Оставшиеся в помещении, как ни странно, не пострадали – осколки разлетелись мимо. Возможно, их контузило, но на реакцию это не влияло. Копошились серые личности в дыму и гари, было видно, как один пытается выбраться через окно на кормовую палубу, а другой его подсаживает, при этом тыча стволом за спину и паля наобум. С воплем: «Попались, суки!» – Платон влетел в помещение, напоминающее кают-компанию… и по уши погрузился в свое же творчество! Все конструкции и перекрытия на этом судне были аварийные и ненадежные, а когда в одном из таких слабых мест взрывается граната… В полу зияла рваная дыра, сквозь которую просматривались громоздящиеся на нижней палубе контейнеры! Рушились балки перекрытий, трещали и падали половые рейки. В эту дыру он и ухнул, вскричав от испуга! Не на то, видать, рассчитывал! Но как-то исхитрился извернуться в полете, схватился за рваные края проржавевшей стальной балки и повис с вытаращенными глазами.
А в помещение уже вторгался Никита, вовремя притормозил, ушел во фланг. За Никитой лез Крамер, за Крамером – Глеб, еще не проникшийся ситуацией. А какой-то рослый угловатый тип с росчерками седины в лохматой шевелюре уже перебрался на палубу и убегал, прихрамывая, сжимая что-то под мышкой. Спрыгнул Райдер, прикрывал хозяина, мельтеша с пистолетом у него за спиной. Спецназовцы кашляли, чертыхались, терли глаза. Повалился Крамер, которого толкнул Глеб, нога застряла под обломками рухнувшего шкафа, он извивался, стряхивал с себя командира. Никита обогнул провал, бросился к окну. Те двое были как на ладони, он мог их расстрелять или хотя бы прижать к палубе (до дальнейшего распоряжения). Но тут из ямы раздался дикий вопль:
– Руку дайте, черти, падаю! Убьюсь же на хрен!!!
Никита заколебался. Платон, конечно, друг, но… Метнулся к окну, вскинув автомат, метнулся обратно, ужаснулся, обнаружив, что у товарища уже разжимаются руки, а лететь, между прочим, не метр. Отбросил автомат, повалился в дыру, и Крамер с зажатой ногой едва успел схватить его за штанину…
Это был какой-то клинический маразм. Глеб, скатившись с Крамера, отыскал потерянный автомат, пустился в обход по стеночке, натыкаясь на обломки мебели. Ну, ей-богу, нет таких проблем, которые мы не могли бы для себя создать! Прыжками, ускоряясь, подлетел к окну, вскинул «Кедр». А Райдер уже отбросил крышку люка на корме, уже запихивал внутрь нескладного шефа, а узрев в проеме фигуру спецназовца, начал бегло палить. Глеб отшатнулся к раме, а когда прыжком вернулся на позицию, одновременно нажимая на спуск, человек с косичкой, злорадно ухмыляясь, уже нырял в дыру и при этом умудрялся бегло стрелять! Пусть не в цель, но все равно эффектно! Всё, пусто, захлопнулась крышка люка. Этот чертов альбинос оказался достойным противником!
Грязная ругань полезла из горла, как каша из кастрюли! Он треснул со злости казенником по раме, помахал кулаками после драки, но заставил себя успокоиться. Ладно, не сказать, что все совсем уж плохо. Повернулся, уставился с насмешкой на «паровозик», выбирающийся из ямы. Выражался доступным образом Крамер – он, похоже, отвлекался в этой свистопляске от своей семейной драмы. Дергал ногой, выволакивая ее из-под несговорчивого шкафа. Никита вытащил из смертельной ловушки почерневшего Платона – тот что-то шамкал перекошенным ртом и, кажется, уверовал во Всевышнего. Оба рухнули без сил, уставились ясными глазами на раздраженного Дымова.
– Супер, – похвалил Глеб. – Спецназ на высоте.
– Ага, – согласился Никита. – Платон – «The Best». Да ладно, подумаешь, перестарался человек.
– Накосячил я малость, командир, чё… – прокряхтел Платон, привставая на колени и с ужасом заглядывая в яму. – О, мать честная…
– Ты не накосячил, ты напакостил, – процедил Глеб.
– Ну, так расстреляй меня! – вскинулся Платон. – Вот так всегда, хочешь как лучше, а получаешь по заднице! А знаешь, как не кайфово там висеть – над этими железяками, да еще и врастопырку, вверх тормашками…
– Не висел ты вверх тормашками, – покосился на него Никита, – нормально ты висел – башкой вверх.
– Вот в башке у него и тормашки, – под гомерический хохот товарищей заключил Глеб. – Ладно, разгильдяи, будем считать, что половину дела мы сделали. Двоих, как ни крути, убрали, потерь нет… почти, – он с сарказмом уставился на Платона, продолжающего с благоговением заглядывать в бездну и что-то потрясенно шептать. – Гнаться за этими хлопцами мы не будем – так недолго и в настоящую засаду угодить. За мной, неудачники, передохнем малость…
Они ввалились в «спецприемник» (как метко окрестил машинное отделение Никита) – злые, раздосадованные, как будто у них из-под носа ушло само Мировое Зло.
– Почему не открываем? – рычал Глеб. – Особого приглашения ждем?
– Не орите, – поморщилась Даша, кутаясь в штормовку и отступая в глубь коридора. – Что мы, по-вашему, делаем? Мы ведь должны убедиться, что это вы…
– А наших голосов вам мало? – Глеб настороженно шарил взглядом по пространству – на первый взгляд в машинном отделении ничего эпохального не произошло.
– А что нам ваши голоса? – пришел на выручку коллеге Котов. Он сидел под щитком управления, нахохленный, недобрый, – в помещении становилось прохладнее, невзирая на работающий генератор. – Голоса можно подделать, сымитировать, скопировать…
«А можно и по морде», – подумал Глеб, сбрасывая автомат и амуницию. Устали зверски, гоняясь в этой дыре за призраками. Спецназовцы освобождались от обузы, растягивались на полу, блаженно щурились, постанывали.
Даша взволнованно шевелила губами – видно, пересчитывала количество прибывших и сопоставляла их с количеством убывших.
– Мы слышали, что наверху стреляли…
– И что? – мрачно покосился на нее Глеб. – Мы тоже слышали. Пока все живы, не надейтесь.
– Я и не надеюсь…
– А если вы пытаетесь окольными путями выяснить, жив ли ваш разлюбезный Ландсберг, то вынужден с огорчением сообщить – жив. Сбежал. Он и Райдер – его подручный и ближайший клеврет. Больше нет живых.
Даша облегченно вздохнула, как-то расслабилась.
– Ольга еще живая, – напомнил Крамер.
– Точно, – кивнул Глеб.
– Какая Ольга? – насторожился Котов.
– Неважно, – ответили хором в три голоса. Только Крамер молчал – он снова был тих и невесел.
– Какая содержательная у нас беседа, – оценил Никита. – Чем вы тут занимались без нас, уважаемые?
– Мерзли, – проворчал Котов.
– А вы от пола отжимайтесь, – посоветовал Никита, – хорошо помогает. Только не очень мощно, а то нос потом будет болеть.
– Ладно, – крякнул Глеб, – будем считать, что отдохнули.
– Издеваешься? – вспылил Никита. – Да мы только начали. Дай отдышаться, садист.
– Вот поймаем упырей, тогда и отдышимся. – И он смерил Никиту таким взглядом, что у того мигом отбило желание качать права и чего-то просить.
И в этот момент в задней части машинного отделения, где дверь, выходящую в кормовые отсеки, надежно подперли трубами, раздался требовательный стук!
– Войдите… – успел сказать Никита, прежде чем прикусил язык и по-настоящему испугался. Спецназовцы, приходящие в движение, застыли как по команде. Безжалостный стоп-кадр – посеревшие недоуменные физиономии, отвалившиеся от изумления челюсти. «Вот и упыри пришли», – почему-то подумал Глеб.
– О господи, кто это? – прошептала, хватаясь за сердце, Даша.
– А вы догадайтесь, – выдохнул Глеб. – На корабле, помимо здесь присутствующих, двое…
– Еще Ольга, – напомнил Крамер.
– Точно, – кивнул Глеб. – Но Ольга не придет, она занята.
– Какая Ольга? – тупо брякнул Котов, обрастающий повышенной пятнистостью.
– Да что вы привязались – какая, какая? У вас жена, между прочим, она так вкусно готовит бутерброды с форелью…
– А может, еще кто-то подъехал? – выдал диковатую версию Платон и, когда все трое уставились на него как на полного идиота, смущенно пробормотал: – А чё, сказать нельзя…
Повторился стук, и тут до людей, застывших в оцепенении, стало доходить, что это не слуховая галлюцинация, сразившая всю честную компанию. Спецназовцы вскочили, сжимая автоматы. Глеб среагировал первым, подбежал на цыпочках к двери, утопленной в глубокий «альков» и оплетенной, словно змеями, разнокалиберными трубами. Платон уже дышал в затылок, что-то бормотал про сверхъестественные явления, про чертей, которые, к сожалению, не за нас. «Ничего, обойдемся и без потусторонней помощи», – подумал Глеб. Он схватился за трубу, чтобы сбросить ее на пол, разблокировать дверь и лихим спецназовским броском… Но как-то засомневался. В добропорядочность намерений оппонентов верилось с трудом. Если происходит именно так, а не иначе, значит, это кому-то нужно?
– Чего надо? – проворчал он, прикидывая на глазок возможную толщину двери. «Стечкин» не возьмет, автомату Калашникова тоже не по зубам…
– Чего надо? – проворчал он, прикидывая на глазок возможную толщину двери. «Стечкин» не возьмет, автомату Калашникова тоже не по зубам…
– Это Ландсберг, – донесся, словно из загробного мира, глухой мужской голос. И возбудилась, завозилась Даша за спиной, из чего напрашивался вывод, что человек за дверью – именно тот, за кого себя выдает. – Меня зовут Ландсберг Александр Карлович, – повторил нежданный посетитель. – Мы понимаем, что сопротивление российским властям бессмысленно, и просим прощения, что против вас велись боевые действия. Мои люди растерялись, не сориентировались в обстановке, наломали дров… Вы должны нас понять, мы уже пятнадцать месяцев сходим с ума на этом корабле, нам повсюду мерещится дьявол…
«Сам ты дьявол», – подумал Глеб.
– Вон как запела птичка певчая… – проурчал за спиной Платон.
– И что вы предлагаете? – поинтересовался Глеб, недоуменно таращась на собственную руку – она никак не могла сбросить на пол эти окаянные трубы, распирающие дверь, ее что-то останавливало, но он не понимал что. Сюрреализм какой-то. Всё, что происходит на этом «призрачном» контейнеровозе – дешевый бездарный сюрреализм!
– Да ничего я не предлагаю, – проворчал Ландсберг. – Надоело бегать и прятаться. Полагаю, мы сполна искупили за последний год свои грехи – если таковые, конечно, и имелись. Я всего лишь незначительный научный работник, отнюдь не вселенское зло… Если не хотите открывать – ладно, я пойду…
– Стоять! – спохватился Глеб. – Надеюсь, вы не собираетесь делать глупости, Александр Карлович?
Он обернулся и принялся яростно жестикулировать – рассоситесь, не маячьте тут. Люди отступали, прятались за трубы, вдавливались в углубления в стенах. Зашуршало что-то за спиной, словно крысиные лапки заскребли по полу – убиралась с глаз подальше Дарья Алексеевна.
– Я же не самоубийца, как вы считаете? – усмехнулся человек за дверью. – К чему мне отягощать свою участь?
– Положите пистолет на пол…
– Боже правый, нет у меня никакого пистолета… Пистолет у Райдера, он не собирается из него стрелять, разве что в самого себя… Райдера здесь нет, он остался в трюме, я пришел один. Если вас беспокоит мой излучатель, то можете не сомневаться: работай он по прошествии столь долгого срока, как положено, эти стены бы вас не спасли… У меня пустые руки, господа, можете убедиться…
Удар по трубам, и они с грохотом посыпались на пол – их тут же отпихнул Платон, сладострастно дышащий в затылок. Глеб распахнул дверь, падая на колено, одновременно прижался к стене и вскинул автомат…
Узкий коридор, ведущий к кормовым отсекам, неплохо освещался тусклой лампочкой. Человек, стоящий у двери, отступил – до него было метра четыре. Зачем он это сделал? Раз пришел, так стой, где положено – возле самой двери! Посторонних вроде не было – голые стены и тип в годах… Большой специалист «психотропной» мысли был и так немолод, а время, проведенное в океане, состарило его еще больше. Рослый, нескладный, сутулый – одетый в какую-то потрепанную гражданскую одежду. Худощавое сморщенное лицо землистого цвета, спутанные волосы с примесью благородной седины, волевой, выбритый пару дней назад подбородок. Глаза – далекие, глубоко запрятанные в черепную коробку, надежно обложенные – словно окопы мешками с песком – фиолетовыми синяками.
– Послушайте, уважаемые… – миролюбиво забубнил ученый и, поколебавшись, отступил еще дальше. – Уберите автоматы, не надо стрелять… У меня пустые руки, вы же видите, – для пущей наглядности он поднял дрожащие конечности со вздувшимися артритными суставами на фалангах пальцев.
«И в чем подвох?» – озадачился Глеб.
Он встал с колен, переступил порог… и, свято веруя, что его страхуют в три ствола, решительно шагнул вперед, чтобы схватить ускользающего типа за грудки.
А подвох оказался в обыкновенной психологии – добыча рядом, так хватай ее! Ландсберг попятился, изображая сильный испуг. И вдруг отпрыгнул с невероятной для своего состояния прытью, вылетел из коридора и метнулся куда-то вбок!
И ведь сработало! Возмущенно крякнув, Платон, нетерпеливо сопящий в затылок, оттолкнул командира и бросился вдогонку за Ландсбергом.
– Осторожно! – крикнул Глеб, отдирая плечо от стены.
– Не учи ученого… – Платон рухнул на колени и в таком вот «сидячем» виде выехал в примыкающий коридор, гремя «доспехами». – Девять жизней у меня, командир, как у кошки… И все собачьи, итить их… Вот тварь! – Он подпрыгнул, не отнимая казенник «Кедра» от плеча. – Уходит, сука…
– Не стрелять! – Глеб прыжками помчался вперед, успев проорать через плечо: – Все за мной! Дарья Алексеевна, Котов, запритесь и никому не открывайте!
И началась эта безумная гонка по запутанным переходам! Ловля на живца, да еще и на какого живца! Все прекрасно помнили, что во мраке таится Райдер с пистолетом… Да пусть и не с пистолетом, а со скорострельной корабельной пушкой – у него все равно нет шансов против четырех обвешанных оружием и разозленных спецназовцев! Глеб в два прыжка догнал Платона, обогнал его, сбросив с дистанции, – а Ландсберг снова куда-то кинулся, только след инверсионный остался в мерцающем полумраке. Глеб ударился о стену, не вписавшись в поворот, – беглый мониторинг: короткий коридор, и Ландсберг, не такой уж шустрый, бежал, припадая на левую ногу, хватался за стены, чтобы не упасть. Он бросился за ним, проорав что-то воинственное, индейское, – выбросил руку вперед, чтобы схватить за шиворот. И чуть не схватил – вот только коридор опять оборвался, и профессор вывалился на винтовую дребезжащую лестницу, оступился, поехал, гремя костями, хватаясь за перила.
– Стоять, стрелять буду! – Глеб вылетел на ту же лестницу.
Оступился на первой же ступени – она висела для блезира, почти не закрепленная, схватился вовремя за шаткий поручень – и тоже задребезжал вниз, отбивая мягкие места и между делом размышляя, что благословенен будет тот умелец, кто первым изобретет бронежилет для задницы! Товарищи громыхали за ним, тяжело дыша, переругиваясь. Хорошо, хоть голову еще не оттоптали! А Ландсберг из последних сил изображал чудеса проворности. Он свалился к подножию лестницы, кое-как поднялся на подгибающихся ногах, устремился в ближайший черный проход. «Это где-то под машинным отделением, кормовые отсеки», – машинально отметил Глеб, ввинчиваясь в коридор. Поосторожнее бы надо… Он разогнался, скакнул… и снова неудача. Он не упал – успел опереться ногой, помчался дальше. Снова поворот, неосвещенный коридор, мелькнуло что-то, пропадая в черном чреве. Он бросился в темень, что-то вроде тамбура или предбанника, и ни единой лампы в округе! Вывалился в относительно разомкнутое пространство, споткнулся обо что-то, загремел, представляя в ужасе, как дробятся и крошатся его кости. Закрылся плечом – контакт с чем-то твердым (прямо даже стальным) – чувствительно, но вроде без переломов. Перелетали через проем его товарищи, кричали, что ни черта не видят, кто-то отдавил Глебу ноги. Кто-то слишком умный, видимо Платон, полоснул очередью по потолку, и заплясали в глазах огненные человечки…
И в довершение к этому позорищу заскрипела, завыла дверь за спиной, захлопнулась, сработало запирающее устройство. И донесся глуховатый, но чертовски отчетливый сатанинский смех…
«В ловушку загнал!» – ахнуло по мозгам.
Клубок из человеческих тел ворочался в кромешной темноте. Не сразу удалось отклеиться от товарищей, откопать в подсумке и нацепить на лоб фонарь. Автомат он не утратил, палец по-прежнему лежал на спусковой скобе. А смысл? В них никто не собирался стрелять. Из душного мрака, пронизанного сыростью, проявлялись стены в грязных потеках, какие-то силовые установки, вездесущие трубы и кабели. Возились товарищи, принимая вертикальное положение, цепляли фонари. Прочертилась дверь – овальная, ну точно подводная лодка, удивительно, как он не запнулся о высокую приступку… Он бросился к двери, надавил на нее плечом – бесполезно, дверь надежно держалась в створе. Сплюнул со злостью, отскочил на шаг, выбил короткую очередь в предполагаемый замок. Не было на двери никакого замка! Только запор с обратной стороны, но как до него добраться? И толщина такая, что хоть паровым молотом в нее бейся! Пули отскакивали, рикошетили от стали, оставляя на ней вмятины. Злость душила, он снова вскинул автомат, плевался матерщиной и пулями девятого калибра, на которые эта дверь откровенно плевала!
– Прекрати! – заорал Никита. – Угадай, в кого сейчас это свинство будет рикошетить?
– Гранатой? – глуховато предложил Платон.
– Ага, и нас вместе с дверью, – испугался Никита, – на мелкие кусочки. Шли бы вы лесом со своими заманчивыми предложениями.
– Вот сука, – ругнулся Крамер. – А ведь была у меня дельная мысль, что эта падла нас в ловушку заманивает.