— В присутствии леопардов, в присутствии только их, мне было с тобой вполне уютно. Такое было чувство, что так и надо... а почему теперь его нет?
Переглядывание затянулось так надолго, что мне пришлось его прервать:
— Кто-нибудь из вас, может, все-таки ответит?
Рафаэль наклонил голову в сторону Мики, будто говоря: давай ты.
— Ладно, — начал он, явно тщательно подбирая слова. Я почти могла ручаться, что тема ему не нравится. — Каждый пард, каждое сообщество оборотней, если оно здорово, обладает групповым разумом.
— То есть группа имеет идентичность? — уточнила я.
— Не совсем так. Это нечто большее... — Он наморщил лоб. — Это как ковен, члены которого некоторое время совместно колдуют. Они становятся частями некоего целого, когда дело касается колдовства или целительства. Целого, которое больше суммы частей.
— Хорошо, но какое это имеет отношение к тому, что мне было с тобой уютно, когда были одни только леопарды?
— Если у тебя особое чувство, когда вокруг тебя леопарды, значит, мы образуем групповой разум. Обычно для выработки такой связи нужны месяцы. Может быть, это всего лишь связь между тобой и твоими леопардами. Приближающаяся перемена могла ее активизировать.
— Но ты считаешь, что дело не только в этом? Так?
Он кивнул:
— Я думаю, что ты образуешь групповой разум с моим пардом, что фактически решение об объединении пардов уже принято.
— Я еще ничего не решила.
— Правда? — спросил он. Такой он был рассудительный, сидя со сцепленными перед собой руками, чуть ко мне подавшись. Такой серьезный.
— Послушай, секс — это было чудесно. Но я еще не готова выбирать свадебный сервиз, это понятно?
Под ложечкой у меня сосало чувство, близкое к паническому страху.
— Иногда за тебя выбирает твой зверь, — сказал Рафаэль.
Я посмотрела на него:
— То есть?
— Если ты уже вошла в групповой разум его парда, значит, твой зверь принял за тебя решение, Анита. Это интимнее любовной связи, потому что ты берешь на себя обязательства не только перед ним.
Я вытаращила глаза:
— Ты говоришь, что я буду ощущать ответственность за безопасность и благополучие всех его леопардов, как и своих?
— Вероятно, — кивнул Рафаэль.
Я оглянулась на Мику:
— А ты? Ты ощущаешь ответственность за моих леопардов?
Он вздохнул, и это был тяжелый вздох, а совсем не счастливый.
— Я не ожидал такого быстрого образования связи. Никогда не видел, чтобы это случалось так сразу.
— И?
Он пошевелил губами, почти улыбаясь.
— И если мы действительно образовали групповой разум, то да, я буду ощущать ответственность за твоих леопардов.
— Что-то у тебя не очень довольный вид.
— Не хочу никого обидеть, но твои леопарды — полное безобразие.
— Твои куда как здоровее, — огрызнулась я. — У Джины такой вид, будто ее слишком часто пинали.
Глаза Мики стали жестче, он всмотрелся мне в лицо:
— Тебе никто не мог сказать. Они бы не посмели.
— Никто и не настучал, Мика, но я это увидела, учуяла. Кто-то ее чуть не сломал совсем, и это было недавно или еще не кончилось. Неудачный бойфренд?
Лицо его закрылось. Ему не понравилось, что я вычислила ситуацию.
— Нечто в этом роде.
Но у него забился сильнее пульс, и я поняла, что он от меня что-то скрывает, что-то, чего боится.
— Чего ты мне не хочешь говорить, Мика?
Он глянул через мое плечо на Рафаэля:
— А дальше она с еще большей легкостью будет читать моих котов.
— Как и ты ее котов.
— Ее ребят и сейчас не трудно прочесть, — ответил он.
Я стала рассматривать его лицо. Он контролировал свое тело, держал его расслабленным, но я ощущала частоту его пульса — и страх, причем не маленький. Мысль, что я смогу читать его зверей, ужасала его почти до крайности.
Я положила ладонь на его сцепленные руки, и он обратил ко мне свои серьезные, настороженные глаза.
— Джине не понравится, что ты это знаешь.
— Ты, как ее Нимир-Радж, обязан ведь ее защищать от подобных мудаков?
— Я сделал все, что мог, — ответил он, но так, будто оправдывался.
— Набей морду этому типу и запрети ей с ним встречаться. Вопрос простой, нечего его усложнять. Или она его любит?
Он покачал головой, не поднимая глаз, так крепко сцепив пальцы, что кожа побелела. Голос его звучал нормально и ровно, но все же слышалось страшное напряжение.
— Нет, она его не любит.
— Так в чем же сложность?
— Сложность такая, что ты себе даже представить не можешь. — Он вскинул глаза, и в них теперь читался гнев.
Я протянула к нему руку — и опустила.
— Если мы действительно образуем один пард, если я действительно ее Нимир-Ра, то моих зверей никто не тронет.
— Волки забрали у тебя Грегори, — напомнил он.
Руки его чуть подрагивали от злости, пылавшей в его глазах.
— И мы едем его забрать.
— Я знаю, что ты вела трудную жизнь. Я слыхал кое-какие рассказы о тебе. Но говоришь ты как очень молодая и наивная. Иногда, как ни пытайся, всех не удается спасти.
Настала моя очередь опустить глаза.
— Я теряла своих. Я подводила своих, и их пытали, их убивали. — Я подняла взгляд. — Но те, кто пытали или убивали их, — они тоже мертвы. Может быть, я не могу спасти всех, но я чертовски тщательно умею мстить.
— Но вред все равно случается. Мертвые не встанут снова — зомби всего лишь трупы, Анита. Это не те, кого ты потеряла.
— Вот это я знаю лучше тебя, Мика.
Он кивнул. Страшное напряжение несколько спало, но в глазах его стояла старая боль еще не зажившей раны.
— Я сделал для Джины и остальных все, что мог, но этого все равно мало. И всегда всего будет мало.
Я тронула его за руки, и на этот раз он не убрал их.
— Может быть, вместе мы сможем сделать достаточно.
Он посмотрел на меня внимательно:
— Ты действительно собираешься сделать то, что говоришь?
— Анита редко говорит то, чего не собирается делать, — сказал Рафаэль. — Но я бы на ее месте сперва спросил, в чем проблемы, а потом бы уже обещал их решить.
Я не сдержала улыбки:
— Я как раз собиралась спросить: во что это такое страшное попала Джина?
Он крепко сжал мои ладони. Посмотрел мне в глаза. Не с любовью, даже не с вожделением, но очень серьезно.
— Давай сначала выручим твоего леопарда, потом ты меня спросишь, и я тебе все расскажу.
Машина притормозила и свернула, заскрипел гравий под шинами. Поворот к ферме на опушке леса, окружающего лупанарий.
— Расскажи часть сейчас, Мика. Мне это нужно.
Он вздохнул, поглядел на свои сцепленные руки, потом медленно поднял глаза на меня.
— Как-то мы попали под власть одного очень плохого типа. Он все еще хочет нами владеть, и я ищу достаточно прочное убежище.
— Так почему ты боялся мне сказать?
Он чуть шире раскрыл глаза:
— Почти любой пард предпочтет держаться подальше от такой беды.
— "Беда" — это мое второе имя. Между «Анита» и «Блейк». — Он недоуменно приподнял брови. Наверное, не видал никогда такой реакции. — Я не собираюсь отпихиваться от вас из-за какого-то ополоумевшего альфы. Вы мне дайте знать, откуда исходит опасность, и я с ней разберусь.
— Хотел бы я иметь твою уверенность.
Такая тяжелая скорбь была в его взгляде, такая горькая потеря. Я даже поежилась, и он выпустил мои руки, отодвинулся как раз перед тем, как Мерль открыл дверцу и предложил ему руку. Руки он не принял, но выскользнул в темноту.
Риис последовал за ним, глянув на Рафаэля, будто царь крыс попросил его выйти и дать нам поговорить. Я обернулась к Рафаэлю.
— Ты хочешь что-то сказать?
— Будь поосторожнее с ним, Анита. Никто из нас не знает ни его, ни его зверей.
— Забавно. У меня была та же мысль.
— Несмотря на то, что он может заставить твоего зверя клубиться в тебе?
Я посмотрела в темные, черные глаза:
— Быть может, как раз поэтому.
Рафаэль улыбнулся:
— Мне бы уже следовало знать, что ты не из тех, кто позволяет пристрастиям затмевать себе зрение.
— О нет, оно вполне затмевается, но ненадолго.
— Ты с тоской об этом говоришь.
— Да. Иногда я думаю, как оно было бы на самом деле — просто влюбиться, не взвешивая перед тем риск.
— Если это получается, то лучше ничего нет на свете. Если нет, это как если у тебя вырвут сердце и раскромсают на куски у тебя на глазах. Остается огромная пустота, которая никогда не зарастет.
Я посмотрела, не зная, что сказать, но все-таки заметила:
— Ты говоришь, будто по опыту.
— У меня есть бывшая жена и сын. Они живут в другом штате, настолько далеко, насколько она смогла его увезти.
— А что случилось, если это не слишком бестактный вопрос?
— Ей не хватило силы, чтобы принять, кто я есть. Я от нее ничего не скрывал. Она знала все еще до свадьбы. Не будь я так по уши влюблен, я бы заметил, что она слаба. В мои обязанности царя входит умение определять, кто силен, а кто нет. Но она обманула меня, потому что я хотел обмануться. Теперь я это знаю. Она такая, как она есть, и вины ее здесь нет. Я даже не сожалею, что она сразу забеременела. Я люблю сына.
— Ты с ним видишься?
Он мотнул головой:
— Летаю два раза в год встречаться с ним под присмотром. Она его научила меня бояться.
Я протянула руку, заколебалась, а потом подумала: а какого черта? И взяла его за руку. Он вздрогнул, потом улыбнулся.
— Я тебе сочувствую, Рафаэль, сильнее, чем могу выразить словами.
Он стиснул мою руку и отодвинулся.
— Я просто подумал, что тебе надо знать: влюбиться вслепую — это совсем не так, как бывает в стихах и песнях. Это чертовски больно.
— У меня так однажды было.
Он приподнял брови:
— Только не с тех пор, как я тебя знаю.
— Нет, еще в колледже. Мы были помолвлены, я думала, это и есть любовь.
— И что случилось?
— Его мамочка узнала, что у меня мать мексиканка, и не захотела, чтобы ее светловолосый и голубоглазый ребенок испортил родословное древо семьи.
— Вы были помолвлены еще до того, как они познакомились с твоей семьей?
— Они видели моего отца и его вторую жену, а те вполне арийцы, очень нордического типа. Моя мачеха не любила, чтобы в доме висели фотографии матери, и потому они все были у меня в комнате. Я их не прятала, но так это восприняла моя несостоявшаяся свекровь. Самое смешное, что ее сын знал. Я ему все рассказала. И это не имело значения, пока дорогая мамочка не пригрозила ему отлучением от денег семьи.
— Теперь я тебе сочувствую.
— Твоя история более жалостная.
— А мне от этого не лучше, — улыбнулся он.
Я улыбнулась в ответ, хотя никто из нас не был особо радостным.
— Великая вещь — любовь, правда?
— Ответ на свой вопрос ты получишь, когда увидишь в лупанарии Мику одновременно с Ричардом.
Я замотала головой:
— Мику я не люблю. То есть еще... то есть по-настоящему.
— Но, — сказал Рафаэль.
Я вздохнула:
— Но почти желаю, чтобы любила. Тогда не так больно было бы видеть Ричарда. Не знаю, как это будет сегодня — видеть его и знать, что он уже не мой.
— Наверное, так же, как для него — видеть тебя.
— От этих слов мне должно стать легче?
— Нет, просто это правда. Ты вспомни, что его заставили отрезать тебя от своей жизни. Он тебя любит, Анита, к добру или худу.
— Я его люблю, но я не дам ему убить Грегори. И не позволю, чтобы Сильвия заплатила жизнью за его глупость. Не дам разрушить стаю ради каких-то идеалистических правил, на которые только он обращает внимание.
— Если ты убьешь Джейкоба и его последователей без соизволения Ричарда, то он может оказаться вынужден бросить стаю против тебя и твоих леопардов. Если ты не ликои, не лупа, то он, оставив смерть своих волков безнаказанной, выкажет такую слабость, что с тем же успехом ты можешь дать Джейкобу его убить.
— Так какого черта мне делать?
— Не знаю.
Мерль засунул голову в машину:
— Там волки. Твои крысы их сдерживают, но волки нервничают. У них кончается терпение.
Я кивнула:
— И вообще глупо было бы не вылезать из машины.
Рафаэль сдвинулся на край, вышел, замялся, а потом протянул мне руку. В обычной ситуации я бы ее не взяла, но сегодня мы демонстрируем стиль и солидарность. И я вышла из машины, опираясь на руку царя крыс, как светская дама, только вот в наручных ножнах с двумя ножами. Почему-то мне кажется, что светские дамы предпочитают больше косметики и меньше железа. Но вообще-то я ни одной не видела и могу ошибиться. Может быть, они знают, как и я, что истинный путь к сердцу мужчины — шесть дюймов металла между ребрами. Иногда хватает четырех, но я люблю, чтобы их было шесть, для гарантии. Забавно, что фаллоподобные предметы тем полезнее, чем больше. Если кто-то скажет, что размер не имеет значения — значит, та, кто говорит, слишком много видела маленьких ножиков.
Глава 22
Поляна была просторной, но недостаточно. Легковушки, грузовики, фургоны заполнили почти всю доступную площадь; некоторые стояли так глубоко под деревьями, что наверняка ветки поцарапали краску. Для всех крысолюдов места не хватило, и машины заполнили гравийную дорожку, будто парковочную площадку. Кому-то пришлось парковаться за обочинами, — так они говорили, выходя из леса. Рафаэль привел всех своих крыс — около двухсот. Договор между волками и крысами ограничивал число последних двумя сотнями. Рафаэль согласился при условии, что в случае необходимости ему на помощь придет стая волков куда большей численности — около шестисот. Причем без вопросов. Типа «твой враг — мой враг». Это он мне объяснил в последние несколько минуты, и я поняла, что он сегодня сильно рискует. Я почувствовала себя виноватой. Возникло сожаление, что я не нашла способа протащить в лупанарий пистолет. На самом деле я даже не попыталась. Не становлюсь ли я слишком самоуверенной?
К нам с Рафаэлем подошла женщина такого роста, какого я в жизни не видела. Не меньше шести футов шести дюймов, широкая в плечах и с такими мышцами, которые даются только долгими часами работы со штангой. Из одежды на ней был черный спортивный лифчик и пара вылинявших черных джинсов. Темные волосы она убрала в тугой хвост, открывая четкое лицо без малейших следов косметики.
— Это Клодия. Сегодня она будет одним из твоих силовиков, — сказал Рафаэль.
Я хотела было возразить, но он взглядом велел мне молчать. Лицо у него было очень серьезное.
— С тобой леопарды, но телохранители только у Мики. Мы не можем себе позволить твоей гибели, Анита, тем более из-за такой глупости.
— Если я не могу сама себя защитить, чего стоит моя угроза?
— С Ричардом будут его Сколль и Хати. У меня телохранители, у Мики телохранители, и только ты без охраны. Райна держала леопардов на побегушках у волков, и они так и не стали пока настоящим пардом. Даже с ребятами Мики вам не набрать нужного персонала на работающий нард. Слишком много у вас подчиненных и слишком мало доминантов. Так что на сегодня у тебя будут Клодия и Игорь.
— Мы способны защитить Аниту, — заявил Зейн.
— Нет, не способны, — возразил Натэниел.
Я уставилась на него. Он тронул меня за руку:
— Пожалуйста, Анита, прими помощь.
— Мы ее можем защитить, — сказал Мика, и Мерль повторил его слова.
— А если тебе придется выбирать: спасать Мику или Аниту, кого ты выберешь? — спросил Рафаэль.
Мерль отвернулся, но Ной ответил не задумываясь:
— Мику.
— Вот именно.
— А твои крысы не будут ли разрываться между тобой и Анитой, как мои леопарды? — спросил Мика.
— Нет, потому что у меня будут телохранители. В моей родере,моем отряде, достаточно силовиков и профессиональных солдат. Почему; как ты думаешь, Райна и Маркус согласились на договор, который принес им Ричард? Никогда бы они не пошли с нами на союз, если бы мы не были сильнее, чем кажется по нашей численности.
— Я не хочу...
Рафаэль положил мне палец на губы:
— Анита, нет. Когда все это будет позади и ты будешь настоящей Нимир-Ра, ты найдешь себе собственных силовиков. А до тех пор я буду делиться.
Я убрала его палец от своего рта:
— Я не считаю это необходимым.
— Я считаю, — ответил он.
— Согласна, — поддержала его Черри.
И наконец Мика сказал:
— Согласен.
Мерль и Ной посмотрели на него удивленно, потом переглянулись.
— Я пока что не соглашалась, — заметила я.
Натэниел наклонился ко мне и сказал:
— Если ты в этом не уступишь, мы еще и через час будем здесь торчать.
Я посмотрела на него, сердито сдвинув брови. Он пожал плечами и улыбнулся.
Тогда я повернулась к упомянутым телохранителям. Она смотрела на меня с бесстрастным лицом, будто я для нее не имею никакого значения. К ней подошел мужчина. Он был на два дюйма пониже ее, шире в плечах, и так татуирован, что я было решила, будто на нем цветастая рубашка. Узкий топ натянулся на тугих мышцах. Наряд завершали джинсы и тяжелые ботинки. На лысой голове — татуировка дракона, обвивающая уши владельца и уходящая на затылок. Даже при свете звезд было видно, что орнамент татуировки восточный и выполнен отлично.
— И как вы, ребята, насчет положить свою жизнь за человека, которого только что увидели?
— Ты спасла жизнь нашего царя, — ответил мужчина. — Мы задолжали тебе одну жизнь.
— Даже если это будет твоя?
— Есть и такой шанс.
Я обернулась к женщине:
— И ты с этим согласна?
— Как сказал Игорь, мы тебе задолжали.
Мне всегда неловко, если кто-то ставит мою безопасность выше своей. Мне как-то не по душе само понятие телохранителя, но кто меня спрашивает?
Я протянула руку. Они переглянулись, затем ее пожали. Игорь тронул ее так, будто боялся раздавить, а Клодия стиснула достаточно сильно, чтобы я пискнула. Но я не пискнула, а приветливо ей улыбнулась, потому что знала: настоящей травмы она мне не нанесет, ей просто хочется видеть, как я скривлюсь. От моей приветливой улыбки она нахмурилась, но руку отпустила. Та малость болела, и если мои целительные способности не помогут, утром она посинеет. Черт побери.