В назначенное время со стороны Виминальских ворот донёсся нестройный шум шагов, возвещая приближение императора и его свиты. Впереди верхом ехали германцы-телохранители, за ними появились первые носилки, в которых несли гостей императора. Рабы в аккуратных, свежевыстиранных белых туниках сгибались под тяжестью носилок, а те, кого они несли, весело болтали и перекликались. Появилась ещё одна секция германцев, пешая, они прошли через ворота в городской стене. Их косматые бороды и странные панцири делали их вид истинно варварским. Потом появились носилки, в которых прибыли Агриппина и Нерон, а за ними носилки с самим императором, которому сопутствовал Британик. А за ними последовали и другие носилки с остальной свитой: в них прибыли Нарцисс, Паллас, Сенека – новый наставник Нерона, недавно вызванный из ссылки – и, наконец, те сенаторы и их жёны, которым была оказана высокая честь получить приглашение составить компанию императору.
Процессия остановилась перед входом в императорскую ложу, и гости пониже рангом торопливо бросились занимать отведённые им места, прежде чем усядется император и его семейство. Гета, префект преторианской гвардии, вышел из ложи навстречу императору, ещё сидевшему в носилках, и поклонился ему. Потом обменялся с Клавдием несколькими словами и присоединился к другим гостям в ложе.
Многие из гвардейцев, сидевших на самых высоких местах, повернулись, разглядывая прибывших. Катон и Макрон заметили Нарцисса – тот кинул быстрый взгляд на лица сидевших наверху, заметил их обоих, но ничем не выдал, что узнал их, после чего исчез из виду. Императорская свита наконец собралась у входа в ложу, а Нерон выпрыгнул из носилок и протянул руку матери, помогая ей выйти.
– Какой почтительный сын, – сухо прокомментировал эту сцену Макрон. – Нет, ты только погляди, как он обожает своего приёмного папашу и сводного братца!
Поухаживав за матерью, Нерон повернулся в сторону последних носилок, смерив их ледяным взглядом. Британик вылез из носилок и почтительно склонил голову, когда император с трудом выбрался из плена многочисленных изукрашенных пурпурных подушек. Опираясь на руку сына, Клавдий, прихрамывая, проследовал ко входу в ложу. Голова у него тряслась. У входа он улыбнулся и махнул рукой Агриппине и Нерону, приглашая их присоединиться к нему, потом подождал, пока десять германцев-телохранителей построились впереди императорский семьи, после чего начал подниматься по ступеням в ложу. Преторианцы наблюдали за его подъёмом. Телохранители между тем выстроились по бокам и сзади рассевшихся по местам гостей, чтобы не закрывать им вид на арену. Потом возникла небольшая пауза, а затем Нарцисс подал знак рукой, и все гости ложи поднялись на ноги.
Преторианцы тотчас же последовали их примеру и разразились оглушительными приветственными криками, которые достигли крещендо, когда увенчанная золотым венком голова императора появилась у входа. Клавдий преодолел последние ступеньки и неуклюже взобрался на небольшую платформу, на которой рядом друг с другом были установлены два огромных кресла. Агриппина присоединилась к нему, а двое подростков встали по бокам. У Клавдия на лице было совершенно нейтральное выражение, он старался унять свой тик, потом повернулся по очереди во все стороны, принимая выражения восторга и отвечая на них. В конце концов он опустился в кресло, и когда он уселся, села и Агриппина, а вслед за нею и остальные гости.
– А она и впрямь красивая, – громко сказал Макрон на ухо Катону. – Теперь понятно, почему старый козёл так ею пленился.
– У неё имеются и другие ценные качества, не одна только красота, – ответил Катон. – Мозги, умение влиять на людей, а ещё и здоровый сынок, который может стать полезным, если наследует Клавдию. Если, конечно, Британик лишится благосклонности императора.
Приветственные возгласы толпы начали стихать. Преторианцы уже рассаживались по своим местам. Катон и Макрон последовали их примеру, и вскоре раздался новый взрыв голосов – это распорядитель игр громогласно совещался со своими помощниками, желая убедиться, что всё готово к началу. Удовлетворённый их ответами, он посмотрел в сторону императорской ложи и кивнул четверым солдатам, стоявшим наготове с длинными бронзовыми трубами. Те подняли свои инструменты, и воздух огласили громкие звуки – серия восходящих нот. Преторианцы тут же замолчали, а распорядитель, встав перед императорской ложей, поднял вверх обе руки.
– Его императорское величество Тиберий Клавдий Друз Нерон Германик приветствует своих славных товарищей из преторианской гвардии! – У распорядителя был великолепно поставленный голос, так что его слова разнеслись надо всей ареной и были отлично расслышаны всеми присутствующими. – Следуя своему желанию уверить своих храбрых солдат, что их верность и преданность всегда будет соответствующим образом вознаграждены его любовью и восхищением, его императорское величество дарует эти развлечения и зрелища в ознаменование годовщины того дня, когда благородные граждане Рима доверили ему своё будущее и своё благополучие…
Потом распорядитель зачитал программу дня, срывая аплодисменты всякий раз, когда переходил к следующему пункту. Пока он читал программу, Катон не отводил взгляда от императорской ложи. Император сидел спокойно, всё внимание обратив на распорядителя. При каждом взрыве аплодисментов он лишь кивал в знак благодарности. Сидевшая рядом Агриппина выставила локоть, оперев его на подлокотник кресла и подперев ладонью голову. Её лицо выражало глубочайшую скуку от всех этих преамбул, и через какое-то время она стала осматривать императорскую ложу, пока её взгляд не остановился на местах, где сидели императорские советники. Нарцисс о чём-то тихо беседовал с одним из своих коллег. Его собеседник всё время кивал, но потом, заметив, что на них смотрит императрица, быстро улыбнулся, приподнявшись над плечом Нарцисса. Нарцисс заметил это и оглянулся назад, но императрица уже отвернулась. Возникла маленькая пауза, после чего они продолжили свой приглушённый разговор.
Катон перевёл взгляд на других членов свиты, сидевших в ложе, и заметил, что Британик неподвижно стоит рядом с отцом, спрятав левую руку под складками своей короткой тоги. То, что он облачился в тогу, кое-что означало. Клавдий явно давал понять, что его сыну вскоре будут пожалованы титулы и звания, не положенные ему по возрасту, такие же, которые уже получил Нерон, его приёмный сын. Последний, тоже облачённый в тогу, взял мать за руку, поднёс к своим губам и поцеловал, на секунду задержав её ладонь в своей руке, пока она её не выдернула.
– Ты это видел? – прошипел Макрон. – Что это ему в башку взбрело? На скандал, что ли, нарывается?
Катон оглянулся на солдат, но там, кажется, не возникло никакой реакции на наглую выходку Нерона.
– Возможно, народ уже привык к подобным представлениям, – предположил Катон. – В императорской семье свои манеры поведения, сам ведь знаешь. Эти манеры могут быть вполне приличными, а могут и не быть. В конце концов, это не первый случай, когда члены императорского семейства балуются инцестом.
Макрон с отвращением скривил рот:
– Извращенцы!
Распорядитель наконец закруглился со своими объявлениями, за чем последовали оглушительные вопли восторга, а Клавдий улыбнулся и поднял руку, приветствуя своих солдат. Более никаких предварительных действ не было, начинался первый номер в программе представления – кулачный бой между двумя гигантами-нумидийцами[9]. Их тела были натёрты маслом, так что блестели, как полированное эбеновое дерево. Вот они вышли на арену, встали друг напротив друга и начали схватку. Зрители, особенно преторианцы, тут же принялись делать ставки на исход боя, обмениваясь прогнозами на его результат. Схватка шла уже некоторое время, и песок вокруг бойцов уже украшали капли крови – кожаные ремни, которыми были обмотаны их кулаки, рвали и терзали плоть дерущихся. В конце концов одному из них удалось провести решающий удар, который был встречен зрителями смесью разочарованных стонов и криков восторга. За этим последовал выход лучника – темнокожего мужчины в восточных одеждах. Он с поразительной быстротой и меткостью стрелял в своего ассистента-мальчика, который стоял перед соломенным экраном-мишенью, широко расставив руки. Стрелы аккуратно втыкались в солому вокруг тела ассистента. Следом за этим последовала короткая пауза, а затем распорядитель объявил следующий номер – «Троянское празднество», показательные выступления конников, сыновей римских аристократов. Это была демонстрация самой искусной езды верхом. Преторианцы вяло похлопали участникам.
На арену выехала группа всадников в золочёных шлемах, скрывавших их лица. Следом за ними вышли несколько стражников, они несли мишени и соломенные чучела, которые рядами расставили на арене. Когда приготовления были закончены, Клавдий привстал, отвечая на приветствие лидера группы, который выехал на совершенно белой кобыле.
На арену выехала группа всадников в золочёных шлемах, скрывавших их лица. Следом за ними вышли несколько стражников, они несли мишени и соломенные чучела, которые рядами расставили на арене. Когда приготовления были закончены, Клавдий привстал, отвечая на приветствие лидера группы, который выехал на совершенно белой кобыле.
– Можете начина-а-ать! – Голова императора затряслась, и он тяжело опустился обратно в кресло.
Юноши по очереди начали атаковать мишени, рубя мечами соломенные чучела. Потом им принесли лёгкие дротики, и они галопом помчались вдоль линии мишеней и на полном скаку метали дротики, каждый в свою мишень. Тут поднялся довольно сильный ветер, и это заставило их прилагать дополнительные усилия, делая поправку на ветер, чтобы попасть в цель. Те, кто промахивался, выбывали из соревнования и покидали арену. После очередного круга остались только двое, один из них лидер группы. Оба выступали отлично, ни разу не промазав, и ставки среди яростных болельщиков на трибунах возрастали и возрастали. Теперь всадники метали дротики с большей дистанции, и в конце концов соперник лидера промахнулся, и публика взорвалась громкими криками, когда победитель потряс сжатым кулаком в воздухе и, развернув свою лошадь в сторону императорской ложи, резко натянул повод, так что из-под копыт брызнул песок.
– Отличный конник, – заметил Катон. – Интересно, кто это.
Макрон пожал плечами:
– Да просто ещё один клятый урод. Выпендривается.
Всадник поднёс руки к голове, быстро отстегнул застёжки и снял шлем, открыв лицо. Толпа изумлённо ахнула и сразу же разразилась восторженными воплями – все увидели, что это Нерон.
Катон посмотрел на императора и тут вспомнил, что перед этим заметил, как пасынок Клавдия незаметно переместился в заднюю часть ложи. Мать Нерона уже была на ногах, она радостно хлопала в ладоши. Клавдий сиял. Вопли и выкрики преторианцев постепенно переросли в громовое скандирование: «Не-рон! Не-рон! Не-рон!»
Юноша медленно объехал арену по кругу. Он надменно выпрямился в седле, явно радуясь и наслаждаясь приветственными выкриками. Макрон толкнул Катона локтем и указал на императорскую ложу:
– А вон там стоит человек, который точно не слишком рад.
На возвышении, рядом с императором, стоял Британик; выражение его лица скорее напоминало маску холодной злобы и недовольства, а правая рука непроизвольно сжалась в кулак. Расслабился он только тогда, когда его соперник покинул арену, а преторианцы перестали восторженно орать. Настал полдень, и распорядитель игр объявил небольшой перерыв, пока с арены убирали мишени и готовили её к главному зрелищу – боям гладиаторов, кульминацией которых должна была стать схватка между секутором, известным как Голубь – нынешним любимцем толпы – и ретиарием[10] по кличке Нептун из Нуцерии. Несколько гостей императорской ложи торопливо проследовали вниз – видимо, в целях облегчиться или же, наоборот, подкрепиться.
– Пойду-ка я отолью, – объявил, вставая, Макрон.
Катон кивнул, а его друг протиснулся между рядами и направился вниз по лестнице, а потом к проходу, ведущему прочь от арены. Мысли Катона были всё ещё заняты тем выражением, которое он заметил на лице Нерона, когда тот покидал арену. Несомненно, в глазах этого юноши, даже ещё подростка, пылал огонь жуткого честолюбия. Всё это было хорошо рассчитанным представлением перед глазами преторианцев, и в данный момент он явно был их любимцем.
Макрон облегчился и оправил тунику. Помещение нужника было заполнено людьми, воспользовавшимися перерывом, чтобы справить нужду. Закончив свои дела, Макрон направился к воротам, ведущим на плац. Ему пришлось лавировать между поставленными на землю носилками и рабами, которые молча сидели рядом. В конце концов он добрался до помещения прямо под императорской ложей. Перед закрывавшими вход тяжёлыми красными занавесями, по обе стороны от прохода стояли двое стражей-германцев. Когда Макрон подошёл, один из них вытянул вперёд руку и что-то сказал на своём грубом варварском наречии.
– Легче на поворотах, приятель, – прорычал Макрон. – Я просто мимо иду. Можешь стоять спокойно и не размахивать своей траханой бородой.
В этот момент порыв ветра откинул в сторону занавеси, и Макрон ясно рассмотрел человека, который раньше сидел рядом с Нарциссом в императорской ложе. Одной рукой он обнимал женщину и целовал её в напряжённо изогнутую шею. А другая его рука скрылась под складками её столы[11], между её ног, и она широко распахнула рот, задыхаясь в экстазе. Они оба резко обернулись, когда ветер зашелестел занавесями, и встретились взглядом с Макроном, очень надолго, как ему показалось. Потом – так же внезапно, как он налетел – порыв ветра стих, и занавеси упали на место. Макрон так и стоял, не двигаясь, и германец опять выкрикнул что-то вроде предупреждения.
– Ухожу, ухожу, – буркнул Макрон и поспешно двинулся обратно на трибуну. По его спине пробежала волна ледяной дрожи. Женщина, которую он только что видел, женщина, которая задыхалась в оргазме, была Агриппина. Вот только этого мне не хватало, думал он. Стать свидетелем супружеской неверности самой императрицы. Агриппина, несомненно, многому научилась на ошибках своей предшественницы и отлично понимает, насколько ей необходимо убрать любого, кто может донести на неё императору.
Макрон взобрался по лестнице и присоединился к Катону. Быстро сел и откинулся назад, чтобы его не было видно из императорской ложи.
– Что это с тобой? – спросил Катон. – Ты весь белый, прямо как твоя тога…
– Да нет, ничего… Всё в порядке.
– Что стряслось? – Катону редко приходилось видеть друга в таком взволнованном состоянии.
Макрон помотал головой:
– Не здесь, – сказал он и указал на людей, сидевших перед ними и по обе стороны. – Потом расскажу.
А тем временем на арену вышла первая пара гладиаторов. Они приветствовали императора и приняли боевую стойку, встав друг напротив друга, пригнувшись, дожидаясь сигнала начинать. Распорядитель ещё потянул время, чтобы напряжение на трибунах достигло апогея, прежде чем подать команду:
– Начали! Вперёд!
Тот из гладиаторов, что был поменьше ростом, но более живой и гибкий, бросился в атаку первым, яростно напав на своего противника, и звон мечей и их глухие удары по щитам эхом отдались от стен арены. Противники разошлись и начали кружить по песку, осторожно обходя друг друга. Катон улыбнулся при виде этой поистине театральной сцены, которую разыгрывали гладиаторы, стараясь подогреть возбуждение зрителей. Сидевшие вокруг преторианцы жадно смотрели на арену, обмениваясь замечаниями по поводу физической подготовки гладиаторов и их стилей ведения боя, делая при этом ставки на того и другого. Катон нагнулся к Макрону и сказал, стараясь говорить негромко:
– Вот теперь вполне безопасно. Все заняты схваткой.
Макрон оглянулся вокруг, поглядел на императорскую ложу. Всего в тридцати шагах от них уже сидела императрица, она смотрела вниз, на арену, и её лицо было совершенно спокойным. Мужчины, который совсем недавно её лапал и ублажал, видно не было. Макрон тихим голосом рассказал, что ему довелось увидеть.
– Ты уверен, что они тебя хорошо разглядели? – спросил Катон.
– Достаточно хорошо, чтобы узнать при встрече.
– Дерьмо какое! – Катон нахмурился. – Это может нам повредить.
– Ну, прости меня, – проворчал Макрон.
Катон почесал щёку и попытался угадать, что из этого может выйти. Если Агриппина уже завела себе любовника из приближённых императора, значит, она действительно затеяла какую-то опасную игру. Если только не использует этого человека в каких-то иных целях. Но в каких? И не имеет ли это отношения к заговору, который Нарцисс пытается раскрыть и ликвидировать?
Пока Катон пребывал в этих раздумьях, Макрон заметил Нарцисса, который подошёл к императору и нагнулся к самому его уху. Клавдий выслушал его, потом повернулся и озабоченно посмотрел прямо ему в глаза. Последовал быстрый обмен репликами, после чего император кивнул и взмахом руки отправил советника к префекту Гете. И через пару минут из ложи поспешно выскочили несколько гвардейцев, явно неся какие-то приказания другим командирам. Многие преторианцы, сидевшие близко от императорской ложи, с любопытством смотрели, как трибун Бурр поднялся со своего места и сложил руки рупором у рта.
– Шестая центурия! – проорал он. – Построиться у выхода с арены! Быстро!
Луркон быстро встал со скамейки, поманил к себе Тигеллина, и они поспешили к выходу. Его солдаты последовали за ними.
– Как думаешь, что там такое? – спросил Макрон. – Может, это как-то связано с тем, что я видел?
– Скоро узнаем, – ответил Катон.
Пока они спускались по лестнице, Катон бросил последний взгляд на императорскую ложу. Император и его семья уже встали со своих мест, за ними последовали Нарцисс и ещё некоторые чиновники. Остальные гости продолжали сидеть, стараясь выглядеть спокойными. Схватка на арене между тем всё продолжалась.