— Как отсюда позвонить?
Я достал трофейную рацию и бросил Марианне.
— Воспользуйся этим, найди полицейскую волну. Или позвони из соседнего дома.
Когда моя напарница в этом дурно пахнущем (в прямом смысле слова) деле отправилась на поиски средства связи — я подошел к Михельсону, одним движением сорвал с него скотч — а если бы медленно, было бы еще больнее. Адвокат завизжал как резаный, на губах, там, где был прилеплен скотч, моментально появились алые точки крови.
— Не кричи! — сказал я по-английски.
Михельсон продолжал орать и ругаться на языке, который я определил как идиш, разговорный язык евреев. Увы, этим языком я не владел.
— Да не ори ты! — сказал я по-русски и для закрепления хлестнул жирняка по щеке. Подействовало — замолчал, ошеломленно пялясь на меня.
— Ты Борух Михельсон! — продолжал давить я — так?
— Так… — и снова посыпались ругательства, уже на русском.
— А это кто?
Кроме слова «поц» я ничего не разобрал, но понял, что Михельсон этих людей недолюбливает…
— Ты что, деньги должен им?
— Развяжите, я этих…
— Сейчас развяжу. Отвечай. Кто это!?
— Я их не знаю! Они ворвались ко мне, требовали денег!
— Денег? И ты не дал?
— У меня их нет!
— Заметно…
— Развяжите! Вы русский?
— Русский, русский. А ты — нет. И у меня к вам есть парочка вопросов. Кто такой Рахья Латиф, отвечай!?
По метнувшемуся в глазах испугу понял — знает. Помнит о нем, это не обычный клиент с улицы.
— Отвечай! Иначе я уйду!
По багровой роже адвоката я понял, что с ним делали эти заплечных дел мастера из армии. Рядом валялся пакет из прочной пленки, его надевают на голову и душат, пока ты не заговоришь. Не остается никаких следов, идеальная пытка — не то, что электроток или простое избиение. Так можно свести человека с ума — нужно знать меру и продержать пакет на голове ровно столько, чтобы от недостатка кислорода начали погибать клетки мозга, но человек при этом был бы жив. Есть и такие мастера.
— Ты не можешь бросить меня! Это бандиты! — Михельсон снова перешел на «ты»
— Не думаю. Они из армии и у них есть к тебе вопросы. Если не ответишь на мои — вопросы будут задавать они.
— Они бандиты.
Я отступил на шаг, потом еще.
— Господа, можете приступать. Этот парень не желает сотрудничать.
Негр глянул на меня, а я на него — и мы поняли друг друга без слов. Мы теперь временные — но союзники, ему тоже нужна эта информация, равно как и мне. Когда мы ее получим — начнем разбираться друг с другом, но пока надо разобраться с этой жирной тушей.
Негр сделал шаг вперед. Я — шаг назад.
— Скажу!!! Скажу! Скажу, будьте вы все прокляты!
— Так говори!
— Это… Это…
— Кто заплатил?! Кто?!
Михельсон заговорил.
Тот же день Нью-Йорк, офис АТОГ
Збораван, мрачнее тучи зашел в зал для совещаний, где мы все собрались в ожидании результатов, шваркнул папкой по столу. Мантино подтолкнул в сторону своего начальника кружку с кофе, тот подхватил ее и выпил — одним глотком.
— Михельсон подал жалобу… — ни к кому конкретно не обращаясь, сказал он.
— Это в субботу что ли? — недоверчиво спросил МакДугал.
— В субботу, в субботу… Снял побои в госпитале и…
— Сэр, мы его пальцем не касались… — вставила Марианна.
— В Михельсоне дерьма хватит на всех, и мы всегда это знали. Он сказал, что сотрудники ФБР, которые ворвались в дом, чтобы освободить его — подвергли его психологическим пыткам и угрожали сделать женщиной, если он не заговорит.
Пресвятой Господь…
— Сэр, клянусь честью, этого не было — сказал я.
— Да знаю я… — досадливо сказал Збораван — полгорода знает этого жирдяя как диспетчера. Он знает всех судей, оказывает им услуги, каким-то образом передает подношения. Без него суды Нью-Йорка перестанут работать. Этого сукина сына избили? Избили. Был там сотрудник ФБР? Был. Вот и все что захотят знать — завтра все это дерьмо польется в газеты.
— Там много кто был — заметил я.
— Пнут ту задницу, до которой легче дотянуться — отмахнулся Збораван — а эта задница наша, господа. Правозащитники и так нас любят как крыса — яд. Хорошо, работаем с тем, что есть все равно — не исправишь. Компания, которую назвал Збораван — это почтовый ящик, не более. За ней ничего нет. Мы уже получили разрешение ознакомиться с ее документацией и завтра будем на месте с самого утра. Уверен, что этот след приведет нас в конечном итоге — к оффшору. Все, господа…
— А полицейская работа? — спросила Марианна — как она продвигается?
— Хреново — ответил за начальника МакДугал — есть несколько зацепок, мы проверили сегодня три. За двумя — пустота, за третьим — гараж с крадеными тачками и кучей нелегальных стволов. Всё!
Бомба могла быть уже здесь.
— Сэр, что с теми парнями, которых мы доставили? — спросил я.
— Оба молчат. Один — совсем, другой дважды повторил, что ему нужен телефон. На этом — все.
— Основание для их задержания есть?
— Теперь мы имеем право задерживать по своему усмотрению… — вздохнул Збораван — вот только от этого толку… Думаю завтра их придется выпускать.
Я был удивлен, что их не вытащили сегодня. Видимо, что-то нарушилось в цепочке, по которой передавалась информация. Около здания должны были быть еще их люди, они не могли не видеть машины и надписи ФБР на них.
— Сэр, разрешите мне поговорить с ними?
Збораван уставился на меня.
— Зачем?
— Отличная идея — вдруг сказал Коэн, потирая красные от усталости глаза. До этого момента он сидел молча. Бонверит вообще отсутствовал.
— Что это даст?
— Не узнаем, пока не попробуем — сказал разведчик — хуже не будет все равно.
Типично русский стиль мышления. Все-таки здесь разведку хорошо готовят. Антитеррористический центр, чтоб его… не удивлюсь, если этот парень несколько лет проработал в посольстве у нас.
Комнаты для допросов в АТОГ уже оборудовали — высокотехнологичные, новенькие. Три камеры в ряд, в каждой — стол, три стула, все привинчено к полу. Стены из какого-то мягкого, пружинящего материала, гасящего звук. Столы большие, массивные — и я предполагал, что где-то в столешнице вделана потайная кнопка, и если ее нажать — происходящее здесь начнет транслироваться в любой из кабинетов или в соседнюю камеру. Очень удобно, если нужно расколоть группу подозреваемых.
Негр сидел в средней, его не приковали наручниками к стулу, потому что в этом не было нужды, у него даже не отняли очки, хотя по правилам должны были это сделать. Он не ерзал на стуле, не изучал камеру — я какое-то время смотрел на него через прозрачную стену. Он просто сидел и ждал…
— Принес…
Я обернулся. Мантино стоял рядом, протягивая мне большую коробку, в которой должна была быть продукция близлежащей пиццерии.
Протягивая мне коробку, Мантино понимающе ухмыльнулся.
— Старый трюк. Не думаю, что он на него купится.
Я взял коробку, вместе с ней вошел в камеру. Дверь бесшумно закрылась за мной — здесь замки приводились в действие электричеством.
Улыбнувшись, я поставил коробку на стол и открыл ее. Пицца была уже разрезана на восемь аккуратных частей, от нее исходил аромат грибов и специй. Еще горячая…
— Угощайся… — сказал я, сев на стул напротив.
Негр посмотрел на меня, усмехнулся — но к пицце не притронулся. Глупо было бы ждать обратное.
— Как знаешь.
Я взял кусок пиццы, и начал кусать от него. В Санкт-Петербурге тоже есть пиццерии, но они считаются заведениями более высокого пошиба, чем здесь, и пиццу там готовят не коробочную на вынос — а настоящую, на дровяной печи. Но и эта — хороша, испортить пиццу почти невозможно, если только не остудить.
Вкусно, в общем.
— Тебе нужен телефонный звонок? — спросил я, вытирая пальцы салфеткой.
Негр снова посмотрел на меня.
— Да, сэр.
— Хорошо — я достал мобильный телефон и положил перед ним — один звонок за мой счет в обмен на ответ на один мой вопрос. Как твое имя? Мне без разницы, может назвать любое, хоть вымышленное.
— Дункан, сэр. Мое имя — Дункан.
— Хорошо, Дункан. Звони.
Дункан покосился на лежащий перед ним аппарат, в то время как я взялся за второй кусок пиццы.
— Тайна переговоров соблюдается? — спросил он.
— А сам как думаешь? — вопросом на вопрос ответил я.
Телефон остался лежать на столе.
— Дункан, ты можешь съесть всю оставшуюся пиццу и при этом не ответить ни на один мой вопрос — сказал я — что тебе мешает это сделать? Это всего лишь пицца. Я голоден и решил подкрепиться. А ты что — не голоден?
Помедлив, Дункан все-таки взял кусок и себе, потом еще один. Пока я не торопясь, доедал второй — он съел три, видимо и в самом деле проголодался.
— Думаю, остатки стоит отослать твоему молчаливому напарнику с ружьем — сказал я — ему тоже приходится несладко. Вы и в самом деле начали бы в нас стрелять? Или это была просто неудачная шутка?
Дункан мрачно посмотрел на меня.
— Парень, это не шутки. Я не знаю, кто ты, и как здесь оказался — но это совсем не шутки и вы можете сильно пожалеть о том, что сейчас делаете.
— Кто я? То имя, которое я назвал — это мое настоящее имя. Я направлен сюда правительством Российской Империи, чтобы предотвратить взрыв ядерного взрывного устройства у вас в стране. Это я собираюсь сделать.
— Если ты и впрямь хочешь это сделать, парень — освободи меня и моих людей.
— Ты знаешь, куда тебя привезли? — снова вопросом на вопрос ответил я — это АТОГ. Антитеррористическая оперативная группа. Здесь собрались гражданские, которые, как только начинает припекать задницу, начинают громко орать, и звать таких как ты и я, чтобы их защитили. А потом они обвиняют нас во всех смертных грехах. Так?
Негр помедлил с ответом.
— Ты русский?
— Да.
— С флота.
— Да.
— Я тебе не верю.
Я достал паспорт, положил перед ним. На обложке гордо красовался двуглавый орел, тисненый золотом.
— Открой, посмотри.
— Пальцы жирные…
Я убрал паспорт обратно в карман.
— Я знаю правила. Какое бы дерьмо не происходило — это наше дерьмо и с ним должны разобраться мы сами. У нас — так же. Ты можешь сидеть здесь до скончания века, потому что PATRIOT Act теперь разрешает держать людей в камере сколько угодно долго без предъявления обвинений, по одним только подозрениям. Только боюсь, что скончание века наступит тогда быстрее, чем мы рассчитываем. И своим молчанием ты докажешь только одно — что ты полный, законченный идиот.
Я закрыл коробку с пиццей, взял ее подмышку.
— Счастливо оставаться. Надумаешь заговорить, или захочешь еще пиццы — зови!
— Стой! — раздалось за спиной, когда уже щелкнул электрозамок.
Я махнул рукой, чтобы закрыли снова, вернулся за стол.
— Поговорим?
— Поговорим, — спокойно сказал Дункан, — я майор армии САСШ. Спецподразделение.
— Какое именно?
— На данный момент — приписан к штабной роте семьдесят пятого полка.
— Рейнджеры.
— Они самые.
— А остальные кто?
— Военные полицейские. Из моих здесь только Джим, остальных мы взяли в Форт Драме, когда прибыли сюда.
— Почему вы прибыли к Михельсону? Вы понимаете, что то, что вы совершили — уголовно наказуемо?
— Бога ради… Эту работу нельзя делать в белых перчатках.
— Закон написан не для того, чтобы каждый толковал его по своему личному усмотрению — сказал я, рассчитывая нащупать здесь болевую точку. И нащупал. Глаза негра сузились, он заговорил отрывисто и зло.
— Два года назад несколько моих парней в Мексике попали в засаду. Это произошло потому, что проклятое СРС не выполнило свою домашнюю работу. Знаешь, что с ними сделали? Жаркое. Берется бочка, туда сажают связанного человека и подливают дизельного топлива. Немного, чтобы горело кое-как. Потом еще и еще. Понял? Когда достаешь человека из такой бочки — то чаще всего остается только часть торса и голова, остальное превращается в уголь.
— Тогда меня послушай, сукин ты сын. Несколько лет назад я оказался в городе, который называется Бейрут. И который вы, на пару с проклятыми британцами решили у нас отнять. Знаешь, как это бывает? Ползешь по коридору и чувствуешь что-то мягкое. Смотришь — рука. Тянешь ее на себя, она поддается и видишь, что здесь только одна рука, а больше ничего нет. Или дети. Аллахакбары проклятые убивали детей, им нравилось убивать детей, потому что они не могли оказать сопротивления. Они убивали детей, чтобы мы устрашились и больше никогда сюда не вернулись. А иногда и мы их убивали, потому, что когда обстрел начинается, там не разберешь, целые дома рушатся. Got it, mother fucker?[47]
Негр покачал головой.
— Парень, я хотел бы тебе поверить, но не имею права.
— Пока мы здесь сидим — где-то тикают часы. Ты это понимаешь?
За спиной щелкнул замок — почему-то у меня этот звук вызвал такие же ощущения, как звук передернутого автоматного затвора. В кабинет сунулся Збораван.
— На минуточку…
Я вышел, захлопнул за собой дверь.
— Новости?
— Еще какие. К нам прибыли люди, у них на руках предписание федерального судьи об освобождении этих двух типов.
— Что за судья? — спросил я, хотя не знал лично ни одного федерального судью в радиусе тысячи миль отсюда.
— Федеральный судья Джек А. Лаймэн. Между нами — именно к этому судье частенько попадают самые щекотливые дела.
Я лихорадочно думал.
— Мы обязаны их освободить?
— Немедленно.
— А на кого выписано постановление?
— Некие Дункан Тигер и Джим Донахью.
— Первое имя больше похоже на кличку или оперативный псевдоним.
— Да, но мы все равно должны их освободить.
Я усмехнулся. Иногда нужно немного цинизма — и как раз в этот момент я придумал как его проявить.
— Сэр, а кто такие Дункан Тигер и Джим Донахью? Вы их знаете? Лично я — нет. Они не представились, мы сняли с них отпечатки, пока на них, как я предполагаю, ничего не пришло, что помогло бы опознать их. Пока что у нас два Джона Доу. Документов нет — значит, мы выпустим их только тогда, когда федеральный судья Стоувер выпишет предписание на двух Джонов Доу, не так ли, сэр?
Збораван подозрительно смотрел на меня.
— Ты чертовски хитрый русский сукин сын — наконец сказал он — а я могу получить весьма неприятную запись в личное дело. Но черт меня возьми, если я позволю этим дружным с судьями ублюдкам поиметь меня. Так и сделаем…
24 августа 2002 года Вашингтон, округ Колумбия 950 Пенсильвания-авеню, федеральное здание Офис генерального атторнея САСШ
Все-таки, в Североамериканских соединенных штатах есть закон. И это радует…
Почти два дня «активной» работы не принесли ничего кроме дурацкого противостояния перед стенами АТОГ — не знаю как остальные, но лично я чувствовал себя не в своей тарелке. Все дело было в том, что пока мы мерялись… силой бюрократического влияния, где-то вполне могли тикать часы. Это самое страшное — то, что произошло, этого боятся все спецслужбы мира. Большой транспортный контейнер, отправленный в другую часть света, арендованный бокс или гараж на окраине крупного города, большой трейлер или фура.
И города нет.
Собственно говоря — задействовав свое влияние, немалое влияние антитеррористического центра, который выходил, по сути, на министра безопасности Родины и советника президента САСШ по вопросам национальной безопасности мы попытались понять, кого наш противник выложит на стол в противовес. Вместо этого, из офиса министра безопасности Родины пришло категорическое требование передать наших пленников прибывшим за ними лицам. Тогда был задействован вариант номер два — хорошо, что в АТОГ собраны самые разные люди и у них со времен оных остались старые связи. Сделали мы вот что — отдав пленников, мы «дали ход» делу по нападению на адвоката Михельсона, потребовав разбирательства — в нашем понимании, те, кто забрал у нас пленников меньше всего этого хотели, и именно поэтому мы должны были играть против них, причинять неудобства и беспокойство. Результатом стало требование немедленно прибыть в Вашингтон, в министерство юстиции САСШ, играющее в САСШ примерно такую же роль, как и у нас, Генеральная прокуратура.
До Вашингтона добрались на вертолете, благо в распоряжение АТОГ были выделены вертолеты национальной гвардии, старые добрые Белл-412. Добираться на них было куда приятнее, чем париться на выезде в пробках, в которых можно провести и по несколько часов. Когда летели — как раз такие пробки мы и видели, длина их была не менее шести-семи миль.
Министерство (правильнее департамент, но я буду называть привычнее — а так в САСШ в основном департаменты вместо министерств и секретари вместо министров) Юстиции САСШ располагалось в старом квадрантном здании на углу Пенсильвания-авеню. В этом здании не было подземной стоянки как в новых федеральных зданиях и припарковать рядом с ним машину было почти невозможно: пришлось оставить машину чуть ли не за полмили и идти пешком. Здание с виду было обычным — стены светло-желтого оттенка, как на здания постройки конца девятнадцатого века, длинный ряд окон — необычно выглядели только четыре колонны на фасаде. Да еще не симметричные, сдвинутые в сторону от центра фасада и начинающиеся примерно на уровне второго этажа — или первого, потому что здесь первый этаж это ground floor, земляной этаж. В Вашингтоне в качестве туриста я никогда не был, если не считать мое пребывание в Бетезде, в госпитале ВМФ в качестве пациента, это совсем близко от Вашингтона — но из того, что я увидел, пока мы добирались до минюста, сделал вывод, что Вашингтону далеко в архитектурном плане до любого европейского города, не говоря уж о столичном, и далеко до большинства крупных европейских городов. Архитектурный стиль здесь примитивный и неопределенный, этакая эклектика.