Несколько врачей смотрели на него полными гнева глазами - и это, как отметил про себя Коннеджер, была еще одна здоровая эмоциональная реакция.
- Угроза пациентам таится внутри больницы, - повторил он. - Я не обнаружил никаких следов пропавших шприцев, не нашел никаких объяснений недостаче лекарств, а масштабы этой недостачи пугающие. Я не знаю, сколько у нас надежных сотрудников, потому что не была проведена тщательная проверка на том этапе, когда их нанимали на работу. Я требую разрешения ввести моих людей в здание.
- Вы все еще подозреваете Аргорн? Ее начальство считает, что это несерьезно.
- Аргорн не так давно взяли, сэр, поэтому ее данные можно проверить. Она лжет абсолютно во всем, за исключением пола и местожительства. Мне бы хотелось выяснить, почему она это делает. Спросить ее об этом прямо я не могу. Она сразу догадается, что попала под подозрение. Если у нее есть сообщники, я хочу с ее помощью выйти на них.
- Чушь! - пробормотал доктор Альфнол.
- Нет, сэр. Ложь - достаточно серьезная причина, чтобы внимательно наблюдать за Аргорн. Это моя работа. Я даю вам свои рекомендации по вопросам безопасности. И это тоже моя работа.
- Ну что ж, хорошо, Коннеджер, - директор не горел желанием испытывать страх, каким бы полезным терапевтическим средством, по мнению его коллег-психиатров, тот не был, - мы рассмотрим ваш доклад и дадим вам знать.
Уже почти стемнело, когда Коннеджер покинул здание. Он медленно направился к главным воротам, постоял рядом с охранниками, наблюдая за пикетчиками. Две темноволосые девушки, шедшие в затылок друг дружке, с любопытством посмотрели на него и отвели глаза. Сейчас здесь безучастно стояли уже два агента органов безопасности. Охрана удвоила свои силы.
- Эти ребята не должны блокировать ворота, - сказал он.
Работники органов безопасности изумленно посмотрели на него. Посетители в больницу не допускались, и вот уже три дня воротами никто не пользовался. Коннеджер дал знак, чтобы ему их открыли.
- Главное, - сказал он, - твердо стоять на своем.
Он вышел на аллею и двинулся вдоль строя пикетчиков, останавливаясь, чтобы пошутить с кем-то или задать какой-нибудь вопрос. Было уже довольно темно, и некоторые ребята держали в руках факелы.
Наконец он добрался до одной из темноволосых девушек. Она тихо заговорила:
- Стел все устроила. Полный порядок.
- Хорошо. Передай ей, чтобы не опаздывала. Все зависит от времени.
- Нам бы тоже хотелось пойти.
- Нет. И без того риска хватает, а то мы вместо дела будем заниматься одной конспирацией.
Он пошел дальше, к другой темноволосой девушке, и сказал ей о том, что пикетчики заблокировали ворота. Потом он вернулся назад и подал охраннику знак, по которому те открыли для него калитку. Пикетчики сразу же разбили свои ряды на две дуги и освободили подъезд к воротам.
- Как это они выполняют все, что вы им велите? - спросил один из охранников.
- Я не забываю сказать "пожалуйста", - ответил ему Коннеджер.
Он вернулся в свою штаб-квартиру. Доктор Альфнол ждал его там, беседуя с одним из помощников.
- Где вас носило? - грубовато спросил он.
- Убеждал пикетчиков не блокировать главные ворота.
- А... Правление отклонило ваши рекомендации. Сейчас пикетчиков больше, чем было днем. Пусть ваши люди остаются снаружи.
- Сэр, - сказал Коннеджер, - меня беспокоит отделение безнадежных. Разрешите мне ввести несколько человек, чтобы хотя бы там обеспечить максимальную безопасность.
- Правление иначе оценивает обстановку. Держите ваших людей на улице.
Директор ушел. Коннеджер сказал помощнику:
- Пойду немного отдохну. Звоните мне, если что.
Он вернулся в свой кабинет, растянулся на неудобном топчане и попытался заснуть. Ровно в десять он уже снова был на ногах - надо было проверить караулы.
В здании царила тревожная тишина. Больничная жизнь шла своим чередом, и за исключением нескольких сиделок, время от времени переходивших из одной палаты в другую, Коннеджер никого не встретил. Правда, он обратил внимание на то, что не слышит скрипа колес больничных каталок, самого привычного звука современной больницы. Обычно нескольких пациентов всегда куда-нибудь возили в промежутке между ужином и завтраком, а сегодня не провезли ни одного.
Он спустился на первый этаж и сказал в передатчик:
- Я иду проверять внешние посты. Меня не будет на связи минут тридцать-сорок.
- Здесь все спокойно, - ответил его помощник.
- Что поделывает Аргорн?
- У нее сейчас перерыв.
- Хорошо. Я выйду на связь как только вернусь в здание.
Коннеджер свернул в узкий ведущий к выходу коридор, где не было телекамер. Открыв редко кем используемую наружную дверь, он вышел и снова закрыл ее. Затем натянул резиновые перчатки. Отперев и откинув металлическую крышку служебного люка, залез внутрь, а потом задраил ее за собой. Освещая путь висящим на груди фонариком, он стал осторожно спускаться по лестнице на самый нижний этаж здания. Вскоре он оказался в другом коридоре, тоже не оборудованным камерами, подошел к квадратной металлической двери и открыл замок. Перед ним вытянулся тоннель, который вел в здание подстанции. Тоннель был низкий, наполовину загроможденный трубами, но по нему вполне можно было пройти.
Добравшись до конца, Коннеджер открыл дверь и вошел в помещение подстанции. Теперь он находился за пределами больничной ограды, вне кордона охранников. Старые паровые котлы больше не использовались, их держали на случай аварии. Ночного сторожа здесь не было. Коннеджер направился прямо к выходу и открыл дверь. За ней стояла Стел и с ней одиннадцать тщательно подобранных товарищей.
- Пять девушек и семь парней, - сказала она. - Лучше быть точной. А вы опоздали.
- Я пришел на минуту раньше, - ответил Коннеджер. - Итак, пять и семь, все верно. А теперь идемте.
Он раздал всем резиновые перчатки, и они с трудом, неумело, принялись натягивать их на руки. Потом он провел ребят внутрь и закрыл дверь.
Когда Коннеджер вылез из служебного люка, часы показывали 22:44. Он опустил крышку и отправился на разведку. Двенадцать пикетчиков оставались в это время в люке на металлической лестнице.
- Говорит Коннеджер, - сказал он в передатчик.
- Пока все спокойно, - ответил его помощник.
Он вернулся к люку, выпустил пикетчиков и провел их через коридор на склад.
- Здесь вы найдете форму, - сказал Коннеджер. - Переодевайтесь.
Он оставил их и пошел осмотреть это крыло здания - поднялся по лестнице, прошел по коридору, спустился вниз. Дверь в конце коридора открылась, появилась группа медсестер и сиделок. Коннеджер сосчитал их, когда они проходили мимо, кивая ему головой. Младший и средний медперсонал отделения безнадежных. В 23:00 - у них начинается перерыв. Они шли гурьбой, и их не волновало, что никому не нужные умирающие существа остаются совсем одни без всякой опеки. Персонал всегда уходил вовремя, не задерживаясь.
Как только они скрылись за углом, Коннеджер открыл дверь склада. Вышли пикетчики, облаченные в форму среднего медперсонала... Он передал им коробку, которая была спрятана за огромными контейнерами. В коробке лежали две большие упаковки шприцев для подкожных вливаний. Каждый шприц, заранее наполненный самим Коннеджером, содержал пять кубиков тарменола. Смертельная доза сильного барбитурата.
- Вы должны во что бы то ни стало вернуться к этой двери ровно в четверть двенадцатого, - сказал он.
Он открыл дверь и быстро выпустил пикетчиков, потом снова закрыл ее и запер. Затем он вытащил передатчик.
- Я иду в отделение безнадежных, поднимусь в центр эмоциональной терапии. Запишите, что я прервал связь.
- Хорошо. Пока все спокойно.
- Я сменю вас в полночь. Вам надо вздремнуть.
- Уж это точно!
Коннеджер поднялся по лестнице, открыл дверь и запер ее за собой. Три шага отделяли его от кабинетов, где шли сеансы лечения методом эмоциональной терапии.
Балконы ярусами поднимались вверх. Здесь сидели психические больные и неотрывно смотрели вниз, на арену. У большинства были бинокли. А на арене рядами лежали смертельно больные люди и умирали естественной смертью, как того требовал закон; умирали в агонии, без всякой медицинской помощи. Их извивающиеся тела корчились от боли, гулко отдавались стоны, крики и вопли. А пациенты отделения эмоциональной терапии - душевнобольные люди, которых общество изолировало от боли, страха, от всяких, по его мнению, вредных сильных переживаний и которым теперь показывали предсмертную агонию, называя это терапевтическим лечением. На них изливался адский поток человеческих мучений. Они сидели не шевелясь, полностью погрузившись в созерцание ужасающих страданий обреченных людей, корчившихся в предсмертных судорогах ради того, чтобы другие несчастные, лишенные возможности испытывать эмоциональные переживания, могли существовать.
Кровати с умирающими пациентами стояли внизу двумя рядами, разделенными проходом для медперсонала. Те психические больные, кому прописали более сильные эмоциональные нагрузки, ходили вдоль прозрачных стен с обеих сторон каждого ряда. Время от времени они вплотную прижимались к пластиковому барьеру и с выражением исступления на лицах наблюдали муки смерти.
Коннеджер всегда смотрел на эту сцену с чувством бессильной, оставлявшей в нем жгучую боль, ярости. Но в эту ночь его не покидало тревожное напряжение. Шесть пикетчиков, облаченных в одежды среднего медперсонала больницы, шли вдоль рядов кроватей. На парнях были светло-голубые брюки, куртки и шапочки; на девушках - такая же форма, за исключением традиционного головного убора медсестер. На всех были хирургические маски. В соседней палате действовали еще шесть человек. У каждого было пятнадцать минут, чтобы дойти до конца своего ряда и вернуться. Стел предупредила их. Пикетчиков было трудно отличить от настоящих медсестер, выполняющих свои обычные обязанности: одному пациенту протирали лицо, другому поправляли подушку, выпрямляли скрюченные ноги, накрывали измученное тело, а под конец вводили в мышцу предплечья пять кубиков тарменола.
Каждый из ребят должен был обойти двадцать пациентов - всего двести сорок человек в двух палатах. В отделение эмоциональной терапии поступали только те больные, чья смерть сопровождалась наиболее бурными агониями. Тем же, кому посчастливилось умереть без особых мучений, предоставлялась возможность принять смерть без свидетелей.
Коннеджер оглянулся на санитаров психиатрической службы. Они ничего не замечали, потому что смотрели на своих пациентов, а не на страдальцев, игравших роль лекарства в этой процедуре. Он не увидел ни одного психиатра. Они редко заглядывали сюда в этот час, хотя сеансы эмоциональной терапии проводились круглосуточно, - мучения умирающих людей не прекращались ни на миг.
Коннеджер переключил свое внимание на одного из переодетых пикетчиков. Его действия выглядели уже вполне профессионально - доведенные до автоматизма равнодушные движения медицинского работника, занятого обычным делом и знающего, что глубина мучений несчастных не изменится независимо от того, будет он сочувствовать им или нет. Его левая рука касалась лба, расправляла одеяло, а правая тем временем вводила в мышцу иглу шприца, впрыскивая снадобье, потом выдергивала иглу и клала шприц обратно на небольшую тележку, которую он толкал перед собой. Орудие смерти было почти незаметно.
В другом проходе одна девушка добралась до конца ряда и направилась назад. Коннеджер взглянул на часы. Ребята действовали быстрее, чем он ожидал.
С волнением он взглянул на пациентов, которым уже сделали укол. Если реакция на лекарство наступит слишком быстро и их агонизирующие тела затихнут до того, как пикетчики выйдут из комнаты, произойдет катастрофа. Психические больные непременно взбеленятся. Коннеджер уже однажды наблюдал подобный бунт, когда на арене скончались сразу трое, лишив таким образом пациентов отделения эмоциональной терапии полноценного сеанса.
Но реакции не было - пока не было. Семь минут. Все пикетчики шли уже в обратном направлении, обрабатывая пациентов противоположного ряда. Пять минут. Четыре.
Коннеджер покинул балкон и прежним путем отправился в главное здание больницы. Когда он открывал вторую дверь, прозвучал сигнал общей тревоги. Не обращая на него внимания он хладнокровно запер за собой дверь, бегом спустился по лестнице и, отперев склад, пошел открывать ту дверь, через которую проникли пикетчики.
Стел и еще одна девушка вышли, еле волоча ноги. Обе сорвали с себя маски: девушка прижала свою ко рту, сдерживая рвоту. Их бледные лица были усеяны капельками пота. Коннеджер проводил их на склад, и они, не успев закрыть за собой дверь, принялись срывать униформу. Быстро прошел один из парней и тоже исчез в комнате. Потом еще один. Остальные в спешке догоняли своих товарищей. Коннеджер насчитал двенадцать человек и запер дверь. Пошел к служебному люку и откинул крышку. Переодевшись, пикетчики один за другим быстро подходили к люку и спускались вниз. Коннеджер влез последним, предварительно закрыв дверь склада и выбросив униформу в люк прачечной. Спустя несколько минут он привел пикетчиков к тоннелю, и они начали поспешно пробираться через него.
Он достал из кармана передатчик, который издал резкий и громкий сигнал еще до того, как Коннеджер настроил его.
- Коннеджер слушает.
- ЧП! - задыхаясь от волнения, проговорил его помощник. - Пикетчики подняли бунт. Аргорн отключила систему жизнеобеспечения у пациентки 7-Д-27-392А. Директор хочет видеть вас.
- Что касается пикетчиков - это пустяк. Вы взяли Аргорн?
- Да, но...
- Значит, пусть у врачей болит голова. Мы свое дело сделали. Скажите директору, чтобы весь находящийся в больнице персонал спустился в отделение безнадежных, пусть медсестры этого отделения оторвут задницы от стульев и отправляются на свои рабочие места. Срочная тревога! Сообщение только что поступило, и я сам займусь им. О пикетчиках забудьте, меня не вызывайте.
Он положил передатчик в карман и, пригнувшись, вошел в тоннель. Когда он вывел пикетчиков из здания подстанции, они сняли перчатки и возвратили их ему.
- Это было ужасно, - сказала Стел. А потом добавила: - Спасибо.
- Обойдите здесь и присоединяйтесь к своим, - отрывисто сказал Коннеджер.
Они растворились в ночной темноте.
Коннеджер вернулся назад, запер все двери, уничтожил следы. Он бросил в печь для сжигания мусора перчатки и смотрел на них, пока те не исчезли в огне. Потом он вылез через люк на первый этаж здания и достал передатчик.
- Все в порядке, - сказал он. - Кем бы они ни были, но они удрали. Где мои люди?
- Все направились в отделение безнадежных.
- А что с бунтом?
- Они продолжают шуметь и бросают через ограду какие-то горящие штуковины. Но, я думаю, ничего страшного.
- Тогда я иду в отделение обреченных.
Он убрал передатчик и пошел быстрым шагом, стараясь не поддаваться усталости. В эту ночь ему опять не придется спать, но потом он сможет пойти домой и завалиться в постель. Впервые за трое суток.
Лицо директора было пепельно-серым.
- Они умерли! Их всех угробили!
- Не умерли, - поправил его Коннеджер, - а убиты.
Доктор Альфнол утратил дар речи и только яростно задвигал челюстью. Потом его начало трясти.
- Вы начальник службы безопасности. Где вы были?
- Я начальник, - с горечью сказал Коннеджер, - на каждую рекомендацию которого правление накладывает вето. Вы не позволили мне ввести сюда сотрудников моей службы, поэтому я пришел сам.
Доктор Альфнол вытаращил глаза и уставился на него.
- Вы были здесь?
- Я был здесь один, - уточнил Коннеджер с горечью в голосе. - А один человек не может обеспечить наблюдение на всех этажах. Я, наверное, встретил человек пятьдесят, не меньше, но понял все слишком поздно.
- Вы хотите сказать, что видели, как это произошло?
- Видел. Они были одеты в форму медсестер. Было уже слишком поздно, когда я вдруг вспомнил, что своими глазами видел, как медсестры покидали отделение ровно в 23:00. Но наблюдая за пациентами, которые сидели на балконе, я очень устал, и поэтому не сразу понял, что произошло.
- Но что они делали?
- Возились с пациентами, так же как это обычно делают медсестры. А что именно они делали, я не знаю. Это ваша область.
- Да, конечно, - Альфнол помолчал. - А насчет Аргорн вы тоже были правы. Но она утверждает, что аппаратура работала с перебоями, не действовал сигнал тревоги, и она намеренно отключила ее, чтобы иметь возможность быстро прийти на помощь.
- Могло быть так, как она говорит?
- Да, пожалуй.
- Тогда, может быть, и я заблуждался на ее счет. Я выясню. Мне нужны данные на убитых пациентов, - он отвернулся.
- Коннеджер... - сказал директор. Тот повернулся снова и взглянул ему прямо в лицо.
- Простите, Коннеджер. Вы были правы. Мы сглупили.
- Нет, сэр, - сказал Коннеджер. - Вы просто нарушили один из основных принципов вашей профессии. Не надо приглашать специалиста, если вы не собираетесь доверять ему во всем, даже когда он не согласен с вами. Я не даю вам советов, как лучше распределить медицинский персонал, а вы в свою очередь не должны вмешиваться в вопросы безопасности. Я занимаюсь одним делом, вы - другим.
- Мне никогда не приходило в голову взглянуть на это с такой точки зрения.
- Что теперь будет с сеансами эмоциональной терапии? - спросил Коннеджер.
- Мы возьмем обреченных в других больницах. Они дадут нам по несколько человек. Так что очень скоро сеансы возобновятся.
Коннеджер бегло допросил Аргорн, после чего сказал старшей медсестре, что сиделка может вернуться к своим обязанностям.
- Ей можно объявить благодарность, - заметил он.
Старшая сестра удивленно взглянула на него.