Официант радостно кивнул и поспешил выполнять заказ. Убедившись, что на него никто не обращает внимания, Рашников достал новый телефон и набрал московский номер. Через несколько мгновений он услышал голос:
– Алло, я вас слушаю.
– Петя, это я, дядя Женя, – сказал условную фразу Рашников, – я уже в Москве.
– С приездом, – радостно отозвался его «племянник».
– Спасибо. Ты забрал чемоданы из камеры хранения?
– Конечно, забрал. Они у меня. Но я их не открывал, у меня нет ключей.
– Правильно сделал. И не нужно их трогать. Я должен их передать другим людям. Мне понадобится информация для работы. Я оставлю для тебя сообщение на почте. Ты забери там конверт. Он будет на твое имя, до востребования.
– Все понял, – ответил «Петя», – гонорар будет обычный?
– Нет, не обычный. Считай, что я его повышаю в два раза. Тебя устраивает такой вариант?
– Еще как. Спасибо, «дядя Женя», – иронически хмыкнул «племянник».
Рашников убрал телефон. Во время своей первой встречи с Лосякиным он весьма лукавил, изображая недоумение по поводу подозрений в его причастности к двум убийствам, происшедшим в Москве.
Лосякин был убежден, что эти убийства – дело рук Рашникова. Но даже он, изучивший послужной список и методы «ликвидатора», не знал, до какой степени Рашников всегда продумывал свои операции, строя глубоко эшелонированную оборону на случай внезапной неудачи. Откуда было знать Лосякину, что из санатория Рашников вылетел в Санкт-Петербург, где у него была знакомая женщина, с которой он действительно несколько раз встретился. Затем он отправился в Москву, а в одной из гостиниц северной столицы по документам Игоря Рашникова остался жить совсем другой человек. Соответствующие счета и квитанции были оформлены на имя Рашникова. Все это при желании можно было легко проверить, и все концы с концами сошлись бы. И никому бы не пришло в голову, что на самом деле вместо Рашникова в гостинице проживал совсем другой человек.
Ни Лосякин, ни его сотрудники, ни их коллеги в Службе внешней разведки даже не могли себе представить, что у Рашникова мог быть помощник. «Ликвидаторы» всегда и везде действовали в одиночку. Это был непреложный закон. Им даже запрещалось иметь связных в тех странах, куда они отправлялись на задания. Но Посол, привыкший рассчитывать все до мелочей, работая на конечный результат, прибегал к нестандартным приемам. Действуя вопреки устоявшимся правилам, он нашел себе помощника. Они познакомились четыре года назад, и с тех пор Рашников пользовался по мере необходимости его услугами. Никто даже предположить не мог, что рядом с «Послом» может появиться какой-то дилетант, которого он возьмет в ученики и сделает своей тенью.
Рашников развернул газету, купленную в киоске. На первой странице был помещен большой портрет московского мэра. Журналист анализировал шансы мэра на предстоящих президентских выборах. Он скрупулезно исследовал все доводы «за» и «против» избрания. Рашников читал с интересом. Он вдруг подумал, что журналист не учел одного фактора, который мог стать решающим в начинающейся предвыборной кампании. Мэр мог просто не дожить до начала выборов. Рашников еще раз взглянул на портрет и убрал газету. Судя по изрядному количеству влиятельных врагов, которые появились у мэра, едва только началась избирательная кампания, среди заказчиков Рашникова мог оказаться любой из них. Впрочем, самому Послу это было совершенно безразлично. Для него было важно качественно выполнить заказ и получить свои деньги со счета. Все остальное – из разряда лирики. Он даже не стал рассматривать вторую фотографию в газете, где мэр был изображен со своими детьми. Работу нужно делать спокойно и хладнокровно, любые эмоции, переживания здесь лишние. Приговор выносили заказчики, они и отвечали за него и перед богом, и перед людьми. А палач всего лишь инструмент, с помощью которого реализуется их желание.
День тринадцатый. Москва. Четверг. 5 июля.
Они сидели в кабинете Тимакина уже второй час. Самедов не стал уходить. Он остался, ожидая решения Бориса Макаровича. Тот, в свою очередь, не стал настаивать, чтобы его неприятный гость покинул больницу, понимая, что это может сослужить дурную службу несчастной Элле. Тимакин надеялся выиграть время и уговорить Самедова отпустить женщину, чтобы затем найти какой-нибудь способ передать раненого в милицию. Другого шанса на спасение Саида он не видел.
Но и Самедов понимал, что Борис Макарович тянет время, понимал он и то, что деваться тому некуда, поэтому терпеливо ждал, когда Тимакин решится сдать им раненого. Он успел услышать в трубке крик Эллы, который ударил его по нервам.
– Борис Макарович, дорогой, – кричала она, – вызовите милицию! Они преследуют Саида. Не говорите им ничего и не отдавайте им Саида. Они вам ничего не сделают...
Отдав телефон, Тимакин закрыл лицо руками. Он просидел так несколько минут, пытаясь сообразить, что ему делать. Надо бы попытаться уговорить подполковника, хотя какие уговоры могут подействовать на профессионала, имеющего конкретное задание. Неожиданно раздался еще один звонок, и подполковник снова достал свой мобильный телефон.
– Кужелева спит, – услышал он сообщение своей сотрудницы, – она попыталась кричать, и нам пришлось ее усыпить.
Самедов взглянул на Тимакина. К счастью, тот не мог слышать, какому испытанию подверглась его молодая родственница.
– Сколько времени это продлится? – осторожно спросил он.
– Часа два или три.
– Хорошо. Мы постараемся закончить за это время. – Самедов убрал телефон и обратился к доктору: – Я думаю, вы понимаете, что у нас не так много времени.
– Вы же профессиональный офицер, – нахмурился Борис Макарович, – как вам не стыдно? Вы ведете себя как настоящие бандиты.
– Я действительно офицер, – спокойно подтвердил Самедов, – и именно поэтому я выполняю свой долг. Я меня есть конкретный приказ – найти и арестовать человека, подозреваемого в измене родине, в других государственных преступлениях. Я обязан этот приказ выполнить.
– Но вы находитесь на территории другого государства, – попытался возразить Тимакин.
– Поэтому я и прошу вас о помощи. Если бы все это происходило на территории моего государства, я бы лично проверил всех находящихся в вашей больнице пациентов. Неужели вы не понимаете, что речь идет о государственном преступнике?
– Человек не может быть назван виновным иначе как по приговору суда, – пробормотал Борис Макарович, – как видите, я знаком с некоторыми основополагающими нормами права.
– Он виновен, – упрямо подтвердил Самедов, – и его вина доказана нашей прокуратурой. Против него собран достаточный обвинительный материал.
– Тогда потребуйте его официальной выдачи. Почему вы не вызываете милицию?
– В ваших правоохранительных органах есть много людей, сочувствующих таким типам. Нам могут его не выдать.
– Вот видите. Вы боитесь, что ваши доказательства могут оказаться не такими уж убедительными для нашей милиции.
– В любом государстве есть одна непреложная истина, – возразил Самедов, – это интересы государства.
– Вот, вот, – кивнул Тимакин, чуть поморщившись, – вся ваша беда в том, что вы верите в существование абсолютной истины. Вы полагаете, что носителем абсолютной истины может быть ваш Президент, или ваш прокурор, ваш министр или ваш судья. Но на самом деле в подлинно демократическом обществе ни у кого не может быть права на абсолютную истину. Это и есть свобода, когда все понимают, что истина может быть только относительна. И у каждого она своя. А в тоталитарном государстве господствует идеология либо мнение сильного. Уважение к чужой истине и к чужому мнению, даже отличному от мнения первых лиц государства, – относится к ценностям демократии.
– Это в Европе, где есть традиции, – возразил Самедов, – а в наших странах еще долго будет господствовать идеология абсолютной истины. Можно подумать, что в вашем государстве Президент не является носителем подобной истины. Во всяком случае, он так считает.
– И за это его критикуют, – напомнил Борис Макарович. – Или вы считаете, что между вашим и нашим государством нет разницы?
– Не будем спорить, доктор, – примирительно сказал подполковник, – давайте по-хорошему. Вы говорите мне фамилию, под которой зарегистрирован ваш пациент, и я сразу ухожу отсюда. А вы получаете вашу родственницу в целости и сохранности. В противном случае...
Борис Макарович напрягся, ожидая окончания.
– ...Вы можете ее никогда не увидеть, – подытожил Самедов.
– Сначала отпустите женщину, – чуть подумав, сказал Тимакин, – а уже затем мы будем говорить.
– Это невозможно, – возразил Самедов, – вы, очевидно, меня не понимаете. Вы не в том положении, чтобы диктовать свои условия.
– Возможно, – согласился Борис Макарович, – но с насильниками, врывающимися в ваш дом, вообще бесполезно вести какие-нибудь переговоры. Вам так не кажется?
Подполковника трудно было вывести из привычного состояния равновесия. Он вздохнул, посмотрел на часы. Как не вовремя они усыпили эту дамочку, подумал Самедов. Но, очевидно, у них не было иного выхода.
– Так вы отказываетесь? – спросил он врача. – Я меня нет времени с вами разговаривать.
– Я должен посоветоваться со своим пациентом, – неожиданно сказал Тимакин, – согласитесь, что это и его касается.
– Согласен, – кивнул Самедов, – сколько времени вам нужно?
– Полчаса. Я должен ему позвонить.
– Вы хотите сказать, что его нет в больнице?
– Я сказал то, что хотел сказать.
– Хорошо, – согласился подполковник, – я уйду и вернусь ровно через полчаса. Я думаю, вам рассказали кое-что о вашем пациенте. Если вы вызовете милицию или позвоните в ФСБ, не скрою, у меня будут некоторые неприятности. Но у вас их будет гораздо больше. И самое главное, что нам все равно через день или через два его выдадут. А вот уголовное дело против вас закроют еще нескоро. Так что вы об этом не забывайте.
Он поднялся и вышел из кабинета. Тимакин остался один. Он сразу потянулся к телефону, поднял трубку, но затем, подумав немного, положил ее обратно. Его гость был прав, в логике Самедову трудно было отказать.
Борис Макарович позвал сидевшую в приемной секретаршу. Она осторожно вошла, не понимая, по какой причине неизвестный гость так долго задержался в кабинете у заведующего.
– Он ушел? – коротко спросил Борис Макарович.
– Ушел, – испуганно подтвердила она, увидев лицо Тимакина. Она никогда не видела у него такого выражения на лице.
– Спустись вниз и проверь, он вышел из больницы или нет, – попросил Тимакин.
– Хорошо, – девушка вышла из кабинета.
Борис Макарович сидел еще целую минуту. Затем быстро поднялся и вышел в коридор. Там стояли несколько человек. Он подумал немного и вернулся в свой кабинет. Нельзя было рисковать. Через несколько минут вернулась секретарша.
– Он вышел из больницы, – подтвердила она.
Тимакин поднял трубку и набрал номер главного врача.
– Вы можете вызвать меня к себе? – попросил он.
– Как это вызвать? – удивился главврач. Они были знакомы с Тимакиным много лет. Он не понял Бориса Макаровича, когда тот позвонил ему с подобной просьбой. Он не мог вызвать заведующего кафедрой медицинского института, доктора наук, известного врача, пусть даже работающего в руководимой им больнице. Он мог только позвонить и пригласить его к себе.
– Вызовите меня официально, – повторил свою просьбу Тимакин, – мне нужно, чтобы вы вызвали меня через вашего секретаря.
– Хорошо, – согласился главврач, по-прежнему недоумевая.
Через минуту Тимакину позвонили по внутреннему селектору, попросили его спуститься на второй этаж. Зайдя в приемную, он увидел там молодого врача, с которым он не был знаком. Дождавшись, пока тот выйдет, Тимакин быстро прошел в палату, находившуюся рядом с кабинетом главного врача. Саид, увидев его, чуть приподнялся.
– Я нас проблемы, – сказал Борис Макарович, – я сейчас вам все расскажу, и мы вместе решим, что нам делать.
Саид слушал его молча, ни разу не перебив. Только бледнел еще больше. Когда Борис Макарович закончил свой рассказ, Саид, с трудом опираясь на правую руку, поднялся и сел на кровати. После чего решительно сказал:
– Пусть мне принесут одежду. Я поеду к ней.
– Нет, – возразил Тимакин, – мы вызовем милицию и освободим Эллу. Так будет правильнее.
– Нет, не правильнее, – возразил Саид, – вы сделали операцию человеку, у которого было огнестрельное ранение, и не сообщили об этом, вы положили меня в палату под чужим именем. Если об этом узнают, у вас будут неприятности. Могут даже возбудить уголовное дело. Нет. Я не могу так подводить людей, которые мне помогли. Кроме того, они не отпустят Эллу, даже если мы вызовем милицию. Вы не знаете этих людей, доктор, а я знаю. Если они увидят, что милиция приехала в больницу, они убьют Эллу, чтобы не оставлять свидетелей. Поймите, что я не имею права рисковать жизнью человека, который меня спас.
– Может быть, – неожиданно сказал Борис Макарович, – может быть, вы и правы. Но я вам не позволю покинуть больницу. Я каждого врача есть свои обязательства перед пациентами. Я не могу позволить вам уйти.
– Я меня нет другого выхода, – твердо заявил Саид, – и не пытайтесь меня удержать, доктор. Вы сделали все, что могли. Поймите, что я не имею права подставлять женщину, которая столько для меня сделала. Если с ней что-нибудь случится, я себе не прощу этого никогда в жизни. Никогда.
Тимакин молчал. Он не знал, что сказать.
– Я поеду с вами, – наконец предложил он.
– Нет, – возразил Саид, – если вы соберетесь ехать со мной, они просто не дадут нам уйти из больницы, решив, что мы хотим сбежать. Я попытаюсь ускользнуть через другой выход. Они ведь не знают, что я уже хоть и с трудом, но могу ходить.
– Вы ставите меня в трудное положение, – признался Тимакин, – я впервые в жизни не знаю, как поступить.
– Отпустите меня, – улыбнулся Саид, – это будет лучшее, что вы можете сделать. Для мужчины нормально, если он защищает женщину. Я нас любят вспоминать слова Расула Гамзатова, который сказал, что настоящие мужчины дерутся только в двух случаях. За землю и за любимую женщину. Во всех остальных случаях дерутся петухи, сказал поэт. А я иду защищать женщину, которая спасла мне жизнь. И которая мне нравится, – добавил он вдруг.
– Они могут вас убить.
– Нет, – возразил Саид, – они не станут меня сразу убивать. Им нужно еще выяснить некоторые подробности. Так что они увезут меня, оставив Эллу в ее квартире. Вот тогда вы должны будете поехать туда и забрать ее к себе. Хотя бы на два-три дня. Чтобы она не оставалась одна. Еще лучше, если вы объявите Самедову, что рассказали эту историю своим друзьям. И если с вами что-нибудь случится, то подполковника Самедова будут искать. Я думаю, в этом случае он поостережется что-либо предпринять против вас. Они ведь в самом деле не бандиты. Им важно схватить меня. А вы можете позвонить в милицию, когда я буду в квартире Кужелевой. Ведь для меня важно, чтобы мы не подвели вас.
– Это не самое важное… – нетерпеливо заметил Борис Макарович.
– Нет, это для меня самое важное, – возразил Саид.
– Я сделаю все, как вы мне скажете, – согласился Тимакин. И тяжело поднялся со стула. Посмотрев на Саида, он вдруг сказал: – Должен признаться, я не сомневался, что вы именно так и поступите. Вы сразу показались мне порядочным и храбрым человеком. Кажется, Кант говорил, что значение и смысл этого мира мы должны создавать сами, своей собственной энергией. Я даже немного завидую вам. Вы один из тех, кто может творить свой собственный мир.
День тринадцатый. Москва. Четверг. 5 июля.
Вчера пришло сообщение из Нью-Йорка. Там подтверждался перевод денег в Варшаву, осуществленный по поручению банка Аркадия Тальковского. Сообщение из Варшавы, полученное сегодня утром, оказалось менее приятным. Выяснилось, что наличные деньги были перевезены на Кипр в филиал известного английского банка, где и были выплачены получателю. Проведенная в Варшаве проверка подтвердила, что деньги были получены на Кипре представительством крупной английской компании.
В свою очередь, Корниенко передал изъятые из тайника фотографии генералу Потапову. Машков доложил о проверке, проводимой в различных городах страны, где проживали бывшие сотрудники Первого главного управления КГБ СССР. Собрав все материалы, Потапов отправился на доклад к руководству. Директор слушал его молча и хмуро. Только известие о тайнике и обнаруженной на даче погибшего Лосякина крупной сумме денег заставило его недовольно скривить губы. Конечно, ему было неприятно, что его бывший заместитель оказался столь непорядочным человеком, но гораздо большим поводом для его печальных раздумий стало совсем другое: почему Лосякин сумел так удачно устроить свои дела, наладить контакты с нужными, влиятельными людьми, тогда как он, директор, сидел в своем чиновничьем кресле и не мечтал даже о половине тех денег, что нашли у его заместителя.
Потапов доложил о поступивших из Нью-Йорка и Варшавы сведениях. После чего показал фотографию погибшего генерала, на которой он стоял рядом с банкиром Тальковским. Директор долго и мрачно разглядывал фотографию. После чего поднял голову.
– Так чего вы хотите?
– Вашего разрешения на встречу с Тальковским, – пояснил Потапов.
– Зачем? – спросил хозяин кабинета. – Вы же сами говорите, что на Кипре деньги получали представители английского банка. Какие претензии у вас есть к Тальковскому, кроме этой фотографии?
– Они были хорошо знакомы с Кириллом Сергеевичем, – возразил Потапов, – кроме того, у генерала была найдена очень крупная сумма денег. Даже в своем тайнике он держал сумму гораздо меньшую, чем та, которую обнаружили в салоне его автомобиля. Я считаю, что все эти факты говорят сами за себя. Возможно, что, прибегая к услугам наемного убийцы, Лосякин вел игру не на стороне Тальковского, а против него. Мы не можем исключить ни один из вариантов.