– Парень обмолвился, что мужчина, убитый мною в особняке, – его брат. Думаю, опознав его, было бы нетрудно выйти на младшего и выяснить, кто стоит за этим неудавшимся взломом.
– Но поджидавшие в карете не могли знать, что старший из братьев мертв.
– Они наверняка слышали выстрел. И видели, что из особняка выскочил только один из их наемников, по пятам за которым гнался я.
– Твоя правда, – согласилась жена. – Ты не приметил никого поблизости, перед тем как проникнуть в дом?
– Нет, но это не значит, будто там никого не было.
– Думаешь, они разглядели тебя?
– Достаточно, чтобы понять, что я не один из их подручных. Но, скорее всего, не настолько, чтобы определить, кто я такой. Большинство людей неважно видят в темноте.
– Некоторые видят.
Взгляды супругов встретились, и Геро поняла, что Себастьян думает о том же, о чем и она.
– Парень находился не больше, чем в двадцати шагах от стрелка, – заметил Девлин. – Попасть было несложно.
– Понимаю. – Геро смотрела, как кот свернулся калачиком, зевнул и закрыл глаза. Принесенные Калхоуном мисочка с молоком и блюдце с рубленой говядиной были уже пусты. – Ты заявил властям?
– Нет. Я взял ноги в руки и дал деру.
– Прихватив кота.
– Он настаивал.
– А это точно «он»?
– Точно. Я проверил. – Наклонившись, Девлин поднял с пола манускрипт. – Если ты просматривала эту книгу, неудивительно, что тебе не спалось.
– Эта рукопись… странная. Мне не терпится услышать, что Абигайль Макбин сможет рассказать про нее. – Геро прислонилась к креслу и почувствовала, как пальцы мужа провели по ее коже, играя с завитками волос на шее.
– У меня дурное предчувствие, – обронил Себастьян.
Геро с серьезным лицом ответила на его взгляд:
– У меня тоже.
ГЛАВА 21
Вторник, 22 сентября 1812 года
В аристократическом обществе, где балы продолжались до рассвета, а завтраки подавались к полудню, утренние визиты начинались в три часа дня. К счастью для Геро, Абигайль Макбин давным-давно смирилась со своей репутацией безнадежно эксцентричной особы и не соблюдала великосветский распорядок.
Убежденная старая дева возрастом далеко за тридцать, мисс Макбин делила небольшой, но уютный домик в Камден-Тауне с юными племянником и племянницей, осиротевшими примерно полгода назад вследствие внезапной и трагической смерти их родителей. Когда Геро с потрепанной древней рукописью подъехала утром к жилищу приятельницы, из садика позади дома доносился детский смех.
У двери леди Девлин встретила светловолосая юная горничная, которая до того разволновалась при виде позвонившей в колокольчик настоящей виконтессы, что немедленно препроводила гостью к хозяйке дома, находившейся, как загадочно провозгласила служанка, «наверху».
«Наверху» на самом деле оказалось мансардой. Достигая вершины узкой лестницы, Геро услышала из-за приоткрытой двери в конце коридора голос приятельницы, нараспев произносивший:
– Angeli supradicti…[16]
Горничная, тоненькая девушка лет пятнадцати, на последней ступеньке запнулась и тяжело сглотнула, округляя глаза.
– Мисс Макбин там, миледи, – прошептала она, неожиданно взволнованно задышав, и указала дрожащей рукой на дальнюю дверь. – Я могу постучать, если хотите, но… – Служанка громко втянула в себя воздух, голос сошел на нет.
– Я сама объявлю о себе, – успокоила виконтесса провожатую, которая с облегчением присела в поспешном реверансе и торопливо побежала вниз.
– Agla, On, Tetragrammaton, – воскликнул голос в конце коридора.
Прикусив губу, чтобы не рассмеяться, Геро толкнула дверь.
По комнате медленно, размеренным шагом кружила невысокая, полноватая фигура, облаченная в белое льняное одеяние. Лицо скрывал низко надвинутый, как у монахов, капюшон, одна рука держала открытую книгу, другая – фляжку со святой водой из тех, что были в ходу у католических священников.
– Per sedem Adonay, per Hagius, o Theos…
Каждая произнесенная речитативом фраза перемежалась брызганьем из фляжки. На выскобленном деревянном полу комнаты был нарисован круг, в котором располагался странный набор предметов: глиняный сосуд с мерцающими углями, меч без ножен, пузырьки с благовониями. Помещение пропитывал острый аромат мирта и мускуса. Женщина в белом настолько сосредоточилась на чтении заклинания из книги и движении точно по кругу, что не заметила посетительницу, пока едва не столкнулась с ней.
Запнувшись, Абигайль Макбин вскинула глаза и открыла рот, но тут же захлопнула его, а затем разразилась звонким смехом.
– Господи! – воскликнула она с выраженным шотландским акцентом. – Вот это ты меня напугала – до потери сознания! На какой-то миг я, как безмозглая курица, перетрусила, что законы вселенной на самом деле изменились и это дурацкое заклинание сработало.
– Что?! Ты пыталась призвать меня?
Мисс Макбин откинула капюшон и отставила в сторону святую воду.
– Не совсем тебя, – указала она на ксилографию в своей книге. – Ангела Анаэля, который правит десятым часом вторника – по крайней мере так утверждает Пьетро д’Абано[17], написавший это еще в 1310 году.
– По-твоему, я похожа? – присмотрелась к рисунку Геро.
Шотландка с напускной серьезностью подняла раскрытую на иллюстрации книгу рядом с гостьей, словно сравнивая.
– Хм. Ну, ты, несомненно, женщина. Волосы у тебя не черные, нет и шестифутовых серых крыльев. Не говоря уже о жезле, увенчанном сосновой шишкой и украшенном лентами.
Виконтесса выдернула книгу из рук подруги и прочла вслух заглавие:
– «Гептамерон»… Я так догадываюсь, это один из твоих гримуаров?
– Именно. – Мисс Макбин стянула через голову свою хламиду и превратилась из экзотической, немного зловещей фигуры в одетую в обычное муслиновое платье полненькую женщину с миловидным округлым лицом, маленьким носом, пухлыми румяными щеками и буйно вьющимися рыжими волосами, которые она без особого успеха пыталась удержать скрученными в узел.
– Если ты не веришь в эти заклинания, – пытливо вгляделась Геро в приятное лицо хозяйки дома, – зачем их произносишь?
– Затем, что не вижу лучшего способа понять, чего пытались достичь эти чернокнижники и как они себя при этом чувствовали. – Абигайль кивнула на обтянутый телячьей кожей томик под мышкой у гостьи: – Что это?
Геро протянула приятельнице рукопись.
– Мне сказали, эта книга называется «Ключ Соломона». Слышала о такой?
Мисс Макбин взяла манускрипт внезапно утратившей твердость рукой.
– Слышала.
ГЛАВА 22
Себастьян благоразумно дождался полудня, прежде чем отправиться с визитом на Парк-стрит, в резиденцию своей тетушки, вдовствующей герцогини Клейборн. Формально особняк принадлежал не вдове, а ее сыну, нынешнему герцогу Клейборну. Однако герцог, тучный, добродушный мужчина средних лет, сознавал, что ему не тягаться с грозной матушкой. Вместо того чтобы притязать на собственность, он просто поселился с прирастающим семейством в гораздо меньшем доме на Хаф-Мун-стрит, оставив во владение леди Генриетте величественное громадное здание, где она царствовала уже больше полувека.
Старшая сестра нынешнего графа Гендона, урожденная леди Генриетта Сен-Сир была одной из немногих, знавших, что на самом деле, вопреки общепринятому мнению, она не приходится Девлину родной теткой. Но ни Себастьян, ни герцогиня не принадлежали к тем, кто позволяет незначительным формальностям влиять на свои душевные привязанности.
Тетушку виконт застал за завтраком, перед надкушенным тостом и чашкой чая. Подобно своему брату, Генриетта была кряжистой и плотной, с широким, грубоватым лицом и пронзительными голубыми глазами – отличительной чертой семейства Сен-Сиров. Она никогда не слыла красавицей, даже в юности, зато была до кончиков ногтей истинной дочерью графа и стала отменнейшей герцогиней. Всегда изысканно одетая, ухоженная и властная, она сделалась одной из гранд-дам лондонского общества. И очень редко покидала свою гардеробную раньше часу дня.
– Боже правый, тетя, – наклонился Девлин поцеловать морщинистую щеку. – Едва пробило двенадцать, а я вижу вас почти готовой к выходу. До чего… неприлично.
Герцогиня ласково стукнула племянника по уху и, хихикнув, поправила свой возвышающийся лиловый тюрбан, который Себастьян слегка сдвинул.
– Непочтительный мальчишка. Между прочим, я плохо спала нынче ночью. Все это громыхание и рокотание, клянусь, могли разбудить и мертвого. А теперь прекрати нависать надо мной, сядь и расскажи, зачем явился. Нет, не нужно подавать виконту чай, бестолковый вы человек, – остановила хозяйка дома незадачливого лакея, который чуть было не совершил именно эту ошибку. – Налейте ему эля.
Себастьян подтянул соседний стул.
– Почему вы столь уверены, будто я здесь не ради вашего приятного общества?
– Потому что я знаю тебя. И потому что читаю газеты. – Тетка умолкла, и легкая тень мрачного предчувствия сделала складки вокруг ее рта жестче. Генриетта настороженно восприняла недавнюю женитьбу Девлина на дочери лорда Джарвиса, однако никогда не одобряла и его отношений с Кэт. Себастьян знал, что она отнесется с порицанием ко всему, что могло бы снова привести племянника в круг общения его бывшей любовницы.
Герцогиня подалась вперед, пристально всматриваясь ему в лицо:
– Но прежде расскажи мне, как поживает твоя молодая супруга. Она хорошо себя чувствует?
– Геро? Сомневаюсь, болела ли она хоть раз в своей жизни. Я хотел спросить…
– Видела ее намедни на Бонд-стрит, – продолжила леди Генриетта, игнорируя попытку племянника сменить тему. – Она восхитительно выглядит – буквально сияет. Вот уж не думала, что когда-либо употреблю эти слова в отношении Геро Джарвис. Вы, случайно, не ждете прибавления? – лукаво глянула старая дама.
Себастьян ответил изумленным взглядом. Способность родственницы выведывать чужие секреты всегда производила на него впечатление граничащей со сверхъестественной.
– Немного рановато, не находите?
– Разве?
Девин помолчал, пока лакей ставил перед ним кружку эля, затем отхлебнул изрядный глоток.
– Я приехал узнать, что вы можете рассказать мне о Хоупах.
Губы герцогини тронула слабая, загадочная улыбка. Генриетта изящно отпила свой чай и спросила:
– О каких именно?
– О Генри Филиппе и Томасе.
– А-а. Ну, о Генри Филиппе нечего особо рассказывать. Видишь ли, он никогда не был женат и редко появляется в обществе. Странный человечек.
– Я слышал, он вроде бы собирает драгоценности.
– Да, собирает. Поговаривают, у него самая большая частная коллекция в Европе, хотя лично я никогда ее не видела.
– А как насчет Томаса? Он разделяет увлечение брата?
– Насколько мне известно, нет. Конечно, время от времени он покупает украшения для этой своей супруги. – Нос герцогини дернулся, сообщая племяннику, что Луиза Хоуп не относится к ее любимицам. – Однако главным образом он воображает себя кем-то вроде антиквария и покровителя искусств.
– Расскажите мне о жене Томаса.
– Луиза де ла Поэр-Бересфорд. Ее дядя – граф Тирон, маркиз Уотерфорд.
– А кто ее отец?
– Какой-то священнослужитель. Да еще где – в Ирландии.
– Выходит, Томас Хоуп был для нее очень даже выгодной партией.
– Разумеется. Хотя я слышала, когда с Луизой впервые завели речь об этом союзе, пролились слезы.
– Старший Хоуп довольно… непривлекателен. Даже с его баснословным богатством.
– Верно. Но, по слухам, дело было не только в этом. Барышня питала привязанность к кому-то, совершенно неподходящему – внебрачному отпрыску ее дяди или что-то в этом роде. Вне всяких сомнений, семья никогда не позволила бы ничего подобного. Так что в конце концов девица сдалась и вышла за Хоупа.
– Достойно восхищения, – отметил Себастьян с явственным сарказмом.
– Здравомысляще, – нахмурилась на него тетка.
– Досадно, что леди, похоже, так и не прониклась нежными чувствами к египетским саркофагам – да и к самому Томасу Хоупу, если уж на то пошло.
– Действительно. Боюсь, она превратилась в одну из тех особ, которые убеждены, что раз уж они несчастливы, то должны посвятить свою жизнь старанию сделать всех остальных такими же.
– Не жалуете Общество по искоренению порока, да, тетушка? – ухмыльнулся Девлин.
– Я всегда говорила, что нет ничего зазорного в толике порока, если только не злоупотреблять им. По мне, лучше человек с капелькой безнравственности, чем с избытком ханжеского лицемерия.
Себастьян рассмеялся и отпил еще глоток эля.
– Насколько мне известно, у Луизы сейчас гостит юный кузен из Ирландии. Вы с ним не встречались?
Хмурый взгляд собеседницы прояснился.
– Как же, встречалась. Блэр Бересфорд. Очаровательный юноша. Столь же привлекательный, как его двоюродная сестра, но без этой Луизиной самодовольной болтовни. Но, должна заметить, мне не по душе тот военный, с которым мальчик водит дружбу.
– Имеете в виду лейтенанта Тайсона?
– Да, его. Может, он и видный мужчина, и, бесспорно, Тайсоны – старинное, уважаемое семейство. Но с этим молодым человеком что-то нечисто. И не проси меня объяснить, поскольку я не смогу.
Герцогиня допила чай, отставила чашку в сторону и припечатала племянника пристальным взглядом.
– А теперь ты не услышишь от меня больше ни слова, пока не скажешь, каким образом Хоупы могут быть причастны к убийству Эйслера. И не пытайся утверждать, будто дело не в этом, потому что я тебя знаю.
– Мне ничего не известно об их причастности.
– Ха. Искренне надеюсь, ты не собираешься подозревать каждого, кто когда-либо покупал драгоценности у этого ужасного старика.
– Господи милостивый, – слегка округлил глаза Девлин. – Тетушка Генриетта… А вы-то что у него приобрели?
Герцогиня подняла руку, чтобы снова поправить тюрбан, хотя в этом и не было необходимости.
– Чудный бриллиантовый браслетик, который я недавно надевала в приемный зал королевы – тот самый, из-за которого Клейборн поднял такую суету, когда увидел. Вообще-то, я не связывалась с Эйслером напрямую, однако в происхождении вещицы не сомневаюсь.
– А с кем же вы имели дело?
– С ювелиром по имени Джон Франсийон. У него магазинчик на Стрэнде. Кстати, я видела его там несколько дней назад.
– Франсийона?
– Нет, я видела Эйслера в магазине ювелира.
– Когда это было?
– По-моему, в субботу. Когда я вошла, они шушукались в задней части зала. Я бы и внимания не обратила, не обставляй торговец их дело с такой таинственностью.
– Поэтому вы, естественно, обратили особое внимание, – улыбнулся Себастьян.
– Ну да. Хотя мне удалось только краем глаза заметить штучку, о которой шла речь – по виду огромный сапфир. После ухода Эйслера я поинтересовалась у Франсийона, предназначен ли камень на продажу. Тот очень занервничал, когда понял, что я видела драгоценность, и умолял никому о ней не говорить. Я бы и не рассказала, – добавила герцогиня, – если бы старика не убили.
Поднявшись, Себастьян запечатлел громкий поцелуй на щеке родственницы.
– Тетушка Генриетта, не знаю, что бы я без вас делал.
– Куда ты? – спросила герцогиня, между тем как племянник направился к двери.
– Нанесу визит вашему Франсийону.
ГЛАВА 23
Дождь зарядил снова задолго до того, как Себастьян добрался до Стрэнда. Низкие тучи лишили город всех красок, оставив только серую: серые мокрые улицы, тусклый серый свет, серое небо. В воздухе висели сырой дух мокрого камня, угольный дым и острые запахи близлежащей реки.
Оставив лошадей на попечении Тома, Девлин нырнул под козырек с черной отделкой и четкой надписью золотыми буквами: «ФРАНСИЙОН». Виконт толкнул дверь, в магазине прозвенел колокольчик, и пожилой мужчина за прилавком, вешавший на стену ботаническую иллюстрацию какой-то экзотической лилии, запнулся и обернулся.
Хозяин магазина выглядел лет на шестьдесят с лишком. Его темные волосы серебрились на висках, но движения оставались энергичными, а небольшая жилистая фигура – подтянутой и прямой. У Франсийона был высокий лоб, узкие губы и тонкий галльский нос его предков, французских гугенотов, покинувших родину более ста лет назад, после отмены Нантского эдикта[18]. Франсийоны вели свое дело в Лондоне в течение уже нескольких поколений, но в голосе ювелира все равно слышался легкий акцент, когда он спросил:
– Чем могу быть полезен?
Приблизившись к прилавку, Себастьян оперся на него ладонями.
– Мое имя Девлин. Я расследую обстоятельства смерти Даниэля Эйслера, и меня интересует крупный голубой бриллиант, который он продавал. Насколько мне известно, вы видели этот камень.
Что-то мелькнуло в глубине светло-карих глаз гугенота, но быстро спряталось за опущенными ресницами.
– Простите, но я ума не приложу, о чем идет речь.
– Уверены?
– Уверен.
Себастьян медленно обвел взглядом небольшой магазинчик. В витринах лежали разнообразные драгоценные камни: одни ограненные, отполированные и в оправе, другие в еще необработанном виде. Но стены были увешаны изображениями птиц и застекленными рамками со всякими насекомыми – от экзотических жуков до огромных, ярко окрашенных бабочек. Очевидно, хотя Франсийон выучился на ювелира, его интересы охватывали и другие стороны естествознания, помимо минералогии.
– Полагаю, процветание заведений, подобных вашему, в значительной мере зависит от его репутации как честного и порядочного. Увы, единожды утраченное доброе имя почти невозможно вернуть.