейки»? По виду точно он… С номером путаница, и до конца не ясно: угоняли вчера машину со стоянки или хозяин в самом деле страдал беспамятством? И что я должна сказать Родионову? А ничего. Он скорее всего решит, что я нарочно все запутываю, стараясь ввести следствие в заблуждение, и окончательно уверится в том, что я убийца. С этими невеселыми мыслями я вернулась домой. Ни Сеньки, ни Кузи во дворе не было, и это здорово меня разозлило. Где их носит, в самом деле? Прождав понапрасну часа два, я вышла во двор и у подъезда столкнулась с Андрюхой Коломейцевым.
— Ты Сеньку не видел? — спросила я.
— Когда?
— Сегодня.
— Видел, днем. Они всей ватагой купаться пошли.
— Вот черт…
— А чего такого? Жарко. И он уже не маленький.
— Как же не маленький? Я за него отвечаю и вообще… Ладно, пошли чай пить, или тебе нельзя? — насторожилась я.
— Чай пить? — испугался Андрюха. — Почему это? Чай не водка, можно и при исполнении.
— Но ты же участковый, а меня в убийстве подозревают.
— Кто? — не поверил он.
— Родионов.
— Ничего он не подозревает, глупость какая. С какой стати ему подозревать? Да в нашем районе все равно никто не поверит…
В этот момент возле подъезда остановилась машина, и из нее вышел Родионов. Машина была такой древней, что казалось, вот-вот развалится, зато Родионов выглядел молодцом. Светлые брюки, зеленая футболка, а сам явно только что из парикмахерской, да и улыбался так зазывно, что я до смерти испугалась: не иначе как приехал арестовывать.
— Добрый вечер, Дарья Сергеевна, — пропел он, протягивая мне руку. Я ее пожала, понемногу возвращаясь к жизни — убийцам руки не подают.
— Добрый вечер, — пискнула я и покосилась на Андрюху: мол, смотри, что делается.
— Можно с вами поговорить? — продолжая улыбаться, спросил Александр Сергеевич.
— Мы с Андрюхой чай пить собирались, то есть с Андреем Петровичем, — поправилась я, чувствуя, как наливаюсь краской.
— А меня не угостите?
— Что ж, пойдемте, — пожала я плечами, а Коломейцев, с момента обмена рукопожатием с Родионовым стоявший по стойке «смирно», зачем-то снял фуражку, повертел ее в руках и сказал:
— Что ж, Дарья Сергеевна, вы с товарищем побеседуйте, а я уж в другой раз. Всего вам доброго. — И зашагал через двор. Я смотрела ему вслед, пока Родионов не начал кашлять.
— Идемте, — кивнула я.
Мы пришли на кухню, и тут открылись два неприятных факта: во-первых, пить чай было не с чем, за время моего отсутствия трио купальщиков уничтожило все конфеты, во-вторых, и в главных, не было самого чая. Я совершенно не знала, что делать, а Александр Сергеевич спешно обулся и, к моему великому удивлению, исчез. Удивление только возросло, когда Родионов вернулся: в руках у него была коробка с тортом и пакет, из которого он извлек пачку чая, зефир и конфеты в довольно внушительного вида кульке. Да, большие хитрецы работают в нашем уголовном розыске.
— Это все мне? — на всякий случай поинтересовалась я, чтобы не съесть лишнего и не поставить человека в неловкое положение.
— Конечно, — изумился он, и мы сели пить чай.
То, что Родионов большой хитрец, сделалось мне доподлинно ясно, потому что об убийстве он не заговаривал, болтал о всякой чепухе, и ладно бы меня выспрашивал, это было бы как раз понятно — материал собирает, но болтал он в основном о себе: где родился, где учился, упомянул маму в Туле и дважды сообщил, что не женат. Оставив три маленьких кусочка купальщикам, мы подъели торт, я убрала со стола и пристально посмотрела в глаза Родионову. Дураку ясно, сейчас он сообщит что-то важное и, судя по прелюдии, мало мне не покажется. Может, еще один труп нашли в том же шифоньере? В общем, тюрьмы мне не миновать, дело ясное, не стал бы он на торт тратиться. Я пригорюнилась, увлекшись этими мыслями, а Родионов спросил:
— Вы по вечерам чем обычно занимаетесь?
Вопрос насторожил, я стала лихорадочно соображать, что ответить, а пытаясь выиграть время, уточнила:
— Зимой или летом?
— Летом, — пожал он плечами, посмотрев в окно.
— Когда как, — не придумав ничего умнее, ответила я. — По вечерам я бегаю трусцой, но это часов в десять, а вообще-то читаю, иногда к друзьям хожу, иногда они ко мне. А что?
— Я тоже хочу трусцой бегать. Третий месяц собираюсь, все никак. Может, вместе побегаем?
— Может, — хмуро кивнула я, пытаясь понять, куда он клонит.
— Так, может, сегодня?
— Хорошо, — согласилась я и уставилась на него так пристально, точно всерьез вознамерилась прочитать его мысли.
— Вот и отлично. Спасибо за чай. — Он поднялся, с намерением уйти, а я с перепугу схватила его за руку.
— Вы куда?
— Домой, — испугался он.
— А поговорить?
— В смысле еще?
— Нет, в смысле по делу. Вы ж не просто так пришли, торт купили, чего-то вам от меня надо?
— А… конечно. Но чего мне от вас надо, я лучше потом скажу, побегаем немного трусцой, вот тогда и…
— Прекратите, — отрезала я. — И не считайте меня дурочкой. Что вы хотели узнать? Мне нечего скрывать от следствия, так что задавайте свои вопросы, я отвечу.
— Ах вот вы о чем. — Родионов плюхнулся на стул, посмотрел на меня и улыбнулся, да так, что стал похож на Буратино. Ясно, что придуривается. — Вы, Дарья Сергеевна, сегодня к Терентьеву ходили? — ласково начал он, а я схватилась за сердце.
— Так вы про «Опель» знаете?
— Конечно. Терентьевых я тоже навестил. «Опелем» скорее всего воспользовались, а затем вернули. Поставить его в буквальном смысле на место было рискованно, вот и бросили в переулке.
— И что?
— Осталось выяснить, кто же этот самый «Опель» взял.
— Но ведь есть примета: синий кожаный пиджак. Не думаю, что очень много людей в городе носят такие.
— И я не думаю. Видимо, по этой причине убийца и надел его.
— Убийца? — пролепетала я. — Значит, вы верите, что это не я его убила, а тот самый парень… То есть что он был и я не выдумываю?
— А почему я должен сомневаться? Кстати, есть свидетель, проживающий в той же «малосемейке», который видел, как мужчина в синем пиджаке в начале третьего сел в «Опель» и уехал. Свидетель тоже запомнил синий кожаный пиджак. Психология.
— Что? — не поняла я.
— Характерная деталь: вы видите женщину в огромной шляпе и запоминаете шляпу, мужчину в синем кожаном пиджаке — и запоминаете пиджак. Вот если бы пиджак был черным, вы, весьма вероятно, обратили бы внимание на его лицо и смогли бы дать описание его лица.
— Так вы думаете, он нарочно? — ахнула я.
— Думаю, хотя возможно, что парень любит синий цвет.
— А что с Терентьевым?
— Поспрашивали, он уверен, что машину угнали, хотя жена считает, что у него проблемы с памятью. Никаких подозрений, кто это мог сделать, у него нет. Из машины ничего не пропало, и это косвенно подтверждает мою версию.
— А какая у вас версия? — расхрабрилась я.
— Некто заранее спланировал убийство, угнал машину, затем вернул ее. Одно я представляю с трудом: за что могли убить Зюзю? Наркоман, жил от дозы до дозы, интересовался НЛО, читал всякую чушь вроде «пришельцы похитили троих летчиков» и писал стихи без знаков препинания. В общем, человек, которому не помешало бы подлечиться, но с точки зрения окружающих вполне безобидный.
— Но ведь он наркоман?
— Конечно, однако как родители, так и немногочисленные знакомые в один голос твердят, что неприятностей от него не было. Его сестра приходила каждый вторник, готовила, стирала и пыталась навести порядок в квартире. Он нигде не работал, и фактически его содержали родственники. Он врал, что посещает какие-то курсы, занимается компьютером, а деньги, что ему давали, тратил на наркоту. Судя по всему, давали достаточно, парню вполне хватало, так что от криминала он был далек. Но его за что-то убили, причем не обкуренный приятель, который, шваркнув его по башке табуреткой, свалился рядом и спал до появления милиции, а затем, обливаясь слезами, твердил, что ничего не помнит, а профессионал, который тщательно спланировал убийство.
— И они были знакомы. Ведь Зюзя сказал: «Это ты?»
— Точно. Значит, Зюзя случайно узнал что-то такое, о чем знать не должен был.
— И что же он узнал?
— А вот этого я вам сказать не могу, потому что сам не знаю.
Я кивнула и уставилась на свои руки, а Родионов на меня. Соображала я с трудом, но результатом осталась довольна.
— Все дело в фотографии Сенькиной любимой девушки, — твердо сказала я, потратив на раздумья что-то около десяти минут. — Упырь сказал, что Зюзя обратил внимание на какую-то машину и записал ее номер. Для того Упырь и фотографию отдал. И вы сами видели: у мертвого Зюзи в руке был зажат клочок фотографии. Предположим, он показывал ее убийце, не фотографию, конечно, а этот самый номер, а убийца в этот момент задушил его.
— Думаю, вы правы, — кивнул Родионов. — Все дело в том, что было написано на фотографии.
— Номер машины.
— Машин в нашем городе много. Вот если бы мы знали этот номер, тогда выйти на убийцу не составило бы особого труда.
Я прикусила губу и с большой неохотой предложила, сообразив, что другого способа узнать номер нет:
— А что, если поговорить с Упырем? Вдруг он его запомнил?
— Я тоже об этом подумал. Да вот беда, Упыря нигде нет, а вместе с ним и троих его дружков. Я схватилась за сердце.
— Неужели вы думаете… ведь они же дети…
— Я думаю, что эти дети удрали из города, сообразив, что оставаться здесь для них небезопасно. — Не успела я с облегчением вздохнуть, как Родионов добавил:
— Тактика в корне неверная, потому что вечно пребывать в бегах хлопотно, а у них к тому же и денег нет. Боюсь, неизвестный Синий пиджак при большом желании сможет их найти быстрее нас, и тогда… — Он развел руками, а я вторично схватилась за сердце.
— Что же делать? — пролепетала я. — Ведь не можем мы… А с родителями вы говорили? — Тут я вспомнила, что собой представляли родители Упыря, и вздохнула, Родионов тоже вздохнул, а потом поднялся из-за стола.
— Что ж, Дарья Сергеевна, сегодня в двадцать два ноль-ноль жду вас возле стадиона.
— Да, конечно, — кивнула я, провожая его до входной двери. Он как-то очень хитро мне подмигнул и исчез, а меня вновь стали одолевать сомнения. Может, он мне нарочно все рассказал, чтобы заставить действовать? Например, Родионов ждет, что я кинусь разыскивать Упыря и попытаюсь его укокошить, тут-то меня и возьмут с поличным. Дурацкий план, а у Родионова совсем ума нет, если он додумался до такого. Но Упыря действительно необходимо найти. Во-первых, потому что Синий пиджак опасен и Клюквин очень рискует, а во-вторых, нельзя позволить убийце безнаказанно разгуливать на свободе, а установить его личность, не зная номера машины, я не могу… значит, нужно узнать, что там Зюзя написал на фотографии.
Тут я перевела взгляд на часы и начала нервничать: купальщикам давно надлежало вернуться, а во дворе они так и не появились. Я разозлилась, а потом перепугалась и решила пойти их поискать. Речка не так далеко, а на тот случай, если мы разойдемся, можно оставить записку. Только я покинула двор, успев запугать себя к этому моменту до легкой икоты, как увидала Кузю, он сидел возле скамейки, еще не обсохший окончательно после купания. Заметив меня, зевнул, а я, пошарив вокруг взглядом, обнаружила племянничка и Чугунка — они покупали мороженое.
— Где вас носит? — крикнула я и понеслась, как ураган, домой. Мальчишки и собака едва за мной поспевали. Мудрый Кузя ненавязчиво поотстал и укрылся в своей конуре, Чугунок хотел свернуть туда же, но я пресекла его попытку улизнуть от нагоняя, схватив за руку. Моего терпения хватило только на ужин, я молчала, сурово хмурясь, а потом заявила:
— Со двора ни шагу. Черт-те что творится, а вас где-то носит.
— Мы ж купаться ходили, жарко.
— К родителям отправлю, там еще жарче.
К чему придраться еще, я не знала и, наказав Сеньке вымыть посуду, а также пропылесосить всю квартиру, вышла на улицу. Ноги сами понесли меня в парк. Прошмыгнув мимо фонтана, я раздвинула ветви акации и уставилась на беседку. Она была совершенно пуста. Поглазев на нее несколько минут безо всякого толку, я прошлась по скверу, высматривая компанию Упыря. Прямо за парком был овраг, где устроили импровизированную помойку. До ближайших домов рукой подать, но место укромное, и мальчишки здесь частенько жгли костры. Овраг зарос иван-чаем, я посмотрела вниз и спускаться себе отсоветовала: вполне можно шею свернуть.
— Как они здесь лазают? — проворчала я и, не придумав ничего умнее, громко свистнула.
Примерно через минуту в районе моих ног показалась физиономия мальчишки лет двенадцати, который, посмотрев на меня с легким недоумением, поинтересовался:
— Чего надо?
— Ты Упыря видел?
— Сегодня? Нет.
— А где он, не знаешь?
— Откуда? — Парень вроде бы обиделся.
— А кого из его ребят видел?
— Сегодня? Никого. В беседке пусто.
— Это я и без тебя знаю. — Постояв немного, с гневом разглядывая иван-чай, где точно по волшебству исчез мальчишка, я вернулась в парк. Он точно вымер, ни одной живой души. Сатанея, я направилась в сторону ночного клуба, второго, после парка, злачного места в нашем районе. Здесь мне повезло больше. Возле гаража, метрах в ста от дверей клуба, группа подростков пила пиво, по очереди прикладываясь к трехлитровой банке. Завидев меня, молодежь присмирела, разговоры стихли, а шесть пар глаз уставились на меня. Обладатель седьмой пары попытался смыться, сиганув за гараж, но я рявкнула:
— Сахаров! — И он не замедлил возникнуть через некоторое время. Будущая звезда российского спорта увлеченно разглядывал свои кроссовки, приобретая окраску спелого помидора.
— У Вовки сегодня день рождения, — посопев немного, заявил он. — Шестнадцать лет.
— Поздравляю, — кивнула я Вовке. — Надеюсь, вместе с возрастом у вас и ума прибавится. — Воспитывать подрастающее поколение я сегодня была не расположена (я вообще это дело не жалую, а тут еще совершенно иные мысли одолевали). — Упыря кто-нибудь видел?