В каких-то анналах отыскали упоминание, что якобы двое суток в городке провел Богдан Хмельницкий, ожидая встречи с польским полководой, однако тот не прибыл. Дремал этот городок четыре столетия, покуда в конце шестидесятых не воздвигли в нем по итальянскому проекту завод резиновых изделий, а в середине семидесятых - мехстеклозавод.
Ничего этого Скорик, родившийся и выросший в других местах - в Донецкой области - не знал, и сейчас, сидя в кабинете местного следователя в ожидании приглашенного зама главного технолога завода, разглядывая гравюру с изображением Богдановска в древности, слушал рассказ о нем своего коллеги...
- Ну что же он так долго? - Скорик взглянул на часы.
- Сейчас еще раз позвоню, - следователь взялся за трубку.
Но в этот момент раскрылась дверь.
- Извините, товарищи, еле вырвался, - невысокий, плотный, с круглым щекастым лицом человек вытирал лоб сложенным вчетверо платком, шумно выдвигал стул и, наконец, уселся. Следователь представил ему Скорика:
- Это товарищ Скорик из прокуратуры области. К вам несколько вопросов.
- Да я мало что знаю, - начал было технолог, но Скорик перебил его:
- Как вы считаете, Кубракова приезжала в Богдановск именно к вам на завод?
- К нам, конечно, к нам!
- А почему вы так уверены?
- У нас с нею, как говорится, давняя и постоянная любовь. Мы выполняем ее заказы. Правда, все штучные. На этот раз даже позвонила накануне, в понедельник, что назавтра прибудет. Честно говоря, не очень обрадовала.
- Почему?
- Характер у нее... пусть простит покойница... неуживчивый. Каждая встреча обязательно со скандалом. И в нынешний раз тоже.
- В связи с чем? - спросил Скорик.
- Мы ей уплотнители делали. Нестандартные. Не понравились, вроде жесткие получились, не эластичные.
- Накануне, в понедельник, Кубракова лично вам звонила?
- Нет, директору. А потом уж, когда прибыла, мы и занимались делом.
- Одна она была?
- Да вроде одна. Случалось, кого-нибудь из подчиненных присылала. А когда что-нибудь важное или срочное, сама наведывалась.
- Сколько же вы с нею общались?
- Во вторник после обеда, так, часов с двух до четырех.
- А на следующий день, в среду?
- Нет. Во вторник мы с нею все решили.
- Значит вы считаете, что утонувшая женщина безусловно Кубракова?
- Что значит "считаю"? - он развел руками, как бы опешив от нелепости вопроса. - Я достаточно хорошо ее знал! Да и кофта на ней вязанная та же, что и во вторник была!
Они умолкли. Скорик думал, о чем бы надо еще спросить. Хозяин кабинета деликатно молчал, он уже догадывался, что дело у него заберут в область и в душе был рад этому...
Войцеховский ждал: приближалось время встречи с директором завода Омеляном, а Скорика все не было. К Омеляну они должны были идти вдвоем. Подождав еще минут пятнадцать, мысленно ругнув Скорика, Войцеховский вышел из гостиницы...
Возле черной "Волги", стоявшей у райотдела милиции, прощались двое: заместитель начальника управления угрозыска области подполковник Проценко и начальник отделения Богдановского угрозыска майор Мотрич. Проценко взялся было за ручку дверцы, но, заметив приближающего Войцеховского, остановился:
- Уезжаешь? - подошел Войцеховский.
- Надо. В три часа коллегия. Начальство вызвало.
- Есть что-нибудь новое? - Войцеховский адресовал вопрос обоим.
- Пока ничего, - ответил Мотрич. - Работаем.
- Пытаемся установить тех, кто часто бывает на реке - владельцев лодок, заядлых купальщиков, рыбаков, торговцев раками на рынке... ну, кто там еще?.. - сказал Проценко таким тоном, будто сам этим только и занят.
- Одежда Кубраковой высохла? - поинтересовался Войцеховский.
- Да. Упаковали в бумажный мешок, - ответил Мотрич.
- Пусть положат в мою машину. Труп надо бы отправить в морг областной больницы. Там уж родственники заберут. Транспорт найдете?
- Постараюсь, - ответил Мотрич. - А вы к нам шли, что ли?
- Что же мне делать? Вы люди опытные, только мешать буду, - засмеялся Войцеховский. - Я на завод к Омеляну.
- Садись, Адам Генрихович, подвезу, мне по дороге, - предложил Проценко. Войцеховский сел, машина тронулась.
- Что думаешь, Адам Генрихович, самоубийство, несчастный случай или убийство? - грузный Проценко, сидевший на переднем сидении, тяжко поерзав, повернулся к Войцеховскому.
- А ты как считаешь? - спросил Войцеховский.
- Черт его знает... похоже... - он не закончил, отвернулся.
Войцеховский знал эту манеру Проценко: вроде что-то и сказать хотел, а в сущности - ничего.
- Вот и я так думаю, - внутренне усмехаясь, ответил Войцеховский.
Они миновали переезд, дальше шло загородное шоссе, справа виднелись заводские корпуса.
- Все! Я приехал, у того киоска тормозни, - попросил Войцеховский. Он вышел из машины. - Счастливо! - хлопнул дверцей.
- Жми! - приказал Проценко водителю. Машина рванулась по шоссе, удаляясь от Богдановска.
Директор завода резиновых изделий Лев Иванович Омелян ждал. Секретарша внесла на подносе чайник с кипятком, банку растворимого кофе, сахар, небольшие чашечки и на тарелке сушки.
- Я отниму у вас немного времени, Лев Иванович, - Войцеховский зачерпнул ложечку кофе. - Вы хорошо знали Кубракову?
- Что значит хорошо? Институт их - наш постоянный заказчик. Польза от них копеечная, не те объемы. Так, походя, кое-что делаем им, как говорится, по старой дружбе.
- Одним словом, снисходите.
- Пожалуй. Хлопот больше, чем выгоды. Но куда же их гнать в наше-то время? Никто не захочет с такой мелкотой возиться... Выполняем иногда заказы для лаборатории Кубраковой. Лет десять, как знаком с нею. В особых случаях наведывалась лично.
- Что за особые случаи?
- Если уж что-то больно хитрое, а подчиненным не доверяла.
- А в этот раз?
- Мы ей сделали уплотнители, - не понравились, забраковала. Вот и приехала вправлять мозги, - Омелян покачал головой. - С ней непросто, ей бы мужиком родиться, - он отхлебнул кофе, утер губы. - Дело свое знает, дерется за него со всеми, иногда без правил.
- В каком смысле?
- Не стесняется в словах, иногда забывая, что не все у нее в подчинении и не все обязаны выслушивать. Так сказать, на повышенных регистрах.
- Ну а вы?
- Терпел. Женщина все-таки. Уважал и за одержимость. Хотя в этот раз не сдержался, поругались. Она без моего разрешения пошла в цех и устроила мастеру разнос. Ну, тут я и не стерпел, высказался.
- Так и не помирились?
- Помирились. На следующий день. Что с ней поделать?
- Когда Кубракова приехала к вам?
- Во вторник, пятнадцатого.
- Неожиданно для вас?
- Нет, почему же? Накануне позвонила, договорились, попросила заказать на сутки гостиницу.
- Каким транспортом она приехала?
- Вот этого не знаю. Возможно рейсовым автобусом, а может быть и машиной. Я видел ее в машине на следующий день.
- Тогда давайте по-порядку, Лев Иванович, сначала. В котором часу во вторник она появилась у вас?
- В начале десятого утра. Просидели почти до двенадцати. В перерыв я ее видел в заводской столовой. После двух ею занимался мой зам главного технолога. А после него до конца дня она пробыла у наших химиков в лаборатории.
- А на следующий день?
- Чтоб все подытожить, накануне мы договорились встретиться у меня в 8 утра. Рабочий день у нас начинается в 8.30, но я обычно в 8 уже у себя. До 8.30 мы все решили и она ушла. Через час я уехал в райисполком. Переезд был закрыт и перед шлагбаумом с обеих сторон было полно машин. Когда открыли, все медленно поползли. И во встречном потоке в конце этого хвоста я увидел Кубракову. На выезде из города. Я еще подумал: "Ну, слава Богу, отбыла". Глянул на часы, было 10 утра.
- Вы не помните, какая машина?
- Помню, что красные "Жигули".
- А модель или номер?
- Где там! После стояния у шлагбаума все ринулись, сигналят, спешат. Да и к чему мне это было?
- Она сидела рядом с водителем?
- Нет, на заднем сидении.
- Водителя не запомнили?
- Видел, что мужик. Единственно, что отпечаталось в памяти, это каскетка на нем, белая с зелеными клиньями и светозащитным пластиковым козырьком. Он ее почти на глаза надвинул.
- Солнце было?
Омелян словно споткнулся об этот вопрос, задумался, затем сказал:
- Нет. В эту пору оно еще на Востоке, значит мне в глаза, а встречным в затылок.
- И больше вы Кубракову не видели?
- Нет.
- Лев Иванович, все-таки она, пусть не часто, но приезжала сюда много лет. Не упоминала хоть раз за эти годы, что у нее есть здесь родственники или знакомые?
- Никогда.
- Ну что ж, - Войцеховский поднялся, бросил взгляд за окно. Там вдалеке виднелось шоссе, сталью блестел на солнце асфальт, беззвучно неслись машины. "По этой дороге в то утро она уехала из Богдановска, а домой не прибыла. С кем и куда?", - подумал он...
Гостиница была плохонькая, серое двухэтажное здание, облупившееся крыльцо, проржавевшая, в дырах водосточная труба. Из нее вода, видимо, попадала на стену, и она промокла на всю глубину, отчего синюшное пятно на вздувшихся обоях в номере казалось мокрым.
Гостиница была плохонькая, серое двухэтажное здание, облупившееся крыльцо, проржавевшая, в дырах водосточная труба. Из нее вода, видимо, попадала на стену, и она промокла на всю глубину, отчего синюшное пятно на вздувшихся обоях в номере казалось мокрым.
- Ты где пропадал? Чего это я вместо тебя должен заниматься допросами? - с напускным недовольством спросил Войцеховский.
- Ну не на танцах же я был, - огрызнулся Скорик.
- Куда обедать пойдем?
- Какая разница? Тут, наверное, всюду отрава.
- Скажи, какой гурман! Идем в Дом быта, там есть ресторан...
Ресторан на втором этаже был пуст, похоже, цены всех распугали. Официантка подошла быстро, сразу определив, что эти двое - не местные, своих здешних знала, подала меню. Войцеховский заказал, не долго раздумывая:
- Борщ, котлеты, бутылку пива.
Она записала и терпеливо ждала, пока Скорик изучал меню.
- Мне куриный бульон. Что из цельного мяса есть?
- Говяжья вырезка.
- Ух ты! А почему в меню не указано?
- Ее никто не берет, дорогая. Да и долго ждать, а люди спешат.
- Я не спешу. Значит бульон, вырезку. Что, и деруны есть?
- Есть.
- Давайте!
- И вам пива?
- И мне... Мясо пусть не очень прожаривают.
Она ушла.
- Ты, однако, зануда, - сказал Войцеховский. - Как будто попал к "Максиму" в Париже.
- Кто бы думал, что в районной харчевне можно нормально поесть?
- Да это ж не государственный ресторан, а потребкооперации...
Они ели, обмениваясь новостями, которые каждый добыл.
- В общем почти все одинаково, - подытожил Скорик. - Неплохо. А вот красные "Жигули", на которых Кубракова отбыла, это уже новость. Приятная или нет - вопрос. С кем же она уехала, на чьей машине? - риторически спросил он.
- Ты хотел, чтоб я тебе сообщил номер, серию, модель, фамилию, имя-отчество владельца и с кем он спит? - хмыкнул Войцеховский.
- А что, если он спит с нею? - неожиданно сказал Скорик.
- Я с ним в долю не иду... Характер у нее, видно... Спать с ежихой удовольствие сомнительное.
- От таких стараются побыстрее избавиться.
- У тебя что, опыт есть? - вальяжно откинувшись, Войцеховский с наслаждением пил пиво и курил. - Кубраковой под пятьдесят, - он подмигнул.
- Ну и что?
- Климакс, предзакатная вспышка гормонов, краткая связь с молодым любовником, которого она стала тяготить необузданной страстью. И он решил от нее избавиться... Сюжет для романа-адюльтера. Но и в нашей с тобой жизни встречается... Думать надо. Искать машину и владельца... Что собираешься делать сейчас?
- Допросить администратора гостиницы. А ты?
- Посплю часок. Есть еще, оказывается, "верхний" мост, он вверх по течению, много выше места, где нашли труп. Вот и съезжу к нему. Да и скорость течения хорошо бы знать, - оглянувшись, Войцеховский позвал взглядом официантку.
- Сбросили с моста или в реку сиганула? - спросил Скорик.
- Всяко бывает, сам знаешь... Мне б чего-нибудь вместо поплавка. Разве что эту бутылку от пива. - Девушка, - обратился к официантке, - у вас пиво есть?
- Есть. Крапленое, крымское. Принести?
- Нет, вы посчитайте, что мы тут нагуляли.
- Вместе?
- Отдельно. Добавьте стоимость бутылки, я ее у вас покупаю. А вместо вина, пожалуйста, хорошую тугую пробку от винной бутылки.
Она торопливо кивнула, стараясь понять странную просьбу клиента.
Скорик сидел в каморке-кабинете директорши гостиницы за ее столом, сама же хозяйка и женщина, дежурившая в тот злополучный день, разместились под стеной на стульях.
- Товарищ Омелян заказал ей номер на сутки, - отвечая на вопрос Скорика, произнесла директорша.
- В котором часу она приехала? - спросил у дежурной.
- Я как раз смену принимала. Это в половине девятого. Слышу, остановилась под окном машина, потом эта дама вошла.
- А какая машина?
- Я в них не понимаю. Видела, что красная, да и занята я была, смену принимала.
- Она одна вошла или кто-то сопровождал?
- Одна. Я поселила ее в одноместный номер. Минут через десять она ушла, а вернулась вечером.
- Какие у нее с собой вещи были?
- Небольшая хозяйственная сумка, черная.
- Может быть кто-нибудь ей звонил, заходил сюда, спрашивал ее?
- Звонить-то может и звонили в номер. Этого не знаю. А спрашивать никого таких не было.
- В котором часу гражданка Кубракова покинула гостиницу на следующий день, в среду?
- В семь утра. Рассчиталась и ушла с той же сумкой.
- Вы не видели, эта красная машина ждала ее?
- Нет, никто не ждал. Окно дежурки глядит на улицу, всех кто входит и выходит видно. Одна ушла, а в сквере напротив, где киоск, еще газетку покупала... Вот беда-то какая, - вздохнула дежурная. - Семья, наверное, есть, муж, дети? - спросила осторожно.
- Может быть, может быть, - механически ответил Скорик. Он открыл кейс, чтоб сложить бумаги, и подумал, что надо бы осмотреть номер, в котором сутки прожила Кубракова. Спросил: - Номер после гражданки Кубраковой убирали?
- А как же! - ответила директорша.
- Что ж, на сегодня хватит... - "После уборки там, пожалуй, делать нечего", - подумал.
Уезжали они из Богдановска под вечер, уставшие, молчаливые, вроде перечеркнув и отбросив истекшие полтора дня. И как бы условившись о нежелании говорить о чем-либо, уселись в пустом "рафике" отдельно друг от друга. На сидении у заднего окна валялся бумажный мешок с одеждой Кубраковой.
"Вот он, тот переезд, где Омелян последний раз видел ее", - подумал Войцеховский, когда машина, притормозив, осторожно перевалила через рельсы, минуя будку и поднятый шлагбаум. Вскоре выскочили на автостраду, уходившую плавной дугой влево от реки. Не заметив, проскочили развилку со знаком "правый поворот запрещен", где, отделившись от шоссе, к берегу уходила грунтовка, там, внизу под высоким берегом текла река. Шофер прибавил газу, под колесами ровно и монотонно отозвался асфальт. Войцеховский клевал носом, иногда выплывал из липкой дремоты и на секунду тяжело подняв веки, снова погружался в сладкую пустоту.
Скорик, сняв туфли, положил ноги на противоположное сидение, бездумно смотрел в окно, за которым проносились поля с зелеными полосами еще маленьких капустных кочанчиков...
10
Дверь с цифрой "21" в отличие от других на этом этаже запиралась изнутри на электрический замок, открывался он так же изнутри нажатием кнопки. Вход посторонним был запрещен - за дверью располагался кабинет криминалистики: три комнаты с письменными столами, со специальной аппаратурой, стенды с фотографиями с мест происшествий, с предметами, бывшими некогда вещественными доказательствами, фотолаборатория и небольшой кинозал.
Очистив стол от бумаг - что в ящики, что в сейф, что стопочкой справа от себя, - Войцеховский позвонил Щербе:
- Михаил Михайлович, Скорик у вас?.. Тогда заходите, я освободился.
Кабинеты их находились на одном этаже, все двери в длинном коридоре были выкрашены белой эмалью. И только эта, с цифрой "21" темнела отделанным под дуб шпоном. Позвонив, Скорик и Щерба вошли. Щерба сразу же уселся на мягкую длинную скамеечку у стены, Скорик - напротив сидевшего за столом Войцеховского.
- Провел опознание? - спросил он Скорика. - Когда труп привезли?
- В восемь утра. В девять я уже повез их в морг - мать и брата, соседей.
- Ну и что?
- Ты что, никогда не проводил опознаний? Мать кричала! - Скорик притронулся пальцами к виску, словно тот крик ужаса сейчас вызвал головную боль. - Когда уходили, брат сказал: - "Ищите побыстрее! Иначе я сам найду и застрелю".
- Н-н-да, - произнес Щерба. - Пока вы оба отсутствовали, я встретился с директором НИИ Яловским. С Кубраковой работает очень давно, чуть ли с момента создания института. Талантлива, одержима в работе, подчиненных держит на коротком поводке, деспотична, ни с кем из сотрудников дружеских отношений не поддерживает, но и не дразнит по пустякам; требовательность ее не носит характера бабской придури; прагматична, не терпит прожектерства, словоблудия, резка, случается, срывается на грубость, может унизить, но, как ей кажется, только ради пользы дела. Любимчиков не имеет, все для нее вроде равны, однако с одним человеком перманентно конфликтует. Фамилия его Назаркевич, Сергей Матвеевич. Кубракова терпит его, потому что способный химик. Молод, кандидат наук, болезненно самолюбив, считает, что она ему завидует, а посему давит, не дает реализоваться. Яловский полагает, что это совсем не так. Просто Кубракова мыслит масштабней. Сейчас была увлечена каким-то проектом, совместным с немцами... Вот вам конспективно Кубракова, - Щерба, словно устав, оперся спиной о деревянную панель. - По словам Яловского Кубракову в Богдановск на своей машине отвозил Назаркевич. У него красные "Жигули". С чего бы совместная поездка при взаимной антипатии? Ну, а с чем вы прибыли?
Начал Скорик. Подробно пересказал все, что выудил в Богдановске. И добавил:
- Дежурная по гостинице заметила, что Кубракова выходила из машины красного цвета.