«Не нас эти демоны хотели увидеть, не нас…» – с отчаянием думал Глеб.
– Потом размышлять будем, Юрка… – Он подлетел к Даше, схватил ее за шиворот, злой, как барракуда, чуть пощечиной не повалил! Она смотрела на него сквозь слезы, всхлипывала – рука не поднялась наказать чересчур ретивую работницу «компании-перевозчика»… Он перекатился к Вадиму.
– Ты как?
– Ох, Глеб Андреевич, спасибо, что спросили… – стонал молодой офицер, наматывая бинт поверх штанины. – Так и хочется сказать: если не меня, то кого?.. Ой, блин, как больно… Слушайте, а где тут ближайший госпиталь?
– Глеб, ты наших вызвал? – выкрикнул Платон, меняя пустой магазин. – Все в порядке? Уже летят самолеты, плывут пароходы?
Истерично захохотал где-то в стороне Никита. «Не скажу им, – подумал Глеб, – сделаем вид, что не расслышали». А Крамера допекло, и он метнул гранату! С одной стороны, отвлек товарищей от мысли о «самолетах и пароходах», с другой – окончательно свихнулся боец! Да это то же самое, что взрывать гранату в машине, зависшей над обрывом! Впрочем, чего уж теперь… Оглушительный хлопок, было слышно, как осколки вгрызаются в стены контейнера, прожирают в них дырки, рвут сталь. Сиплый вопль далеко по фронту – то ли зацепило одного из «призраков», то ли испугало. И Платону почин понравился – окончательно разучились думать товарищи офицеры! – выхватил гранату из подсумка, вырвал чеку, пустил низко-низко по полу, видимо, к дождю… И снова звенело в ушах, разлетались осколки, ударная волна носилась по проходу…
– Что, паскуды?! – истошно гоготал Платон. – Огреблись реальными п…дюлями?! Еще хотите?!
– Никита, ко мне… – зашипел Глеб, яростно жестикулируя бойцу, не знающему, чем себя занять. Тот, кажется, сообразил, предпочел не задавать вопросов. Перекатился, пользуясь минутным замешательством противника.
– Бедненькие… – захрипел он. – Больше года по морям, по волнам, как у них еще силы остались воевать?
– Ну, пойдем, пожалеем их. – Глеб показал подбородком на крайний ряд по правому борту – щель между торцами сантиметров в сорок, если хорошенько втянуть воздух, то можно протиснуться… Он выразительно кивнул моргающему Платону. Умея понимать без слов, Платон извлек очередную гранату (ладно, хуже уже не будет…), зачем-то поплевал на нее, пустил вдогонку за первой. Не успели разлететься осколки, а Глеб уже бесшумно летел через проход, втиснулся с натягом в щель – а в плечо уже давил пыхтящий Никита, подталкивал коленом, придавал ускорение…
Они вывалились в узкий проход по правому борту. Двинулись вперед, имея смутное намерение обойти противника с фланга. А в центральной части огромного зала снова разгорелась стрельба – музыку явно заказывали «Кедры». Глеб ускорился – не могли товарищи слишком долго поддерживать такой темп стрельбы…
Дымом заволокло пространство, и все же прорисовывалась по курсу изогнутая лестница, упирающаяся в огороженную площадку, и дверь непонятного назначения в самом углу. Бледное освещение, топот… Похоже, местные обитатели не выдержали напора огня – не ожидали столь яростного сопротивления и предпочли отступить. Тряслась лестница, по ней взлетали одна за другой какие-то невнятные, размытые в дыму личности. Бегущий первым распахнул дверь, пригнулся, просочился внутрь. Глеб ускорился, помчался прыжками, вскинул автомат, принялся строчить короткими очередями. Второй подпрыгнул от неожиданности, втянул голову в плечи, рухнул на колени и практически рыбкой нырнул в проем. А третий угодил под раздачу – затрясся, прошитый пулями. Его оттолкнул четвертый, выплюнул короткую очередь и кубарем перекатился через порог. Глеб с Никитой подбежали к лестнице, а свежеиспеченный покойник все еще катился по ступеням, рухнул под ноги, разбросав конечности…
Притормаживать не стали. Глеб летел, перепрыгивая через ступени, взлетел на площадку, одновременно выхватывая из подсумка гранату, метнул в черноту проема – и прижался к стене, отчаянно сигнализируя Никите, чтобы спрятал к чертовой матери свою любопытную голову! Допрыгаются они когда-нибудь с этим гранатометанием, разбередят лихо… Ударная волна вынеслась из узкого прохода, а спустя мгновение они уже рвались по задымленному коридору, светя фонарями, чихали, кашляли, строчили наобум…
И все же не успели – эти твари буквально за секунду до «бомбардировки» ушли от возмездия! Проход изгибался, дорогу, словно поваленные деревья, перегораживали оторвавшиеся трубы… и люк в конце короткого коридора захлопнулся у них под носом!
– Ушли, суки! – возмущенно взревел Никита, безотчетно выхватывая гранату. Опять двадцать пять за рыбу деньги! Глеб перехватил его руку, уже не в шутку напуганный этими непрекращающимися взрывами. Дверь порядка метр на полтора, со скругленными углами, поднятая над порогом, похожая на дверь от сейфа – гранатой такую не возьмешь, а если и возьмешь, за ней уже наготове трое автоматчиков…
Ну что ж, имелась вероятность, что из этой щели какое-то время черти не полезут. Они организованно отступали, спустились в трюм. Сражение закончилось, противник ушел, их было только четверо. Под лестницей валялся труп, немедленно ставший объектом пристального изучения. Приближаться к этому экземпляру не хотелось, он еще подрагивал, но колебания затухали, последние капли жизни вытекали из истощенного организма. Никита машинально перекрестился, а Глеб не решился, хотя оно того стоило… Эти люди действительно заслуживали жалости, как-то совестно таких убивать… От мертвеца невыносимо разило, можно представить, сколько месяцев он не мылся – питьевая вода «блокадными» порциями, до морской не дотянуться, да и со стиркой резонные трудности. Худой, поджарый, лет под сорок, до невозможности костлявый, бледно-синеватая грязная кожа, обтянувшая челюстные кости, была такой тонкой, что, казалось, могла порваться от неловкого мимического жеста. Глаза болотного цвета, вдавленные во впадины черепа, страшные мешки под глазами, волос на голове почти не осталось, только бесцветные пучки, оскаленный рот формировали больные зубы. Одежда выцвела, давно сносилась, растрескались ботинки. Серо-черная униформа без знаков различия с накладными карманами. Только автомат «АКСУ» с откидным прикладом, валяющийся рядом с мертвецом, не вызывал нареканий, блестел от смазки, казался новеньким. Глеб с ужасом смотрел в невыразительные глаза мертвеца (казалось, тому без разницы, мертвый он или живой) и начинал понимать, что напоминает данная фигура и данная ситуация. Популярный романчик времен перестройки, где все было выдумано от пролога до эпилога – верные ленинцы после смерти «вождя всех времен и народов», не согласные с линией Политбюро, погрузились в столичную канализацию и прожили в подземных катакомбах около пятидесяти лет. На поверхность не выходили, рожали детей, воспитывая их в духе радикального марксизма-ленинизма, вели пещерный образ жизни, превращаясь в живых призраков. Упертые фанатики, кожа да кости, типичные зомби с идеологической чепухой в голове, прекрасно владеющие оружием и тактикой ведения боевых действий в условиях подземелья…
– Ну, прямо молочный поросенок, блин… – процедил Никита, передергивая плечами. – Чертов кощей…
– Боюсь, он в этой местности не самый главный. Пойдем, дружище, времени нет. Будем считать, что познакомились с местной клиентурой, провели серию предварительных перестрелок…
Юрка Крамер и Платон уже колдовали над изрыгающим проклятья Вадиком. Платон резал бинт, который тот халтурно обмотал вокруг ноги, Крамер резал штанину – и оба дружно выражались, что этот «зеленый белоручка» даже перевязать себя не может, всё приходится переделывать! Обеззараживали рану, заново накладывали тугую повязку, не обращая внимания на стоны и жалобы. Местечко для попадания пуля, конечно, выбрала подходящее.
– Умираю, мужики, кончайте со мной мудохаться… – шептал, закатывая ясные глазки, Вадик. – Пипец наступает, скоро Олежке Оболенскому на том свете привет от вас передам…
– Нет уж, друг наш ситный, – угрюмо приговаривал Крамер, – в обозримом будущем ты привет Олежке передать не сможешь…
– Ну, ладно… – страдал и морщился Вадик. – Значит, позднее передам…
И начал жалобно философствовать – в том плане, дескать, что по закону жизни все кончается плохо. А если вдруг кончилось хорошо, то, значит, еще не кончилось… Глеб нетерпеливо приплясывал – нельзя оставаться в этом дерьме, уходить надо! Но куда уж с этим – «недоперевязанным»…
– Готово, ёлы-палы… – удовлетворенно обозрел получившуюся повязку Платон. – Жить будешь. Считай, что ушел от судьбы.
– Значит, не судьба, – похлопал товарища по плечу Крамер. – Прорвешься, Вадим. Скоро будешь водку пить, не подавая вида.
– Хватайте его, – встрепенулся Глеб. – Уходим в «машинку» – полагаю, это единственное место, где можно уберечься от западни.
– Нет уж, друг наш ситный, – угрюмо приговаривал Крамер, – в обозримом будущем ты привет Олежке передать не сможешь…
– Ну, ладно… – страдал и морщился Вадик. – Значит, позднее передам…
И начал жалобно философствовать – в том плане, дескать, что по закону жизни все кончается плохо. А если вдруг кончилось хорошо, то, значит, еще не кончилось… Глеб нетерпеливо приплясывал – нельзя оставаться в этом дерьме, уходить надо! Но куда уж с этим – «недоперевязанным»…
– Готово, ёлы-палы… – удовлетворенно обозрел получившуюся повязку Платон. – Жить будешь. Считай, что ушел от судьбы.
– Значит, не судьба, – похлопал товарища по плечу Крамер. – Прорвешься, Вадим. Скоро будешь водку пить, не подавая вида.
– Хватайте его, – встрепенулся Глеб. – Уходим в «машинку» – полагаю, это единственное место, где можно уберечься от западни.
Семь потов сошло, пока они придали Вадиму подходящее для транспортировки положение. Он рычал и отбивался, словно первоклассник, которого первый раз повели к зубному. Шустрый в деле, смекалистый боец – он оказался совершенно бессилен перед болью!
– Вам это нравится? – навис Глеб дамокловым мечом над съежившейся Дашей. На женщину было жалко смотреть – она теряла сознание от страха и стыда, зубы выбивали дробь, хорошенькое личико приобретало камуфляжную раскраску. – Это все по вашей милости, Дарья Алексеевна! Куда вас понесло, объясните на милость? Знаете, барышня, не могу избавиться от мысли, что вы напоминаете мне засланного казачка! Вас не слишком огорчит известие, что в военное время таких, как вы, расстреливали на месте – как провокаторов и подстрекателей? – Он распалялся, ломались тормоза, он довлел своей гневной массой над морально истощенной женщиной.
– Прекращайте, майор, – протестовал, спотыкаясь через слово, Котов, вступаясь за коллегу по цеху. – Как вы можете обвинять Дарью Алексеевну? Никто из нас не знал, что так закончится. Она действовала импульсивно…
– А вам я рожу сейчас начищу импульсивно! – взорвался Глеб… и с шумом выпустил пар. Неудачное время для демонстрации темных сторон души. – Ладно, Дарья Алексеевна, с вашим неугомонным усердием мы разберемся позднее. Просьба не отставать. И готовьтесь к тому, что через некоторое время вам и вашему коллеге придется все рассказать. Под словом ВСЁ я понимаю именно то, о чем вы подумали. Вранье приравнивается к даче ложных показаний… в военное время. Ну, что там у вас? – Он резко повернулся к своим товарищам, которые втроем возились с Вадиком, как с малым дитем, не зная, как к нему подступиться.
– Я сейчас, Глеб Андреевич, я уже готов… – бормотал перекошенный от боли Вадик, опираясь на плечи товарищей. – Да вы не волнуйтесь, я сейчас соберусь… и сам смогу ковылять на одной ноге…
С душераздирающим скрежетом распахнулся люк на потолке – практически над горсткой людей! И за мгновение до того, как разразилось самое страшное, Глеб проорал каким-то чужим, до упора искаженным голосом:
– А ну, кыш отсюда!!! – И добавил что-то еще, «лечебно»-матерное – но уже не помнил, поскольку катился колбаской, уходя от стучащего по полу свинца!
Ведь чувствовал, что нельзя здесь оставаться, бежать надо! Эти твари прекрасно ориентировались на собственном корабле! Потерпев фиаско, поползли по своим норам и переходам и подкараулили промешкавших «резинщиков»! И снова воздух раскалился от обилия огнедышащего свинца. Дышать было нечем от пороховой гари. Бренчали, падая на пол, отстрелянные гильзы. С воем куда-то покатилась Даша. А те, что успели рассыпаться, уже сидели на коленях и долбили по открытому люку, в черноте которого бесились яркие светлячки. Не пропадала даром многолетняя выучка. Даже ошибки исправляли оперативно. Охнуло что-то наверху, свалился с противным дребезжанием автомат. А потом в люке что-то ударилось, заскрипело… и через мгновение от черного квадрата отделилось мертвое тело, завалилось головой вперед, зацепилось за края створа «задними» конечностями, но под собственной тяжестью пробило препятствие и в наступившей тишине шмякнулось на пол – в двух шагах от истекающего кровью Вадика Морозова…
Из раскроенного черепа сгустками выдавливалась кровь и мозговая жидкость. Еще один доходяга с синим лицом и красными, как у альбиноса, глазами, – боже, как они тут все похожи… Но этот тип был никому не интересен. Люди потрясенно смотрели на Вадика, у которого две пули застряли в груди, и он был как-то непривычно тих…
Глеб орал, как ненормальный: пошли вон все отсюда! Он держал под прицелом пустой люк – слава всевышнему, что у этих чертовых вояк не было в арсенале гранат! Никита с Платоном схватили под мышки Вадима, Крамер пинками подгонял гражданских, а Глеб пятился, прикрывая отход. Желающих пострелять из люка больше не нашлось, но возня там была – впрочем, быстро прекратилась после того, как Глеб ввалил в черноту десяток пуль. Они отступали к машинному отделению, Крамер кинулся на разведку – не поселилась ли в их отсутствие какая-нибудь нечисть. Пыхтя, отдуваясь, сквернословя, словно грузчики в порту, втащили Вадима в замкнутое помещение, напичканное машинерией. Положили на тряпки… и застыли в скорбном оцепенении. Вадик был мертв – две пули угодили в хваленый кевларовый бронежилет, но это еще ладно – третья поразила шею, и шансов выжить у пацана было меньше, чем жениться на красавице Шурочке с Большой Морской улицы, которую он обхаживал три года – с тех пор, как явился молоденьким салажонком в часть после военного училища…
Крамер смертельно побледнел. Померк и отвернулся Никита. Платон неуверенно брякнул:
– А он живой или чё?.. Вот черт!.. – И заткнулся.
Слезы наворачивались и душили. Ну почему?! В мирное-то время! Вот уж чего не ожидали от этой командировки… Глеб опустился на колени, не в силах справиться с потрясением, закрыл Вадику истекающие болью глаза, провалился в ступор. Никто не виноват, его не бросили, просто так вышло, что пули отыскали именно Вадика. А остальным еще пришлось трясти оружием, отыскивать под огнем мишень…
– Теперь он точно передаст привет Олежке Оболенскому… – потерянным голосом сообщил Крамер. И грязно ругнулся через плечо, игнорируя присутствие дамы.
Бродили, как сомнамбулы, – проверяли, нет ли в машинном отделении замаскированных ловушек, неконтролируемых люков, подперли арматурой несколько подозрительных крышек. Вадика перенесли в прохладный закуток под сепаратором для очистки топлива, прикрыли тряпьем. Сидели, сбившись в кучку, без аппетита жевали пресные галеты и земляничное печенье, бог ведает как попавшее в сухой паек, запивали водой из фляжек. Неодобрительно косились на Котова, который извлек из заплечной сумки плоский вакуумный судок, достал из него бутерброды с форелью и поглощал их, отвернувшись. Жестом предложил Даше, но та лишь сглотнула и мотнула головой, наглядно давая понять, что случится с едой, если она попадет ей в желудок.
– Ну что вы смотрите? – неласково покосился Котов на спецназовцев. – Жена бутерброды сделала – в «Ашане» форель купила за триста рублей.
– Да жуйте хоть трюфель вместе со свиньей, – проворчал Глеб, – нам-то что? Надеюсь, от кальция и фосфора голова у вас окрепнет и мысль будет выражаться точно, быстро и доходчиво.
– О чем это вы? – насторожился Котов. И громко икнул, когда Глеб забрал его сумку и высыпал содержимое на пол. Перебирал какое-то белье в полиэтилене, ненужный в океане сотовый телефон, кофты, термобелье, минеральную воду, портативную рацию ICOM с потухшим экраном, которую он повертел в руках, покачал головой и бросил обратно в сумку.
– Что вы делаете? – Котов густо покраснел. – Это не ваше…
– Предпочтете, чтобы он вас сразу пристрелил? – осведомился Никита, и Котов, поперхнувшись, умолк.
Копаться в чужих вещах было не самым излюбленным занятием майора Дымова, но он был вынужден поступиться принципами. Впрочем, и в сумке Дарьи Алексеевны после тщательного осмотра не нашлось ничего интересного – за исключением аналогичной, отказывающейся работать на «Альбе Майер» рации.
– Вы довольны? – пробормотала женщина, неприязненно его разглядывая.
– Оружие есть? – в лоб осведомился Глеб.
По женским глазам он понял, что оружия у нее нет. По глазам же Котова понял обратное. Тот тоже понял, что майор спецназа все понял, тяжело вздохнул, забрался в глубокий внутренний карман штормовки и медленно извлек, держа двумя пальцами за рукоятку, относительно компактный полуавтоматический пистолет «браунинг» модели FN, производимый в Бельгии с 1910 по 1983 год. Еще раз вздохнул и положил пистолет на пол.
– Это криминал, майор? – проворчал он недружелюбно. – Вы еще спросите, есть ли у меня разрешение. Кстати, должен признаться, что я практически не представляю, как из этой штуки стрелять. Просто выдали перед поездкой – под роспись. Должен вернуть начальнику службы безопасности…