Я быстро опорожнила их в унитаз, промыла и полетела на кухню посоветоваться с диаграммой.
– Хорошие мюсли, – одобрила Маргоша, шурша пакетом.
– Очень рада, – ответила я, – отложите коробку, которая больше всего пришлась вам по вкусу, завтра…
Слова застряли в горле. Минуточку! Розовый лоток – это Клепа, но синий – Гера! Я уже меняла его в первой ванной. Отлично помню наполнитель «Пикс-микс» ярко-алого цвета.
Секунду я стояла в замешательстве, глядя, как киса с зеленым бантом бодро жрет из синей миски, потом поняла: кошка лакомится не своей едой. Оттащила ее от посуды, увидела пустое дно и сообразила: в первой ванной стояла ЗЕЛЕНАЯ миска с синими гранулами! Это лоток… э… Леры. Ей надо положить «Аромат розы», я перепутала цвета!
– Выпей чаю, – радушно предложила Маргоша, – похоже, ты устала, аж осунулась.
– Нет времени отдыхать, – сквозь зубы ответила я и помчалась в кладовку за «Пикс-миксом» и «Розой».
Когда Гера и Лера получили чистые лоточки, я перевела дух и поплелась в правый коридор. Очень медленно до меня стало доходить: безумные апартаменты Коробкова ранее были тремя отдельными квартирами, потом жилплощадь объединили. Вот почему здесь столько коридоров и туалетов. Я повернула ручку и похвалила себя за сообразительность: все верно, вот еще ванная, унитаз и… два лотка, зеленый и желтый.
По спине потек пот. Получается, лотков пять? Или миска цвета сочной травы, та, куда я натрясла «Пикс-микс», не кошачий тубзик?
Не чуя под собой ног, я ринулась в первую ванную и обнаружила на тумбочке чисто вымытую миску. Мне захотелось завыть в голос. Лишь огромным усилием воли я подавила естественное желание. Я вцепилась руками в раковину, уставилась в слегка побуревшее от старости зеркало и громко сказала:
– Таня! У четырех кисок четыре лотка, по одному на каждую попу. Два ящика в правом туалете, столько же в левом, а посередине просто миска. Вопрос. Что в ней лежало и куда делся «Пикс-микс»? Ответ. В квартире сейчас три человека. Маргоша ужинает на кухне. Я сама красные комки не трогала. Остается Анфиса.
Сделав пару глубоких вдохов-выдохов, я постаралась навесить на лицо самую нежную улыбку и отправилась на поиски Анфисы. Клепа и Ариадна подождут, поменяю им наполнитель чуть позже, главное сейчас – понять, что пенсионерка сделала с «Пикс-миксом».
Анфиса сидела в кресле спиной к двери.
– Входи, входи! – закричала она, едва я приоткрыла дверь. – Маргоша, посмотри, какого цвета теперь делают цемент! Сердце радуется!
– Это Таня, – поправила я бабулю, Анфиса обернулась, я вцепилась пальцами в колченогую этажерку.
Лицо старушки покрывала масса ярко-красного цвета.
– Не пугайся, – защебетала она, – это цемент Новоселовой.
– Что? – прошептала я.
Анфиса объяснила:
– В нашей аптеке продают настоящий российский продукт, это тебе не капиталистический обман. Врач Новоселова придумала цемент. Его надо развести особым лосьоном, потом намазать на лицо, подождать, пока засохнет, и снять. Вот с последним нелегко, масса отколупывается с трудом, но после нее кожа делается очень свежей. У меня завтра с утра партийное собрание, я не могу предстать халдой перед товарищами по борьбе за светлое завтра. Не подумай, я не кокетка! Просто надо выглядеть прилично. Похоже, Новоселова рецепт изменила. Я обычным макаром высыпала катышки в миску и пошла за лосьоном, вот беспамятная, забыла, куда его поставила. Пришлось поискать. Потом сообразила – флакон на подоконнике, вернулась в ванную, а цемент покраснел. Явно средство лучше стало, щиплет здорово, действует.
– Немедленно умойтесь, – испугалась я.
– Еще четверть часа надо сидеть, – уперлась Анфиса.
– Может, у вас аллергическая реакция! – воскликнула я, понимая, что даже под страхом расстрела не расскажу бабуле про «Пикс-микс».
– Ерунда, – отрубила Анфиса, – красный цвет – мой любимый, от него плохого не случится.
– Холодная вода уберет раздражение, – настаивала я.
– Деточка, маску Новоселовой нельзя смешивать с простой водой, – снисходительно пояснила Анфиса, – она от контакта с ней каменеет, никакая сила ее не разрушит. Нужен специальный лосьон на базе наших российских, некапиталистических трав из Тибета.
– Тибет не Россия, – прошептала я и кинулась в туалет.
При первом же взгляде на унитаз мне стало понятно: наихудшие мои ожидания оправдались. Внутри фаянсового друга синел конгломерат, намертво закупоривший слив.
Мне снова захотелось зарыдать, но пришлось взять себя в руки. Плач не продуктивен. Сейчас нужно собраться и попытаться спасти сантехнику.
В который раз я слетала на кухню, убедилась, что Маргоша никак не может оторваться от мюсли, оттащила Леру от Гериной миски, спихнула Клепу с СВЧ-печки, усадила туда Ариадну, налила Маргоше чай, смоталась в кладовку, вернулась в туалет и начала сражение с цементом Новоселовой, закупорившим унитаз.
Следующие четверть часа я последовательно лила на синий цемент чистящие и моющие средства, ковыряла его проволочной губкой, испытывала ацетоном и жидкостью из темной бутылки, на которой были нарисованы череп и кости. Цемент устоял. Интересно, из чего состоит маска? Где госпожа Новоселова нарыла экологически чистую траву с предгорий российского Тибета?
Устав, как водовозная кляча, я поняла: сегодняшний день везения заканчивается оглушительной оплеухой от Фортуны. Выпав в коридор, я тщательно заклеила скотчем щель между дверью и косяком, повесила на ручку табличку «Не работает» и побрела на кухню. Там посередине стола стояла банка с розовой крышкой, на ней лежала записка: «Танечка! Хочу эти мюсли! Другие не бери! Они дрянь! Купи такие же. Они лучше утренних!» Я уставилась на ополовиненную тару с кормом для Клепы и поняла, что более не способна противиться обстоятельствам. Может, честно признаться Димону? Сказать ему: «Коробок, прости. Ты радушно приютил погорелицу, а я не сумела отплатить тебе добром за добро. Мне не под силу запомнить ни что ест каждая кошка, ни куда она писает. Извини, но Маргоша отныне предпочитает корм с тунцом, «Антистресс» ей нравится уже меньше, а Анфиса в восторге от маски из «Пикс-микса».
– Здрасте, девочки, – загудел из прихожей Димон, – какие у вас красивые розовые бантики!
Я живо схватила записку, скомкала ее и выбросила в помойное ведро.
– Как дела? – спросил Коробок, материализуясь на кухне. – Ты принарядила кисок? Розовое им к лицу, то бишь к мордам.
Я посмотрела вниз. Четыре ошейника имели одинакового цвета банты.
– Розовое им точно идет! – подхватила Маргоша, выруливая из коридора. – Ой, пить хочу! Сейчас всю воду в трубе выпью!
Я деликатно промолчала. Еще бы, съешь гору сухого корма, и потянет на водопой.
– Зеленый, синий и желтый выглядели ужасно, – в перерыве между глотками сообщала Маргоша, – я нашла на столе розовую ленту, теперь они одинаковые.
Я плюхнулась на табуретку. Спасибо, Маргоша, завтра мне опять придется идентифицировать кошек. Чем их пометить? Ну почему я не сообразила сразу, что ленточки легко развязать!
– Люди! – закричала Анфиса. – Люди! Сюда!
Чуть не свалившись на пол, я бросилась на зов и нашла вторую старушенцию в ванной.
– У меня нет морщин! – в экстазе провозгласила та. – Маска, улучшенная Новоселовой, дает невероятный эффект!
Я ущипнула себя за бок и ощутила боль. Нет, Танечка, ты не спишь, а на самом деле видишь сильно посвежевшее лицо бабуси.
– Здесь было пигментное пятно, – ликовала Анфиса. – И где оно?
– Нету, – в унисон пропели мы с Маргошей.
– Гусиные лапки испарились! – кудахтала Анфиса.
– Это зрительный обман, – встряхнулась Марго, – временный эффект! Надо посмотреть утром, при ярком солнечном свете!
– Завтра товарищи по партийной работе от зависти лопнут! – запрыгала Анфиса.
– Поосторожней, – предостерегла ее Маргоша, – твой организм не приучен к спортивным занятиям, еще развалится!
Но Анфису переполняло такое счастье, что она не обратила внимания на язвительное замечание Марго, а, громко распевая «Вихри враждебные веют над нами», ушла к себе.
– Опять туалет засорился, – вдруг сказала Маргоша.
Я попыталась изобразить удивление:
– Да ну? И часто это случается?
– Дом старый, – ответил Коробков, – завтра вызову сантехника.
– Выпью еще водички и лягу спать, – вздохнула Маргоша.
– Можешь найти сведения о Владе Сергеевне Ильченко? – спросила я, когда мы остались одни.
– Легко, – кивнул Димон, – пошли ко мне.
Спальня Коробка напоминала пульт управления космическим кораблем. В центре, на громадном столе, мигали экраны, стояли какие-то приборы с кнопками и лежала громадная клавиатура и несколько мышек.
Хакер постучал по клавишам.
– Ну… все чисто. Работала в детском доме, никаких нареканий. Давно живет на одном месте. Стопроцентно благонадежная гражданка. Службу бросила из-за болезни коксартроз, поражение тазобедренных суставов в тяжелой форме. Ей показана операция, но у Влады Сергеевны нету денег. Вот, читай здесь.
– Ну… все чисто. Работала в детском доме, никаких нареканий. Давно живет на одном месте. Стопроцентно благонадежная гражданка. Службу бросила из-за болезни коксартроз, поражение тазобедренных суставов в тяжелой форме. Ей показана операция, но у Влады Сергеевны нету денег. Вот, читай здесь.
Я прищурилась.
«Если человек не вор, то он должен загибаться? Влада Сергеевна ничего у сирот не… а жила на зарплату, и че? Таперича ей не ходить? Давайте не жмотьте бабло».
«Богатая, да? Нафик ейной бабке помогать?»
«Ты всегда была…!»
«Ну и заДкнись».
– Что это? – удивилась я.
– «Живой журнал», – протянул Димон, – блог «Козulka-120». Судя по тексту, одна из бывших воспитанниц Влады Сергеевны пытается собрать ей средства на эндопротезы. А «Malpona» спорит, отговаривает людей перечислять средства. С Владой Сергеевной все ясно. Что тебя смутило?
– Ее умение врать не краснея, – вздохнула я. – Она излагала выдуманную историю про Юрия Гвоздева, как по написанному читала, ни одна мышца на лице не дрогнула.
Глава 11
Утром меня снова разбудил «живой будильник», на автопилоте я дошла до кухни и поняла, что не могу разобраться в стае кошек. Достала из холодильника батон «Докторской». Нервно оглядываясь на дверь, накрошила колбаски, насыпала в миски, потом, не заботясь о цвете «кормушек», поставила их в разных местах и заявила:
– Пусть это будет нашей маленькой тайной. Вечером получите полезный сбалансированный корм, а сейчас, битте, жрать подано, дамы. Кто закапризничает, останется голодным.
Рыжие тела заметались по кухне. Запах «Докторской» возбудил четвероногих, и Клепа, Гера, Лера и Ариадна стремглав бросились к мискам. Ни одна из них не закапризничала.
Я надела платье, взяла сумочку и поспешила на выход. Как всегда, примчалась на место раньше срока. Не могу приучить себя хоть чуть-чуть опаздывать. Сейчас придется топтаться у подъезда целых десять минут… Но тут раздалось:
– Таня! – И я увидела около большой двери две знакомые фигуры.
Киселевы оказались еще более нервными, чем госпожа Сергеева.
Лена выглядела как обычно. Неприметный костюм, дешевая сумка, слегка потрепанные туфли и почти полное отсутствие макияжа. А вот вид Ани поразил меня до глубины души. Где пирсинг, боевой раскрас, одежда с неприличными картинками? Куда подевались экстравагантная прическа и многочисленные браслеты с черепами? Сейчас передо мной стояла скромная девочка-подросток в светло-бежевом платье с темно-коричневыми пуговицами, в белых носочках и простых балетках. С ногтей снят черный лак. Руки сжимают портфельчик, личико сияет свежестью, на нем нет даже светло-розовой помады. Волосы Аня тщательно вымыла, и они пушились кудрявым облаком вокруг головы. Огромные голубые глаза смотрели на мир открыто. Аня производила впечатление милого домашнего ребенка, маминой дочки, отличницы, спортсменки, зубрилки, правильной донельзя. Метаморфоза была столь разительна, что я глупо спросила:
– Это ваша дочь?
Лена молча кивнула, а девица, явно довольная произведенным эффектом, хихикнула:
– Не узнали?
Мне очень не хотелось доставлять притворщице удовольствие, поэтому я совершила новую глупость, ответив:
– Отчего же? Ты не сильно изменилась за одну ночь. Меня смутил портфель. Зачем он нужен во время медицинского обследования?
Аня неожиданно почтительно ответила:
– Надеюсь, меня отпустят к полудню, хочу успеть на уроки биологии и химии, вот и взяла с собой учебники.
– Входи первая в здание, – велела я девочке, та, не переча, схватилась за ручку.
– Ане надо после одиннадцатого класса поступать в театральное училище, – не выдержала я, – вероятно, в ней пропадает талант незаурядной актрисы.
Лена горько вздохнула, а девочка повернулась и вежливо сказала:
– Я играю в школьном драмкружке, наш режиссер говорит те же слова, но меня не радует перспектива кривляться перед толпой. Что хорошего в актерстве? Постоянно изображать из себя другого человека? Глупо. У меня иная мечта. А если вы намекаете на мою одежду, то странно, что не понимаете: в школу никак нельзя ходить в том же виде, что и в клуб. В разных местах должен быть разный внешний вид. Вы отправитесь на похороны в белом платье с фатой?
Задав последний вопрос, Аня вперилась в меня взглядом и широко распахнула глаза.
– Нет, – пробормотала я.
– Почему тогда вас удивляет моя школьная форма? – спросила Аня. – Люди одеваются в зависимости от своего настроения и места, где им предстоит проводить время. Дома – халат, в гимнастическом зале – спортивный костюм, в клубе – блестки. Вчера у меня был рок-н-ролльный день, после школы и встречи с вами мы с друзьями собрались на концерт группы «Бакен-Барды». Хороша бы я там была в белых гольфах!
Высказавшись, Аня скользнула за дверь, не подумав ее придержать, та бухнула о косяк. Лена помрачнела.
– Извините, Аня непредсказуема и может так отчитать, что потом весь день ходишь больная. Меня она постоянно воспитывает, не пропускает ни малейшей моей оплошности. По большей части я чувствую себя тупой коровой.
Я кивнула.
– Начинаю вас понимать. Пойдемте, наверное, Степанида Андреевна уже заждалась.
– Обследование не связано с болевыми ощущениями? – забеспокоилась Лена, когда старшая Гвоздева подвела нас к большим стеклянным дверям с красной надписью «Диагностический центр. Вход в сопровождении персонала».
– Ради установления истины можно потерпеть, – заявила Аня.
– Ну разве только кровь из вены, – успокоила Степанида Андреевна, – я сама возьму, говорят, у меня легкая рука.
Мы, шаркая бахилами, вошли в большой зал.
– Ух ты! – завопила Аня. – «Эр эс пи эн четыре»! Ни фига себе!
– Ты разбираешься в медицинской аппаратуре? – не могла скрыть удивления владелица центра.
– Самый супернавороченный аппарат, – восхищенно затараторила Аня, – в России такого ни у кого нет! Даже клиника в Лос-Анджелесе его себе только недавно позволила. Я читала в Интернете, что «эр эс пи эн четыре» творит чудеса, он видит даже одну патологическую клетку. Одну! Понимаете, да? Можно сразу поставить диагноз. А что главное в медицине? Установить причину, а уж потом лечить. Вы меня на этом аппарате будете исследовать? Можно мне его поближе рассмотреть? Офигенная вещь! О! У вас самый самский вариант. С синими лампами!
– Где ты увидела синий свет? – растерялась Лена. – Аппарат выкрашен белой краской!
– Ну мама! – возмутилась Аня. – Это же «эр эс пи эн четыре»! Его педиатры прозвали «Спасатель»! Вон там панель, за ней лампочки, но сейчас они не включены. В описании прибора сказано: если обрамление темное, они вспыхнут синим. Есть еще образец с красными, он на пару миллионов дешевле, но и не такой точный. Вау! Можно я его потрогаю?
Я разинула рот, Лена, похоже, тоже обомлела, а Степанида воскликнула:
– Ты интересовалась «эр эс»?
– В инете читала, на форуме американских педиатров, – зачастила Аня, – там постоянно толчется доктор Бернард Браун, он первым начал работать на «эр эс пи», набирает учеников. Я ему написала, мы много болтали, и он меня к себе позвал, обещал предоставить хорошие условия.
– Ну и ну, – покачала головой Степанида. – Я знаю Бернарда, он к нам приезжал, проводил трехдневный семинар по диагностике. Неужели Браун мог предложить место девочке?
Аня опустила глаза.
– Да он бы со школьницей и разговаривать не стал. Я ему наврала, что заканчиваю медвуз.
– Доченька! – ахнула Лена. – Ты обманула взрослого человека, профессора, иностранца! Ну это ни в какие ворота не лезет!
– Мамочка, – ласково ответила Аня, – я очень хотела выяснить все про аппарат. Пришлось потом признаться: «Извините, профессор Браун, мне пятнадцать».
– Могу представить, как он тебя отчитал! – вздохнула Елена. – Потратил время на малолетнюю нахалку.
– А вот и нет, – с торжеством перебила ее дочь, – он мне сказал: «Получай аттестат, пришлю тебе вызов в Америку, поступишь в колледж, а потом возьму тебя к себе». Я ему ответила: «Огромное спасибо за предложение, но я из неимущей семьи, моя мама не сможет оплачивать обучение». А он новое письмо прислал: «Есть возможность получения стипендии, я дам рекомендацию совету университета». Ну и пришлось ему тогда совсем честно ответить: «Уважаемый доктор Бернард! Вы гений, и учиться под вашим руководством – мечта любого медика. Я бы с радостью стала вашей студенткой, считаю диагностику самым важным направлением в педиатрии и мечтаю лечить детей. Но мне после колледжа придется остаться в США. В Америке хватает детских врачей, а в России их мало. Если все убегут, кто будет помогать нашим малышам?»
Я вытаращила глаза, Лена затаила дыхание, а Аня спросила:
– Думаете, это грубо?
– Нет, милая, – ласково ответила Степанида Андреевна, – подростки максималисты, но твоя жизненная позиция вызывает уважение. Я, кстати, с тобой солидарна.