Миллионер решил, что сделал девочке больно, и оставил пятку недомытой. Он сел опять без дела, и от праздности к нему тотчас же полезли приятные, как душистый горошек, и цепкие мысли-мечты. Он решил, что прям влюбился в Вальку (во размяк, а?), что она такая ему являлась еще в детских снах в виде феи или девочки-эльфа (и на старуху, как говорится, бывает проруха, и на богатого жлоба).
Он стал думать, как разведется с женой. Она у него была первая красавица всей страны, а потом континента, по имени которого назвали новые приятные деньги. За это он и женился. Взял за высшее качество. Но жил с ней уже долго. Восемь лет. Красоты она не истратила ни на медный цент. Как была, так и осталась. Даже лучше. Но скучно ему было по-тюремному, хотя она могла в любой момент развлечь его беседой на всесторонние темы: от светских сплетен до политических противоречий. Кроме того, по его желанию, их были счастливы видеть на самой гремучей премьере или самой престижной вечеринке. Но желания-то как раз у богача не было. Полная бездуховность.
Ведь именно об этом он и размышлял перед тем, как сбить тоже недовольную жизнью Вальку. А теперь он был уверен, что в его книге жизни открылась новая страница. Самая, может, интересная.
А Валька вообще не врубалась, чего это непонятно кто у ее ног окопался. Если санитар – должен мыть пол, проветривать помещение и манать себе в другие палаты. А если не санитар, то чего вообще? Но потом она опять забылась и сквозь дрему мечтала о дальних странах с морями и горами и о себе в них, красивой, как незнамо кто. Она умом понимала, что лицо у нее расквашено всмятку, и какая там должна быть образина, если и при хорошей жизни существовали причины для недовольства. Но когда человек весь в марле и кое-что из частей тела переломано, он на некоторое время не расстраивается из-за внешнего вида, а кидает все силы на подмогу серьезно поврежденным участкам. Домой-то Вальке все равно не хотелось: даже если с зажатым носом благополучно миновать все ступеньки и пролеты лестничной клетки и попасть в родное логово, радости не прибавится. Родители ее хоть и жили дружно, но в последнее время цапались по любому поводу. Мать никак не могла смириться с нетвердой поступью, невнятными речами и перегарным духом, приносимым в дом батяней после рабочего дня. Несмотря на то, что работал папа Вова во имя семьи и на ее благо, матери безотчетно хотелось чего-то другого. Красивого, романтичного. Слов или поступков благородных. А у нее каждый день рынок и расплывчатый желеподобный законный спутник жизни по вечерам. Не говоря еще о неблагодарной Вальке, которая делать ничего не хочет. И вот родители повадились каждый вечер хором кричать друг другу: «Да сколько же можно! Я так больше не могу! Да когда же это кончится!» И им причем не надоедало. Может, для них это было как караоке для японцев: те попоют-попоют после трудового дня, задобрят алчущие духовной пищи души – и с новыми силами в житейские волны. Но нет, караоке все же как-то безопасней: льется песня, и ты даже можешь присоединиться к разряжающемуся члену семьи и подпеть. А от семейного ора хочется бежать далеко-далеко и навсегда.
Так что Вальке было даже очень хорошо, что такая передышка получилась. В больнице тихо. Тем более в отдельной палате. Лишь бы родители не очень часто навещали. Или хоть не вместе. Но они пришли вместе, а как же. У Вальки не было даже сил привычно напрячься по поводу предстоящего дуэта. К счастью, в их повседневной программе произошел сбой: они очень удивились, застав у ног дочери безмолвно сидящего убийцу юной жизни среди кучи всяких промтоварных сокровищ. Правда, виноватый миллионер предпочел немедленно покинуть палату, пятясь задом и вежливо кланяясь.
Родители привычно разбились на противоборствующие группировки и принялись выяснять отношения, сидя с разных сторон Валькиной кровати. Мать заявила, что бросает все, что ненавидит рынок, торговлю, такую жизнь вообще. Она, может, всю жизнь мечтала о красоте и покое, а что получилось! Отец возражал, что и он достоин большего, что раньше он учил самолеты летать, а теперь вот… Ради них всем пожертвовал. А единственную дочь не уберегли! И в чем тогда смысл?
И тут в палату вполз влюбленный богач, полный творческих планов. Он, естественно, подслушивал за дверью, как это водится у деловых людей. Он очень надеялся, что они будут стенать, выть и жаловаться на отсутствие денег, а он тогда вскочит в помещение и предложит крупную сумму. Не полцарства, конечно, но достаточно много, чтобы поразить этих людишек. И родители сразу его полюбят. Тогда легче будет добиваться Валькиной взаимности. Обычно-то девушки и их матери, предвкушая его возможности, начинали любить его сами. Но тут все же была другая ситуация. Это его больше всего и подогревало.
Семья Федоткиных глядела на незваного гостя – родители с ненавистью, Валька как на надоевшую муху (чем бы прихлопнуть). Богач немедленно предложил материальную помощь. Ничего еще сегодня не дегустировавший и оттого легковозбудимый папа Вова в самой резкой форме отказался. «Ишь, ребенка чуть не насмерть, а еще крышевать просится», – поддержала линию мужа мать. «И пусть все штуки-дрюки забирает. Он чего, издевается, что ли? Как я это надену? На гипс? – наябедничала Валька. – Чего он сидит тут, ноги мне моет?»
Чтобы избежать надругательства над своими вновь пробудившимися чувствами, богач, не споря, собрал свои дары. Только телефонный аппаратик умолил взять. Это, говорит, вам же удобно, на ту вон кнопочку нажмете, и я сразу отвечу, если чего по больничным делам. И друг другу звонить сможете сколько захотите. А подзаряжалку я завтра подвезу.
Справка о телефоне: аппарат принадлежал его жене. Он перед тем самым роковым выездом на джипе объяснял ей, насколько та далека от народа. От его нужд и чаяний. На скандал ее хотел раскрутить, чтоб она не вытерпела, забрала свои манатки и ушла навсегда. Понимал, что не уйдет, чудеса и в сказках нынешних не случаются. Но пытаться – пытался: а вдруг? Он для пробы кинул на пол шкатулку с ее драгоценностями. Не со всего размаху и на мягкий ковер. Чтоб эмоционально воздействовать, но без материального ущерба. А она все не заводилась. Стояла, пережидала, пока он уйдет, хлопнув дверью. И все пойдет по-старому. Вот тогда он, чтоб добиться хоть какого-то противодействия, и хапанул ее мобильник: под руку просто попался. А теперь подтвердилось, что нет в мире ничего случайного: все закономерно и происходит во благо. Не захотела девочка пользоваться вещами – и правильно, обидно ей, это он не продумал. Зато телефончик пригодился!
Это была действительно полезная штука. Валька давно своим нудила, что у всех в классе есть, а она… И родители ей обещали, что вот кончит школу, пойдет работать и с первой же зарплаты… Теперь-то сами убедились, насколько удобно: сразу принялись из дома названивать, как будто год не виделись. И общение происходило лучше, чем с глазу на глаз: удивленно-доверительное. Богач тоже звонил, волновался, не появилась ли какая необходимость.
Наконец, после богача позвонила его жена. Она весь день не проявлялась – давала ему время остыть. Потом стала пробиваться на его номер, но там неживая дева объясняла, что абонент вне зоны действия сети. И после многих никчемных попыток решилась она позвонить на собственный номер. Подумала, что уже вполне пора. Знала по опыту, на сколько хватает его психований.
Вот она понажимала все нужные кнопочки, а на другом конце большого города обгрызенный Валькин палец установил соединение.
– Ну, чего? – спросила Валька. – Я уже засыпаю.
Жена сначала подумала, что не туда попала. Она повторила номер, и Валька сверилась по бумажке – верно.
У красавицы гулко забилось сердце. Она решила, что это уж слишком: отнимать телефон жены для любовницы. Вполне мог бы купить новый. Для нее, во всяком случае, он в свое время так и сделал. Не у той, предыдущей жены отнял, а купил и подарил.
Она поняла, что терпение ее лопается.
– Могу я узнать ваше имя и откуда у вас этот телефон? – дипломатично завела она, лелея последнюю надежду на то, что муж в запале просто выбросил аппарат и сейчас им пользуется ни к чему не причастное лицо.
– Меня зовут Сильва, – как обычно в официальных случаях ответила Валька.
– Господи, пошлость какая, – вырвалось у начавшей терять самоконтроль жены.
Валька очень обиделась. Она, кажется, никому не хамила, чтоб ей тут про пошлость стали объяснять.
– Меня зовут Сильва, – повторила Валька. – Я лежу в больнице по поводу СПИДа, которым заразил меня Сергей Аверьянович Тыркин. Я, кстати, несовершеннолетняя. И сколько жить осталось – не знаю.
У жены от сильной информации мозговые извилины начали перестройку.
– А где сейчас Сергей Аверьянович? – сумела сформулировать она главную тему.
– Он спецрейсом в Америку вылетел за вакциной: три укола и порядок. Один укол – полтора миллиона.
– Это он тебе?… – расстроенная женщина верила с ходу всему очевидному-невероятному.
У жены от сильной информации мозговые извилины начали перестройку.
– А где сейчас Сергей Аверьянович? – сумела сформулировать она главную тему.
– Он спецрейсом в Америку вылетел за вакциной: три укола и порядок. Один укол – полтора миллиона.
– Это он тебе?… – расстроенная женщина верила с ходу всему очевидному-невероятному.
– Да, «тебе»! Себе!!! Ему сейчас важнее. У него поздняя стадия. Давно подцепил.
Сознание жены упорно цеплялось за реалистичные несущественные детали. Она зачем-то спросила номер больницы и Валькиной палаты. Та назвала как есть. И отключила телефончик. Она просто так похулиганила. По-детски. От сильной обиды. Чтоб эта тетка с культурным ледяным голосом научилась за свои слова отвечать.
Потом Валька принялась спать, и совесть ее не мучила.
День у нее длинный получился. Бывают иногда в жизни особо длинные дни, когда судьба разруливает в нужном направлении.
Жена не спала всю ночь. У нее все сложилось воедино. Нервность Тыркина. Его отказы от близости. Замкнутость. Молчание.
Она всему поверила сразу. Романтические женщины очень легковерные. Для них жизнь – сказка. А сказки – разные бывают. Они готовы и к страшным. Одному только она не верила во всей этой ситуации: что нашли средство от СПИДа, этой чумы XXI века. «Зря он деньгами швыряется, не поможет». Она понимала, что скоро станет вдовой. Причем до этого ее супруг будет угасать в жутких мучениях. Ей было его безумно жалко. Она любила его, оказывается. Что интересно: она совсем не думала о его изменах, приведших к роковому итогу, и не боялась за себя. Жалела своего Тыркина, и все.
Она прям возмужала за ночь. В глазах появилась жизнь. Она осознала, что пришла пора расплаты – раньше Тыркин был ей опорой, теперь она его потащит через все страдания, сколько бы их ни выпало.
Мало того, она пришла к выводу, что должна помогать несчастной Сильве. Вот даже как! Кто знает, может, девочка – сирота. Не от хорошей жизни СПИД подхватывают.
С утра она двинулась по магазинам, чтобы явиться в указанную больницу не с пустыми руками, не подозревая, что покупает почти то же самое, что вчера ее милый Тыркин.
Пока она шарила по прилавкам, богач заехал с дачи, где прекрасно выспался, домой за подзаряжалкой для Валькиного телефона. Он был приятно удивлен отсутствием жены. (Обычно после размолвок она встречала его у порога, как бы давая понять, что ничего не произошло и жизнь идет по-прежнему.) Сейчас его даже щекотнула совесть за вчерашнее.
В больнице с Вальки сняли часть бинтов, оставили только нужные. От этого создалось впечатление, что она поправляется не по дням, а по часам. Довольный богач вручил ей подзаряжалку и на минутку присел у столика, чтобы чуть-чуть пообщаться в более спокойной, чем вчера, обстановке.
В этот момент в палату вошла жена. И сама она, и ее шофер несли пакеты с вещами и едой. Валька застеснялась: «Вот это красавица!»
Богач тоже отметил новую, чужую красоту жены. И еще он удивился от неожиданности.
Жена поразилась, что у Тыркина поздняя стадия, а Сильва выглядит намного хуже. Жалко было обоих все равно. Как только шофер вышел, она сказала: «Сережа, я все знаю. Ты во всем можешь рассчитывать на меня. Я от тебя столько хорошего видела. И в горе буду с тобой».
– Ну, понятно, – промямлил муж, поскольку происходила полная для него непонятка.
– Сильва, девочка, – продолжала красавица, – ты прости меня, если можешь. Я готова помогать тебе во всем. Можешь на меня положиться.
Валька совсем еще не умела так просить прощения. Она даже впервые поняла, что другим может быть так же больно, как и ей. Или даже больнее. Но все бывает в первый раз. Или не бывает.
– Это вы меня простите. Я больше виновата. Я наврала про СПИД. Никто не болен. Он меня просто машиной сшиб вчера, ваш Тыркин Сергей Аверьянович. Так что не парьтесь зря.
Вот если б это было в кино, то тут обязательно должна была зазвучать музыка, потому что все молчали, но сильно чувствовали разные чувства. Валькина линия была бы «бум-бум-бум-бум» (учащенное сердцебиение) плюс свербящее «ззззззззззззззззззззззз» (голос совести), тема жены – «о-оо-оооо-о-оо-о-оооо» (вздохи удивления и облегчения), а от мужа исходили бы такие звуковые междометия, которые не поддаются буквенной расшифровке.
– Спасибо тебе, девочка! Ты такая добрая! – одними губами вымолвила красавица.
У нее от счастья ненадолго пропал голос.
– Во дает! Маленькая, а такая находчивая! – неискренне восхитился Валькиной шуткой богач.
За эти несколько музыкальных тактов он внутренне переметнулся от Вальки назад к жене, как к более стабильному спутнику жизни.
В итоге приезжать к Вальке в больницу стала красавица-жена, с которой дружить было легко. С красивыми вообще приятно быть вместе: смотришься в них, как в зеркало, и словно собой любуешься.
Через положенное время с Валькиного лица убрали остававшиеся повязки. Тут-то и таился основной сюрприз. Она сама себя не узнала. Конечно, полежи столько дней в бинтах, всю себя забудешь. И мама родная не узнает.
Так, кстати, и получилось: мама родная именно не узнала. Вместе с папой Вовой. Лицо у Вальки почему-то совсем переменилось: глаза увеличились, носик проявился точеный, и на фоне этого губки капризно надулись.
Все остальное вроде было Валькино: отросшая бесформенная челка, лоб с едва желтеющим синяком, шея цыплячья. А в лице произошли сдвиги. Причем явно положительные. Правда, если что-то даже очень хорошее заявляется ни с того ни с сего, то оно тоже может напугать почище любого фильма ужасов.
– Ой, это не я, – отказалась Валька от своего изображения.
Родители молча сопоставляли прежнюю Вальку с нынешней, ничего не понимая.
Дело же было в том, что когда потрясенный новизной ощущений богач вопил медперсоналу: «Ничего не пожалею, сделайте все как было!», сообразительный травматолог тут же вызвал своего лучшего друга – пластического хирурга. Чтоб и тот заработал. Они друг другу помогали еще со студенческих времен. Коллега и сделал все, что мог, «как было».
Валька, правильно, не узнавала себя в зеркале. Она теперь была такая, как ей всегда хотелось, но ведь так не бывает! Очнувшийся первым папа Вова признал новое лицо своей Сильвы вполне подходящим.
– Да, Валечка, если личико и изменилось, то совсем чуть-чуть. В лучшую сторону, – подтвердила мама.
Они в один момент привыкли, что дочь у них превратилась в писаную красавицу.
– Подросла, оформилась, – говорили. – Знаете, как у Андерсена с гадким утенком… Девочка столько пережила. Просто родилась заново.
Но и это было еще не все. После больницы ее отправили путешествовать. С.А. Тыркин предложил любую страну на выбор, и она попросилась в Италию. Видно, из любви к обуви от-кутюр. Жена богача вызвалась сопровождать Вальку. Через месяц кочевой жизни добрались до Венеции. К этому времени заграница стала привычной и захотелось домой. Кроме того, она устала от некоторых слов, упрямо вдалбливаемых в ее взрослеющий мозг искушенной спутницей: лифтинг, боди-билдинг, целлюлит, носогубные. Валька не намеревалась всю жизнь оставаться молодой, ее вполне устраивало естественное течение жизни: вырасти, повзрослеть, состариться. Хуже она, что ли, станет от нескольких морщин или растолстевшей попы? Внутри-то все равно это будет она, Валька. Тогда зачем гробить свое свободное время на обслуживание тургора собственной кожи? В знак протеста в первом же встречном венецианском магазинчике Валька купила себе самую уродскую маску и тут же напялила. Так и пошла. Прохожие, все до одного, радостно приветствовали существо с жутким носатым пустоглазым лицом: Ciao, bella! Жена богача, поначалу стеснявшаяся Валькиной вычурной внешности, теперь засомневалась: такой успех, не купить ли и ей?
– Шоферу своему купите, – посоветовала Валька. – Что он у вас ходит непонятно как одетый. Надо купить ему форму. Пиджак с аксельбантами. И маски, несколько, на разные случаи жизни. Днем скромненькую, попроще, а на выход вечером вон тот вон нос. И треуголку с бубенчиками. Гаишники будут отшатываться. Вас ваши знакомые зауважают. Праздник без конца!
– А что, – призадумалась красавица. – Китель я ему, пожалуй, куплю.
И в этот момент Вальку осенило, чем можно заняться, вернувшись домой. Они откроют бутик. У богатых есть слуги – кухарки, няньки. Пусть все они ходят в форме. От-кутюр. И пусть богачи соревнуются, у кого слуги круче одеты. А то что-то им скучно стало совсем.
Стоит ли удивляться, что и это Валькино желание исполнилось? Их бутик процветал, потому что формы для слуг стоили бешеных денег. Иначе какой бы богач стал их покупать? Персональные шоферы возили теперь по вечерам своих хозяев в немыслимых масках и камзолах. Уже в газете бесплатных объявлений стали появляться заявки бунтарей: «Ищу работу персонального водителя. В масках и формах НЕ ПРЕДЛАГАТЬ».
Вальку теперь постоянно приглашали на всякие ток-шоу, чтобы она объяснила миру свою эстетическую концепцию. И как это все корреспондирует с этическими нормами.