Зато на его карьере можно было поставить крест, несмотря на явный талант пилота и навигатора, который он демонстрировал еще в академии.
Его произвели в лейтенанты только потому, что человек не может до старости ходить в энсинах, но дальнейшее продвижение вверх по карьерной лестнице оказалось закрыто для него навсегда.
Наверное, это и заставило его ответить согласием, когда Реннер предложил ему стать добровольцем.
Реннер сам набирал людей в этот полет, изучая личные дела и слушая рекомендации других офицеров. Если Реннер считал, что человек ему подходит, он делал ему предложение стать добровольцем и сразу же рисовал перспективы. По его словам, отказавшихся было всего двое.
Этот отказ формально не грозил им никакими служебными последствиями, но репутация их была испорчена надолго. Возможно, навсегда.
В обществе с четко выстроенной военной иерархией это может оказаться настоящей проблемой.
— Плохой аппетит из-за тревоги? — поинтересовался Карсон, кивая на мой полупустой поднос.
Я уже неплохо понимал по-кленнонски, но из вежливости в моем присутствии все разговоры велись на общем языке Альянса.
— Нет, — сказал я. — Мы же пока на нейтральной территории, чему тут тревожиться?
— Через два дня мы войдем на территорию скаари, — сказал Карсон.
— Вы пилоты, вы и нервничайте, — сказал Эндрюс. — Вам положено.
— А вы когда начнете нервничать? — спросил Карсон.
— Когда от нас что-то будет зависеть, — сказал Эндрюс. — Зачем переживать из-за того, на что ты никак не можешь повлиять? Ну, напоремся мы на их сторожевик, и что дальше? На абордаж их брать или из ручного оружия обстреливать?
— Обычный сторожевик за нами не угонится.
— Тем более нет повода для беспокойства, — сказал Эндрюс, энергично двигая челюстями. — Вы, леталы, главное до места нас доставьте, а потом уж делайте, что хотите.
— Покрошим ящеров в собачий корм, — кивнул Крит. — После нашего визита Кридон станет по-настоящему мертвой планетой.
— Штурмовики всегда такие оптимисты?
— Пилоты всегда такие дерганые?
— А мне нравятся дерганые пилоты, — сказал Эндрюс. — Лучше в меру нервничающий пилот, чем полный отморозок, который вообще ничего не боится. Я летал с одним таким парнем. Он шел через заградительный огонь и выбросил десантные капсулы на полтора километра ниже установленного минимума. Мы даже затормозить толком не успели.
— И почему ж ты до сих пор жив? — поинтересовался Крит.
— Потому что выбросили нас над болотом, — сказал Эндрюс. — Пока добирались до твердой земли, крыли того пилота, на чем свет стоит.
— Это где ж такое было?
— На учениях, — сказал Эндрюс. — Учебный полигон «12-дельта» на Жемчужине.
— Надо хорошо постараться, чтобы найти на Жемчужине болота.
— В экваториальной зоне их полно, — сказал Эндрюс.
— Нас держали ближе к южному полюсу, — сказал Криг. — Мерзкое местечко. Неделями из скафандров не вылезали.
— Зато бесценный боевой опыт.
— Это у Алекса бесценный боевой опыт, — сказал Криг.
— Мы дрались со скаари в джунглях, — сказал я. — На Кридоне джунглей нет, так что…
— И что ты можешь рассказать о ящерах такого, чего мы не знаем?
— Они быстры. Но не быстрее импульса из винтовки.
— Кто вообще может быть быстрее импульса из винтовки? — поинтересовался Эндрюс. Он думал, что задал риторический вопрос.
— Я могу, — сказал я.
— Я буду присматривать за тобой в бою, — сказал Эндрюс. — Там и покажешь мне, насколько ты быстр.
— Это если ты успеешь уследить, — сказал я.
Криг усмехнулся.
— Говорят, что ты настоящий спец, — сказал он. — Выполнял грязную работу для СБА и всякое такое.
— Случалось.
— Много всего видел, да? Ты должен быть очень хорош, если летишь с нами.
Это верно.
Кленнонские штурмовики считались лучшими бойцами галактики, а те, что сидели со мной за одним столиком или летели со мной на одном корабле, были не просто элитой, они были элитой элит, пусть им и предстояло стать пушечным мясом.
Вероятно, я должен был чувствовать гордость за то, что меня удостоили такой чести, но я ее не чувствовал. Я слишком устал для всего этого, а бравада, которую демонстрировали остальные участники нашей экспедиции, начинала меня раздражать.
— Эти ребята — гордость Империи, — сказал Реннер.
— Я понимаю. Соль земли, все такое. Брызжут тестостероном во все стороны.
— Это их последний поход. Будьте снисходительнее.
— Они ведут себя так, как будто этого не понимают.
— А что они должны делать? Писать прощальные письма? Исповедоваться? Смотреть перед собой стеклянным взглядом?
— Не знаю, — признался я.
— Война — это их работа, — сказал Реннер. — Вероятность того, что им придется отдать свою жизнь за Империю, всегда была прописана в их профессиональном контракте.
— Полагаю, это прописано в контракте любого военного, — сказал я. — Но обычно все-таки существуют шансы, что этого пункта удастся избежать.
Реннер покачал головой.
— Только не надо начинать про то, что экстренные ситуации требуют экстренных мер, — попросил я.
— Вы не кленнонец, — сказал он.
— Это универсальный ответ на многие вопросы, — согласился я.
Я не кленнонец, я не монархист, я не понимаю.
А если учесть, что я еще и из другой эпохи, то пропасть непонимания между нами и вовсе никого не должна удивлять.
Так уж случилось, что я никому не доверял и не было для меня ни одной идеи, за которую я был бы готов умереть, если бы мне предоставили такой выбор.
Когда мы оказались на территории скаари, траектория нашего полета стала напоминать путь удирающего от охотничьих собак зайца, столь она оказалась замысловата и слабопредсказуема. Либо карты почти двухвековой давности оказались точны, либо нам просто везло, но за неделю мы преодолели добрую треть пути и умудрились так и не нарваться на неприятности.
Слабое утешение, если вспомнить, что главная неприятность ожидает нас в самом конце пути. Впрочем, для кленнонцев это вовсе и не было неприятностью. Судя по царящим на корабле настроениям, они воспринимали это как великую честь.
Странно, что, когда император произносил официальное напутственное «бла-бла-бла», он забыл об этом упомянуть. Все больше рассуждал о будущем Империи, о великой доблести тех, кто отправляется в поход, и о том, что победы без жертв не бывает, и еще наговорил много слов в таком же роде. Даже фон Клаузевица процитировал.
Чтобы одержать победу, бейте в самое сердце врага.
А дерево Империи тоже время от времени нужно поливать кровью патриотов. Просто беда с этими деревьями.
— Я далеко не мальчик и не питаю разного рода иллюзий, — сказал Реннер, когда я заговорил с ним об этом. — Глупо было бы утверждать, что это — последняя война и после нее других войн уже не будет. Но это — самая важная война, и у нас просто нет права ее проигрывать.
— Смерть Кридона не гарантирует, что вторжение будет остановлено, — напомнил я.
— Но вероятность этого достаточно велика, — сказал Реннер. — Империя в любом случае продолжит готовиться к обороне, и если у нас получится, то мы дадим ей дополнительные шансы.
— Вот так люди и попадают в историю, — сказал я.
— Так люди пишут историю, — поправил он. — Как вы себя чувствуете?
— Нормально, — сказал я. — На один бой меня хватит.
— Это может быть очень долгий бой.
— Тем веселее, — сказал я.
— Война — это невесело.
— Расскажите об этом ребятам снаружи, — сказал я. — Шутки в офицерской кают-компании не смолкают ни на минуту.
— Вы не жалеете, что отправились с нами?
— Ни за что бы не пропустил этого цирка.
Реннер покачал головой.
На Кленноне нас провожали как героев, но, судя по царящим на корабле настроениям, героем тут себя никто особо не чувствовал.
Это были солдаты, и у них была работа, и они собирались выполнить эту работу так хорошо, как они смогут. Пафосные речи, разговоры о долге и прочие разглагольствования остались позади, на корабле царила атмосфера собранности, свойственная любому военному походу.
И, что самое удивительное, никаких мрачных настроений среди экипажа. Похоже, меня тут одного терзают невеселые мысли.
По мере приближения к Кридону я все меньше думал о нашей миссии и все больше — о Холдене и регрессорах.
Конечно, он не рассказал мне всего. Даже если бы он хотел и если бы у нас было больше времени, вряд ли он смог бы подобрать слова, чтобы описать мне то, что меня, возможно, ожидало в конце пути.
Ответы.
Как минимум меня там ждали ответы. Как максимум… кто знает.
Миг, растянутый до бесконечности. Всемогущество и ничегонежелание. Я пытался это себе представить и не мог.
Ответы.
Как минимум меня там ждали ответы. Как максимум… кто знает.
Миг, растянутый до бесконечности. Всемогущество и ничегонежелание. Я пытался это себе представить и не мог.
Цивилизация регрессоров зашла в тупик, и вполне вероятно, скоро мне доведется попасть в этот тупик и самому узнать, как это происходит.
Или же все это просто чушь и бред умирающего, чей мозг повредился во время неправильно проведенной криореанимации.
Даже не знаю, какой вариант оказался бы для меня предпочтительнее.
День следовал за днем, и я предпочитал их проводить в своей тесной каюте, стараясь не раздражать кленнонских штурмовиков своим присутствием, лишь изредка появляясь в офицерской столовой или беседуя с Реннером, последним человеком, известным мне по моей прошлой жизни. А потом мы ушли в последний, самый длинный прыжок, который должен был вывести нас к Кридону.
ГЛАВА 6
Как известно любому мало-мальски разбирающемуся в своей профессии полководцу, первым при начале сражения гибнет его план, поэтому кленнонцы не стали заморачиваться на детальную проработку операции, ограничившись несколькими общими набросками и оставив простор для импровизации. Лишь первая фаза «Иглы» была просчитана четко, ибо от нее зависело все остальное.
«Игла-2» вынырнула из гипера первой и сразу же ринулась к планете, даже не предпринимая попыток торможения. Естественно, скаари ее сразу засекли. Естественно, они открыли заградительный огонь. Естественно, пару раз они попали.
Но никакого значения это уже не имело.
Легкий крейсер не маневрировал и не пытался уклониться. Силовые щиты принимали первые разряды на себя, а он двигался на релятивистских скоростях и стремительно рвал дистанцию.
Он не успел бы затормозить при входе в атмосферу, он не успел бы выбросить десант или выстрелить по какой-то цели на поверхности планеты, но от него этого и не требовалось.
Это был брандер. Наш таран, при помощи которого мы должны были взломать орбитальный щит столичной планеты Гегемонии.
Его пилот был настоящим камикадзе, и он должен был умереть первым.
Это был варварский способ, и Реннер заверял меня, что обычно Империя так не воюет.
В нормальных условиях это был бы крайне неэффективный метод. Десант на планету высаживают уже тогда, когда сопротивления на орбите практически не осталось, иначе высадка обходится слишком дорого. Десантные транспорты плохо защищены и неповоротливы, брешь, проделанная брандером, оказалась бы для них слишком мала и закрылась бы слишком быстро, и даже если бы гениальному пилоту удалось сбросить десантные катера, они оказались бы на планете без всякой поддержки, а десант, выброшенный на чужую планету без огневой поддержки, живет не дольше нескольких минут, и это уже считается большим везением.
Но наш случай нельзя было назвать нормальным.
«Игла-2» получила критические повреждения уже на двадцать второй секунде после выхода из гиперпространства, но за это время ей удалось подобраться к дальней орбите Кридона.
В это время «Игла-1» с главными ударными силами на борту только выходила из гиперпространства.
«Игла-2» была наспех построенным кораблем. Голый корпус, внутрь которого наспех засунули реактор и гиперпривод, смонтировали силовые щиты, которые позволили бы кораблю продержаться несколько секунд под огнем противника. Вооружения — ноль, дополнительной полезной нагрузки — ноль, экипаж, который обслуживал все это удовольствие, состоял из нескольких человек, которым пришлось провести весь полет в поистине спартанских условиях.
Зато все высвобожденные помещения были набиты взрывчаткой. И когда я говорю о взрывчатке, я имею в виду отнюдь не динамит.
Стратегическое термоядерное оружие.
Когда крейсер взорвался внутри оборонительных порядков скаари, это было похоже на вспышку небольшой сверхновой. Ослепительный свет на мгновение заполнил весь космос от края до края, ближайшие орбитальные станции скаари просто снесло… Дальше в ход пошла цепная детонация, которая выбила еще добрый десяток военных спутников, радиомагнитный импульс, вырубивший все не экранированное оборудование на десятки километров вокруг, и поражающая радиация, последствия которой с нашего наблюдательного пункта были не видны.
— Работаем. — Несмотря на то что наш корабль направлялся прямо в центр этого рукотворного ада, голос Реннера, донесшийся из динамиков внутренней связи, был абсолютно спокоен.
Первая редакция предложенного нами плана по ликвидации Кридона была гораздо проще. Один корабль взрывается на орбите, пробивая брешь, сквозь которую второй корабль проникает внутрь защитных укреплений скаари. Второй корабль, несущий на себе такой же заряд, взрывается на поверхности планеты, и резиденции Кридона вместе со всеми ее обитателями приходит конец.
Никакой операции «Игла». Вместо нее прекрасно подошла бы операция «Кувалда».
Увы, экспериментальная модель показала, что это не сработает.
Большая часть подземных сооружений скаари находилась на глубине больше десяти километров, защищенная от удара сверху не только тоннами скальной породы и архитектурными излишествами, но и несколькими силовыми щитами, которые могут если не полностью отвести угрозу, то смягчить удар и направить его в другую сторону, и не было никакой гарантии, что одним мощным взрывом нам удастся убить всех.
Для этого потребовалось бы такое количество взрывчатки, что вместо крейсера нам пришлось бы расколотить о поверхность планеты пару супердредноутов, но проблема в том, что супердредноуты на расстояние удара незамеченными бы просто не подошли.
Военные спецы Империи долго ломали голову над вопросом, как бы всунуть в корпус крейсера большее количество взрывчатки, но самые оптимистичные прогнозы давали не более сорока процентов на успех, и в конце концов было решено действовать по старинке и отправить на Кридон десант. Тем более что под землей скаари тяжелого вооружения не держали, и шансы мобильной штурмовой группы решить проблему Кридона оценивались процентов в шестьдесят-семьдесят, а при таких раскладах это совсем немало.
— Бомба неуправляема, а потому ненадежна, — сказал тогда Реннер. — Ты посылаешь бомбу, она взрывается, и ты уже ни на что не можешь повлиять. В то время как штурмовой отряд способен принимать решения на месте и действовать по ситуации. Мы знаем, как выглядит Кридон, примерно знаем, где его искать. Лучшее, что мы можем сделать, это удавить поганца своими собственными руками.
— Это звучит глупо, но это на самом деле самый надежный вариант, — вторил ему Риттер. — В условиях боя человеческий мозг является самым надежным компьютером, и мы еще долго не сможем его ничем заменить. Там, где надо принять нестандартное решение, вывернуться из ситуации, которую невозможно предсказать и смоделировать в условиях штаба, идеальным оружием до сих пор является десантник.
— Я бы действовал иначе, — сказал опрошенный мною Холден. — Но мое время прошло, а вы может воевать с ящерами, как хотите.
— Но это может сработать? — допытывался я.
— Вполне, — сказал он. — А может и не сработать. Но если вы просто швырнете туда бомбу, и она не взорвется, или взорвется, но не там, или взорвется там, где надо, но не убьет того, кого надо, у вас не будет способа повторить попытку. Второй раз этот трюк вам не провернуть, поэтому, если вы как-то можете повысить свои шансы, вам следует сделать это сейчас. Впрочем, мне это абсолютно безразлично, да и тебе тоже.
— Мне небезразлично, — сказал я.
— Значит, скоро будет, — он пожал плечами. — Ты бьешься за человечество, исходя из ошибочной посылки, что сам являешься человеком. Как только ты перестанешь им быть, тебе станет наплевать на то, кто победит в этой войне.
— Как вы это делаете? — спросил я. — Как вы замещаете личность человека и овладеваете его телом?
— Через синапсы, — хмыкнул он. — Это не такой сложный трюк, когда ты являешься сгустком мыслящей энергии, но объяснить тебе это человеческим языком я не могу. У вас нет нужных слов для описания сего процесса, а показывать на пальцах бесполезно. Да и не очень хочется, честно говоря. Тем более что ты скоро сам должен вспомнить, как это делается.
— Знаешь, для представителя высшего разума, стоящего на самой вершине эволюционной лестницы, ты изъясняешься слишком…
— Человекоподобно? — попробовал угадать он.
— Что-то вроде того.
— Это неудивительно, — сказал он. — Поскольку сейчас я в довольно значительной степени являюсь человеком. Конечно, не в той степени, в которой человеком являешься ты. Ведь ты не помнишь альтернативы, а я помню.
— Знаешь, я все еще до конца не понимаю проблемы, из-за которой вы устроили этот сыр-бор с новыми телами, — сказал я.