Я открываю большую коробку. Еще ленточки. И толстая папка ламинированных сертификатов.
— Ладно, проехали, — говорю я нарочито небрежным тоном. — Скажи лучше — как он себя чувствует?
— Примерно как вчера. Только теперь он бегает снаружи, и нам никак не загнать его внутрь. Даже и не знаю, что делать, если он никого не будет к себе подпускать. Может, не надо было его привозить…
— Еще чего выдумал!
Я завожусь… и спохватываюсь. Я сама от себя такой горячности не ожидала.
Дэн пристально смотрит на меня с другого конца комнаты.
— Ты, наверное, права, — говорит он. — Но с его копытами надо срочно что-то делать, а как, если к нему прикоснуться не удается?
— А что, обязательно надо прямо так подходить? Да еще и немедленно?
— Ты же видела его ноги.
— И что ты собираешься делать?
— Наверное, возьму пневматическое ружье и дротик с транквилизатором…
— А у тебя есть?
Он кивает.
— Как же без них? К нам в центр иногда ого-го какие буйные попадают.
— Да уж, — говорю я. — Догадываюсь.
Я тереблю край свитера, глядя себе под ноги. Потом поднимаю взгляд и вижу, что Дэн по-прежнему на меня смотрит.
— Такие очень редко встречаются, верно? — говорит он.
Я понимаю, что он имеет в виду масть коня, и медленно киваю.
Мы снова молчим.
— Ну ладно, — говорит он. — Пойду я, пожалуй. Ты не возражаешь, если я заеду за Евой в районе семи?
— Зачем?
— Подвезу на работу.
— Это ты о чем?
— Завтра она начинает работать у меня в центре.
— Знаешь, я по-прежнему не в курсе, о чем речь!
— Твоя мама позвонила мне и спросила, нельзя ли Еве помогать с жеребятами, пока лето.
— Вот как? — говорю я. — Позвонила?
— А что, что-то не так?
— Наверное, все так, — говорю я. — Не считая того, что меня никто не удосужился спросить.
Вид у Дэна становится озабоченный.
— Да ладно, все путем, — говорю я, пытаясь переварить услышанное. — Если ей этого хочется, я только рада. По крайней мере, буду хоть знать, где она и чем занята.
— Может, тебе надо подумать?
— Нет, говорю же, я была просто не в курсе. А так все замечательно, я могла бы сама и подвезти ее.
— Ты уверена? Мне совсем не сложно заехать за ней…
— Нет, я сама ее привезу.
— Тогда договорились.
Дэн переминается с ноги на ногу, потом начинает двигаться к двери.
— Ладно, пока. Я просто зашел убедиться, что у тебя все в порядке.
— Все хорошо, — говорю я.
Он поворачивается уйти, но останавливается на пороге. И опускает голову, уперев ладони в косяки. Потом вновь разворачивается ко мне.
— Отлично выглядишь, Аннемари. И вообще, так здорово тебя снова увидеть.
— Взаимно, — говорю я.
И он уходит.
* * *Я застаю Мутти в садике — она занимается прополкой. Гарриет валяется в травке неподалеку — этакая расплывшаяся колбаска. «И ты, Гарриет?»
— Дэн заходил, — начинаю я, останавливаясь поблизости.
Мутти щурится на меня снизу вверх — я стою со стороны солнца.
— Говорит, ты пристроила Еву поработать у него до осени.
— Ну да, утром сегодня, — кивает она, заслоняя глаза ладонью в рабочей перчатке.
— А как насчет того, чтобы моего мнения для начала спросить?
— Меня Ева попросила позвонить ему. Я думала, ты знаешь.
— Так вот, я не знала.
— Ну ладно, извини, — говорит она и вновь нагибается над грядкой, втыкая в землю совок.
— Мутти, мне это не ладно.
Она откладывает совок и вновь поворачивается ко мне.
— Ты сердишься?
— Да, сержусь.
— С какой стати? Что такого случилось? Ты бы хотела, чтобы летом она занималась чем-то другим?
— Тут кругом масса всяких занятий.
— Там то же самое, — говорит она.
— Да не в том дело!
— А в чем?
Я делаю паузу, чтобы не разораться, а говорить более-менее спокойно.
— Дело в том, Мутти, что я — ее мать. И такие решения следует принимать мне. Не ей. Не тебе. Именно мне. А ты все организовала у меня за спиной.
Она выставляет подбородок и сводит губы в тонкую линию, придавая лицу выражение оскорбленной невинности.
— Я не сделала ничего плохого! — произносит она, и в голосе прорывается немецкая отрывистость. — Ко мне подошла Ева. Попросила меня позвонить Дэну и узнать, не пригодится ли там ее помощь. Я позвонила, и он сказал: «Да». Естественно, я была уверена, что Ева переговорила с тобой и ты просто не хотела сама звонить ему.
Если это не так, что ж, мне очень жаль. Но я, извини, не виновата, если твоя дочь не решается к тебе обратиться!
— Я вполне способна разговаривать с Дэном. И каковы бы ни были мои отношения с дочерью, все равно… через мою голову…
— Вот, значит, как ты со мной, Аннемари, — говорит Мутти, возобновляя прополку.
На этом я умолкаю. Что бы я теперь ни сказала, выяснение отношений превратится в безобразную ссору.
И я ухожу. Я иду разыскивать дочь.
* * *Я обнаруживаю ее в конюшне. Она чистит Бержерона.
Белый красавец терпеливо стоит на развязках. Ева сидит на корточках и орудует резиновым скребком. В дверях одного из денников я замечаю Луиса. Он сгребает в аккуратную кучку навоз и опилки. Ева что-то говорит ему. Он смеется в ответ.
При виде меня она вскакивает.
— Ой, мам! Угадай, что скажу!
— И что же? — говорю я.
Но я весьма далека от радостного возбуждения.
— Жан Клод сказал, если я буду помогать ему с Бержероном и школьными лошадьми, он мне уроки будет давать!
— Да что ты? Так и сказал?
— Ага, и угадай что еще?
— Ну и?
— Мутти сегодня утром позвонила тому самому Дэну, и он сказал, что я могу ему все лето помогать с жеребятами! Во круто, прикинь?
Я смотрю на свою дочь. Она в джинсах, доходящих — ну надо же — до самой талии, на ней рабочие сапоги, в которых не видно синего педикюра, и свитер, измазанный лошадиной перхотью. Потом я замечаю, что на лице у нее ни следа макияжа, а выражение… Ева прямо светится. Такого я уже года два не видала.
— Точно, — говорю я. — Круто. Круче только хвост поросячий…
Глава 7
Без четверти семь в мою дверь начинают натурально ломиться.
— Ma, вставай скорей, не то я опоздаю!
Я смотрю на часы, щурясь против косого утреннего света.
— Хорошо, сейчас встаю, — кричу я и перекидываю ноги на пол.
Гарриет, пригревшаяся на одеяле, с ворчанием скатывается с кровати.
— Встретимся у машины!
Я впрыгиваю в джинсы, брошенные вечером на стул. Чуть задерживаюсь у зеркала, чтобы продрать глаза и разок-другой махнуть щеткой по волосам. Потом возвращаюсь уже от самой двери, торопливо хватаю губную помаду…
Прибыв в центр по спасению лошадей, мы застаем Дэна в кузове грузовика с откинутым бортом. В руках у него лопата, он закидывает опилки в тракторный прицеп. Увидев нас, он спрыгивает наземь и поднимает на лоб респиратор.
— Доброе утро, дамы, — говорит он, подходя к нам по хрустящему гравию. — А вы вовремя!
— Еще не хватало мне свой самый первый рабочий день начать с опоздания, — отвечает Ева.
— Ни в коем случае, — говорит Дэн. — А то бы я сразу из твоего заработка вычел.
Я быстро спрашиваю:
— Так ты ей платить собрался?
Он усмехается:
— Да нет.
— Ну ладно…
Он поворачивается к Еве.
— Может, кофейку перед трудовым днем? Кофейник там, в конторе, в конце главной конюшни. — Он указывает рукой в перчатке, куда идти. — Вернешься, я тебя к делу приставлю.
— Слушаюсь, босс, — говорит Ева.
Я провожаю ее взглядом. Когда она скрывается, я оборачиваюсь. Дэн смотрит на меня.
— Надеюсь, ты не возражаешь, что я ее отправил кофе пить, — говорит он. — Наверное, я сначала тебя должен был спросить?
— Нет, все в порядке. Ева в основном делает, что пожелает.
Сказав это, я некоторое время молчу, обдумывая сразу две вещи. Во-первых, вероятно, не стоило этого говорить. А во-вторых, Мутти примерно так же отзывалась обо мне самой.
— Спасибо, что разрешил ей помогать, — продолжаю я. — Для нее это так много значит!
— Это для нас всех много значит. У нас вечно рабочих рук не хватает. Да, кстати, и денег. То есть припасов и… Блин, да у нас куда ни кинь, всюду клин!
Повисает неловкая тишина.
— Короче, — говорит он, — я так понимаю, вы с ней сюда на лето приехали?
— Ну, как минимум.
— Как минимум?
Я медлю, прикидывая про себя, что может ему быть на сегодня известно.
— Мы с Роджером разводимся, — говорю я наконец. — Учитывая еще и папину болезнь… В общем, я решила вернуться.
— Извини, — произносит он. — Я не знал. В смысле, про развод.
— Да ладно.
За спиной скрипит гравий. Оглянувшись, я вижу выходящую из здания Еву. В руках у нее чашка под шапочкой белой пены.
— Извини, — произносит он. — Я не знал. В смысле, про развод.
— Да ладно.
За спиной скрипит гравий. Оглянувшись, я вижу выходящую из здания Еву. В руках у нее чашка под шапочкой белой пены.
— Дэн, — говорю я. — Можно мне еще разок посмотреть на того коня?
— Конечно. В любой момент.
— Спасибо. В котором часу забрать Еву, если до тех пор не увидимся?
— А вот и я! — улыбается моя дочь, подходя к нам.
— Я сам ее завезу, — говорит Дэн. — Мне все равно нужно будет сегодня к вам заглянуть. Одной из ваших школьных лошадей надо зуб подпилить.
Я киваю:
— Договорились.
* * *Конь стоит в том же выгуле, где я последний раз его видела. Шея вытянута, уши отведены немного назад — весь вид дышит подозрительностью. Судя по всему, Дэн к нему таки подобрался. Копыта благополучно расчищены, конь подкован. Я приглядываюсь пристальнее. Это ортопедические подковы, сзади у них перемычка.
Если вспомнить, как выглядели его копыта всего лишь третьего дня, сегодня вид у них, прямо скажем, очень даже приемлемый.
Господи, ну до чего же он на Гарри похож… И дело даже не в белых полосках, аккуратными зигзагами бегущих по темно-медной шерсти. Форма головы, морда… Просто невероятное сходство. Если бы не глаз…
Я вновь обхожу его вдоль забора. На сей раз я готова к тому зрелищу, которое скоро увижу. Конь снова поворачивается вместе с мной, все время держится ко мне левым боком.
Подобравшись как можно ближе, я подхожу к забору и прислоняюсь к нему, опускаю подбородок на сложенные руки.
— Привет, — говорю я тихо. — Здравствуй, красавчик.
Он поворачивает голову, и у меня снова перехватывает дыхание при виде пустой глазницы.
Слава богу, травма не выглядит свежей. По-моему, глазница успела зарасти кожей и даже шерстью, хотя в точности сказать нельзя — все в глубокой тени. На щеке и на лбу у него шрамы. Длинные полосы без шерсти. Словно трещины на асфальте, залитые свежим битумом.
Конь вскидывает голову и разглядывает меня. Его ноздри раздуваются при каждом вздохе. Он втягивает мой запах.
— Что же с тобой случилось, маленький? — стоя неподвижно, спрашиваю я вслух.
Он длинно фыркает, вытягивает шею и отряхивается. Потом начинает двигать ушами. Каждым по отдельности. Мое сердце стискивает невидимая рука.
— Господи всеблагий, — тихо вырывается у меня.
Минутой позже я решительным шагом вхожу в конюшню, где Дэн с Евой вычищают жеребячий загон.
Я требовательно спрашиваю:
— И что ты намерен с ним делать?
— С кем? — спрашивает Дэн.
— С гнедым, — поясняю я нетерпеливо. — С тем полосатым.
— Ну, вообще-то… — начинает он, сообразив, что к чему. — Я собирался его подлечить, а потом попробовать найти ему дом.
— Я его хочу, — произношу я.
Дэн глядит на меня, опираясь на лопату.
— Я серьезно. Я его хочу.
— Ты уверена? По мне, он будет далеко не подарок, когда в чувство придет…
— Уверена. Абсолютно уверена. Никогда в жизни так уверена не была.
— Ну хорошо, хорошо. Как только мы его…
— Нет. Я его хочу прямо сейчас.
— Ни в коем случае. — Дэн качает головой. — Начнем с того, что я его в конюшню-то загнать не могу. Как, по-твоему, мы его в коневоз будем затаривать?
— А так, как ты делал. Дротик с успокоительным, или что там для этого надо. Все, что я знаю, — это то, что я его хочу прямо сейчас!
— Аннемари, я все же не думаю…
— А мне все равно. Если только ты его кому-то не пообещал, я не вижу, почему бы тебе не отдать его мне!
Он колеблется, и я продолжаю:
— Я хочу сама с ним работать. Хочу сама привести его в надлежащее состояние. Я тебе возмещу затраты на аукцион. И за перевозку…
— Да я не про деньги…
— Кто бы сомневался. Я хочу этого коня, Дэн!
Он все вглядывается в мое лицо. Мы сталкиваемся взглядами. Я чувствую, как мой подбородок выезжает вперед, в точности как у Мутти, а губы сжимаются в узкую черту…
— Ну ладно. Уговорила. Признаться, я даже не особенно удивлен…
* * *За ужином Ева осыпает меня вопросами — с какой стати мне приспичило заиметь этого коня? Когда я принимаюсь ей объяснять, что пежины у него в точности как у Гарри, она смотрит на меня непонимающим взглядом. Боже правый, разве я не удосужилась ей рассказать про Гарри?.. Уму непостижимо!
— Неужели ты никогда не слышала про Гарри? Про коня, который со мной разбился тогда?..
Краем глаза я замечаю, как вскидывает взгляд Жан Клод.
— Это он на всех снимках в конюшне? — спрашивает Ева.
— Да, это он.
— Это после того случая они решили, что у тебя матка разорвана?
Я давлюсь куском. Так-то оно так, но неужели это все, что ей известно о моем падении на соревнованиях?
Я кошусь на Жана Клода. Тот с непроницаемым видом смотрит в тарелку.
— Ева, твоя мать была конкуристкой мирового класса, — говорит Мутти.
Она дотягивается до блюда с клецками в соусе песто. Передав его Еве, она берется за салатницу с помидорами и свежим сыром моцарелла.
— Правда?
Ева глядит на меня с удивлением.
— Она была олимпийской надеждой, — говорит папа и растягивает рот в кривом подобии улыбки.
Я напряженно жду — сейчас начнется перечисление моих былых достижений, но папа умолкает. Возможно, потому, что Мутти подносит к его губам стакан с вином. Все продолжают есть, и мне кажется — худшее миновало.
— Олимпийская? — все-таки спрашивает Жан Клод.
Отпивает вина и откидывается на спинку стула, складывая руки на груди.
— Она победила в «Клермонт-Нэшнл», — говорит папа. — Дальше предстоял «Ролекс-Кентукки», а там — как знать?
— Так тот случай, получается, был в Клермонте? — спрашивает Жан Клод.
— Ага, — говорю я, утыкаясь в тарелку.
Меня страшит неизбежный следующий вопрос.
— Ты там ехала на… том полосатом коне? — спрашивает Ева.
— Да.
— Так вот что имел в виду Дэн, когда ты его впервые увидела. Поглядели бы вы на нее сегодня! — восклицает Ева, поворачиваясь к Мутти.
Та вскидывает брови.
— Могу представить себе…
— Дэн не хотел его ей отдавать, но она так на него насела! Хочу, говорит, и все! Ведь так было, мам?
— Ну, — смущаюсь я, — типа того…
— И ему пришлось сдаться. А то бы она его в навоз затоптала. — Ева широко улыбается. — Мам, а как ты его назовешь?
— Ну-у… — бормочу я. — Не знаю пока. Я еще об этом не думала.
— Гарри?
— Нет! — Сама эта мысль возмущает меня.
— Мне все это не нравится, — властным тоном вставляет Мутти. — У нас и так полным-полно лошадей.
— Таких точно нету, — говорит Ева. — Мам, так ты снова ездить будешь?
— Нет! — говорю я громко.
Я замечаю, что все на меня смотрят. И повторяю тоном настолько спокойным, какой только могу придать своему голосу:
— Естественно, нет. Ни под каким видом!
* * *— Так, так, Майк, сдавай потихоньку, — кричит Дэн и машет рукой.
Водитель грузовика включает задний ход и плавно подает машину ко входу в паддок.
— Так это же не коневоз, — говорит Ева.
— Правильно, — говорит Дэн. — Это грузовик для перевозки скота. Нашего парня ни под каким видом не заведешь в коневоз, да и пытаться это сделать я дал бы только через мой труп.
Он хмуро поворачивается ко мне.
— Ты точно не передумала?
Я решительно качаю головой. Я не передумала.
Мутти и папа смотрят на нас шагов с тридцати, сидя в фургоне. Когда мы погрузим лошадь и поедем домой, они последуют за нами.
Пегий держится у дальней стенки загона. Прижавшись к забору, он с подозрением следит за нашими действиями.
Я спрашиваю Дэна:
— Ты ему вколол?
Он отвечает:
— Ты же видишь. Он не мечется, а просто стоит.
— О’кей. — Водитель Майк выбирается из кабины и идет к нам по гравию, хлопая ладонями в перчатках. — Давайте сделаем это!
Они с Дэном перелезают через забор и раздвигают створки ворот паддока. Потом опускают пандус, ведущий в кузов грузовика.
Конь отскакивает в самый дальний угол и стоит левым боком к нам, роя землю копытом.
— Эй, Честер! Честер! — окликает Дэн мужчину, выглянувшего из карантинной конюшни. — Позови Джуди! По-моему, нам тут помощь потребуется!
Честер и Джуди занимают места по сторонам кузова, а Дэн и Майк начинают подбираться к мерину. Он стоит неподвижно, лишь голова высоко вскинута. Я вижу белок его единственного глаза.
— Ну давай, малыш, — шепчу я. — Давай. Никто тебя не обидит…
Дэну остается до него всего дюжина футов, когда конь вскидывается и бросается прочь. Проскочив мимо Дэна, он переходит на быструю рысь и обегает выгул, высоко задрав хвост и мотая головой. Потом вдруг резко останавливается, выбросив передние ноги, и весь окутывается облаком пыли.