--И что ты станешь ему кричать?
--А фиг его знает,--признался Пухляк, почесав макушку.--Может, попробуем так: "Друг. Моя друг. Мир. Дружба". Как думаешь, поймет?
--Он решит, что ты индеец из кино, вот что он поймет. И с чего ты взял, что он понимает английский? Давай лучше бросим оружие и покажем ему ладони. Я читал, что это общепризнанный жест.
Мы держали руки над головой, пока они не устали. Комок зеленого желе переместился от коробочки над верхушкой мачты на уровень изгиба гафеля и повозился там несколько секунд. Участок серой дымки засверкал разноцветными пятнами, которые расширялись и накладывались одно на другое. Убедившись, что сияние и сверкание продолжается как положено, зеленый комок скатился по серой оболочке и упал в воду пятнадцатью футами ниже.
Упал без единого всплеска.
Он заскользил по поверхности и отмахал полмили быстрее, чем я успел изумленно ахнуть. Потом замер на мгновение возле выхода из бухты... и исчез. Не осталось даже ряби там, где он проплыл или погрузился в воду. Остались только мы, плавающие внутри серого пузыря.
--Эй!--заверещал Пухляк.--Так нельзя поступать! А ну, вернись и выпусти нас, слышь? Эй, ты, в этом зеленом желе, вернись!
Я заставил его заткнуться, напомнив, что этот оживший креветочный коктейль уже исчез непонятно куда. И вообще волноваться вроде бы нет причин. Если бы он собирался причинить нам какой-либо вред, то мог бы сделать это давным-давно, когда находился рядом, особенно учитывая, на какие салонные фокусы он оказался способен. Оставил нас в покое, и ладно, убеждал я Пухляка; мне хватает и того, что я жив и здоров, а этот надуватель пузырей сейчас изображает Тарзана где-то в Атлантике.
--Но мы не можем оставаться здесь всю ночь,--пожаловался Пухляк.--А вдруг нас увидит кто-то из города? Если вспомнить про нашу репутацию, то нас так засмеют, что про нас начнут комиксы выпускать! Может, залезешь на мачту, Пол, да потыкаешь пальцем в эту хреновину? Надо же знать, из чего она сделана. Глядишь, проделаем дырку, да вылезем.
Разумное предложение. В самом деле, надо что-то делать. Пухляк согнулся и подсадил меня, я обвил мачту ногами, ухватился на парус и кое-как добрался до ее вершины. Прямо над ней находилась коробочка, прикрепленная снаружи к серому пузырю.
--Из коробочки слышно какое-то гудение,--крикнул я Пухляку.--А внутри только серебряные колесики--крутятся, как в электрическом счетчике. Только эти колесики ни к чему не крепятся, а висят внутри под разными углами и вращаются в разные стороны.
Пухляк неуверенно ругнулся. Я ударил по серому пузырю кулаком и отшиб его. Пока я его массировал, ноги начали соскальзывать. Я ухватился за парус, чуть подтянулся и ткнул в пузырь пальцем. Черт, больно!
--Эта штука твердая?--спросил снизу Пухляк.
Непечатно твердая. Так я ему и ответил.
--Спускайся и возьми топорик. Может, сумеешь дырку прорубить.
--Сомневаюсь. Эта дымка почти прозрачная и вряд ли сделана из известного нам материала. Я вообще сомневаюсь, что она состоит из какого-то материала.
Гудение у меня над головой стало громче. Такой же звук послышался со стороны второй коробочки, закрепленной под килем.
Я решил рискнуть и, цепляясь за мачту рукой и ногой, свесился вбок и вгляделся в расположенное возле коробочки пятно с изменяющимися цветами. Оно походило на радужное пятно разлитой по воде нефти--ну, сами знаете, смотришь на него, а цвета так и переливаются. Я потыкал в серый пузырь рядом с цветным пятном, но он не поддался и здесь.
Хуже всего, меня не оставляло предчувствие, что все мои усилия не имеют ничего общего с попыткой пробить дыру в стальном листе. С тем же успехом я мог... ну, скажем, забить гвоздь в аргумент или сломать о колено проповедь. Это я так шучу с перепугу.
--Подай-ка мне топорик. Вряд ли из этого что получится, но все равно попробую.
Пухляк высоко поднял топорик и встал на цыпочки. Я заскользил вниз по мачте. И тут доносящееся из коробочки гудение превратилось в вой.
Едва мои протянутые пальцы сомкнулись на рукоятке топорика, как коробочки над мачтой и под килем начали пощелкивать: клик-клики-клак. Когда раздался "клак", я уже не висел на мачте, а лежал на Пухляке, а тот, размазавшись по палубе, изображал летящего орла.
Топорик мелькнул над бортом и плюхнулся в воду.
--З-зачем т-ты эт-то сд-делал?--выдохнул Пухляк, когда мы, дружно застонав, поднялись на ноги.--Т-ты что, не мог мне ск-казать, что х-хочешь спуститься быстро? Я бы отошел в сторону, честно!
--Я тут ни при чем. Меня толкнули.
Но Пухляк уже не слушал меня, потому что смотрел на что-то другое. Я это тоже заметил и присоединился к нему.
В кокпит набралось немало морской воды, и часть ее попала на нас, промочив с ног до головы.
Вся вода на палубе сама собой слилась в озерцо правее мачты, а пропитавшая нашу одежду вода стекла на палубу и попала туда же. Затем вся лужа подкатилась к шпигату и вылилась за борт. Шлюп вновь стал совершенно сухим. Мы тоже.
--Это мне уже начинает не нравиться,--хрипло прошептал Пухляк. Я согласно кивнул. От таких сюрпризов и у меня голова пошла кругом.
Ступая очень осторожно, словно опасаясь нарушить какую-нибудь заповедь, Пухляк подошел к борту, осмотрелся, потом покачал головой и взглянул вниз.
--Пол,--прошептал он через некоторое время.--Пол, подойди-ка сюда. Что-то я...
Я взглянул вниз и сглотнул. Долгим таким глоточком, что начинался у кадыка и заканчивался у пяток.
Ниже нас, под слоем воды и стенкой серого пузыря, простиралась чернота. А еще ниже на порядочном расстоянии я увидел Атлантический океан и побережье Новой Англии с изогнутым пальцем мыса Код. Новая Англия быстро удалялась и на моих глазах становилась восточным побережьем Соединенных Штатов.
Лунный свет придавал этой картине нечто вроде нездоровой смутности, его только и хватало, чтобы разглядеть детали и опознать восточные берега Северной и Южной Америки. Западное побережье расплывалось в темноте, и я сразу с тоской вспомнил школьные деньки, когда Пухляк, Эдна и я сидели рядышком, разглядывая карту.
В тот момент я не смог представить наслаждения выше, чем стоять в нашей лавочке рядом с Эдной, пока она обрывает мне уши.
--Так вот что случилось!--всхлипнул Пухляк.--Вот почему мы упали, а вода плеснула в шлюп. Нас внезапно подбросило вертикально вверх, и мы все еще летим--мы, шлюп и достаточно воды вокруг, чтобы поддерживать его на плаву. Мы сидим внутри серого шара, сделанного непонятно из чего, и не сможем вырваться, даже если захотим.
--Успокойся, Пухляк, все будет в порядке,--сказал я ему с уверенностью банковского грабителя, пытающегося объяснить поймавшему его с поличным полисмену, что он лишь хотел положить пистолет на хранение в сейф, а кассир его не так понял.
Мы уселись на кокпит, и Пухляк автоматически схватился за румпель. Потом вздохнул и покачал головой.
--У меня такое чувство, будто меня запаковали и отправили по почте.--Он ткнул пальцем в сторону цветного пятна.--А это адрес получателя. Просьба не вскрывать до Рождества.
--Но что это такое, как ты считаешь? Вторжение с другой планеты?
--И мы участвовали в первом сражении? Не глупи, Пол. Это проверка. Нас равнодушно и бесцеремонно отправили в штаб-квартиру на другую планету, чтобы там получили представление, насколько крепким орешком может оказаться Земля. Но больше всего меня бесит именно равнодушие и бесцеремонность, с какой действовало это зеленое хрен-знает-что! Сперва оно как будто направлялось к казино Майка, а потом решило забрать нас--то ли потому, что мы оказались ближе, то ли потому, что наше исчезновение привлечет меньше внимания, чем кого-нибудь из ночного клуба. Но в любом случае причина неважна. Оно это сделало и вернулось домой, или...
--А я до сих пор слышу казино. По крайней мере слышу, как оркестр играет "Твоя мама из Ирландии?"
--Я тоже слышу музыку,--подтвердил Пухляк, склоняя голову набок.--Только она доносится из коробочки над мачтой. Чушь какая-то, Пол--мне начинает казаться, будто это существо знало, что это твоя любимая песенка, и так настроило коробочку, чтобы та все время ее играла. Сам понимаешь, так тебе будет приятнее. И свет внутри пузыря тоже остался, чтобы мы не сидели в потемках. Оно явно желает, чтобы посылка дошла до адресата в хорошем состоянии.
--Космический музыкальный автомат,--пробормотал я.
Затем мы поразительно долго молчали. Просто сидели и смотрели, как мимо движутся звезды. Я попытался отыскать Большую Медведицу, но отсюда, наверное, она выглядела иначе. По правому борту медленно уменьшалась Луна, и я решил, что мы летим не туда. Не такая уж и большая разница, куда лететь, но на Луне хотя бы имелась армейская база, а я за свою жизнь насмотрелся вестернов и приобрел крепкую уверенность в армии Соединенных Штатов--как минимум, в ее кавалерийских частях. А вот вид солнца из космоса оказался не очень-то приятным.
Самое забавное состояло в том, что никто из нас по-настоящему не испугался. Отчасти причиной тому была внезапность, с какой нас упаковали и отправили в путь, а отчасти и то, что о нас позаботились. Внутренность пузыря освещал свет, похожий на дневной и достаточно яркий для чтения.
Самое забавное состояло в том, что никто из нас по-настоящему не испугался. Отчасти причиной тому была внезапность, с какой нас упаковали и отправили в путь, а отчасти и то, что о нас позаботились. Внутренность пузыря освещал свет, похожий на дневной и достаточно яркий для чтения.
Пухляк сидел и тревожился о внесенном за магазин Уинтропа задатке, который он потеряет, если вовремя не вернется. А я придумывал для Эдны объяснения, почему не вернулся домой к одиннадцати. Коробочки вверху и внизу гудели и бормотали. Шлюп стоял в воде совершенно неподвижно. Время от времени Пухляк покусывал ноготь, а я завязывал шнурок.
Нет, мы не были по-настоящему напуганы--чего, собственно, нам было бояться, сидя в лодке, окруженной мириадами крошечных искорок звезд? Но каждый из нас отдал бы на отсечение правую руку, лишь бы хоть украдкой заглянуть на сцену следующего акта.
--Есть одно утешение, если его можно так назвать,--сказал наконец Пухляк.--На расстоянии двух или трех миллионов миль от Земли имеется нечто вроде барьера, и эта штуковина вполне может через него и не пробиться. В газетах не писали, на что наткнулись космонавты, но мне кажется, что именно на такой барьер. Он их остановил, но не повредил корабли и позволил им развернуться и направиться к Земле. Нечто вроде... вроде...
--Вроде серой дымки, из которой сделан пузырь,--предположил я. Минуты две мы не сводили друг с друга глаз, потом Пухляк отыскал недогрызенный ноготь и занялся им, а я завязал оба шнурка.
Мы проголодались. В карманах не отыскалось ничего съестного, и от этого голод только усилился.
Пухляк перегнулся через борт и посмотрел в воду.
--Так я и думал. Эй, Пол, тащи удочку. Вокруг лодки плавает макрель. Должно быть, угодила сюда вместе с нами.
--Удочкой слишком долго. Я ее сейчас сетью.--Я разделся и схватил сеть.--Воды не очень много, и ей негде маневрировать. Но как быть с огнем? Не израсходуем ли мы весь кислород, если захотим ее поджарить?
--Нет,--покачал головой Пухляк.--Мы здесь уже давно, и воздух успел бы испортиться, если бы его не обновляли. Но он свеж, как и в самом начале. Не знаю, что здесь стоит за аппаратура, но она не только перемещает нас, куда следует, наигрывая специально для тебя "Твоя мама из Ирландии?", но и накачивает внутрь свежий воздух и удаляет отработанный. Правда, если ты меня спросишь, откуда она берет в космосе кислород и азот...
--Даже не собирался,--заверил я его.
Заметив небольшую, около фута длиной, макрель, я шагнул в воду и нырнул, держа сеть наготове. Я очень неплохо плаваю под водой.
Очень неплохо, но макрель оказалась пловцом получше. Больше практики, сами понимаете. Я дурак дураком бултыхался с сетью, отталкиваясь ногами то от киля, то от серой стенки пузыря, а макрель вертелась вокруг. Под конец ее поведение стало и вовсе оскорбительным--она просто пятилась хвостом вперед в аккурат за пределами досягаемости сети.
Я вынырнул, глотнул воздуха и забрался обратно в шлюп.
--Уж больно она шустрая,--пояснил я.--Сейчас достану удочку и...
И запнулся. Мне снова захотелось сглотнуть.
Пухляк сидел в кокпите, и видок у него был такой, словно он отшиб себе задницу. Перед ним стоял целый взвод тарелок, шесть стаканов и две белоснежные салфетки с разложенными на них ножами, вилками и ложками.
Я увидел два стакана воды, два стакана молока и два стакана пива. Тарелки заполняла еда: грейпфрут, суп, отбивные с картошкой-фри и зеленым горошком и мороженое на десерт. По две порции всего. Обед нашей мечты.
--Это все появилось из ящика сверху,--пояснил Пухляк, пока я неуклюжими пальцами напяливал одежду.--Я услышал щелчок и посмотрел вверх, а оттуда стопочкой спускаются тарелки. Коснулись палубы и сразу аккуратненько расставились.
--По крайней мере, кормят нас хорошо.
Пухляк скорчил мне гримасу:
--А где тебе еще подадут обед, о котором ты мечтал?
Мы вооружились ложками и вилками и принялись за дело. А что нам еще оставалось? Еда оказалась вкуснейшей и безупречно приготовленной. Напитки и мороженое были холодными, а грейпфрут охлажденным. Когда мы закончили, раздался новый щелчок. Сперва спустились три сигары--помню, я курил такие на дне рождения Луизы Капек, и из всех, какие я когда-либо пробовал, они мне понравились больше всего,--а следом и коробка с любимым жевательным табаком Пухляка. Когда вслед за табаком пушинкой опустились спички, мы перестали пожимать плечами; правда, Пухляк некоторое время что-то бормотал себе под нос.
Я успел до половины выкурить первую сигару, и тут Пухляк резко выпрямился:
--У меня идея.
Он взял пару тарелок и швырнул их за борт. Мы стояли и смотрели, как они тонут. Перед самым дном тарелки внезапно исчезли. Раз--и нет тарелки. Примерно в двух футах от нижней коробочки.
--Значит, вот что происходит с отходами.
--Что?--не понял я.
Пухляк сверкнул на меня глазами:
--Да вот что.
Тем же путем мы избавились и от остальной посуды, но по предложению Пухляка оставили себе ножи.
--Нам может потребоваться оружие, когда мы окажемся... там, куда летим. А вдруг эти типы захотят нас препарировать или пытками вырвать информацию о Земле?
--Если они умеют делать такие пузыри, то неужели ты думаешь, что мы сумеем их остановить? И чем--ножичками, которые они для нас сделали из пустой пустоты?
Но все же ножи мы оставили.
Макрель мы оставили тоже. Как домашнюю зверушку, то бишь, рыбешку. Если нас и дальше станут так кормить, то кому придет в голову съесть эту макрель? И вообще, нас в пузыре всего трое, так что нам следует держаться вместе. Макрель это тоже почувствовала, потому что начала всплывать к поверхности, когда мы подходили к борту. Мы с ней стали добрыми приятелями, и я бесплатно кормил ее прихваченной для рыбалки наживкой.
Часа через четыре--а может, и через пять, потому что ни у меня, ни у Пухляка часов не было,--коробочка снова щелкнула, и сверху спустился такой же обед в комплекте с теми же причиндалами. Кое-что мы съели, остальное покидали да борт.
--А знаешь,--признался Пухляк,--если бы не эта бесконечная "Твоя мама из Ирландии?", я бы сказал, что мне здесь нравится.
--Да, она мне тоже надоела. Но ты что, согласился бы без конца слушать"Я бесконечно выдуваю пузыри?"
Земля давно превратилась в яркий и медленно уменьшающийся диск, но никто из нас не мог утерпеть и время от времени украдкой на нее поглядывал. Эти взгляды были напоминанием о моей лавочке и Эдне, о бензоколонке Пухляка и задатке за магазин Уинтропа. Наш дом среди планет и галактик.
Когда нам захотелось спать, мы спустили паруса, от которых все равно не было никакого толку. Мы сложили их в некое подобие матраца, и, добавив пару лежавших в кокпите одеял, устроили себе царскую постель.
Когда мы проснулись из-за одновременно приснившегося кошмарного сна, в котором нас препарировали две тушеные устрицы, на палубе уже стояли два обеденных комплекта с теми же отбивными. В смысле, два для меня, и два для Пухляка. Мы съели грейпфрут, выпили по стакану молока, а от остального избавились. Потом устроились поудобнее и прокляли композитора, сочинившего "Твоя мама из Ирландии?" Я никак не мог понять, как мне могла нравиться эта песенка?
Шлюп мне тоже перестал нравиться. Давно не видел такой идиотской лодки--узкая, твердая, и обводы у нее неинтересные. Если я когда и куплю себе лодку, то только не шлюп.
Потом мы разделись и сиганули за борт искупаться. Пухляк плавал на спине, выставив над водой огромный живот, а я нырял и играл в пятнашки с макрелью.
Вокруг нас не был ничего, кроме вселенной. Звезды, звезды и снова звезды. Что угодно отдал бы за простой уличный фонарь.
Когда мы забрались в шлюп, нас уже ждал очередной обед с отбивной. После купания мы проголодались, поэтому съели примерно четверть.
--Не очень-то эффективно,--пробурчал Пухляк.--Я о том зеленом монстре. Он каким-то образом--наверное, с помощью телепатии,--узнал, что нам нравятся некоторые вещи. Отбивные, особые сорта табака и песенка. Зато не стал копать дальше и выяснять, в каком количестве мы все это любим, и насколько часто. Небрежная работенка.
--Кстати, о небрежности,--подпустил я шпильку.--Когда эта зелень забралась в бухту, ты сам захотел подплыть поближе и рассмотреть ее как следует. Это ты сидел у румпеля, но не сумел вовремя смыться. Ты даже не заметил, что она нас преследует, пока она не оказалось совсем рядом!
Его глазки налились кровью:
--Да, я сидел у румпеля, но что в это время делал ты? Баклуши бил! Это ты должен был заметить, что оно приближается! А ты заметил?
--Ха! Ты же думал, что это "португальский кораблик". Как и тогда, когда мы чинили крышу, и ты подумал, что черное пятно возле колокольни--это металлический лист, а на самом деле то была дыра. И вообще мы не провалились бы, если бы не твоя неподъемная туша. Какая балка ее выдержит?
Пухляк вскочил и развернул на меня живот:
--А ты, курами поклеванный мозгляк, ты вообще... Слушай, Пол, давай с этим завязывать. Откуда нам знать, сколько мы еще проторчим вместе на этой покусанной блохами скорлупке? Мы не имеем права ссориться.