Андреев бросил взгляд на часы:
— К восьми ноль-ноль буду на позиции гарантированно.
— В таком случае мы тоже начнем в восемь, — сказал Никитин, — но при одном условии.
— При каком еще условии? — насторожился Андреев.
— Твою группу необходимо усилить моими ребятами.
— Мы справимся.
— Не сомневаюсь. И все же не отказывайся. С тобой остаются только трое, остальных ты распределил по другим точкам. В таком количестве вас подавят. У меня же в ущелье будут шесть бойцов.
Андреев уже и сам подумывал об этом, но попросить помощи в виде живой силы ему не позволяла гордость. Теперь можно было не стесняться.
— Спасибо, — с чувством произнес он.
— Благодарить потом будешь, когда все закончится. А пока… — Никитин оглянулся. — Дам тебе Жернова и Белого с «винторезом». Снайпер тебе не помешает. Ведь нужно будет гасить «духов», которые попытаются добраться под шумок до заложников, чтобы забросать их гранатами или перестрелять из автоматов.
— Согласен. Что ж, тогда самое время ставить задачи бойцам.
Разойдясь, командиры групп собрали вокруг себя группы и стали отдавать приказы. Говорили оба вполголоса, и в ночной тишине доносились лишь обрывки фраз:
— Ты, Саша, подойдешь первым и забросаешь гадов гранатами… Вы оба вступите в бой, когда «духи» откроют огонь, не раньше… Не высовываться, потому что наши огневые точки будут вести обстрел сверху… Связь держим через… Для отвлекающего маневра… Распределение целей… Прижать плотным огнем к земле…
Бойцы «Осы» и «Набата» слушали своих командиров с предельным вниманием, не позволяя себе ненужных реплик. Если вопросы и задавались, то по существу. И ни один человек не высказал сомнений по поводу успеха рискованной атаки превосходящих сил противника.
Когда инструктаж закончился, солнечные лучи успели осветить вершины и хребты, повторяя их очертания золотисто-розовыми обводками. Небо поголубело, запели птахи. В такое утро никому не хотелось умирать, хотя если разобраться, то ненастье и холод к смерти тоже не располагают. Однако страха в глазах российских воинов не было, только сосредоточенность и решимость выполнить приказ во что бы то ни стало.
Прежде чем расстаться, Андреев и Никитин сошлись, чтобы обменяться последними фразами, возможно, последними в этом жестоком и вместе с тем прекрасном мире.
— До встречи, «Набат», — подмигнул Андреев, улыбаясь. — Не подставляйся там по-глупому.
— И ты тоже береги себя, Первый, — ответил Никитин.
— Проводника отпустил бы, а то схлопочет пулю ни за что ни про что.
— Саид уже далеко отсюда. Присоединится позже, если живы будем.
— Что ж, держи пять.
— Пока, майор.
На этом расстались. Без громких слов и патетики. Впереди предстояла мужская работа — опасная, кровавая и почетная. Иной судьбы эти мужчины себе не желали.
Глава десятая И вновь продолжается бой!
Группа Андреева не прошла и километра, когда радиостанция Бодрого ожила.
— Первый! — ответил командир «Осы».
— Говорит Шестой, — откликнулся голос сержанта Прохорова. — Указанный вами аэродром появился в пределах видимости. «Боинг» на месте. Возле него наблюдается движение. Охранники завтракают.
— Занимайте позиции, Шестой, — приказал Андреев. — Но стрелять не начинайте, пока не услышите шума боя, чтобы не спугнуть неприятеля раньше времени. Штурм намечен ровно на восемь часов утра. Вот тогда и приступайте. Как понял?
— Есть, до восьми не высовываться, — ответил Прохоров. — Будем продолжать скрытное продвижение.
— Маскируйтесь хорошенько, Шестой. У горцев зрение и слух как у зверей.
— Все будет путем, Первый. Выступаем. Путь еще неблизкий.
— Удачи! — бросил Андреев.
Бодрый перевел станцию в режим «приема», и группа возобновила движение. Сближаясь с лагерем террористов, она забрала левее, продралась сквозь жесткий и колючий кустарник, затем совершила восхождение на полукилометровый холм. Противника отсюда видно не было, зато открывался великолепный вид на горный ландшафт, за которым вздымались грозные молчаливые пики, окутанные облаками. Стояла величественная тишина, нарушаемая лишь дыханием идущих и хрустом камней под их подошвами.
Группа Андреева шла молча. Изредка кто-нибудь делал глоток из фляги или поправлял снаряжение на ходу.
Когда, по прикидкам командира «Осы», до лагеря талибов осталось не больше километра, он выслал вперед дозор и приказал удвоить бдительность. Оружие было приготовлено к бою.
Наконец козья тропа вывела группу к хаотическому нагромождению валунов, оставшихся здесь после камнепада. Подныривая под глыбы, обходя или перебираясь через них, группа заметила Козлова и Архипова, залегших на плоской, как стол, плите, затененной бурым обветренным утесом. Козлов поднял руку в предупредительном жесте. Пригибаясь к земле, Андреев и штурмовая группа короткими перебежками пробрались к товарищам.
Прямо перед ними находился лагерь боевиков. Пещеру караулили трое, расположившись возле небольшого костра, на котором висел котелок с водой для чая или похлебки. Человек десять молились, развернувшись лицом на восток и обходясь без специальных ковриков. Остальные рассыпались по ущелью: готовя нехитрый завтрак, о чем-то беседуя, смазывая разобранные автоматы. Поодаль стояли два больших черных джипа, подле которых разминались четверо охранников Лонгмана. Их командир, не удосужившийся нацепить на лицо маску, умывался из пластиковой бутылки, вставленной в развилку чахлого деревца.
Не отрываясь от бинокля, Андреев указал на него своим бойцам:
— Этого брать живым, кровь из носу. Огонь на поражение открывать запрещаю.
Никто спорить не стал. Все просто дружно уставились на раздетого по пояс мужчину в камуфляжных штанах, запоминая его.
— Срисовали, командир, — высказался от имени остальных сержант Белый, нетерпеливо оглаживающий свою снайперскую винтовку.
— Вон твои основные мишени, — продолжал Андреев, показывая пальцем на троицу талибов у входа в пещеру. — Положишь их, а потом постарайся не подпускать к заложникам других.
— Сделаю, товарищ майор.
Командир группы приготовился отдать команду спускаться на равнину, когда в глаза ему бросились трое других афганцев, вышедших из палатки, где они, по всей видимости, совещались. Самый молодой из них имел черные усы и был одет в европейский костюм, весьма мятый после пребывания в ущелье. Мужчина постарше носил моджахедский головной убор с выбившимися из-под него смоляными кудрями, просторную рубаху с безрукавкой и широкие штаны. Третий выделялся длинной седой бородой, длинным одеянием, напоминающим кафтан, и перебирал в пальцах четки.
— А это, как я понимаю, мулла Джамхад, — процедил Андреев. — Его тоже непременно нужно взять живьем.
Бойцы доложили, что муллу тоже запомнили.
— Им займешься ты, Архип, — повернулся командир к старшему лейтенанту Архипову. — Под твою личную ответственность. Ну, а американец — мой. — Еще раз оценив обстановку внизу, он решил: — Прапорщик Мухин остается здесь на прикрытие, остальные — вниз. Спускаемся по одному, с интервалом в пять секунд. Я пойду последним. На ходу рассредотачиваемся вправо и влево, чтобы атаковать врассыпную. Центр — мой.
Он подполз ближе к краю плиты, чтобы осмотреть каменные завалы, за которыми зеленела редкая поросль, а потом начиналось открытое пространство, где любого будет видно как на ладони.
— Используйте в качестве укрытия каждую впадину, каждый камень, каждый кустик. Не подставляйте головы под вражеские пули. «Двухсотые» и «трехсотые» нам не нужны. Нас дома целыми и невредимыми ждут. — Сделав паузу, чтобы до всех дошли его напутственные слова, Андреев выдохнул: — Вперед!
Штурм начался в условленный срок, ни секундой раньше, ни секундой позже. «Оса» сумела незаметно приблизиться к лагерю, передвигаясь по одному и ничем не выдавая своего присутствия, так что атака получилась весьма эффективной и стремительной. Чтобы ворваться в распоряжение талибов, нужно было преодолеть не более двухсот метров, но Андреев не спешил обнаруживать себя и подставлять ребят под пули. Сначала с обоих склонов ущелья ударили пулеметы и гранатометы, сея смерть и панику во вражеских рядах, а уж потом подключилась его группа.
Половина молившихся боевиков осталась лежать там, где возносила хвалу Всевышнему. Остальные бросились врассыпную, спеша схватить оружие и залечь в укрытие, чтобы дать отпор нападающим. Мулла Джамхад и его спутники кинулись искать спасения в палатке, что было бы крайне глупо, если бы не задача спецназа брать главарей банды живыми. Охранники американца заняли круговую оборону возле своих «Хаммеров», по которым тоже били редко и с осторожностью, чтобы не зацепить Карла Лонгмана.
Ведя огонь короткими экономными очередями, Андреев слышал стрельбу с противоположной стороны ущелья, откуда на лагерь наступали «набатовцы». Они начали бой из небольшой рощи на склоне предгорья, а потом постепенно перебирались на пологую террасу, поросшую редким кустарником.
Прицельный массированный огонь с четырех сторон за считаные минуты выбил из рядов афганских террористов более половины численного состава. Их разили пули, секли осколки, глушили взрывы, вздымающиеся на территории лагеря. Они взлетали на воздух, валились, как подкошенные, ползли, бежали или же лежали неподвижно, лишь вздрагивая от попадания кусочков свинца. Однако, невзирая на большие потери, постепенно талибам удалось оправиться от шока, прийти в себя и принять бой.
Оказалось, что на краю лагеря находилась минометная точка, замаскированная в специальном окопе. Оттуда успело вылететь не менее пяти огнедышащих гостинцев, прежде чем минометчики были накрыты гранатами, упавшими сверху. Осколком одной из мин ранило Архипова, который, держась за живот, скрючился на земле.
— Помоги ему, Козлов! — крикнул Андреев, умело сбрасывая пустой магазин и вставляя на его место новый, под завязку наполненный маслянисто блестящими патронами. — Остальным вперед на четыре метра! Броском, по моей команде… Пошли!
Он и Жернов приблизились к противнику еще на несколько шагов и залегли за заранее выбранными укрытиями. Вражеские пули щелкали по камням, высекая из них искры, пыль и крошево. Боевики вели огонь вслепую, наугад, но чувствовалось, что некоторые выстрелы делаются прицельно, с использованием сверхмощной оптики.
Оглянувшись, майор увидел ползущего к нему Козлова, неловко выбрасывающего вперед руку. Лицо у него было бледным, в красную крапинку от мелких осколков, разлетающихся от камней.
— Нет больше Архипова! — выкрикнул он с отчаянием. — Ему весь живот разворотило.
— В укрытие! — рявкнул Андреев, заметив, что Козлов слишком отклонился влево и находится на простреливаемом участке.
Но было поздно. Сразу две пули, одна за другой, пробили его голову, войдя в лоб и верхнюю челюсть. Не издав ни звука, он упал на землю.
Выругавшись, Андреев отвернулся, чтобы ответить короткими, злыми очередями за смерть своих товарищей. Больше он ничем не мог им помочь. Они остались в прошлом, остались за спиной.
Сержант Белый был отменным снайпером, дело свое знал туго. Дважды он принимал участие в боевых действиях, проводившихся в населенных пунктах, а сколько на открытой местности — уже и со счету сбился. Он любил эту работу и расценивал ее как очень важную. Ведь его пули не только уничтожали живую силу противника, но и деморализовывали его, заставляли прятаться по щелям, как тараканов. Белый был для врага призраком, невидимкой, причем призраком неумолимым и неуловимым. А свои ценили его и берегли как зеницу ока.
Снайперов класса Белого было мало. Он не просто умел обращаться с винтовкой, не просто попадал с четырехсот метров тремя пулями из пяти в солдатскую ложку, воткнутую черенком в землю. У него был творческий подход к своему делу — вот что главное. И он не настолько боялся смерти, чтобы устраивать себе позиции там, откуда неудобно стрелять, зато можно легко уйти. Две трети снайперов предпочтут прятаться, где-нибудь в подвале или под бетонной плитой, вместо того чтобы забираться на верх здания, откуда виден противник. Внизу сектор обстрела никудышный, но наверху запросто сможет достать противник — вот туда мало кто стремится. А сержант Белый принадлежал к числу тех, кто готов был рискнуть жизнью ради общего дела. Это и делало его незаменимым.
Не раз и не два он по ночам пробирался чуть ли не вплотную к вражеским позициям, чтобы навесить там бинты или тряпочки, которые потом служили ему ориентирами, а также указывали направление и скорость ветра. Случалось ему лежать в засаде неподвижно в сорокаградусную жару или на сильном морозе, что помогло развить в себе завидную выдержку. А еще он никогда не испытывал ни охотничьего азарта, ни удовольствия от того, что убивает, и это являлось еще одним важным достоинством снайпера Белого.
Когда товарищи атаковали лагерь террористов с четырех сторон, он уже успел выбрать позицию и смотрел на часовых у пещеры сквозь прицел. Зная, что в ближнем бою его длинноствольное оружие может оказаться слишком неповоротливым, Белый много времени посвящал тренировочной стрельбе из пистолета и теперь держал свой «ПС» под рукой, с патроном в стволе. Рядом лежали две гранаты «Ф‑1» на тот случай, если боевики вычислят его и попытаются зажать на выбранном им утесе.
Как только завязался бой, Белый аккуратно продырявил голову одного из охранников. Не успел тот опрокинуться на спину, разливая на себя кипяток из кружки, как пуля поразила вторую цель. Раненный в шею бандит рухнул прямо в костер, но даже не вскрикнул, потому что не успел почувствовать боли. Товарищ убитых схватил автомат и, дико оскалившись, принялся поливать свинцом все, что находилось перед ним. Шум боя помешал ему определить направление, откуда производились выстрелы снайпера.
Затаив дыхание, Белый подождал, пока террорист развернется к нему боком, и влепил ему пулю точно в висок, между ухом и глазом. Затем приподнялся, выискивая новые цели.
Его задачей было не подпускать других боевиков к пещере, в которой содержались пассажиры злополучного «Боинга». Однако ни майор Андреев, ни сержант Белый не могли предвидеть, что пленники, услышав пальбу, сами попытаются выбраться из места своего заточения. Увидев, как они выходят наружу и опасливо озираются, рискуя попасть под пули и осколки, Белый вскочил на ноги и, забыв об опасности, принялся махать руками, крича что было сил:
— Нельзя! Назад! Прячьтесь! — Сообразив, что иностранцы его видят, но не понимают, он перешел на английский язык: — Ноу! Бэк! Гет бэк, вашу мать!
Он успел заметить, как пленники попятились, но в следующее мгновение ударная волна от близкого взрыва гранаты подбросила его вверх. Двигая в полете ногами, как при езде на велосипеде, Белый описал дугу и упал к подножию утеса, безоружный, с иссеченным железом боком и плечом.
«Хана, — подумал он отстраненно, словно речь шла не о нем. — Отвоевался».
Намереваясь продать свою жизнь подороже, сержант сунул руку в кобуру, потом в сумку для гранат и выругался. Все оружие осталось наверху, куда он не имел возможности вернуться с многочисленными ранениями. Кровь шла из нескольких ран, вызывая чувство слабости и обреченности. С трудом приподнявшись, Белый увидел двух боевиков, спешащих к нему с автоматами наперевес. До них было не более пятидесяти метров.
«В плен нельзя», — пронеслось в мозгу.
Слабеющей рукой он извлек из ножен острый нож, которым порой брился для форсу.
— Оставь это, — пропыхтел неизвестно откуда взявшийся Жернов, упавший рядом, словно с неба.
На Белого он не смотрел, потому что наводил гранатомет на приближающихся террористов. Граната угодила точнехонько между ними, взрыв разметал их в разные стороны как тряпичных кукол.
— Рановато умирать собрался, — сказал Белому Жернов, перезарядив гранатомет «РПГ‑7» и целясь в кучку боевиков, подбиравшихся к пещере.
Среди них, к его изумлению, была красивая молодая женщина, державшаяся рядом с черноволосым мужчиной, старавшимся прикрывать ее грудью. В этом было что-то трогательное, но не настолько, чтобы Жернов забыл, что видит перед собой свору беспощадных убийц, собирающихся ворваться в пещеру, чтобы укрыться там за спинами безоружных пассажиров.
Попасть туда им было не суждено. Новый взрыв заставил боевиков залечь на площадке. Ветер трепал серое облако дыма и пыли, повсюду стучали автоматы, трещали одиночные выстрелы, гремели огненные разрывы. Бой был в самом разгаре. Наслаждаясь ощущением опасности и собственного всемогущества, Жернов сорвал с плеча «калаш» и принялся выбивать боевиков с площадки. Он был в своей стихии и даже не замечал, что камуфляжная куртка тлеет на его спине.
К этому времени было покончено с боевиками, оставленными охранять «Боинг» на единственной взлетно-посадочной полосе военного аэродрома. Работая слаженно и деловито, Прохоров, Орлов и Фомин били их с трех сторон, как уток. Двоих, обратившихся в бегство, уложили метрах в ста от самолета, но это не имело значения.
Выполнив задание, бойцы повернули головы в том направлении, откуда доносились звуки боя.
— Кажись, затихает! — крикнул Прохоров напарникам.
— А по-моему, нет, — возразил Фомин.
— Прохор прав! — крикнул ему Орлов, поднимаясь из своего укрытия. — Раньше пять десятков автоматов работало, а теперь не больше двадцати.
— Значит, раздолбали гадов? — обрадовался Прохоров.
«Это еще вопрос, кто кого раздолбал», — подумал рассудительный Фомин, но делиться своими соображениями не стал, чтобы не портить товарищам настроение.