— Жень, дождь все равно смоет все следы, — упрямо возразила я. — Тем более, когда они теперь приедут? Что она, так и будет там лежать, на земле, в грязи?
— Юль, я понимаю твою скорбь, я понимаю, что тебе ее жалко, но поверь, мы ей теперь ничем уже не поможем. В грязи она лежит или на чистой постели, человека уже не вернуть.
С этим нельзя было не согласиться, и я промолчала, опустив низко голову. Любимова взяла мою руку в свою и тихо произнесла:
— Ничего не попишешь.
Света уперла подбородок в ладонь стоящей локтем на столе руки и вновь прицепилась к индейцу.
— Орлиный Глаз, — томным голосочком проворковала она, — а женщины у вас были?
Паша подавился макаронами. Альберт тоже подавился, но потому что захихикал, а не потому что возмутился.
Неожиданно краснокожий расплылся в мечтательной улыбке во все свои редкие желтые зубы:
— Женщин есть. Хороший женщин.
— Как зовут? Накладная Ресница?
— Нет. Люси Канарейка. Хороший Женщин. Мы шоколад пьем. А затем… й-о-го-го! — по-ло-шадиному заговорил мужик и побарабанил себя по груди, дескать, смотрите, я Кинг-Конг.
— Что? — удивилось большинство.
— Шоколад, — принялся разъяснять Логинов, — у индейцев считался сильнейшим афродизиаком. Монтесума, перед тем как войти к своим многочисленным женам, пил шоколад. На женщин шоколад оказывает такое же влияние, то есть повышает либидо. Вот о чем он говорил.
— Ты такой умный! — восхитилась Света, переведя взгляд с диковинного индейца на Катькиного мужчину.
Сама Любимова незамедлительно отпарировала:
— Зато ты дура.
Света не успела ответить. Дверь открылась, на пороге показались Валерия и Иннокентий.
— А где Фаля? — спросила я.
— Мы не смогли его убедить, что пора вернуться, — ответил мне Кеша. Лера так дрожала, что не могла и слова сказать. Очевидно, на улице за это время еще сильней похолодало. — Я сейчас передохну, возьму фонарик и отправлюсь его искать. Фелю мы так и не нашли… В чем дело? — увидел он выражение наших лиц.
— Зато мы нашли, — вспомнила Катя об уговоре. Кеша, конечно, не Фаля, но с кого-то нужно было начинать тренировку перед предстоящим разговором. — Феля… — Она напустила в голос побольше трагичности и выпалила: — Ее больше нет. Она мертва.
— Что?! Как это?! Где вы ее нашли?! Как мертва?! — посыпались на Катьку вопросы от Александрова и Малиновой.
— Она лежит возле гаража. Умерла от отравления угарным газом. Угорела, одним словом. А как это вы не догадались проверить там? Раз именно туда она и держала путь?
Молчание.
— Ты шутишь, право? — очухался от известия негр. — Он таскал нас к этим гаражам раз пять. И сейчас мы шли именно оттуда. Никакого трупа там нет.
У пятерых — меня, Кати, Жени, Паши и Альберта — тут же отпали челюсти. Или мы все синхронно потеряли рассудок, или же труп кто-то украл. Но кто? А главное, зачем?
— Ты смеешься над нами? — накинулась на него Катя. — Мы все там были! Ну скажите же, ребята!
— Да, — подтвердили мы. — Мы сами ее вытащили из «Газели» и оставили на земле.
— Вот можем сейчас пойти и проверить, — невозмутимо заявил Александров. — Никакой Фели там нет. И никого вообще. Заодно и Фалалея отыщем.
На очередные поиски нас отправилось четверо: Кеша, я, Павел и Жека. Катька наотрез отказалась идти вместе с Женькой, на которого она теперь точила зуб, а нам троим предстоял нелегкий выбор, кого же взять: с одного бока, мужчина, к тому же такой крепко сбитый, как Логинов, в таком деле нужнее, с другого, злопамятная Любимова обожает на кого-нибудь обижаться, так что тут пощады не жди. Все же объективность победила субъективность, и с нами отправился Евгений.
Было очень темно. Жалко, что нам не случилось приехать в Питер в начале июня, в разгар белых ночей. А так приходилось напрягать зрение, мерзнуть и стараться не терять из виду мелькающий желтый огонек от единственного Кешиного фонарика.
— Ты че Катьку обидел? — не выдержала я, обратившись к Жене. Я его по-дружески люблю, но в этой ситуации, как мне показалось, он был не прав. Или не совсем прав.
Женька глубоко вздохнул, прежде чем ответить.
— Вы с ней разные, — заговорил он серьезно, что дало мне мысль считать: друг, доверившись мне, открывает глубины своей души. — Катя очень многого требует от мужчины, находящегося рядом. Тогда как тебе нужен принц, иногда оказывающий приятные знаки внимания, ей нужен раб, беспрекословно выполняющий все веления Ее Величества.
— Это неправда, Катя не такая! — разозлилась я, так как подругу любила куда сильнее, чем Логинова, хотя тоже только по-дружески. Но потом задумалась и поняла: в чем-то Женька действительно прав. Но это не Катина вина. Просто с самого рождения у нее не было мужчины, за которым она могла спрятаться от жизненных невзгод. У нее никогда не было щита. И теперь в лице Женьки она пытается получить все, чего раньше недополучала. Ей необходимо чувствовать, что есть мужчина, готовый для нее на все. И все же, пусть Женька иногда брыкается, но он и есть тот самый мужчина, готовый на все ради любимой. Они обязательно помирятся, потому что я просто не представляю их отдельно друг от друга. Полная дуальность.
— Что? — удивились Паша с Женей. — Что за дуальность, о чем ты?
— Да так, — неопределенно махнула я рукой, поняв, что опять невольно озвучила свои мысли, а Кеша иронично хмыкнул, вспомнив наш давешний разговор.
Мы пришли к гаражам. Вот чудеса! Хотя какие чудеса? Чудо — это когда происходит что-то хорошее. А если пропадает труп молодой женщины… Это не иначе как проделки нечистого.
— Этого не может быть! — забегал Павел по площадке. — Ее нет! Куда она делась? Может, сама ушла?
— Паш, она умерла, — напомнила я.
— Ах, ну да…
— Пять раз, говоришь, сюда ходили? — спросил Жека Кешу.
— Да. Мы сразу пошли к стоянке. Сначала ушли вбок, затем вернулись и додумались выйти за ворота на дорогу. Я ведь высокий, ну и углядел их сразу, эти гаражи. Но ключей-то нет. Мы так походили туда-сюда, стучались в ворота, никто не отзывался. Возвращались в лес, затем снова сюда приходили. Ни разу никого тут не повстречали. Ни вас, ни ее. Ни трупа, — подумав, добавил он, хотя «труп» и Феля теперь являлись синонимами, как это ни грустно.
— Ясненько, — протянул Жека таким тоном, что становилось понятно: ясно для него только солнце в полдень, все остальное покрыто толстым слоем мрака и таинственности.
Кто-то стащил ключи у Альберта или служителя дворца, посадил Фелю, отключив ее каким-то способом, в машину, запер ворота и ушел. Подбросил ключи обратно в карман тому, у кого выкрал. Затем вернулся, забрал труп и снова ушел. С трупом. Есть другой вариант: никто ключи не крал (сложно представить, как это можно провернуть без согласия владельца), один из имеющих ключи либо они оба, сговорившись, усыпили Фелю, посадили в машину и умертвили газом. Затем один из них утащил труп. Здесь всплывает следующее понятие — мотив. По словам шофера, солистку группы он видел впервые. Учитывая то, что музыканты жили в Москве, поверить в это нетрудно. Так зачем ему это? То же самое я могу сказать об этом простом механике, что помогал чинить «Газель».
Ладно, отвлечемся от мотива, попробуем подобраться со стороны возможности. Альберт всегда был на виду, так что тело мог уволочь лишь механик из дворца. Повторюсь: в это верится с трудом. Стало быть, у Морозова имеется сообщник в наших рядах. Версия, что это было самоубийство, уже отпадала сама собой. Куда тогда труп делся? Нет, кто-то явно испугался предстоящей судмедэкспертизы и посчитал для себя безопасным просто оттащить тело умершей подальше и спрятать. Закопать, допустим, или сжечь. Или сбросить в сточную канаву. Смущало другое: на это нужно время, и много. А все были перед глазами. Кроме…
Я глянула в сторону Кеши. А как же Лера? Неужели они заодно? Все трое? Но куда же они дели Фалалея, чтобы он не мешал воплощению их коварного плана? Неужели тоже… Кошмар. Срочно нужно переговорить с ребятами. И с Катей.
На всякий случай мы стали громко выкрикивать имя Фалалея. Ночью, да в безлюдном месте звуки очень далеко разносятся. Нам никто не ответил. Возможно, услышать ему помешал ветер.
— Ладно, идем, — предложил Александров.
Мы отправились обратно. После стоянки свернули на тропинку, ведущую к дому лесника, а ны-не — нашему. Я споткнулась, но Павел быстро среагировал, поддержав меня за руку.
— Спасибо.
Он ничего не сказал, тут же отпустив мою руку, и это было странно. Здесь Женька заявил:
— Мы разве туда свернули?
— По-моему, да, — пожал плечами Иннокентий, высвечивая путь.
Самойлов со знанием дела огляделся вокруг.
— Похоже на наш поворот. В то же время они все похожи друг на друга. — Помолчав немного, обернулся ко мне: — А что ты там бурчала про какую-то давальность? И вообще я от тебя такого не ожидал.
— Похоже на наш поворот. В то же время они все похожи друг на друга. — Помолчав немного, обернулся ко мне: — А что ты там бурчала про какую-то давальность? И вообще я от тебя такого не ожидал.
— Что? — поразилась я этим словам. — Я говорила про давальность? Как это? Когда? И вообще это не в моем стиле.
Впереди идущие мужчины расхохотались.
— А! — осенило меня. — Ты имеешь в виду дуальность?
Паша насупился.
— Называй как хочешь! Когда ты рядом с этим типом, — не постеснявшись самого «типа», который все прекрасно слышал, продолжил Самойлов, — тебя бросает в крайности. Мне это не по нраву. Если придется, я вызову его на дуэль, знай об этом.
— Паш, ты сам не знаешь, о чем говоришь. Дуальность не имеет ни малейшего отношения к «давальности». И слова-то такого вообще нет.
— Умная, да? Все слова знаешь?
Нет, это невозможно! Я решительно отпрянула вбок. Пускай эти мужчины ходят своей стайкой, я же пойду сама по себе. Какая муха его укусила? Совсем он спятил, что ли?
— Видишь это дерево? — взывал к Александрову Женька. — Его раньше не было. Мы идем не по той дороге.
— Да? А вроде это та самая дорога.
Я не заметила, как удалилась от них слишком далеко. Тусклая полоска света мерцала метрах в пяти, я немного струсила, но гордость не позволяла мне обратиться к ним.
Наконец, когда я реально испугалась заблудиться в этом страшном месте, Паша сказал:
— Перестань играть в молчанку.
— Это ты кому? — донесся до меня голос Логинова.
— Юльке. Которая впереди идет.
— Впереди никто не идет, — вмешался Иннокентий.
— Ты че, ослеп совсем, дурень? Глаза протри.
— Слушай, это у меня в руках фонарик, и я лучше знаю, идет кто впереди или нет.
— Правда, Пахан, это ты глаза протри, — сказал Жека. — Она идет за тобой, а не перед нами.
— За мной никого нет, я бы слышал шаги.
— Значит, почисти уши, — вставил Кеша.
— Слушай, ты! — разбушевался Павел, но вместо того, чтобы продолжить ругаться с представителем иной расы, вдруг подпрыгнул на месте и как завопит: — Она пропала! Она тоже попала! Мы все пропадем! Мы все умрем! Она умерла! Юленька умерла! Уа-а-а! — заревел он подобно младенцу.
— Как пропала? Блин, где она? Шла же рядом? — суетливо бормотал Женька, а Александров, остановившись, начал водить фонариком вокруг.
«Так вам!» — обрадовалась я.
— Да здесь я, здесь. — Так уж и быть.
Луч света незамедлительно уперся в меня.
— Что у тебя за шутки?! — накинулись на меня издалека парни и внезапно замолчали. Их кадыки нервно заходили вверх-вниз, а глаза расширились, достигнув размеров среднего яблока.
— Ага, испугались! — продолжала я радоваться. — Так вам! Будете знать… — я осеклась. Уж слишком сильным был ужас, изображенный на их лицах. Не из-за меня же так пугаться, тем более уже тогда, когда я нашлась. Чего ж они так вылупились?
Здесь подул сильный ветер, и что-то твердое коснулось моей макушки. Уже тогда лед проник внутрь моего живота и принялся вибрировать там на все лады, а когда я обернулась… Не знала, что на свете существуют картины, страшнее любых эпизодов, показанных в фильме ужасов. Хотя бы оттого, что все происходило не на экране, а в реальности и прямо надо мной. Короче, высвеченный Кешиным фонариком ботинок, болтающийся возле моей головы, заставил меня протяжно завизжать и пожелать поскорее оказаться в другом месте, только вот непослушные конечности так и примерзли к земле, не давая мне ни малейших шансов пошевелиться. И от этой моей беспомощности перед данным кошмаром стало еще страшнее. Луч тем временем начал подниматься, демонстрируя сначала ноги, затем туловище в распахнутой кожаной куртке, потом голову с выкатившимися глазными яблоками и вывалившимся за пределы ротовой полости языком с пирсингом на кончике и веревку, обвязанную петлей вокруг шеи и держащуюся на крепкой ветке старого дерева.
Надо мной висел труп Фалалея, который никогда уже не возьмет в руки гитару и никогда уже не споет свои песни в собственной металлистической группе; иногда, при сильном порыве ветра, он задевал меня тяжелым ботинком, покачиваясь на веревке, а я так и стояла, не смея пошевелиться, и орала, орала, орала… Затем сознание смилостивилось и позволило мне уйти на довольно длительный промежуток времени в спасительное забвение.
Глава 6
Очнулась я уже в своей постели. Меня несли Женька и Паша, а Иннокентий освещал путь (об этом они сами мне поведали впоследствии).
— Жива? — грустно улыбнулась Катя.
— Я так рада тебя видеть, — неожиданно заявила я. Но мне действительно было приятно лицезреть перед собой любимую подружку вместо того ужасного висящего трупа.
Господи, как же жалко Фалалея! Почему-то сперва я оценила ситуацию только с позиции «каково же мне пришлось найти труп». А теперь вот подоспела иная мысль. Я должна была перво-наперво не жалеть себя, а скорбеть из-за потери и гадать, как же так вышло. Хотя чего тут гадать? Фаля все-таки нашел труп жены (где, хотелось бы знать) и повесился, не в силах выносить существование без любимой. Вот ведь полное единение. Два проявления единого целого. Дуальность. Снова эта дуальность. Кажется, у всех она есть, кроме меня.
— Что? Какая дуальность? Я вот знаешь что думаю. Он не сам повесился. Ему помогли.
— Не сочиняй, — отмахнулась я. — Опять ты начала.
Катька наклонилась ко мне, лежащей под одеялом, и зашептала:
— Здесь творятся необычные вещи.
— Да уж, куда необычнее, — согласилась я. — Телефоны не работают, людей, кроме психанутого сторожа, больше нет, мы сами живем в каком-то странном доме сбежавшего со всей своей немалой семьей лесника, и уже трое из нас погибло. Наверно, оттого они и сбежали отсюда. Видимо, с этим домом что-то неладно. — Любимова зачарованно покачала головой. — Что? Что-то еще, что я упустила?
— Да. — Она наклонилась еще ближе, к самому моему уху. — Кто-то из здесь живущих предатель.
— То есть? — не поняла я и выдвинула версию: — Шпионских романов начиталась?
— Нет. У нас копались в комнате.
— Как это? — Я тут же подскочила и села, причем, так как Катька склонилась надо мной, я случайно заехала ей головой по носу.
— Ой! — схватилась она за лицо.
— Извини. Как это — копались? Обыскивали, что ли?
— Да тише ты! Да, в наших вещах кто-то рылся.
— С чего ты взяла?
— Листок пропал. Тот самый, с шифровкой и расшифровкой. Испарился, словно и не было.
Я тут же успокоилась.
— И из этого ты заключила, что нас обыскали? Не ерунди. Просто затерялся. Забудь, он нам уже не нужен.
— Во-первых, он нужен лично мне, так как я с ним еще не закончила работу! Во-вторых, ничего не может пропасть само по себе.
— Почему же это? — удивилась я. — У меня всегда все теряется, и если бы не мама, три четверти потерянных вещей так бы и не вернулись к своей владелице. А что-то даже маме было не дано сыскать. Вот так вот.
Но Катерина покачала головой, показывая, что на этот раз наши мнения расходятся.
Зашедшие в комнату ребята позвали нас пить чай. Когда мы сказали, что есть совершенно не хочется, Женька уточнил, что чай — предлог для собрания. Есть много чего обсудить, и присутствовать должны все выжившие. Так он и сказал «все выжившие», от этого я снова почувствовала холод внутри живота. Но заставила себя подняться, привести в порядок и выйти в люди.
Мы с Катей сели рядом и прижались друг к дружке ногами, я к ней левой, она ко мне правой. Мы так всегда делали, когда ощущали дискомфорт или конкретный страх.
Водитель только нас и ждал.
— Может, теперь скажете, что я и его убил? Задушил и повесил на дерево?
— Слушай, ты! — рассвирепел Женька, ибо Морозов сверлил глазами именно Катьку. — Последнее предупреждение — не смей лезть к моей девушке. Иначе трупов здесь прибавится.
— Я не нуждаюсь в защитниках! — огрызнулась Любимова. — Альберт Семеныч, я знаю, что вы не могли повесить Фалалея. Но, согласитесь, история с Фелицианой вышла довольно подозрительной.
— Хорошо, договорились, — саркастически ответил он. — Я убил Фелю, а вы убили Фалю, так как только у вас был мотив, на этом и сойдемся.
— Мотив? Это какой же? — по-настоящему заинтересовалась Катя.
— Ну как это? Вы не знали, как рассказать ему, что умерла его жена. Вот и нашли выход — придушили беднягу.
Света рассмеялась, заценив шутку, а Женька мгновенно соскочил со стула, и мы даже опомниться не успели, как он обрушил удар кулаком в челюсть Морозову. Тот слетел с табуретки и стукнулся головой о дверцу разделочного стола. Затем поднялся и решительно направился к принявшему стойку каратисту Логинову. Только он приблизился, как Женька тут же отправил его ногой в дальний угол.
— Прекратите это! — закричала Валерия.
— Зачем? Пусть подерутся, — порадовалась Барская. — Прикольно. Вставай давай, Альберт Семеныч! Покажи ему класс!