- После обеда, ровно в три положу вам на стол, - тоже на "вы" просительно заверил Николай.
- Придется вместо обеда справку писать да еще печатать, - вздохнул Николай, садясь в машину. - Чувствуешь, как раскалилась? Это еще в тенечке. Да сними ты пиджак, расплавишься.
Почти все мужское население советской колонии носит сафари - светлая рубашка-пиджак из легкого материала с погончиками. Накладные карманы на груди набиты авторучками, визитными карточками, блокнотами. Рашенз, как называют советских заграницей, можно чем-то сразу отличить. Здесь может быть потому, что шьют эти сафари у одного портного или покупают их всем скопом на одной распродаже.
В торгпредстве атмосфера подемократичнее, чем в посольстве. Не щелкают замки, за прозрачным стеклом не охранник, а дежурная, чья-то жена, подрабатывающая как нештатный сотрудник. Надо бы и мою Ленку пристроить - и ей целый день дома не торчать, и в семейный бюджет какой-никакой вклад будет.
В передней на диванчиках несколько местных бизнесменов в ожидании переговоров лениво просматривают брошюрки и журналы издания АПН, разложенные стопками на низких столиках. Позже для меня станет ежеутренней обязанностью пополнять арсенал нашего идеологического оружия, следить, чтобы постоянно имелась в наличии пропагандистская литература, вдруг кто-то и проникнется.
Справа, за дверями - большой холл, уставленный мягкими креслами и диванами, в углу рояль, на стенах друг против друга портреты Ленина и Горбачева. Владимир Ильич изображен в полный рост кистью местного художника, который невольно придал лицу явные черты азиатского этнического генотипа. Подобные портреты я видел в разных странах, их обычно преподносят в дар советской стороне по случаю юбилейных торжеств, и вряд ли может идти речь о художественных достоинствах полотна, но на каждом из них вождь мирового пролетариата похож на местного уроженца. Михаил Сергеевич нарисован без родимых пятен на высоком лбу и выглядит намного старше своего возраста.
Слева - холл с переговорными, разделенными раздвижными деревянными перегородками и занавесками. Прямо - дверь на второй этаж, где секретариат, кабинеты торгпреда, заместителей торгпреда, начальников отделов, экспертов.
Николай зашел к дежурной за перегородку, проверил, нет ли писем из Москвы, отвел меня в комнату, где стоял стол, которому предстояло стать моим со следующего понедельника.
Поднялись на второй этаж, Николай заглянул в чей-то кабинет. Пусто.
- Здесь должен бы сидеть начальник отдела Поляков Андрей Савич, прокомментировал Николай. - Не видали давеча вы Андрея Савича? Не видали, нет, ни на завтрак, ни в обед, в понедельник по субботу он не ходит на работу, в воскресенье выходной - вот какой он заводной. Такой стишок мы ему прочли на новогоднем концерте. Не обиделся. Мужик он невредный, должность у него такая, зарплата на триста крошек больше, чем у старшего инженера, а из обязанностей - только справки составлять да нас погонять. Но мы его не трогаем и он нас. Уж ты его не обижай, заходи к нему. Если застанешь, конечно...
Крош, в просторечье советской колонии "крошка" или "грош" - название местной валюты.
Замторгпреда Юрию Викторовичу Пономареву я передал пластиковый пакет с буханкой черного хлеба и банкой селедки.
- Вам привет от Бурнова Юрия Сергеевича.
- Тезка! - заулыбался Пономарев. - Как он там? Мы же соседи по садовому участку. Отличный мужик.
У меня было несколько иное мнение о своем начальнике в Москве, но я, естественно, не стал его высказывать вслух.
- Спасибо за посылочку, - пожал мне руку после расспросов Пономарев. - Заходи, не стесняйся. Всегда буду рад помочь.
- Это хорошо, что ты ему привет привез, - сказал мне Николай в коридоре. - Пономарев - твой куратор, у него будешь подписывать все бумажки, он - очень нужный тебе человек. А я и не знал, что они с Бурновым кореша. Так, ну, теперь к торгпреду. Лишь бы у деда было хорошее настроение.
Торговый представитель - второе лицо после посла по дипломатическому рангу в стране. Назначают торгпреда решением ЦК и Совмина. В конце двадцатых, когда СССР вышел на международный рынок, постепенно в разных странах стали открываться советские торгпредства. Позже, после войны и смерти Сталина, повеяло свежим ветром перемен, объявили, что нынешнее поколение людей будет жить при коммунизме, и великий Советский Союз протянул щедрую руку братской экономической помощи развивающимся странам. Экономическое сотрудничество, в отличие от общепринятых форм торговли, предусматривало возведение гидро- и теплоэлектростанций, плотин, каналов, машиностроительных и металлургических заводов, различных предприятий в обмен на бананы, рис, чай, кофе, джут и прочее, что само собой произрастало на месте под присмотром природы и крестьян. В Африку, в Азию, В Латинскую Америку хлынул поток советских машин, оборудования и специалистов.
Появились, наравне с торгпредствами, аппараты торговых советников, которые курировали строительство объектов экономического сотрудничества, продукция которых становилась конкурентом наших же экспортных товаров. В некоторых странах стройки были настолько масштабны или укрепление обороны страны под видом технического содействия настолько велико, что торгсоветник становился куда более важной персоной, чем торгпред, что не соответствовало табели о дипломатических рангах. Чем дальше, тем глубже становилась пропасть между Минвнешторгом и ГКЭС - Госкомитетом по внешнеэкономическим связям. Две разноликие, принципиально противоположные системы внутри одного организма росли и раздирали его пополам. Тогда возвели еще одну надстройку - ГВК - Государственную внешнеэкономическую комиссию, которая отнюдь не облегчила, а усугубила тяжелое дыхание внешней экономики советской державы.
Наш торгпред твердо стоял на позициях торговли, настоящего бизнеса, торгсоветник возводил редуты объектов экономического сотрудничества, а посол был далек от таких мелких вопросов - куда идут сотни миллионов инвалютных рублей и как их заработать. Зная о ситуации в целом, я и не предполагал, какая роль уготована мне во всех этих процессах.
Длинный, Т-образный стол, портрет Горбачева, рельефная карта страны, на книжных полках томики Ленина, модели самолетов, станков, машин, медали и кубки за развитие торговли. Торгпред появился откуда-то сбоку, из неприметной двери в стене.
Выглядит на свои шестьдесят пять, но рукопожатие крепкое и энергичное. Усадил за стол, сам потонул в кожаном кресле с высокой спинкой.
- Представьтесь, пожалуйста, - попросил он меня.
Я коротко изложил содержание своей характеристики, которая готовилась для оформления моих документов на выезд.
Торгпред внимательно выслушал, полистал календарь, лежащий перед ним на столе, записал мою фамилию, имя, отчество.
- Приглашаю вас на оперативное совещание в пятницу. Прошу быть в пятнадцать ноль-ноль. И еще вот что. Думаю, Валерий Сергеевич, что пора мне раскрыть кое-какие карты. По моему глубокому убеждению, слабо мы здесь влияем на деловые круги через местные средства информации. Нет живого диалога между бизнесменами и оперативным составом. Вы согласны?
- После одного дня пребывания... - напомнил я ему.
- И то верно. Тогда Николай подтвердит. Правильно я говорю? Или тебе трех с половиной лет не хватило, чтобы понять эту простую истину?
- Пункт первый гласит: начальник всегда прав, - с готовностью отрапортовал Николай. - Пункт второй гласит, что если начальник не прав, то в силу вступает пункт первый.
- Подхалим, - усмехнулся торгпред и опять повернулся ко мне. - В прошлом году во время отпуска был я в верхах, там с пониманием отнеслись к моей точке зрения и разрешили мне использовать представителя АПН в чисто своих целях. Часть ваших функций перешла к корреспонденту ТАСС, а вы будете регулярно готовить экономические обзоры, статьи, информацию и публиковать ее в местной прессе. Будем разворачивать частный сектор к нам лицом. Как идея? Проходит?
Торгпред выжидающе разглядывал меня. Острый момент. Ну, Николай, ну, погоди, друг называется. Я-то мечтал поработать самостоятельно как журналист, а превращался фактически в референта торгпреда, его пресс-атташе. Еще придется лавировать между торгсоветником и послом. Вот неудача...
- Поворот неожиданный, но интересный, Семен Иванович, - на ходу соображал я. - Готов приложить все силы и опыт... Единственно...
- Что? - остро пробуравил меня глазами торгпред. - Говорите напрямую, все равно узнаю.
- У меня же еще Индия, Шри Ланка, Мальдивы... Если понадобится...
- Понадобится - обязательно поедете, - хлопнул рукой по столу в знак окончания разговора торгпред. - До пятницы.
Подоспело время обеда. Николай отвез меня, сказав, что будет писать справку для секретаря парткома и что заберет нас к себе в гости часов в шесть вечера.
- Наконец-то, - открыла мне дверь Алена. - Что нового, рассказывай. Что ей сказать? Про разговор с торгпредом?
- Понадобится - обязательно поедете, - хлопнул рукой по столу в знак окончания разговора торгпред. - До пятницы.
Подоспело время обеда. Николай отвез меня, сказав, что будет писать справку для секретаря парткома и что заберет нас к себе в гости часов в шесть вечера.
- Наконец-то, - открыла мне дверь Алена. - Что нового, рассказывай. Что ей сказать? Про разговор с торгпредом?
- Сначала покорми мужа, вопросы потом.
Глава тринадцатая
Я, конечно, все рассказал. И про Андрея Савича, и про Пономарева, и про разговор с торгпредом. Говорил, добродушно посмеиваясь, зачем Ленке лишние отрицательные эмоции? Но ее не обманешь.
Заглянула мне в глаза:
- Ты же мечтал совсем о другом?
- Мало ли о чем я мечтал, стать лауреатом нобелевской премии по литературе, например. Пока не стал. Лучше скажи, как ты тут? Осваиваешься? Или одиноко?
- Ой, и не говори, - поежилась Аленка. - Сижу целый день безвылазно. Боюсь буквально всего - и змей, и мышей, и тараканов. По углам всякая гадость чудится.
- Ну, откуда здесь, в городе, змеи возьмутся? - сказал я, а сам подумал, что было бы с Аленой, если бы попали мы с ней в Гайану, бывшую Британскую Гвиану. Там, как мне рассказывали, экваториальные влажные тропики, а живут наши в одноэтажных коттеджах. Если змея заползает в дом, жена хватает детей и залезает на стол. Звонит по телефону, приходит полисмен, достает пистолет - ба-бах! ба-бах! - и нет проблем, мадам, можете слезать.
- Да, вроде бы, здесь чисто, - согласилась Алена. - С утра служанка убирается. Платье у нее длинное, в сборках. Войдет в комнату, сядет на корточки и давай тряпкой туда-сюда елозить. Где тряпка, где платье не разберешь, такое впечатление, будто собой полы вытирает.
За окном возникла, словно сотканная из послеполуденного зноя, заунывная, тягучая мелодия, по звучанию схожая с шотландской волынкой, только не такая резкая и пронзительная.
- Что это? - с любопытством спросила Алена.
- Я встал, подошел к балконным дверям, раздернул шторы, открыл двойные, сначала стеклянные, потом затянутые металлической сеткой двери и выглянул наружу.
По разморенной, дремотной улице медленно шел очень худой, темнокожий человек в чалме, замотанный одним куском полотна. Его впалые щеки вспучивались шарами, похожими на сферу в середине длинной дудки, в которую он дул. Заметив меня, он тут же сел в тень на обочине напротив и скинул крышку с плетеной корзины, откуда, раскачиваясь вместе с хозяином, поднялся капюшон кобры.
- Ты говорила, что не видела здесь змей? - обернулся я к Алене.
- Где? - с ужасом схватилась она за свое горло обеими руками.
- Весь вечер на манеже заклинатель пресмыкающихся Дудкин со своей партнершей Ядой, - торжественно ответил я.
- Прошу тебя, немедленно закрой дверь, - уже из спальной выглядывала бледная Ленка. - Она сюда обязательно заползет.
Я понял, что ей не до шуток, закрыл обе двери на запоры и плотно задернул занавески.
- Ты что, маленький? - обнял я Алену в наступившем полусумраке.
Она прижалась ко мне.
- В тропиках после обеда надо обязательно отдыхать, - сказал я. - Так меня отец Николай Марченко учил. Быть посему.
Как жить в тропиках и вообще как здесь живется - об этом мы и проговорили весь вечер с Николаем, его женой Галей и сыном Колей. Многое нам показалось в диковинку, не все сразу укладывалось в нашем социалистическом сознании, настолько привыкли мы ездить в набитом битком троллейбусе, жить в клетках высотой в два с половиной метра и постоянно стоять в очередях.
- Николай, а цветы здесь продаются? - спросила Алена, когда мы садились в машину, чтобы ехать к ним в гости. Можно сказать, что и к нам в гости, в наш с Ленкой дом.
- Навалом, - усмехнулся Николай. - Чего-чего, а цветов здесь, как грязи. Кстати, Галуня просила мороженое купить, вот и заедем на маркет.
Маркет - рынок, торговое место, скопище магазинов, ресторанов, лавок, лотков. В каждом райончике - свой маркет. На каком-то лучше покупать обувь, где-то рубашки, но цветы есть везде. Самые красивые и круглый год - розы, бордовые, красные, всех оттенков розовые или лимонно-желтые.
Алена выбрала одиннадцать роз, продавец попытался дать ей двенадцатую, здесь дарят четное число, как у нас на похоронах, в конце концов Николай забрал ее себе, заметив, что пора и ему за три с половиной года подарить супруге цветок, потом продавец подрезал стебли, украсил пушистой зеленью и завернул букет в блестящий целлофан.
- Какая прелесть, - цветы явно доставили радость Алене. - Нет, вы посмотрите, какие розы. И сколько же их здесь, разве сравнишь с Москвой.
- Откуда им взяться в нашей холодной России, - заметил я.
- Ты знаешь, в Норвегии еще холоднее, а цветочные магазины на каждом углу, - не согласился со мной Николай. - Вот мы и приехали и, что удивительно, никого не раздавили по дороге.
Из будки, стоящей около ограды, выглянул солдат в светло-зеленой, цвета выгоревшей травы форме и отдал честь, смешно притопнув ногой.
Ворота отворил, радостно улыбаясь, блестя белыми зубами и белками глаз, черноволосый парнишка в голубой рубашке и синих брюках.
- Гуд ивнинг, сааб, - поздоровался он с Николаем.
Николай величественно, как римский император, кивнул головой.
- Гуд ивнинг, сэр, - склонился передо мной в поклоне парнишка.
- Это наш сторож, уборщик, а иногда и повар, - сказал Николай. - Зовут его Ганеш.
- Гуд ивнинг, - сказал я Ганешу и протянул ему руку.
В глазах Ганеша мелькнул страх и удивление. Не разгибаясь, он слегка и очень почтительно пожал мне кончики пальцев.
- За руку с низшими по касте не здороваются, - негромко прокомментировал ситуацию Николай. - Запомни и крепко запомни, для него ты белый человек, а он для тебя - черный. Будешь здороваться за руку, станешь для него таким же черным и тогда в своем черном сознании он перестанет тебя уважать, следовательно, слушаться.
Не стал я спорить с Николаем, но в душе остался при своем мнении никакой Ганеш не черный, такой же, как и мы. Прав я или нет, покажет мой будущий собственный опыт, хотя вроде бы и сомневаться тут не в чем.
В открытом настежь гараже горела лампа без абажура, освещая два ряда солдатских коек, кованые сундуки и прикнопленный к стене лист с изображением зелено-золотого, красно-желтого, черноглазого бога. Посты военной полиции установлены в домах всех дипломатов, живущих в городе, а не в посольствах или торгпредствах, после того, как террористы убили заместителя премьера, хотя целились в премьера. Снаружи солдатам поставили будки, а под казарму отдали гаражи.
Перед двухэтажным домом и за ним лужайки ухоженных газонов с упругой травой в обрамлении стриженых под изгородь кустарников и низких деревьев, усыпанных красными цветами.
На первом этаже просторная столовая с пятиметровыми потолками. Во всю длину стол человек на двенадцать-пятнадцать под нежно-голубой расшитой синими птицами и цветами скатертью и уставленный сияющими, словно никелированными, приборами и блюдами белого с синим сервиза.
Через небольшой холл - офис, или кабинет. Обстановка сугубо деловая два стола красного дерева, на одном из них пишущие машинки с русским и латинским алфавитами, шкафы и полки с папками для бумаг, но главная достопримечательность - кресло, кожаное, с широкими подлокотниками, плавно изогнутой высокой спинкой, на колесиках, подпружиненное.
- Сядь, примерь, - с понимающей усмешкой предложил Николай. - Не робей, это твое место.
Я погрузился в объятия крахмально скрипнувшего кожей седалища.
- Чувствуешь себя белым человеком? - оскалился Николай. - То-то же.
Рядом с офисом - переговорная, небольшая комната с мягкими диванами и журнальным столиком. На втором этаже квартира, похожей на первый этаж планировки с двумя спальнями, столовой, еще одной пустой комнатой и балконом, выходящим на задний дворик.
Мы совершили целую экскурсию по дому, сопровождаемые Николаем, Галей и Колей, и вернулись в столовую, в торце которой за шторами скрывался эркер, выступ-фонарь, половина застекленного восьмигранника. На низком столике - виски, джин, водка, вино, рюмки, фужеры, ведерко со льдом, бутылочки с содовой, кока-колой, соками, баночки с пивом, металлические чашечки с жареными, подсоленными орешками, картофельной соломкой с перчиком, сигареты "Мальборо".
- Не боишься? - кивнул я головой в сторону бутылок, намекая на полгода как вышедший указ по борьбе с пьянством и алкоголизмом.
- Пусть боятся наши классовые враги, как говорил великий вождь мирового пролетариата, - с кавказским акцентом ответил Николай. - А нам бояться нечего, мы теперь пьем не , как раньше, на троих, а на двоих, чтобы знать, кто донес.
Разумное желание остановить алкогольные реки ежедневных распитий, высушить винные озера банкетных застолий, снизить уровень пьяного океана, в котором тонула страна, очень скоро превратили в очередную кампанию. Вместо того чтобы жесткими административными мерами запретить пьянство на работе, в служебное время, стали ретиво бороться с алкоголем вообще. Они подумали, что мы брезгуем их угощением. Увольняли с работы, понижали в должности, подняли цены, повырубали столетиями выращиваемые виноградные лозы. Как всегда, никто не считал, где польза, где вред. "Как же я попал в вытрезвитель?" - недоумевал герой анекдота. - "Я же честно отстоял три часа в очереди, купил бутылку водки и выпил ее один, в темноте, под одеялом, чтобы никто не заметил." - "Вот когда ты пошел за второй," - вразумили бедолагу, - "тут тебя голого на улице и взяли." До советских колоний за рубежом волна гонений, судя по всему, еще не докатилась, хотя алкоголь исключили из списка представительских продуктов.