Марк Моррис Бессмертный
Свой первый роман, «Подхалим» (Тoady, 1989), Марк Моррис (Mark Morris) написал, когда был безработным. После этого он опубликовал еще три книги, «Шов» (Stitch), «Безупречный» (The Immaculate) и «Секрет анатомии» (The Secret of Anatomy), а «Путешествия в темноту» (Voyages Into Darkness) — сборник его рассказов и рассказов Стивена Лауза — был недавно опубликован в Америке в издательстве «Столкновение в Книгах Ночи» (Bump in the Night Books).
Его короткие романы, статьи и рецензии публиковались в самых различных антологиях и журналах, включая «Темные голоса» (Dark Voices), «Могилы 3» (Narrow Houses 3), «Темные Земли» (Darklands), «Последние тени» (Final Shadows), «Ужасы» (Fear), «Интерзон» (Interzone) и «Миллион» (Million).
Автор рассказывает, что «Бессмертный» появился после того, как у него возникли три желания: «Первым и самым очевидным было мое желание написать рассказ, который тематически будет отвечать требованиям именно этой антологии. Во-вторых, у меня было желание написать о том, как ведется полицейское расследование, и вдохновлено оно было, нужно сказать, в значительной мере рядом недавно показанных отличных телесериалов. В-третьих, это желание использовать в рассказе определенное место, в данном случае — железнодорожную платформу в Стейлибридже, в графстве Чешир.
Я ездил туда, чтобы прочитать там лекцию, а потом воспользоваться местной библиотекой. Приехав в почти пустой город, я увидел баннер, прикрепленный к фасаду библиотеки. На нем алыми, как кровь, буквами в три фута высотой было выведено мое имя. После лекции, послушать которую собралось на удивление много людей, я сидел на железнодорожном вокзале со знакомым, который приехал из Уоррингтона, чтобы повидаться со мной. На вокзале был отличный бар. Мы сидели и потихоньку пьянели в ожидании поездов, которые развезли бы нас по домам. Мне всегда нравились мрачные рассказы, действие в которых происходит на железнодорожных вокзалах, и мне казалось, что этот вокзал, действующий, но какой-то заброшенный, — идеальное место именно для такого рассказа.
Мы сидели довольно долго. Постепенно становилось все холоднее и темнее, и хотя поезда подходили к вокзалу и отходили от него, мы, как мне кажется, так ни разу и не увидели, чтобы кто-нибудь вышел из поезда или сел в него. Очень странно, но, повторюсь, мы выпили по несколько кружек…»
Я чувствую, он где-то внутри, и я знаю, что он голоден. Он что-то шепчет мне. Говорит: «То, что ты сделал, — не убийство. Это инстинкт. Способ выжить. Эти существа не такие, как ты».
Я знаю: то, что он говорит, — правда, и знаю, что, пока это не прекратится, я не смогу ничего поделать с собой, что это не в моей власти. Но мне от этого не легче. Я спрашиваю у него: «А что, разве у них нет права на выживание?»
И он отвечает: «Тсс. Прислушайся к своей крови».
Почти весь город еще спал, объятый забытьём. Джордж Фэрроу вышел из машины и зашагал по тротуару. Утренний снежок скрипел у него под ногами. Взглянув на затянутые занавесками окна, он ощутил такой сильный приступ зависти, что глубоко вздохнул, чтобы отогнать ее.
Полчаса назад и он нежился в тепле, но резкий телефонный звонок заставил его выйти из забытья. Высунув руку из-под одеяла, он почувствовал, как утренняя прохлада коснулась его кожи и стала проникать глубже.
Бодрый голос сержанта Джексона, как всегда, вызвал у него раздражение.
— Еще одна жертва, сэр, на Камберленд-стрит. Меньше мили от того места, где была убита Луиза Касл. Я решил послать за вами машину, сэр. Чтоб вы сами не садились за руль. Через пятнадцать минут будет.
Черт знает что, подумал Фэрроу и, пробормотав что-то в ответ, несколько торопливо положил трубку. Наверное, этот мальчишка Джексон послал за ним машину, потому как решил, что если этого не сделать, то Фэрроу не станет торопиться, а то и вообще повернется на другой бок и уснет.
К тому времени, когда Бэнкс постучал в дверь, Фэрроу уже умылся, оделся и приготовил горячий бутерброд, который и съел в машине. Хотя он и успел вымыть лицо, ему все же казалось, что выглядит он настолько, насколько себя чувствует, и от этого ему было мерзко и противно. Бэнкс, впрочем, был любезен и учтив, как всегда. Столь же любезен и учтив был и полицейский в форме, стоявший возле высоких деревянных ворот строительной фирмы на Камберленд-стрит. Но едва Фэрроу ступил во двор, как Джексон бросил на него взгляд, который обычно, наверное, предназначался для какого-нибудь вонючего старого обитателя ночлежки, забредшего с улицы, чтобы поинтересоваться, сколько стоит чашка чая, в надежде получить ее даром.
Фэрроу сдержался. Он понимал, что выглядит сейчас не лучшим образом, но на то у него были причины. И потом, кто такой этот мальчик, чтобы осуждать его? Можно себе представить, что Джексон и его дружки говорят о нем у него за спиной: что он вымотался, что вести столь серьезное расследование — слишком большое для него напряжение.
Теперь Джексон улыбался.
— Доброе утро, сэр, — бодро произнес он, и небольшое облачко белого пара вырвалось у него изо рта.
В своем двубортном костюме, с дорогой стрижкой, с блестящими бегающими глазками он скорее был похож на рекламного агента, чем на полицейского.
Пока Фэрроу размышлял, что бы ему сказать в ответ, Джексон приблизился широкими шагами к большой желтой палатке в конце двора и крикнул через плечо:
— Убитая здесь, сэр.
Фэрроу понимал, что в глазах коллег он уже потерял несколько очков. Небрежно пригладив свои жидкие, но послушные волосы, он ответил довольно громко — так, чтобы его услышал с десяток людей, находившихся во дворе:
— Неужели, Кристофер? Вы меня и в самом деле удивляете.
У Джексона хоть хватило совести покраснеть и что-то произнести в свое оправдание. Он даже поднял край палатки, чтобы Фэрроу смог в нее войти, не вынимая рук из карманов.
Убийца сделал свое дело несколько часов назад. Внутренности девушки, извлеченные для всеобщего обозрения, уже давно остыли.
— Осторожно, сэр, — сказал Джексон.
Фэрроу уже было занес ногу, чтобы войти в палатку, как Джексон предупредительно коснулся его руки и кивком головы указал на пол. Фэрроу посмотрел туда, куда указывал сержант. Он едва не наступил на то, что, как он догадался, было частью человеческого тела — кусок окровавленной плоти, вырванной из тела, был обведен желтым мелом. Хотя было промозглое октябрьское утро, внутри палатки стояла духота и пахло здесь как на скотобойне.
— Нам известно, кто она? — спросил Фэрроу, щурясь при виде столь яркой крови молодой женщины.
— На сто процентов мы не уверены, сэр. Как видите, убийца и на этот раз лишил жертву лица. Но мы почти уверены, что это барменша по имени Сара-Джейн Спрингер, двадцати трех лет. Незадолго до часу ночи ее приятель заявил, что она не пришла после своей смены в «Вороньем гнезде», где в тот вечер работала с семи до одиннадцати.
— Это большой паб на углу Мэдли-роуд?
— Да, сэр. Как говорит хозяин, мисс Спрингер обычно садилась в автобус, который отходит в двадцать пять минут двенадцатого от остановки прямо напротив паба, и в одиннадцать сорок приезжала на угол Джунипер-стрит. Потом шла по Джунипер-стрит, сворачивала налево на Камберленд-стрит, а потом направо — на Маркхэм-роуд, где жила. В доме номер сорок два.
— Значит, домой она обычно возвращалась… во сколько же? Примерно без четверти двенадцать?
— Что-то около того, сэр.
— Как зовут ее приятеля? — спросил Фэрроу.
От запаха крови его мутило.
— Иан Латимер, сэр.
— Иан Латимер. — Фэрроу повторил имя, точно пробовал его на вкус. — Что-нибудь еще?
— Почти ничего, сэр. Работает на пивном заводе «Уитворт», уже девять лет работает, как школу закончил. Они с мисс Спрингер живут вместе два с половиной года.
— А не было ли у мистера Латимера причины до часу ночи не заявлять о том, что мисс Спрингер не пришла домой?
— Звонок зафиксирован в пятьдесят одну минуту первого, — педантично ответил Джексон и поспешно прибавил: — Говорит, что уснул, пока смотрел футбол, сэр.
— Гм, — произнес Фэрроу и снова обратил свое внимание на молодую женщину.
Ее тело было вспорото от живота до ключиц, как это было и с другими. О том, что когда-то это был живой человек, говорили лишь раскинутые руки и ноги и перепачканные кровью светлые волосы. У нее были длинные ногти, выкрашенные красным лаком, цвета ее крови. На левом запястье были тонкий браслет золотистого цвета и часики.
— Полагаю, и здесь как в случае с другими? Явного мотива нет? Ни признаков ограбления, ни сексуального насилия?
— Да, сэр. Тому, кто это сделал, просто нравится убивать людей. Вернее, ему нравится убивать молодых женщин.
— Именно так, — сказал Фэрроу.
Он нахмурился. Он понял, что никак не может сосредоточиться. Что бы он сейчас ни дал за чашку крепкого черного кофе, чтобы заставить свои старые мозги работать. А еще лучше — вздремнуть бы еще часок.
— С вами все в порядке, сэр? — спросил Джексон, не утруждая себя тем, чтобы понизить голос.
Фэрроу почувствовал, как все посмотрели на него. Его недовольство тотчас уступило место раздражению.
— Все отлично, спасибо, Кристофер. Просто я задумался. И вам бы не мешало иногда подумать.
— Простите, сэр, — тупо отозвался Джексон.
Фэрроу бросил на Джексона взгляд, призванный восстановить свой пошатнувшийся было авторитет, после чего повернулся к мужчине в белом халате и тугих резиновых перчатках, который суетился около тела, словно стервятник-альбинос.
— И каков же на этот раз ваш вердикт, доктор Куин? — спросил он.
Мужчина посмотрел на него с несчастным видом.
— Все очень загадочно, инспектор, очень загадочно. Разумеется, такой же modus operandi,[1] как и в других случаях, а это значит, что она могла умереть от любой из этих ран. Судя по всему — в точности как и в других случаях, — убийца напал на нее неожиданно, она потеряла сознание, и он, вероятно, убил ее прежде, чем она смогла оказать сопротивление. Кто бы этот человек ни был, он обладает огромной силой. Хотелось бы мне знать, каким типом оружия он пользуется, или же у него их несколько.
— Какие-то новые соображения у вас есть? — спросил Фэрроу.
На лице патолога появилось выражение недовольства.
— Да нет. Как и в других случаях, раны рваные, так что это не лезвие, если только оно не очень зазубренное или очень неровное. Если уж вы настаиваете… я бы сказал, что он пользуется чем-то вроде… вроде кочерги, но этот предмет гораздо крепче, намного меньше и куда опаснее. Может, стоит порасспросить в округе, не заказывал ли кто в последнее время какую-нибудь… железную лапу или какой-нибудь необычный инструмент. Понимаю, это дело потребует времени, но… — Он пожал плечами.
— Да-да, думаю, этим уже занимаются. Кристофер?
— Результатов пока нет, сэр, — спокойно ответил Джексон.
— И убийца ничего не оставил? Ни волос, ни следов, ни пуговиц с обрывками ниток?
Патолог улыбнулся ничего не выражающей улыбкой.
— Вообще ничего, что опять же необычно, хотя, как я уже сказал, женщина умерла раньше, чем смогла оказать сопротивление.
— Хорошо, — вздохнул Фэрроу. — Позовите меня, когда будете готовы произвести вскрытие. Надо бы накинуть на нее что-нибудь.
Он достал из кармана грязный носовой платок и вытер со лба капельки пота. Потом тихо сказал:
— Оставим доктора, сержант, пусть занимается своим делом.
Выйдя из палатки, Фэрроу вдохнул ледяного воздуха. По двору рыскали полицейские в форме, тщательно обследуя все уголки в поисках улик. Казалось, они помогают своему коллеге искать выпавшие контактные линзы. При этой мысли он невольно хихикнул. Джексон с любопытством посмотрел на него, после чего чересчур усердно откашлялся. Фэрроу меж тем собрался с мыслями.
Итак, что-то надо предпринимать. Но что?
— С кем мы уже поговорили, Кристофер?
— Простите, сэр? — отозвался Джексон, при этом в голосе его все явственнее звучали непонимание и недовольство.
— С кем мы поговорили? Подробно, я имею в виду. С хозяином, с ее приятелем? И кто обнаружил тело?
Фэрроу стиснул губы, чувствуя, что может взорваться. Лицо Джексона оставалось непроницаемым.
— Некая миссис Эстер Норвуд, жена владельца фирмы, нашла тело, сэр, в шесть пятнадцать утра. Говорит, что пришла рано, чтобы разобрать заказы.
— А где она сейчас?
— Сидит в патрульной машине с констеблем Бутлином, сэр, и пьет чай.
— Очень мило.
Джексон перевел свой суровый взгляд на начальника.
— Она очень расстроилась, сэр. Как можете себе представить.
— Да-да, конечно, должно быть, так и есть, — сказал Фэрроу, понемногу успокаиваясь.
— Что же до ее приятеля, сэр, то с ним сейчас констебль Плэтт и женщина-полицейский Манро. Парень тоже очень расстроен. Хозяина «Вороньего гнезда», мистера Дэвида Смайдерса, опросили пока коротко, сэр.
— Он тоже расстроен?
Выражение лица Джексона указывало на то, что попытки Фэрроу шутить кажутся ему утомительными.
— Не знаю, сэр.
— Ладно, — сказал Фэрроу, пытаясь придать своему голосу деловой тон, а лицу — деловое выражение. — Пойду-ка я лучше поговорю с нашим мистером Смайдерсом, а потом — с кем-нибудь из его работников, разузнаю, не слышал ли кто-нибудь из них прошлым вечером что-нибудь необычное в пабе или, может, видел. А вы, сержант, сделайте вот что. Получите показания приятеля и миссис… ну, той женщины, которая обнаружила тело.
— Миссис Норвуд, сэр.
— Вот-вот. Миссис Норвуд. Еще я хочу, чтобы вы нашли водителя автобуса, на котором вчера вечером ехала мисс Спрингер, и разыщите как можно больше пассажиров, узнайте у них, что можете.
— Уже нашел, — самодовольно произнес Джексон.
— Вот как? Хорошо. Продолжайте этим заниматься. Может, увидимся на вскрытии? Позвоните мне, когда врач будет готов встретиться с нами, ладно?
— Да, сэр, — ответил Джексон с ледяным терпением, но с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
— И вот еще что, сержант.
— Да, сэр?
— Приведите-ка себя в порядок, а? Поправьте галстук.
Джексон поднес было руку к горлу, но тотчас увидел, что все, находившиеся во дворе, улыбнулись той же улыбкой, которую он только что видел на лице Фэрроу. Инспектор повернулся и не спеша пошел прочь, размышляя: «Интересно, Джексон покраснел от смущения или то была вспышка гнева?»
Я признался ему, что боюсь. Я спросил: будет больно?
Он шевелится во мне. Боль — это ничто, говорит он. Считай, что это жизнь. Возрождение. Да кто не умрет за это?
Его слова сбивают меня с толку. Я чувствую себя таким усталым. Сколько еще? — спрашиваю я у него. Когда же это кончится?
Недолго еще, — шепчет он, — теперь уже недолго. Ты разве не помнишь?
Нет, — говорю я ему. — Нет, я ничего не помню.
Он шепчет внутри меня: «Странно, как это забывается».
Джексон выключил компьютер и откинулся в кресле. Он с трудом разогнул спину; было такое ощущение, будто на плечи кто-то давит. Он взглянул на часы и простонал. Пятнадцать минут двенадцатого. Он ведь сказал Дженис, что постарается быть дома к десяти. А она обещала, что к половине одиннадцатого на столе будет индейка с карри, а потом его ждет кое-что еще поострее.
Он вспомнил, как, услышав этим утром телефонный звонок в половине седьмого, заставивший его выскользнуть из-под одеяла, поцеловал ее, а она в ответ озорно улыбнулась. Он вспомнил теплоту ее мягкого тела, ее взъерошенные волосы, ее заспанный вид, вспомнил запах, исходивший от нее. А потом подумал об убитой женщине, о ее вспоротом животе, о том, что у нее исчезло лицо, о вони, которую источали ее разбросанные органы. Потянувшись к телефону, он ощутил твердую решимость. «Я доберусь до тебя, паршивый ублюдок», — пообещал он, набирая номер своего телефона.
— Алло? — сказала Дженис.
В ее голосе прозвучала то ли усталость, то ли осторожность.
— Любовь моя, это я. Прости, что я еще не дома. Последние два часа был просто завален бумажной работой в участке.
— Крис! — произнесла она, и на этот раз в ее голосе явно прозвучало облегчение, но она тут же взволнованно добавила: — Я уже начала беспокоиться.
— Знаю, любовь моя, прости меня. Совсем забыл посмотреть на часы. Я и не знал, что уже так поздно.
— Я слышала об этой бедной женщине в новостях. Это действительно так страшно?
Джексон знал: она не притворяется. Она на самом деле тревожится из-за того, с чем ему приходится иметь дело каждый день.
— Да, — тихо ответил он, — очень скверная история. Послушай, Джен, я постараюсь больше не задерживаться, ладно?
— Ладно. Я подогрею тебе ужин. Если ты еще не поел.
— Часов в одиннадцать утра съел булочку и выпил больше кофе, чем можно переварить.
— Ну разве это хорошо, — неодобрительно произнесла она. — У тебя и голос усталый.
— Да я просто выдохся, — сказал Джексон. Только сейчас он понял, что так и есть. — Целый день как в аду. А вот глядя на нашего инспектора, этого не скажешь.
— Он что, так и не делает свою работу?
— Пришел утром через час после того, как все уже были на месте, при этом вид у него был такой, точно его силком приволокли. Большую часть дня провел в пабе, ненадолго объявился на вскрытии и около шести отбыл домой.
Он постарался убедить себя в том, что не очень-то сильно преувеличивает.
— Тебе бы следовало написать на него рапорт, правда, Крис. Нечестно, что тебе приходится выполнять и его работу, и свою. Тебе и без того забот хватает.
— Ну да, — рассеянно произнес Джексон. — Да ладно, не думай об этом. До скорой.
С минуту он не убирал руку с трубки после того, как повесил ее, и думал о том, неужели он несправедлив по отношению к Фэрроу, и если так, то в какой степени? В представлении Джексона инспектор ведет расследование, спотыкаясь, точно во сне, но неужели ему и в самом деле не хватает настойчивости, упорства, желания, всего того, что для Джексона было обязательным в этой работе, или же он просто старше и мудрее и потому предпочитает более спокойный, более методичный подход? Может, проблемы Джексона с инспектором просто приписать конфликту между двумя людьми? Сержант знал, что в участке еще много хороших полицейских, особенно среди старой гвардии, представители которой поддерживают Фэрроу с его методами, не принимают неугомонности Джексона, видя в нем всего лишь выскочку, который во всем ищет свою выгоду, хотя у самого молоко на губах не обсохло.