– Кто обслуживал столик умерших?
– Амину, – поклонился японец, – спасибо, что спросили.
Улыбка служащего расширилась, на одном из его зубов блеснул крючок от бюгеля.
– Пожалуйста, – не выдержал Костя.
– Прекрати, – велел Леня, – у нас куча вопросов, задолбаешься кланяться, голова заболит.
– Позови Амину, – распорядилась я.
– Я к услугам господ, – склонился японец. – Спасибо, что захотели со мной поговорить.
– Ну ваще, – закатил глаза Костик. – Пойду пообщаюсь с их поваром.
У меня неожиданно заболела поясница.
– Амину, какой заказ сделали гости?
Официант стал безостановочно сгибаться и разгибаться.
– Салат из морских водорослей. Суши на большом блюде, креветки-темпура.
– Все? – уточнила я, когда японец замер в почтительном полупоклоне. – Маловато для компании из пяти человек.
Амину снова попытался врезаться в пол лбом.
– Можно проверить на кассе.
– Блюда по спецзаказу были? – не успокаивалась я.
– Мы подаем лишь по карте, – забыв согнуть спину, сообщил Амину.
– Гости не попросили фугу? – с недоверием спросила я.
Амину сделал шаг назад.
– Конечно, нет, мы ее не готовим. Можно проверить по кассе.
Я почувствовала усталость.
– Хватит, вы слишком много врете.
Амину спешно поклонился, но меня уже понесло:
– Для начала вы не японец, вероятно бурят или казах, хотя точно не скажу. И девушка у входа тоже из ближнего зарубежья, она плохо владеет русским языком, но не японка. Могу объяснить ход своих мыслей. У красавицы черные зубы, они покрыты специальным лаком. Действительно, в Японии была подобная мода, но она давно прошла. На пальцы самой низшей по рангу служащей ресторана нанизаны кольца, но по этикету она не имеет права их носить, любой японский начальник сделал бы суровый выговор подопечной, решившей выделиться. Вы сами, когда я спросила про спецблюдо, занервничали и перестали бить поклоны, но жители Японии вежливость усваивают с молоком матери, кланяются они автоматически. А вот если человека не так давно научили приветствовать гостей, тогда, конечно, в момент сильного волнения он забудет о чуждом ритуале. Далее. Вы пытаетесь внушить нам, что являетесь простым официантом, но мужчина с подносом не имеет права беседовать с милицией, это прерогатива метра или управляющего. Охотно верю, что вы вчера сами обслуживали Гвоздевых и их гостей. Степанида Андреевна постоянный клиент «Кинуки», ходила она сюда за рыбой фугу, ею они все и отравились.
– Откуда ты столько знаешь про японцев? – поразился Ленька.
– В детстве читала книги Всеволода Овчинникова, в частности «Ветку сакуры», – ответила я. – Очень интересные произведения с огромным количеством бытовых подробностей. А еще, когда Амину разговаривает, на одном из его зубов поблескивает крючок от бюгеля. В России еще остались люди, в основном пенсионеры, которые носят во рту эту неудобную съемную конструкцию. Но сейчас стоматология сделала огромный шаг вперед, при отсутствии зубов ставят импланты или мосты из металлокерамики. А вот если уважаемый Амину прибыл к нам, допустим, из Средней Азии, то присутствие во рту бюгеля неудивительно. В бывших советских республиках народ живет бедно, там импланты гражданам не по карману, а протезирование делают по старинке.
– Ты ухитрилась разглядеть в чужом рту загогулину, – восхитился Мартынов.
– Чеслав любит меня за умение замечать незначительные детали, – не упустила я случая похвастаться. – Так что, Амину, вспомнили про рыбу фугу? Вчера Степанида Андреевна говорила о ней, чуть ли не облизываясь. И последнее, знаете, если компания людей скончалась после ужина в ресторане, то проводят такую неприятную процедуру, как вскрытие трупов. Эксперт возьмет содержимое желудков и…
– Пожалуйста, не надо, – забыв про акцент и поклоны, прошептал «японец», – меня тошнит.
– Это хорошо, – кивнул Леня, – значит, ты жив.
– Начнем от печки, – предложила я, – забудем первый дубль. Итак, как к вам обращаться и кем вы являетесь в данном ресторане?
– Максим, – мрачно представился «Амину». – Я управляющий.
– Дело пошло на лад, – приободрил его Мартынов. – Сядем в уголок, съедим пирожок.
– Хотите перекусить? – встрепенулся Максим.
– Только не у вас, – хором ответили мы с Ленькой.
Максим стиснул губы, но потом, сделав глотательное движение, наконец-то стал честно рассказывать о вчерашнем происшествии.
Степанида Гвоздева обожала японскую кухню, часто приводила сюда своих гостей и оставляла хорошие чаевые. Для владелицы медцентра резервировали столик в углу, Степанида не заказывала место предварительно, оно всегда ее ждало.
Степанида любила все блюда в меню, но более всего ее привлекала фугу. Это ядовитая, очень опасная рыба, ужинать ею – все равно что играть в русскую рулетку. Если повар неправильно обработает тушку, можно отравиться до смерти. Фугу импонирует тем людям, кто любит азарт и ощущает нехватку адреналина в крови. Чтобы готовить эту рыбу, повар должен иметь особую квалификацию, а ресторан – лицензию на ее приготовление. Но эти правила действуют лишь в Японии, в России фугу готовят, не заморачиваясь дипломами и аттестатами. Но рыба-то на самом деле очень опасна, и в «Кинуки» ее подают не всем. Фугу не обозначена в меню, деликатес готовят исключительно для своих, на кухне есть повар-японец, виртуозно обращающийся со сковородками.
– Да, на обслуживающем персонале хозяин сэкономил, – каялся Максим, – однако почти во всех московских японских ресторанах средней руки бегают с подносами и стоят на кухне отнюдь не уроженцы Страны восходящего солнца. У нас отличный шеф, рыба свежайшая, до сих пор никаких неприятностей не было.
Фугу в «Кинуки» подают по-особому. Сначала столик отгораживают ширмой, потом официант – а Степаниду из уважения всегда обслуживал сам Макс – приносит блюдо под крышкой. Раскладывая куски по тарелкам, рассказывает о фугу. Посетители ахают, боятся, но едят. Пару раз, правда, рыбу возвращали на кухню нетронутой, но, как правило, ее сметают до крошки. Что и сделала компания Гвоздевой.
– Поймите, – с жаром твердил «японец», – наша фугу абсолютно безопасна. Никогда не возникало ни малейших проблем.
– Раз в год и шапка стреляет, – возразил Леня.
– Что-то необычное вчера заметили? – насела я на управляющего.
– Нет, нет, нет, – словно мантру затвердил тот, – нет, нет. Хотя… Юрий Игоревич!
– Ну! – расвирепел Мартынов. – Хорош мямлить!
– Юрий Игоревич никогда не ел фугу, – выдавил Максим, – он говорил, что у него от нее кашель начинается. Но, полагаю, доктор просто боялся. А вчера, когда я поднял крышку, Степанида Андреевна ехидно спросила: «Юра, тебе, наверное, заказать угря?» Но сын ответил: «Нет, съем фугу». Помнится, я подумал: достала его мать. Степанида Андреевна могла так похвалить, что потом будто помоями облитый ходишь. Постоянно ехидничала.
– Гвоздева скончалась, отведав деликатес, – уточнил Мартынов. – И то, что Юрий не ел рыбу, а вчера, чтобы избавиться от маминых подколок, слопал кусок, нам ничего не дает. Вот если бы, наоборот, он постоянно ее жрал, а тут взял и не захотел насладиться рыбешкой и остался жив… Но он в реанимации, что автоматически снимает с парня подозрения.
– Какие подозрения? – посерел Максим. – Может, они перед походом к нам сосисками на улице перекусили, кофе в забегаловке выпили!
– Сам-то в это веришь? – хмыкнул Леня. – Пой, птичка, дальше. Принесли компашке эту фугу-мугу, и что?
Максим зачастил:
– Они начали есть, но тут пришла девушка с работы, принесла Юрию Игоревичу бумаги на подпись. Степанида Андреевна на нее заругалась, ну да она на всех налетает, если в возбужденном состоянии находится, заорала: «Что, нельзя до завтра подождать? Забирай и проваливай». Та попятилась, налетела на нашу тележку с десертами, свалила на пол торт. Испугалась, залепетала: «Дайте тряпку, я уберу». Народа в зале было мало, все на бедняжку уставились, но Степанида Андреевна ей не посочувствовала, велела мне: «Возьмите с неряхи деньги за убыток. Пусть усвоит урок! В следующий раз крепко подумает, прежде чем мешать начальнику вечером!»
– Секретарша Гвоздева, – кивнула я, – Степанида ее и при мне шпыняла.
– Это неинтересно, – отмахнулся Леня, – вернемся к ужину со смертельным исходом…
Проведя в «Кинуки» около двух часов, я поехала в свой временный дом. Кошки встретили меня на пороге и заголосили в едином порыве. Сегодня их ошейники украшали зеленые бантики: Маргоша сменила ленточки.
– Вот что, киски, – зашептала я, направляясь на кухню, – я очень устала, ноги гудят от беготни, заниматься жонглированием коробок с вашими кормами мне абсолютно не хочется. В мои планы входит чай, пара бутербродов с сыром и просмотр романтической комедии, только что приобретенной в магазине у метро. Вы согласны поужинать чем бог послал?
– Мяуууу! – взвыли Клепа, Гера, Лера и Ариадна.
– Отлично, – обрадовалась я, – если и дальше будете так выступать, появится шанс попасть в хор в Большом театре. Сосиски или сардельки? Выбирайте!
Кошки начали тереться о мои ноги.
– …! – заорал из коридора мужской голос.
– Что такое? – испуганно спросила Марго.
Я схватила эмалированный ковшик и помчалась на звук.
Принято считать, что обороняться можно лишь при помощи оружия. Но выстрелить в живого человека способен не каждый. А вот треснуть по башке грабителя сковородкой, скалкой, кастрюлей может даже престарелая женщина. Если вдуматься, кухня наполнена приборами, которые обезвредят хулигана. Ну, допустим, миксер! Выставим перед собой железные крючочки для замешивания теста и включим прибор на полную скорость. Или набор специй. Красный, черный, белый перец, соль, чесночный порошок: все они, попав в нос и глаза, временно парализуют противника, и тут настает момент для применения вышеупомянутой сковородки. В конце концов, вора можно лишить способности передвигаться, если метнуть в него испеченный мною кекс. Удивительное дело: я соблюдаю рецепт до мельчайших деталей, взвешиваю муку и масло, тщательно отмеряю молоко, скрупулезно выставляю температуру в духовке… и получаю на выходе кирпич, о который ломаются ножи. Но не стоит унывать. Да, мой кексик несъедобен, зато он может служить метательным снарядом или изумительным стройматериалом для сарайчика на даче. Во всем плохом есть положительная сторона, ничто не бывает абсолютно черным.
Крепко сжимая ковшик, я влетела в ванную и увидела помятого мужика, который, тыча пальцем в унитаз, орал:
– …?…!…?!
Рядом, обнявшись, стояли Маргоша и Анфиса. Старушки временно забыли о политических разногласиях, они находились в растерянности и обрадовались моему появлению больше, чем голодные кошки.
– Что он говорит? – жалобно спросила Маргоша. – Танечка, ты понимаешь этот язык?
Глава 17
Я быстро оценила ситуацию. За последние двадцать пять лет в России произошли глобальные перемены: перестройка, ускорение, программа «500 дней», падение коммунистического режима, множественные денежные реформы, появление «новых русских», расцвет организованной преступности, разбушевавшийся научно-технический прогресс. Просыпаешься утром, включаешь новости и замираешь с раскрытым ртом: ба, сегодня отменили привычные деньги! Или президент за пару минут до Нового года сообщит о своей отставке. Или услышишь вечером клятвенное заверение премьер-министра, что правительство гарантирует народу стабильность цен, а утром обнаружишь в магазине батон хлеба, подорожавший за ночь в пять раз.
Однако на фоне полнейшей нестабильности есть вещи, которые никогда не меняются. Как приятно осознавать, что в Москве есть некая константа, не зависящая ни от режима, ни от времени года, ни от экологической обстановки, ни вообще от каких-либо других факторов. Она сродни луне, которая появляется ночью на небе, или солнцу, радующему землю на рассвете. Я веду речь о слесаре, который приходит к вам из ЖЭКа.
Это всегда мужчина неопределенного возраста, с помятым лицом, чуть опухшими глазами и характерным запахом. На ногах у мастера непременно будут ботинки, которые оставляют на паркете и кафельной плитке несмываемые черные следы. С собой профессор санитарных наук приносит чемодан, внутри которого обнаружится большое количество ржавых гаек, винтов, здоровенный ключ и пучок чего-то сильно напоминающего рыжую банную мочалку. Еще он прихватывает синюю изоленту, потому что каждому россиянину с детства известно: вещь, обмотанная синей изолентой, будет служить вечно. Вот чего в чемодане не найдется, так это нужных для решения именно вашей проблемы запчастей.
– Что он говорит? – переспросила Маргоша.
– Не знаю, – честно ответила Анфиса.
– Это же представитель любимого тобой пролетариата, – не забыла подколоть противницу Маргоша, – ты должна понимать его суахили!
– …!…! – вопил слесарь.
– Он предатель! – трусовато сказала Анфиса. – Не имеет ни малейшего отношения к передовой части рабочего класса, это низшая категория! Человек, не способный вдохновенно трудиться и развиваться, короче, люмпен!
– Слышь, бабка, не выражайся тут! – обиделся слесарь. – …!…!…!
– Прекратите материться! – возмутилась я.
– А кто ругается? – поразился мужик. – …!…!…! Чего в унитаз напихали? Не отковыривается! Зацементировалось насмерть!
– У вас есть дрель? – спросила я, оглядывая темно-синий цемент, заполнивший сливное отверстие. – Может, ею попробовать?
– …?…!…! – буркнул слесарь и закрыл чемоданчик.
– Любезный, вы куда? – занервничала Маргоша. – Надо починить сортир.
– …!…!…? – с достоинством произнес мужик. – До свидания!
Я быстро протянула нахалу купюру. Чемоданчик вновь открылся.
– Эх, бабы, – вздохнул слесарь, – шо б вы без нас делали! Эй, молодая, сгоняй за удлинителем. А вы, старушки-пенсионерки, шлепайте на кухню, не мешайтесь под руками. Так вас перетак!
Анфиса с Маргошей послушно выползли в коридор и замерли у стены. Мастер наладил дрель, опустил ее в фарфорового друга, я зажала уши. В душе росло чувство вины: ведь это я перепутала кошачий лоток с миской, в которой Анфиса готовит маску для лица, и залила в унитаз цемент Новоселовой.
– Ага, зараза! – заорал мужик. – Ща…!…!…!
Раздался хлопок, в квартире погас свет, затем что-то грохнуло, бухнуло, зазвенело.
Маргоша стала громко читать молитву, Анфиса запела «Интернационал». Путаясь в кошках, я поспешила на лестничную клетку, нашла щиток, щелкнула рычажками пробок, с радостью увидела вспыхнувший свет, вернулась назад и застала дивную картину: мастер сидит, обняв одной рукой унитаз, а вторая его длань прячется внутри оного.
– Вы живы? – осторожно уточнила я.
– Да, – быстро ответили старушки.
Слесарь же протяжно проныл:
– Смотря что считать жизнью. Скорей уж я существую на маленькую зарплату, выполняя тяжелую работу.
Вот тут мне стало страшно. Судя по вылетевшим пробкам, мастера слегка тряхнуло током. В истории мировой медицины описаны случаи, когда после воздействия электричества человеческий организм радикально менялся, пробуждалась генетическая память, люди начинали разговаривать на древнегреческом или цитировали в оригинале пьесы Шекспира. Вероятно, подобный казус произошел и с сантехником.
– Не могу вынуть руку, – простонал он, – словно в капкан попала. Lupys moralis est![6]
Я покрылась холодным потом. Ну вот, теперь он говорит на латыни. Меня в свое время в институте целый семестр обучали этому мертвому языку, но перевести слова сантехника я не способна.
– Разрешите представиться. Анатолий, – продолжил слесарь. – Хоть обстоятельства нашего знакомства являются странными, тем не менее считаю необходимым сообщить свое имя.
Я не потеряла самообладания.
– Таня. Бабушек зовут Анфиса и Маргоша. Сейчас попробую вас освободить.
Следующие десять минут прошли в безуспешных попытках вытащить длань Анатолия. Потерпев полнейшее поражение, я побежала звонить Димону.
– Общество с неограниченной безответственностью слушает, – отчеканил Коробок, – решение всех чужих проблем при помощи кнута и пирожка.
Я бесцеремонно перебила хакера:
– Послушай, я могу разбить унитаз?
– Думаю, да, – не задумываясь, ответил Димон, – но только не колоти по нему ногой, заработаешь перелом стопы или синяки. Лучше всего шандарахнуть его чугунной сковородкой. Одного мощного удара должно хватить.
Все-таки Димон молодец, другой бы на его месте стал задавать десятки вопросов, и прежде всего: зачем уничтожать необходимую в быту вещь? Коробок же с готовностью выдал мне разрешение на уничтожение унитаза и даже подсказал, какое орудие использовать для достижения оптимального результата.
– Теперь о деле, – как ни в чем не бывало продолжил хакер.
– Не сейчас! – крикнула я и побежала на кухню.
Сковородка нашлась в духовке. Я притащила черную чугунину в ванную и услышала радостный возглас Маргоши:
– Хочешь испечь блинчики? Мне, пожалуйста, с корицей.
– Посуду лучше мыть на кухне, – посоветовала Анфиса, – а при коммунизме женщина освободится от ярма домработницы. Все будут делать роботы.
– Сделайте одолжение, уйдите в комнату, – попросила я, прикидывая, куда лучше опустить чугунину, чтобы добиться молниеносного эффекта.
– Почему? – уперлась Анфиса.
– У нас демократия, где хотим, там и стоим, слава богу, социализма нет, – не упустила момента пнуть идеологического врага Маргоша, – партия и правительство теперь гражданами не руководят!
– Нынче эпоха власти рубля, – ринулась в бой Анфиса, – человечество поклоняется золотому тельцу.
– Кому твой рубль нужен, – скривилась Маргоша. – Я вот предпочитаю евро.