— Не хочешь — не говори, потом расскажешь, я подожду. Делать что будешь, спрашиваю? Здесь останешься или в Москву поедешь?
— Не знаю, — честно признался Илья. Он сам не знал, как быть дальше, проклятая гильза не давала покоя, а также окончательно принятое решение никому не говорить о ней. Есть оружие, из которого стреляли, есть человек, нажавший на спуск, есть заказчик, заплативший специалисту, — у цепочки всего три звена, хотя нет, имеется еще одно. Причина, повод, мотив — вот с чего надо начинать. Макс то ли помешал кому-то, то ли перешел дорогу, то ли оказался в ненужном месте в ненужное время. А начинать надо с банка — эта мысль окончательно оформилась пару часов назад, когда Илья еще и еще раз прокручивал в памяти все события того дня. И нашлось кое-что, мелкое и мимолетное, похожее на ту самую соломинку, и настолько незначительное, что и внимания-то не стоит на первый взгляд. Но это лишь на первый, надо только получше приглядеться.
— В Москву вали, — приказал отец и принялся стаскивать с себя пиджак. — Нечего тебе тут делать. Работа у тебя есть, так что иди и вкалывай, я позвоню тебе. Все, топай, топай.
Он махнул на Илью, как на муху, тот покорно поднялся со стула, попрощался и уже вышел в коридор, когда отец крикнул вслед:
— Машину бери, мне она пока без надобности.
Он кинул на стол ключи от «Ровера» и добавил:
— Доверенность у тебя есть, а сейчас иди уже, ночь на дворе. Устал я, без тебя обойдусь. Все, доброй ночи.
И отвернулся.
Илья выехал со двора, благополучно добрался до шоссе и ехал в правом ряду, строго соблюдая скоростной режим. Хотел позвонить отцу, но передумал — тот наверняка пошлет его куда подальше, и будет прав. Старику сейчас нужно одиночество и время, чтобы прийти в себя и набраться сил. Он переживет эту потерю, как пережил уже многое в своей жизни, и никогда не будет прежним, как и все они, кто стоял сегодня у могилы Макса. И на уровне подсознания, интуиции Илья понимал, что отчим ему не поверил, проглотил его вранье во спасение, а сейчас хочет, чтобы пасынок разобрался во всем. Сам разобрался, полностью и окончательно, и тогда не будет нужды лгать и изворачиваться, тогда придет время правды.
Илья еще раз прокрутил мысленно картинку и убедился, что прав: нестыковка, точнее, странность, буквально кидалась в глаза, выпячивалась так, что не заметить ее мог лишь слепой. Первое — почему Макса убили во дворе дома его друга? Место, скажем так, странное, вряд ли Макс часто посещал его, а скорее всего, вообще оказался там впервые. Если принять версию, что брата «исполнил» профессионал, то эти люди ведут себя по-другому: выслеживают жертву неделями, выявляя ее привычки, маршруты и пристрастия, и ждут там, где появление «объекта» гарантировано. А тут сплошная импровизация, игра в рулетку, и надо же — угадал, отработал с первого выстрела. Но есть один момент, что идеально опровергал эту рулетку, — убийца знал, куда поедет Макс, и ждал его в «адресе». Причем место было новым, незнакомым, отсюда помарки в виде тряпки с остатками ружейной смазки и та самая гильза. Похоже, убийца нарочно не озаботился ее поисками, зная, что искать его не будут, но это уже неважно. Важно другое — кто знал о планах Макса на тот вечер, кто дал киллеру наводку. И одного такого человека Илья знал, и хоть предположение выглядело диким до невозможности, но другого не было и подлежало проверке.
Повод для визита в банк даже придумывать не пришлось — Илья пока еще числился сотрудником и запросто преодолел охрану на входе. И дальше быстро пошел по коридорам, ловя взгляды любопытных сотрудников. Его узнали, это несомненно, глядели вслед с интересом и жалостью, хорошо, хоть с расспросами никто не лез, заранее зная, куда и зачем будет послан. До знакомой двери Илья добрался быстро, глянул на табличку. «Пономарева В. И.» — чернела надпись на золотом фоне и ниже старая, та самая, которую он уже видел, — «заместитель председателя правления». Отлично, на место Макса уже посадили какую-то Пономареву, быстро они… Под ложечкой неприятно кольнуло, Илья поморщился и повернул дверную ручку. Эта Пономарева ему без надобности, ему нужна секретарь, та самая очаровательная дурочка, что сидела тогда в приемной и сообщила Максу, кто и где его ждет. Нет, Илья вовсе не считал секретаршу наводчицей, однако девчонку могли просто использовать втемную, и об этом с ней следовало потолковать. Не здесь, понятное дело, в другом месте, куда ее предстояло выманить.
Илья вошел в приемную и никого там не обнаружил, за стойкой было пусто. Сиротливо стоял телефон, рядом выключенный монитор, довольно пыльный, по столу разбросаны квадратные белые листки и сломанный карандаш. Ящик стола был выдвинут, в нем валялись степлер и дырокол, стул на колесиках пропал.
Илья стоял, соображая, как быть дальше. Первоначальный план провалился, девчонки здесь нет, надо найти ее, и найти сегодня же, но как… «Артемьева спросить?» — мелькнула было мысль, и тут зазвонил телефон. Замигала красная лампочка на корпусе, на экране появились цифры, звук становился громче, и тут трель оборвалась.
— Да? — услышал Илья. — Слушаю, говорите!
Из-за неплотно прикрытой двери кабинета доносился женский голос, и звучал хоть резковато, но не раздраженно, а скорее нетерпеливо. Илья приоткрыл дверь, заглянул внутрь. Здесь мало что изменилось за неделю, рыбки никуда не делись, шевелили хвостами и перемещались среди водорослей, «плазма» и стол стояли на своих местах. Исчез диван, у стены стояла огромная ваза с цветами, рядом помещалось что-то вроде этажерки, на ее полках тоже стояли цветы. Кондиционер мягко гудел, работая на обогрев, в кабинете было тепло и пахло духами, свежими и терпкими, но Илье запах не понравился. Он был чужой и неуместный, от него становилось тоскливо, а в голову лезли вовсе уж ненужные мысли о прошлом. Разом накатила злость, Илья вошел в кабинет и увидел у стола девушку лет тридцати или около того. Высокая, в облегающем сером костюме и черной блузке под ним, на «шпильках» потрясающей высоты, подтянутая, движения резкие, быстрые. Трубку она буквально швырнула на аппарат, повернулась к Илье и сложила руки на груди.
— Что вам? — вместо приветствия спросила она. Илья помалкивал, разглядывая ее. Лицо круглое, скулы высокие, глаза серые, тонкие губы сжаты, прическа состоит из темных мелких кудряшек, и это ей очень идет. Брови черные, кожа светлая, но выражение лица — сущая мегера, того гляди, накинется с кулаками.
— Что вам надо? — резко повторила она, Илья шагнул ей навстречу и сказал:
— В приемной работала секретарь, девушка лет двадцати с белыми волосами. Вы не знаете, где она?
«Мегера» осмотрела Илью с ног до головы, еле заметно дернула губами и сказала:
— А вам какое дело? Вы кто вообще, как вошли?
И отступила к столу, потянулась к телефонной трубке.
— Я брат Серегина Максима, Илья.
Меньше всего ему сейчас хотелось раскрывать себя, но девица вела себя как-то уж очень агрессивно, и того гляди, вызовет охрану, а это сейчас ни к чему.
— Что-то вы не похожи… — с сомнением протянула она, глядя на Илью. Тот молчал, гася подступавшую злость, девица отвела взгляд, засунула руки в карманы пиджака и уже мягче сказала:
— Я Пономарева Валерия Игоревна, назначена на место вашего брата. А секретарши нет, она уволилась неделю назад, и мне приходится самой брать трубку, а это очень неудобно.
Все это Пономарева выпалила одним духом, ни разу не изменившись в лице, и явно ждала, когда Илья уберется с глаз долой. Но он не торопился, осмотрелся еще раз и сказал:
— Уволилась? Странно…
— Да, по собственному желанию, — оборвала его Пономарева и коснулась сережки с ярким камнем, принялась теребить ее. — А что здесь такого?
«Ничего», — план рушился на глазах, другой зацепки, кроме секретарши, у Ильи не было, злость ворохнулась в нем, и он едва справился с собой. Уволилась, да еще и неделю назад, как раз на следующий день после гибели Макса, как удачно. Это уже не странно, это подозрительно, если не сказать больше. Уволилась, значит…
Пономарева стояла напротив и постукивала по ладони тонким мобильником. Постояла так немного и повторила:
— Секретарь уволилась по собственному желанию. Если у вас других вопросов нет, то мне больше сказать нечего.
Она прикрыла ладонью рот, сделав вид, что зевает, но в это время внимательно смотрела на Илью. Он старательно не замечал этого, в темпе соображая, как быть дальше. В голову ничего не приходило, все его ставки были на ту бледную девицу, и он продул вчистую.
— Что-нибудь еще? — довольно резко сказала Пономарева, села в кресло Макса, положила ногу на ногу. Илья отвел взгляд и сказал:
— Мне надо забрать вещи брата.
— Вон ящик, — Пономарева показала авторучкой на подоконник, где стояла коробка из-под бумаги. В ней лежали автомобильные журналы, наушники, складной ножик, флешка, толстая книжка на английском и ежедневник. Илья неторопливо перебрал эти вещи, потом повернулся к столу. Пономарева сосредоточилась над таблицами, вдумчиво изучала их и, кажется, не замечала Илью. Но он перехватил ее косой взгляд, заметил, как та дернула плечом, и сказал:
— Мне надо забрать вещи брата.
— Вон ящик, — Пономарева показала авторучкой на подоконник, где стояла коробка из-под бумаги. В ней лежали автомобильные журналы, наушники, складной ножик, флешка, толстая книжка на английском и ежедневник. Илья неторопливо перебрал эти вещи, потом повернулся к столу. Пономарева сосредоточилась над таблицами, вдумчиво изучала их и, кажется, не замечала Илью. Но он перехватил ее косой взгляд, заметил, как та дернула плечом, и сказал:
— Извините, но мне нужна эта девушка. Вы не знаете, где ее можно найти?
Ответа не ожидал, действовал наудачу, и получил достойный ответ.
— Понятия не имею! — выкрикнула Пономарева. — Я вам не справочная, я заместитель председателя правления! Зачем она вам? Какое вам до нее дело?
— Надо поговорить, — старательно сдерживаясь, чтобы не заорать в ответ, сказал Илья, чувствуя, что еще немного, и он сорвется. Эта Пономарева — тупая яркая личность, чья-то любовница или жена — другого объяснения, почему она оказалась в этом кабинете, нет и быть не может. Ей ума не хватит картошку пожарить, а уж руководить и подавно. Макс несколько лет этой должности ждал и получил заслуженно, а тут эта кудрявая курица, сидит в его кресле, за его столом… Или ее сюда посадили за заслуги известного свойства, или… Больно странно она себя ведет: орет, срывается и постоянно врет, и врет неумело, хотя кто бы говорил…
— Я ничего не знаю! — уже откровенно визжала Пономарева, она раскраснелась, кудряшки растрепались, прилипли ко лбу, от чего она стала еще привлекательнее. Злость шла ей, как прическа и макияж, и даже резкий голос не портил картинку.
— Уходите, или я вызову охрану! — Пономарева схватила трубку, принялась нажимать на кнопки. Илья быстро вышел из кабинета, прихватив с собой коробку, пошел к лифту. В голове тем временем крутилось одно: дело здесь нечисто. Эта взбалмошная красотка не просто так заняла место Макса, и ей есть что скрывать. Уж очень странная у нее реакция, агрессия так и хлещет, причем защитная агрессия, ответная, так сказать. И плевать бы на нее, но не тянет Пономарева на эту должность, хоть убейте, не тянет, тут не известным местом, а и головой хоть немного работать надо. Да и к чему любовнице богатого человека ходить на работу, спрашивается? Ни к чему, тогда в чем дело? А тут еще и секретарша так удачно «по собственному» ушла, все одно к одному…
Он так задумался, что едва не сбил с ног серьезного молодого человека в темном костюме. Ушел от столкновения в последнюю секунду, пошел дальше, но юноша снова оказался у него на пути, и на этот раз «подрезал» уже откровенно, своих намерений не скрывая. За что и поплатился — по инерции Илья двинул дальше, отдавил парню обе ноги, довольно чувствительно толкнул в грудь, и только после этого остановился.
— В чем… — Илья не договорил. На пути между собой и лифтом он увидел еще двоих, тоже спокойных и серьезных до невозможности. Молодые люди просто стояли в коридоре, пропускали сотрудников и не сводили с Ильи глаз. «По мою душу. Кто ж такие?» — Пока он разглядывал оппонентов, тот самый молодой человек с отдавленной ногой сказал недружелюбным голосом:
— Пошли, тебя Артемьев зовет.
И отошел в сторонку, пропуская Илью вперед, причем, судя по тому, как перестроились двое его коллег, идти предстояло по лестнице. Но невысоко, всего-то на два этажа вверх, и проскочили их единым махом, причем Илья хоть и тащил в руках коробку, но дыхание не сбил и даже на полшага опережал «конвоиров». И в кабинет начальника службы безопасности банка вошел бы первым, наплевав на субординацию, но рывок за рукав заставил сбавить шаг.
— Полегче, — буркнул рослый, очень коротко стриженный юноша, невежливо сдвинул Илью с дороги и первым шагнул через порог, встал у двери. Второй через пару мгновений оказался рядом, затем пропустили Илью, последним зашел юноша с отдавленной ногой и загородил собой выход. Действовали все трое слаженно, быстро, не суетились, друг другу не мешали и «держали» объект так плотно, что Илья ловил на себе взгляды всех троих одновременно. Впрочем, нервничать по этому поводу не стал, вопросов не задавал, а нахально, без приглашения, уселся на единственный свободный стул, поставил коробку на колени и посмотрел на Артемьева.
Он помещался напротив, сидел, привалившись к стене, и крутил в пальцах незажженную сигарету. Илью Артемьев будто и не замечал, целиком сосредоточился на действиях подчиненных и непонятно — довольным остался или личный состав ждала выволочка. Потом глянул на гостя, на дверь, снова на Илью и сказал спокойно, таким тоном, точно они расстались полчаса назад:
— Здоро́во. Чего пришел? На работу?
В последних словах прозвучала усмешка, но в лице Артемьев не изменился, и оттого Илье показалось, что эсбээшник посмеивается втихомолку. Не обида — злость кольнула сердце, но Илья виду не показал и ответил Артемьеву в тон, то есть без малейшей эмоции:
— Вещи Макса забрал. Ольга просила…
— Понятно. Дай-ка сюда. — Артемьев быстро глянул вбок, и «конвоир», что стоял у двери, молниеносно выхватил у Ильи из рук коробку и поставил на стол перед шефом. Тот сунул в рот незажженную сигарету и подтянул коробку поближе, открыл, полез внутрь. У Ильи перед глазами даже свет малость померк и дыхание на миг перехватило от такой наглости. Но от первого порыва ткнуть Артемьева носом в эту самую коробку, вернее, голову эсбээшника туда поглубже засунуть и подержать с пару минут, чтобы тот понял, как себя в приличном обществе принято вести, удержался и сказал, стараясь не показывать злости:
— Что за хамство, господин начальник департамента. В каком хлеву вас мама родила? Вещи чужие, между прочим, и у них хозяин имеется…. Вам в детском саду не говорили, что чужое брать нехорошо? Или вы, пардон муа, в дикой местности выросли и о хороших манерах только по телевизору слыхали?
Сработало — Артемьев малость обозлился, глаза сощурил, мельком глянул на Илью и принялся перелистывать ежедневник Макса. Брат по старой привычке предпочитал планировать дела вручную, то есть записывал на бумаге самой простой синей шариковой ручкой и при этом таким почерком, что позавидовал бы хирург или терапевт, то есть нечитаемым. В чем Артемьев и убедился, перелистнув пару страниц, потом отложил ежедневник в сторону и сказал, закинув сигарету в угол рта:
— А ты мне не указывай. Скажи спасибо, что повесткой тебя полиция не вызвала, а пока я с тобой по-свойски беседу веду.
Илья напрягся, чувствуя, как изменился тон Артемьева. Эсбээшник смотрел на него в упор и даже в лице переменился при слове «повестка». И взгляд не отводил, ждал реакции собеседника и дождался.
— Спасибо, — сказал Илья и улыбнулся при этом, — век твою доброту не забуду. Но я вот что тебе скажу: есть что — предъявляй, как положено, через полицаев, а нет — так я пойду, у меня дел полно. Заявление на увольнение, сам понимаешь, писать я не буду, придумай что-нибудь сам, напряги фантазию и в кодексе покопайся, там есть пара вариантов. Ну, бывайте.
Илья поднялся со стула, взял ежедневник, положил его в коробку, обнял ее и шагнул к двери. Троица моментально сошлась в «стенку», преградила ему путь, Илья поглядывал на них из-за коробки, прикидывая, с кого бы начать. Сподручнее выходило с самого рослого, он торчал строго напротив и был до краев преисполнен служебным рвением, точно Артемьев им тут проверку на профпригодность закатил, не больше и не меньше. Илья совсем уже было собрался использовать классический ход: сунуть коробку в руки ближайшему оппоненту, ухватить за грудки второго и, прикрываясь от третьего, пробиться к выходу, как из-за спины раздалось:
— Сядь. Сядь, кому сказано. Разговор есть.
На этот раз Артемьев был зол до чертиков, и непонятно, на кого больше — на Серегина-младшего или подчиненных, что так бездарно и близко подпустили к себе противника. Эсбээшник остервенело грыз сигарету, позабыв поджечь ее, и только что ядом не плевался, но держался как мог, изображал спокойствие. Да и ребятки у двери тоже сообразили, что чуть было не допустили роковую оплошность, разошлись, взяв Илью в «коробочку», и тому ничего не оставалось, как вернуться на стул. Артемьев бросил изжеванную сигарету в пепельницу, выбил из пачки вторую, отправил в рот и неожиданно ухмыльнулся. Илья сидел в обнимку с коробкой и ждал, что будет дальше. Артемьеву надо что-то узнать, это к гадалке не ходи, но вот тон, который он выбрал, ничего хорошего не сулит. А раз тон такой, то и козыри, скорее всего, на руках имеются. И не ошибся.
— Ты в курсе, что брат твой деньги из банка выводил? — сказал Артемьев, не сводя с Ильи взгляд. Помолчал, и добавил веско: — Большие деньги. Вором был твой братец, туда ему и дорога…
— Рот закрой. — Илья чувствовал, что губы еле двигаются, а язык точно не свой, присох к небу. Это не злость — ярость в виски ударила, еще немного, и заткнул бы Артемьева любым подручным средством, той же пепельницей, к примеру, а тот реакцию Ильи просек и дальше свое гнул, точно бессмертный или заговоренный: