Жан-Клод, увидев меня, встал. Белая сорочка была в пятнах, рукав разорван. Не было впечатления, что его били или как-то обижали, но обычно он фанатично относится к одежде. Такое могло быть вызвано лишь серьезными причинами. Борьбой, быть может?
Я не подбежала к нему, но обняла его, прижала ухо к его груди, держась за него, как за последнюю в этом мире прочную опору. Он гладил меня по волосам и что-то приговаривал по-французски. Я уже достаточно стала понимать, чтобы разобрать, что он рад меня видеть и что я очень хорошо выгляжу. Но все остальное было просто приятным шумом.
Только ощутив присутствие Зебровски у себя за спиной, я отодвинулась, но тут рука Жан-Клода нашла мою руку, и я ее взяла.
Зебровски на меня глядел так, будто впервые видит.
— Чего тебе? — Это прозвучало враждебно.
— Я никогда тебя не видел такой... мягкой. Ни с кем.
Это меня поразило.
— Ты же видел, как я целовалась с Ричардом.
Он кивнул:
— Это было другое. Вожделение. А это... — Он покачал головой, подбирая слова. — С ним ты будто в безопасности.
Мне стукнуло в голову: а ведь он прав!
— А ты умнее, чем кажешься, Зебровски.
— Мне Кэти читает вслух книжки для самообразования. Сам я только картинки смотрю. — Он тронул меня за руку: — Я поговорю с Дольфом.
— Вряд ли это поможет.
Он пожал плечами:
— Если уж Орландо Кинга можно было обратить насчет монстров, то всякого можно.
— То есть?
— Ты когда-нибудь читала, или слышала, или видела его интервью до инцидента? Зебровски пальцами показал кавычки, произнося слово «инцидент».
— Нет. Тогда, кажется, меня еще не интересовала эта тема.
Он скривился:
— Да, я все забываю, ты еще была в пеленках.
— Так расскажи.
— Кинг был мотором и звездой движения, которое хотело объявить ликантропов не людьми, чтобы их можно было убивать на месте и без суда. Потом его поцарапали, и — але-оп! — он смягчился.
— Близость смерти делает с человеком такое, Зебровски.
Он усмехнулся:
— Она не сделала меня лучше, чем я есть.
Когда-то я держала руками его живот, сводя края раны, чтобы не вылезли внутренности, пока мы ждали «скорую». Это случилось перед самым рождеством года два назад. В письмо Санта-Клаусу в том году я включила только одно пожелание: чтобы Зебровски был жив и здоров.
— Если Кэти не может сделать тебя лучше, то не может никто и ничто.
Он осклабился шире, потом лицо его стало серьезнее.
— Я поговорю за тебя с боссом, посмотрю, нельзя ли смягчить его сердце, не прибегая к близкой смерти.
Я посмотрела в это чуть грустное лицо:
— Это потому, что ты увидел, как я его обнимаю?
— Ага.
Я порывисто обняла его:
— Спасибо.
Он оттолкнул меня к Жан-Клоду:
— Ты лучше успей его завернуть в покрывало до рассвета. — И посмотрел мимо меня на вампира: — Берегите ее.
Жан-Клод слегка поклонился:
— Я готов беречь ее настолько, насколько она позволит.
Зебровски рассмеялся:
— Слушай, а он тебя знает!
Мы так и оставили Зебровски заливаться смехом, а регистратора глазеть, потому что ночь уже становилась тоньше. Приближался рассвет, а у меня было еще много вопросов. Натэниел вел машину, мы с Жан-Клодом сидели сзади.
Глава 13
Я по привычке застегнула привязной ремень, но Жан-Клод остался сидеть вплотную ко мне, обнимая меня за плечи. Меня начало трясти, и я не могла остановиться. Будто я так долго его ждала, что начала разваливаться. Я не плакала, только позволила ему держать себя, пока меня трясло.
— Все хорошо, ma petite.Ничего уже не грозит нам обоим.
Я потерлась головой об его испачканную сорочку:
— Дело не в этом.
Он дотронулся до моего лица, приподнял его к себе в чуть подсвеченной тьме машины.
— В чем же тогда?
— У меня был секс с Микой.
Я глядела ему в лицо, ожидая гнева, ревности, какой-то вспышки в глазах. А видела только сочувствие и не понимала.
— Ты — как только что поднявшийся вампир. Даже те, кому предстоит стать мастерами, не могут побороть голода в первую ночь или в первые несколько ночей. Он непобедим. Вот почему многие вампиры нападают на ближайших родственников, когда впервые встают. Это те, о ком они думают в сердце своем, и потому вампиров тянет к ним. Только с помощью Мастера Вампиров может этот голод быть направлен в другую сторону.
— Ты не сердишься? — спросила я.
Он засмеялся и обнял меня:
— Я боялся, что ты будешь на меня сердиться за то, что я передал тебе этот ardeur,огонь, жгучий голод.
Я отодвинулась, чтобы заглянуть ему в лицо.
— А почему ты меня не предупредил, что я не смогу его контролировать?
— Когда речь идет о тебе, ma petite, ябольше всего стараюсь избегать недооценки. Если кто-нибудь, кого я знал за все эти века, мог бы выдержать этот тест, то это ты. Я тебе не сказал, что ты потерпишь неудачу, так как давно уже не пытаюсь предсказать, что может сделать сила с тобой или посредством тебя. Обычно ты сама себе закон.
— Я была... беспомощна. И я... я не хотела его контролировать.
— Конечно, не хотела.
Я покачала головой:
— Ardeur —это навсегда?
— Я не знаю.
— Сколько пройдет времени, пока я научусь им владеть?
— Месяц или два, может быть, меньше. Но даже когда ты научишься им владеть, поосторожнее в присутствии тех, к кому ты вожделеешь сильнее всего. От них голод вспыхнет в жилах палящим огнем. Ничего стыдного в этом нет.
— Это ты так говоришь.
Он держал мое лицо в ладонях:
— Ma petite,уже больше четырехсот лет прошло, как я впервые очнулся и ощутил, как бушует во мне ardeur,но я помню. И все эти годы я помню, что плач по плоти еще острее и хуже, чем плач по крови.
Я сжала его запястья, прижала его руки к своему лицу.
— Мне страшно.
— Конечно. Так и должно быть. Но я тебе помогу через это пройти. Я буду твоим гидом. Это может пройти за несколько дней или приходить и уходить, не знаю. Но я тебе помогу пройти через это, что бы это ни было.
Натэниел заехал на парковку «Цирка проклятых», возле заднего входа. Было еще темно, когда мы вышли, но в воздухе уже ощущался грядущий рассвет. Приближение утра чувствуется кончиком языка.
Джейсон открыл внешнюю дверь, будто ждал нас. Так, наверное, и было. Жан-Клод бросился к двери, ведущей на лестницу. Мы пошли за ним, но он бросил через плечо:
— Мне надо принять душ до рассвета.
И он покинул нас, мелькнув в двери. Мы пошли по лестнице медленнее, рядом, поскольку крупных людей среди нас не было.
— Как жизнь? — спросил Джейсон.
Я пожала плечами:
— Почти все зажило.
— Только вид у тебя сильно потрясенный.
Я снова пожала плечами.
— Понял, не дурак. Ты не хочешь говорить на эту тему.
— Ты прав.
Джейсон оглянулся на Натэниела:
— Ты остаешься ночевать?
— Остаюсь?
Я поняла, что вопрос обращен ко мне.
— Конечно. Если надо будет, отвезешь меня домой завтра... то есть уже сегодня.
— Да, я остаюсь.
— Тогда можешь ночевать со мной. Слава Богу, койка большая и не много видит гостей.
Я глянула на Джейсона:
— Жан-Клод ограничивает твой круг общения?
Он засмеялся:
— Нет, не совсем так. Просто женщины, которые сюда приходят, помешаны на вампирах. Они хотят спать на подземной кровати «Цирка проклятых». И хотят они не меня, а ручного вервольфа Жан-Клода.
— Я не думала... — Я прервала фразу, поняв, что это оскорбление.
— Давай, не стесняйся.
— Я не думала, что ты такой разборчивый.
— Первое время не был. Но сейчас мне как-то не хочется быть с женщинами, которым я нужен лишь чтобы похвастаться подругам, что, дескать, спала с оборотнем или на кровати, где спят вампиры. Как бы ни было это приятно на несколько минут, у меня такое чувство, что они приходят ко мне как к уроду в кунсткамере.
Я взяла его под руку и чуть сжала:
— Джейсон, не поддавайся этому чувству. Ты совершенно не урод.
— Кто бы говорил!
Я отодвинулась:
— И что это значит?
— Ничего, прости, случайно сказал.
— Нет, ты объясни!
Он вздохнул и прибавил шагу, но я была в кроссовках и не отставала. Натэниел шел следом, не говоря ни слова.
— Объясни, Джейсон!
— Ты ненавидишь монстров. Тебе противно быть не такой, как все.
— Это неправда!
— Ты смирилась с тем, что ты другая, но тебе это не нравится.
Я открыла рот, собираясь возразить, но пришлось остановиться и подумать. Не прав ли он? Я ненавижу тех, кто не такой? И монстров ненавижу за то, что они другие?
— Может быть, ты прав.
Он оглянулся, вытаращив глаза:
— Анита Блейк признает, что может быть не права? Ух ты!
Я попыталась сделать сердитое лицо, но улыбка испортила весь эффект.
— Мне и самой надо привыкать быть монстром — так я слышала.
Он посерьезнел:
— Может быть, ты прав.
Он оглянулся, вытаращив глаза:
— Анита Блейк признает, что может быть не права? Ух ты!
Я попыталась сделать сердитое лицо, но улыбка испортила весь эффект.
— Мне и самой надо привыкать быть монстром — так я слышала.
Он посерьезнел:
— Ты действительно станешь леопардом-оборотнем?
— Вот скоро и узнаем.
— И тебе это нормально?
Моя очередь настала рассмеяться, хотя и невесело.
— Нет. Совсем не нормально, но что случилось, то случилось, и этого уже не поправить.
— Фатализм, — сказал он.
— Прагматичность, — возразила я.
— Это одно и то же.
— Нет, здесь ты не прав.
Джейсон обернулся на идущего чуть позади Натэниела:
— А ты как относишься к тому, что она станет леопардом?
— Я по этому поводу промолчу.
— Ты ведь рад, да? — Оттенок враждебности слышался в интонации Джейсона.
— Нет.
— Теперь она останется вашей Нимир-Ра.
— Быть может.
— И ты этому не рад?
— Джейсон, прекрати. Ричард мне излагал свою гипотезу, что Грегори нарочно меня заразил.
— Ты говорила с Ричардом? — Он явно этого не ждал.
— К сожалению.
— И ты знаешь, что случилось?
— Насчет того, что ваши ребята взяли Грегори? Да. Я даже говорила с Джейкобом по телефону.
Джейсон был удивлен:
— И что ты ему сказала?
— Умрет Грегори — умрет Джейкоб.
— Джейкоб хочет стать Ульфриком.
— Это мы тоже обсудили.
— И что он сказал?
— Он не станет вызывать Ричарда до конца ближайшего полнолуния. Ты лучше подбодри Сильвию, потому что, как следует из предыдущего, Джейкоб должен ее победить в ближайшие две недели.
— А почему он ждет конца полнолуния?
— Потому что в противном случае я пообещала его убить.
— Анита, нельзя так подрывать авторитет Ричарда.
— Его не надо подрывать, Джейсон. Ричард отлично с этим справляется сам.
Мы уже спустились. Тяжелая дверь еще качалась там, где пролетел Жан-Клод.
— Ричард — мой Ульфрик.
— Я тебе не предлагаю перемывать ему косточки. Он разрушил структуру своей власти в стае, и это не предмет для сплетен, а голый факт.
Джейсон остановил меня у двери:
— Может, если бы ты не уходила, ты смогла бы его отговорить.
Наконец-то я рассердилась:
— Во-первых, у тебя нет права критиковать, что я делаю или чего не делаю. Во-вторых, Ричард уже большой мальчик и сам принимает решения. В-третьих: никогда, никогдабольше не лезь ко мне со своей критикой.
— Ты мне уже не лупа, Анита.
Гнев ударил изнутри обжигающей волной, сжал плечи, руки, пролился до пальцев. Никогда раньше я не испытывала столь быстрой и столь полной ярости. Мне пришлось закрыть глаза, чтобы взять себя в руки и не ударить наотмашь. Что же это со мной такое?
— Что с тобой? — спросил сзади Натэниел.
— Ничего хорошего.
— Послушай, — сказал Джейсон, — ты меня прости, но я не хочу, чтобы Джейкоб оказался во главе стаи. Я ему не доверяю. Пусть Ричард мягкосердечный слюнтяй, убежденный реакционер и кто угодно, но он парень честный и интересы стаи искренне ставит выше своих. Я не хочу этого терять.
Я глядела на него, пытаясь рассосать ком злости в горле. И голос мой прозвучал придушенно:
— Ты боишься того, что будет с вами со всеми, если власть возьмет Джейкоб.
Он кивнул:
— Да.
— И я тоже.
Он посмотрел в мое лицо изучающим взглядом:
— Если Джейкоб убьет Ричарда в честном бою, что ты сделаешь?
— Ричард больше мне не любовник, и я не лупа. Если это будет честный бой, я не смогу вмешаться. Я сказала Джейкобу, что, если бой будет честным и после полнолуния, я не буду мстить.
— Ты не отомстишь за смерть Ричарда?
— Если я убью Джейкоба, а Ричард и Сильвия уже будут мертвы, кто возьмет власть? Я видала, что бывает с группой оборотней, у которых нет альфы-вожака. И не допущу, чтобы с волками вышло как с леопардами.
— Если Джейкоб умрет до того, как вызовет Сильвию, тебе не придется об этом беспокоиться.
Уходящая было злость вернулась.
— Джейсон, одно из двух. Либо я тебе не лупа и не доминант — а тогда ничем не могу помочь, — либо я все еще лупа и все еще для тебя доминант, тот, к кому ты прибегаешь за такой помощью. И раньше, чем снова затевать со мной спор, подумай и реши этот вопрос.
— Лупой ты быть не можешь, так проголосовала стая. Но ты права, здесь нет твоей вины. Тебе придется еще помочь себе самой до того, как ты сможешь помогать другим. Я прошу прощения, что затеял спор.
— Извинения приняты.
— Я тебя просил убить Джейкоба не потому, что ты моя лупа или доминант. Я обратился к тебе, потому что знал: ты уже об этом подумала. Попросил тебя, потому что если ты решишь, что так лучше для стаи, ты это сделаешь.
— Дела стаи меня больше не касаются — так мне говорят со всех сторон.
— Говорят те, кто не знают тебя так, как я.
Я от него отодвинулась:
— На что это ты намекаешь?
— На то, что если ты кому-то дала свою дружбу — свою защиту, — ты ее не отнимешь даже вопреки желанию защищаемого.
— Если я убью Джейкоба, Ричард мне никогда не простит.
— Но он же тебя бросил? Что ты теряешь, убив Джейкоба? Ничего. А если не убьешь его, то потеряешь и Сильвию, и Ричарда.
Я протиснулась мимо него:
— Как мне надоело делать черную работу за каждого!
— Никто не умеет делать эту черную работу лучше тебя, Анита.
От этих слов я остановилась и повернулась к нему:
— А этона что намек?
— Ни на что не намек, Анита, голая правда.
Глядя в эти до невозможности серьезные глаза, я хотела бы поспорить, но не могла.
Мне казалось, что хуже сегодня мне уже не может прийтись — но я ошиблась. От взгляда Джейсона, от его слов мне стало совсем хреново. Кажется, уже ничего более гнетущего ночь мне не приготовила.
Глава 14
До рассвета оставались минуты, когда из двери вышел Жан-Клод в халате.
— Можешь расположиться в кровати, ma petite,я пойду к себе в гроб. Боюсь, твоим нервам уже достаточно досталось, чтобы еще и мне умирать на твоих руках на восходе.
Я хотела возразить, потому что желала, чтобы он держал меня в самом худшем смысле этого слова, но он был прав. На эту ночь потрясений мне было достаточно.
— Со мной останется Натэниел, — сказала я.
Какая-то мысль мелькнула на лице Жан-Клода.
— И еще Джейсон.
— Зачем?
— У меня нет времени объяснять, ma petite,но пожалуйста, поверь мне, что Джейсон тоже должен здесь быть. Так лучше.
Я уже ощущала дрожь рассвета, хотя еще глубоко под землей.
— Ладно, пусть Джейсон тоже остается.
Жан-Клод уже подходил к двери.
— Я ему скажу по дороге в зал гробов. Прости, что приходится так тебя оставлять, ma petite.
—Иди, уже почти рассвет.
Он послал мне воздушный поцелуй и исчез, оставив чуть приотворенную дверь. Натэниел сидел на углу кровати с безразличным лицом, даже тело ничего не выражало. Он очень хорошо умел выглядеть безобидным, даже внушающим спокойствие.
Я спала четверо суток напролет и все же ощущала усталость, неимоверную усталость. Скорее не физическую, а как после сильных умственных перегрузок или эмоциональных. Я вымоталась.
— Давай спать, — сказала я.
Натэниел, не говоря ни слова, стащил с себя топ, сбросил ботинки, стянул носки и начал расплетать волосы. Я знала, что это не быстро, и потому пошла тем временем в ванную. Давно я уже не видала ванной комнаты Жан-Клода с этой причудливой черной ванной, такой просторной, что годилась бы для небольшой оргии. Серебряный лебедь, из клюва которого шла вода, напомнил мне фонтан. Но сегодня — никаких ванн. Только заснуть и забыться. Все забыть.
Конечно, я не могла выйти в белье и в рубашке, которую для меня привез Натэниел: как бы она ни была красива и удобна, для ночной рубашки ей не хватало длины. В джинсах я спать не могу: неудобно. Черт, почему так важны мелочи в такую ночь, когда летит в тартарары все самое главное?
В дверь постучали.
— Натэниел, я через минуту выйду.
— Это Джейсон.
— Что тебе нужно?
— Тебе Жан-Клод не сказал, что я сегодня с тобой сплю в одной койке?
— Упомянул.
— Так он еще и прислал тебе пижаму. Подумал, что ты могла ее не захватить.
Я подошла к двери и открыла. Джейсон стоял в боксерских шелковых трусах, достаточно просторных, чтобы служить спальными. Вполне приемлемыми, должна добавить, чтобы нам с ним спать в одной кровати. Джейсон, будь его воля, спал бы в мини-плавках — а то и без них.
Он протягивал мне сложенный красный атлас. Я взяла его и развернула. На самом деле это было два предмета — свободный топ с завязками позади и шорты. Очевидно, это рассматривалось как спальный гарнитур.
— Он велел тебе сказать: из всего, что могло бы тебе подойти, это закрывает максимум. Конец цитаты.