– Я все тот же твой хозяин, мой прекрасный верный конь, просто я вдруг сам стал другим.
Благородное животное успокоилось. Совершенно бездумно Ардуин направился в сторону Мортаня. Он въехал в город чуть позже шести вечера и направился к дому, который занимал помощник бальи, когда у него были какие-нибудь дела в этом городе.
Слуга попросил его подождать, а затем провел к своему хозяину. Арно де Тизан был очень удивлен появлением палача. Его взгляд остановился на рукаве Ардуина, и помощник бальи ядовито заметил:
– Я не вижу вашей эмблемы.
– Это так. Вы не видите эмблемы, потому что вы не видите палача.
Заместителю бальи понадобилось несколько мгновений, чтобы осознать свою причастность к происходящему. Лицо его приняло отстраненное строгое выражение.
– Ах нет? Так вам не нравится, что все девицы легкого поведения бегут от вас в страхе? Кровь, крики теперь вызывают у вас ужас? Нет, только не у вас, самой лучшей руки королевства!.. Ради Бога, избавьте меня от всех этих монашеских сентиментальностей. Вы не можете… изменить своему предназначению. Наконец, я… государство испытывает настоятельную необходимость в вашей службе.
После некоторого размышления Ардуин медленно произнес:
– Ужас? Вовсе нет, мессир. Пока Фринган нес меня на своей спине, я понял, что меня заставляет страдать нарушенное равновесие.
– Да вы что, с ума сошли? – вспылил помощник бальи. – Какое еще равновесие?!
Взгляд светло-серых глаз мэтра Правосудие Мортаня сделался беспощадным. Неожиданно губы его растянулись в легкой улыбке, и Ардуин произнес очень вежливым тоном:
– Мне нужна голова Жака де Фоссея. Я слышал, как он хвастался совершенным насилием. Я сам обезглавлю его, не спрашивая за это никакой платы. Я требую, чтобы честь мадам Мари де Сальвен была восстановлена публично, чтобы ее останки были вырыты и похоронены в освященной земле, как того заслуживает эта достойная женщина.
Арно де Тизан не привык, чтобы с ним говорили в подобном тоне. Однако он вытерпел эту наглость со стороны того, кто в его глазах был ничтожнее самого последнего слуги, – своего палача. Ну и ну! И этот человек держится с таким поразительным чувством собственного достоинства и с такой благородной суровостью…
– А если нет, то что будет? – все же осведомился он.
– Если нет? Я сделаю это втайне, а потом исчезну. Вам придется найти другого мэтра Правосудие Мортаня. На это место не так уж много желающих, позвольте заметить.
Несколько мгновений Тизан судорожно размышлял, к какой бы увертке прибегнуть, понимая, что неожиданный посетитель вовсе не шутит. И как ему обойтись без Венеля-младшего, особенно после того, как мастер Высокого Правосудия из Беллема так внезапно скончался?
– Вы абсолютно уверены относительно Фоссея?
– Безусловно. Он в открытую хвастался своим гнусным бесчестным поступком. Это был именно он, я абсолютно в этом уверен. Я легко узна́ю его спутника, и он может засвидетельствовать мои слова.
– Хорошо. Жака де Фоссея завтра известят о том, что против него выдвинуто обвинение и что ему запрещено покидать округ. Расследование начнется немедленно. Берегитесь, Венель-младший. Если вы впутываете меня в щекотливую историю, я вам этого не прощу.
* * *Ардуин покинул дом заместителя бальи. Он не был уверен в благоприятном исходе дела. С того самого момента, как палач проснулся, его не покидало ощущение, что он двигается, подталкиваемый чьей-то рукой, прохладной и благожелательной.
Ардуин не сомневался в словах заместителя бальи. Во всяком случае, монсеньор де Тизан был благородным человеком, но одновременно он был политиком. Старый лис[57], большой мастер избавлять себя от лишних невзгод.
Месье Правосудие Мортаня лучше, чем кто-либо другой знал, что суд для какого-нибудь деревенщины[58], оборванца или серва[59] сильно отличается от того, что применяется в отношении к высокородным господам. Если бы Жак де Фоссей был каким-нибудь шорником, изготовляющим конскую упряжь, или красильщиком тканей с синими ногтями[60], его бы тут же арестовали и бросили в тюрьму или в подземелье даже до начала расследования.
Ардуин удивился, обнаружив, что находится под вывеской заведения «Белый кинжальщик». Он спустился на несколько ступенек по лестнице, ведущей в большой зал. Мэтр Кинжальщик, который был немного обеспокоен его внезапным уходом в прошлый раз, поспешил ему навстречу.
– Мессир, мессир, какая радость снова вас видеть! Мне так неловко, что…
– Прошу меня извинить. У меня внезапно возникло срочное дело после того, как я с отвращением услышал разговор ваших других посетителей.
– Даже не говорите мне об этом! Мне стоило такого труда уговорить их уйти до полудня, ведь в этот час всегда наплыв посетителей… Я так матушке Кинжальщице и сказал: раз уж ты пришел сюда, нализавшись всякой кислятины, не заказывай еще вина. Или делай это не в моем заведении.
– Скажите, эти люди постоянно у вас бывают? – как бы невзначай спросил Ардуин, устраиваясь за столом.
– Только не этот дворянчик. Второй – да, один из постоянных посетителей. Жермен Фланш, здешний богатый фермер. У него здесь в городе лавочки и кое-какие коммерческие дела. Большое состояние! Он здесь обычно останавливается и любит пропустить стаканчик-другой хорошего вина, но такого с ним раньше никогда не случалось. Я был так удивлен и обескуражен… Мессир, я всем сердцем желаю, чтобы вы не судили меня за это строго.
– Что вы, мой друг. Вы не виноваты, что эти люди так себя вели, – заверил его Ардуин, в глубине души очень довольный тем, что ему удалось узнать имя того, с кем ему нужно встретиться. – Мы с вами принадлежим к породе сильных людей и способны слушать непристойные и фривольные речи, при этом не задыхаясь от смущения. Но представьте себе, если бы в этот момент здесь присутствовали дамы…
– Что верно, то верно! Они бы разволновались и были бы до крайности недовольны. А ведь так недолго и клиентуру потерять. Я только и мечтаю, чтобы эти двое навострили лыжи куда подальше…
– Ладно, оставим это. Сегодня мы здесь в хорошей компании. А теперь я прошу вас, мэтр Кинжальщик, принесите кувшин вашего превосходного вина и малую тарелку ваших лакомств.
* * *Ардуин быстро нашел великолепную ферму Жермена Фланша, расположенную между Мортань-о-Перш и Гайером. Громадный зажиточный дом, который, судя по виду, поддерживался в прекрасном состоянии, был построен в форме подковы – планировка, очень распространенная в этом округе. Около полудюжины лакеев и служанок хлопотали в просторном квадратном дворе, вид которого служил еще одним доказательством, что дом принадлежит хозяину здешних мест. Мэтр Правосудие узнал, что хозяин отправился взглянуть на скотомогильник, находящийся примерно в четверти лье на запад.
Он знал это место, неприглядное название которого хранило память об эпидемии «белой заразы»[61], истребившей стада овец несколькими десятилетиями раньше. Была выкопана яма, чтобы бросать туда останки и потом засыпать негашеной известью, чтобы пресечь распространение этой ужасной эпидемии[62].
* * *Ардуин Венель-младший узнал человека, стоявшего на краю поля, несмотря на то, что он находился на расстоянии в несколько туазов. Это был тот самый пьяница из таверны. Краснолицый, неповоротливый, несмотря на достаточно низкий рост, из-за непомерной толщины он обильно потел под своей шляпой. Жермен Фланш издали заметил силуэт нежданного посетителя. Его одежда, прекрасно сшитая, но строгого и немного устаревшего фасона, выдавала недоверчивость, характерную для тех, кто не любит демонстрировать свое богатство из страха, что все будут бессовестно пользоваться их великодушием и в итоге оберут до последнего денье.
Ардуин спешился и привязал поводья Фригнана к нижней ветке какого-то дерева. Вежливо улыбаясь, он приблизился к фермеру.
– Мэтр Фланш? У меня есть к вам небольшое дело.
Тот резко повернулся, внимательно глядя на приближающегося к нему высокого элегантного мужчину. Во взгляде толстяка ясно читалось любопытство и недоверие.
– Месье?
– Венель. Ардуин Венель.
– Извините, не помню, где мы с вами встречались.
– Да, конечно. Я имел… удовольствие оказаться одновременно с вами в таверне. С вами и вашим другом Жаком де Фоссеем.
Фермер, глядя на него, пытался догадаться, к чему клонит неожиданный гость, и наконец осторожно протянул:
– Друг, друг… Я всего лишь в какой-то мере хозяин этих земель[63].
– Должно быть, в тот день вы немного опьянели от своих щедрот, раз ничего не помните. Вы с ним говорили о какой-то «даме, которую поимели, как непристойную девку».
Фермер, глядя на него, пытался догадаться, к чему клонит неожиданный гость, и наконец осторожно протянул:
– Друг, друг… Я всего лишь в какой-то мере хозяин этих земель[63].
– Должно быть, в тот день вы немного опьянели от своих щедрот, раз ничего не помните. Вы с ним говорили о какой-то «даме, которую поимели, как непристойную девку».
Хитрец попробовал ускользнуть от ответа.
– Венель, говорите? Я вас совсем не знаю. Какая еще дама? Какая девка? Оставим это, месье. Я не понимаю, о чем вы таком говорите. У меня сейчас случится разлитие желчи.
Взгляд пронзительных серых глаз немного затуманился. Ардуин вздохнул.
– Что же, очень жаль.
Три вытянутых пальца устремились к гортани фермера. Тот рухнул на колени, хрипя, задыхаясь; от боли слезы хлынули на его красные жирные щеки. Венель-младший приблизился и, схватив его за руку, быстрым движением выломал мизинец. Раздался хруст, за которым последовал хриплый пронзительный вой.
Вдалеке жнец поднялся на ноги, поворачиваясь во все стороны, не понимая, что за звук только что долетел до его ушей. Наконец, успокоившись, он вернулся к своему занятию.
– Мне продолжать или твоя желчь уже успокоилась? А как с твоей памятью, она прояснилась наконец? Итак, эта дама… Да отдышись ты, я никуда не тороплюсь. Знаешь ли, я могу сделать тебе еще хуже – например, одну за другой переломать каждую косточку твоего тела. И ты останешься жив столько, сколько мне понадобится. Так что выбирай сам.
– Так ты… – торопливо запыхтел толстый фермер.
– Только не произноси слова «палач», а то ты меня рассердишь. Я мэтр Высокое Правосудие. Тот, кто ужасным способом отнял жизнь у этой дамы, которую твой друг Фоссей отымел, как непристойную девку, изнасиловал, воспользовавшись отсутствием ее супруга… Ну так выбирай.
Фермер сунул палец себе в рот, стараясь утихомирить боль. Не сводя с него пристального взгляда, Ардуин схватил собеседника за вторую руку. Тот в ужасе забормотал:
– Нет, нет, смилуйтесь… Чего вы от меня хотите…
– Правды. Справедливости. Ты сейчас же пойдешь просить аудиенции у помощника бальи мессира Арно де Тизана. Он уже ждет твоего визита. И ты перескажешь ему слова Жака де Фоссея.
– Нет, он же расправится со мной, – умолял Фланш, охваченный безумным ужасом.
– Если только его не бросят в тюрьму. В противном случае я сам займусь тобою, и твоя агония будет бесконечной. Ты будешь готов проклясть собственную мать за то, что произвела тебя на свет. Все мое искусство будет к твоим услугам, а оно поистине безгранично. Выбирай же.
Венель-младший принялся медленно и осторожно выворачивать кверху три пальца на левой руке Жермена Флаша. Тот попытался было отбиваться, подняться на ноги, но удар ноги посередь грудины снова выбил из него дыхание. Фермер тяжело рухнул на бок. Ардуин терпеливо ждал. На его изящном лице не отразилось никаких эмоций. Ни один человек, каким бы ловким или массивным он ни был, не смог бы устоять против него. Еще в юности палач выучил, где находятся самые чувствительные места человеческого тела; те, удары по которым будут наиболее болезненными. Он знал, как заставить человека потерять сознание, воздействуя на тыльную часть руки, или, наоборот, не позволить ускользнуть в блаженное забытье.
Ардуин испытал облегчение, поняв, что испытанный им накануне ночной кошмар, прохладная рука, притронувшаяся к его пылающему в горячке лбу, не сбили его с пути, на который наставил его когда-то отец. Путь, приведший его к тому странному состоянию, в котором он находился сейчас, исполняя свою работу: совершенное безразличие к ужасу и страданиям другого человека.
Корчась от боли, Жермен Фланш усердно затряс головой в знак согласия.
– Скажи, что сделаешь это. Поклянись пред лицом Господа. Поклянись своей душой, – потребовал мэтр Правосудие Мортаня.
– Я клянусь своей душой, что донесу отвратительные речи Жака де Фоссея господину бальи, – пролепетал фермер. – После всего этот гнусный злодей мне вовсе не приятель.
– Если ты только вздумаешь мне соврать, берегись, мой друг! Поверь, чтобы вызвать мой гнев, надо быть уж вовсе бесчувственным болваном!
С этими словами Ардуин Венель-младший снова вскочил в седло и скрылся вдалеке.
6
Мортань-о-Перш, конец сентября 1305 года
Благодаря свидетельству Жермена Фланша взятие под стражу и судебный процесс против Жака де Фоссея прошли так быстро, как мэтр Правосудие Мортаня и не надеялся. Тем более что хлынул настоящий поток других свидетельств; свидетельствовали женщины всех сословий, над которыми он совершил насилие, а также всплыли истории о тех женщинах, которые после надругательства совершили самоубийство. Судя по всему, Жаку де Фоссею было свойственно грубо отбирать то, что ему отказывались дать добровольно. И в этом случае он получал куда больше удовольствия.
Вся его надменность и спесь фата, с которой он сначала свысока принимал заявления многих дам, обвиняющих его в изнасиловании и клятвопреступлении, быстро испарились, стоило ему свести во время допроса близкое знакомство с искусством мэтра Высокое Правосудие. Все происходило согласно законам и обычаям: полчаса пыток по каждому из обвинений, выдвинутых против него. Ардуин переломал ему ноги, медленно вбивая клинья между пластинками «сапога»[64]. Непристойная ругань, которую сначала без умолку изрыгал Жак де Фоссей, быстро сменилась завываниями и жалобными мольбами. Прислонившись к стене камеры пыток, с письменным прибором на шее, который почти что лежал на его объемистом брюхе, секретарь ждал признаний обвиняемого. И они не замедлили появиться. Жак де Фоссей подробно изложил, как совершил насилие и нанес побои Мари де Сальвен и другим женщинам.
Ознакомившись со списком злодеяний, Арно де Тизан впал в ужасный гнев.
– Негодяй, бесчестный клятвопреступник! – кричал он. – Правосудие будет беспощадным.
В самом деле, судьи, назначенные заместителем бальи, вынесли самый суровый приговор, предусмотренный за такие преступления. Это произошло по окончании процесса, который длился всего лишь от полудня до вечера.
На следующий день виновного доставили на городскую площадь. Толпа, заранее проведавшая о готовящихся пытках, перетаптывалась и шумела в нетерпении.
Секретарь заместителя бальи громко прочел приговор и протянул его мэтру Правосудие Мортаня, одетому в кроваво-красный камзол. Лицо палача было скрыто под маской из черной кожи. Тот быстро просмотрел лист, убедившись в отсутствии retentum[65], который судьи иногда добавляли для палача. Обвиняемый знал об этом не больше собравшихся зевак, которым не терпелось увидеть, как он умрет, и досадовавшим на любое промедление.
Позор Жака де Фоссея был таким же вопиющим событием, как и возвращенная честь мадам Мари де Сальвен и ожидавшее ее перезахоронение. Жертва насилия будет погребена в освященной земле рядом со своим супругом.
В первый раз за всю свою карьеру мэтр Правосудие Мортаня не стал склоняться в поклоне перед обвиняемым. Напротив, он грубо толкнул его, а затем исполнил приговор, к великой радости толпы, которую забавляли бесконечные звериные стенания де Фоссея. Обвиняемый был публично оскоплен под овации и грубые непристойные шутки черни. Затем он был распят между четырьмя жеребцами-тяжеловозами из Перша, которых Ардуин Венель-младший сначала пустил медленным шагом, чтобы, к удовольствию собравшихся, пытка длилась как можно дольше. Когда после долгих мучений де Фоссей был уже в агонии, бесчувственный ко всему, что с ним происходит, мэтр Правосудие Мортаня вместе с юным учеником Селестином отнесли его на эшафот, где в знак окончательного бесчестья повесили как нищего.
Искореженные окровавленные останки были сняты и отвезены к виселице на шести столбах, оставленной для графов[66], которая находилась за городскими стенами, чтобы избежать невыносимого запаха падали. Там висели трупы тех, кому из-за их гнусных деяний было отказано в христианском погребении. Они обречены висеть до полного разложения, служа пищей для птиц, покуда веревка не оборвется. Селестин в глубине души поздравил себя с тем, что Фоссей был четвертован и повешен. Чтобы подвешивать обезглавленных, требовалось продеть веревку им под мышки. Трудная работа, во время которой не обходилось без того, чтобы перепачкаться свернувшейся кровью. Маленькие дети, поощряемые своими родителями, последовали за процессией, посмеиваясь над тем, как, наверно, тяжело быть подмастерьем палача. Следом шли люди бальи. Когда все было закончено, многие из толпы стали подбирать камни и забрасывать ими безжизненные останки Жака де Фоссея.
* * *Ардуин Венель-младший вернулся домой, чувствуя себя совершенно опустошеным. Мучения и смерть гнусного подлеца доставили ему одновременно и удовольствие, и огорчение. Так же, как во множестве других случаев, он просто выполнил свою работу. С другой стороны, его опьяняла одна мысль, что справедливость восторжествовала и Мари де Сальвен снова обрела свою честь. Он, отверженный, тот, кого почти не считают за человека, вернул правосудие и людей на путь истины.