— Благодарю вас, господин Бурдо. А теперь оставьте нас, мне надо проинструктировать вашего начальника.
Услышав слова Сартина, Николя не стал скрывать своей радости: значит, он по-прежнему отвечает за ведение расследования!
— С вашего разрешения, сударь, я бы хотел задать Бурдо один вопрос.
Сартин нетерпеливо кивнул.
— На одежде Семакгюса остались следы крови?
— Ни единого.
— Однако кровь Декарта должна была ее запачкать, — заметил Николя. — Когда тело упало на руки Семакгюса, кровь не могла не попасть на его одежду. Или вы думаете иначе?
Похоже, замечание Николя озадачило инспектора.
— Теперь, когда вы мне об этом говорите, — ответил он, — и припоминаю, что крови не было нигде: ни на трупе, ни на полу.
— Не уходите далеко, у нас с вами еще много дел. Мы пойдем осматривать тело и поговорим с Семакгюсом.
Бросив восхищенный взгляд на Николя, Бурдо вышел. Не скрывая раздражения, Сартин промолвил:
— Черт, это убийство лишь усложняет ситуацию. Господин Лe Флош, надеюсь, вы быстро во всем разберетесь. Не теряйте драгоценного времени, пытаясь разгадать загадки, не имеющие отношения к нашему делу. Поторопитесь, ради всего святого, а я распоряжусь, чтобы никто не вставлял вам палки в колеса. Главное, как вы понимаете, это служба его величеству и благо государства. Судьба Лардена меня нисколько не волнует, меня волнуют бумаги, которые могут попасть в руки неприятеля. Я понятно объясняю?
— Сударь, — осторожно начал Николя, — теперь, уяснив всю важность доверенного мне расследования, я обязан вам сказать, что, по моему мнению, факты, которые мне удалось узнать, а также последнее происшествие каким-то образом связаны между собой. Чтобы достичь цели, необходимо распутать все нити интриги, ибо любая из этих нитей может оказаться путеводной. Все, кто так или иначе знал Лардена, а особенно те, кто провел с ним вечер в «Коронованном дельфине», могут оказаться посвященными в важную тайну, которую вы соблаговолили мне раскрыть.
Казалось, Сартин не обратил внимания на слова молодого человека.
— Должен предупредить вас еще об одном, — продолжил он, — хотя искренне опасаюсь, что слова мои омрачат ваш чистый взгляд на наше правосудие: уверен, вы все еще питаете иллюзии относительно этой капризной дамы. Так знайте же, я — прежде всего чиновник, стоящий у кормила судебной власти. В силу полученных вами полномочий вы становитесь моим полноправным представителем. Мы обязаны соблюдать правила, предписанные нашей должностью, — но только в той мере, в какой они не вступают в противоречие с иной, высшей волей, волей монарха, альфой и омегой любой власти. И пользоваться этой властью надо с честью. Власть судьи идет от трона, а потому судейский горностай является продолжением королевской мантии.
И Сартин с нарочито серьезным видом несколько раз ласково провел рукой по расшитой ткани собственного фрака, словно это была парадная мантия, которую он надевал на заседания парламента, происходившие в присутствии его величества.
— Подводя итог, скажу вам, что я имею право лично вести дела, касающиеся безопасности королевства. Как вы догадываетесь, порученное вам расследование принадлежит именно к таким делам. На карту поставлена репутация государства, и мы обязаны не допустить, чтобы ее запятнали. Особенно в условиях ведения войны. Каждый день наши солдаты погибают на полях сражений, и ни одна чувствительная душа, любящая свою страну, не может без содрогания представить себе, что враг получит бумаги, способные скомпрометировать его величество и тех, кто его окружает.
Продолжая сверлить Николя взглядом, он заговорил уже будничным голосом:
— Все должно остаться в тайне, Николя, глубокой и непроницаемой тайне. О том, чтобы соблюдать все предписанные процедурой этапы следствия, которым учил вас Ноблекур, даже речи не идет. Для этого дела мне не нужен обычный следователь; мы не можем никому доверять. Здесь нужно быть беспощадным. Если понадобится, требуйте у меня письмо с печатью, приказ без суда и следствия для заточения в Бастилию: там заключенные пребывают в большей безопасности, чем в нашей тюрьме, где полно черни и проституток, а посетители и вовсе слоняются без надзора. Если у вас появятся трупы, спрячьте их! Если найдете что-то подозрительное, тоже спрячьте, не вытаскивайте на свет! Вы правильно завязали знакомство с господином Сансоном; используйте его; он настоящая могила. А когда завеса тайны, окутывающая это дело, приподнимется, вы сообразите, как выбраться из лабиринта. Вы мой полномочный представитель, и для вас нет ни правил, ни законов. Но помните, если вы провалитесь или скомпрометируете меня, я от вас отступлюсь… Выбирать вам. Я вам доверяю и обещаю свою поддержку. Сделайте все наилучшим образом и поскорей добейтесь результата.
Впервые Николя видел Сартина таким величественным. Обуреваемый противоречивыми чувствами, он безмолвно поклонился и направился к двери. Сартин удержал его за плечо.
— Берегите себя, Николя. Теперь вы знаете, с кем имеете дело. Этот каналья очень опасен. Никаких неосторожных шагов. Вы нужны нам.
Инспектор Бурдо ждал Николя в приемной, с трудом отбиваясь от вопросов заинтригованного папаши Мари. Наконец, раздосадованный, что ему так ничего и не удалось узнать, привратник переключил свое внимание на носогрейку и принялся шумными торопливыми затяжками ее раскуривать. Вскоре он исчез в едком облаке дыма.
Николя предложил Бурдо вместе отправиться в мертвецкую, чтобы осмотреть тело доктора Декарта. В ответ инспектор заметил, что если дела так и дальше пойдут, Николя скоро сам займет там место. Рана молодого человека кровоточит, и если не позаботиться о ней, в ближайшее время обморок ему обеспечен. Порванную и запачканную одежду надо привести в порядок. А еще ему нужно поесть и восстановить силы. Бурдо подозревал, что после их вчерашнего совместного обеда Николя ничего не ел.
В ответ Николя признался, что, действительно, с тех пор ему удалось только выпить стаканчик ликера у Полетты, чашку кофе у Антуанетты и сделать несколько глотков пойла привратника. И голод его терзал зверский.
Бурдо повел Николя на улицу Жоайери к своему приятелю, державшему аптекарскую лавку. После масштабных полицейских операций этот аптекарь обычно пользовал пострадавших городских стражников. Когда Николя привел себя в относительный порядок, аптекарь промыл ему шрам на голове. Взяв немного корпии и зачерпнув темной вонючей мази, он наложил снадобье и с довольным видом сообщил, что это не какая-нибудь там «чушь на тухлом масле». К изумлению пациента, жжение, которое он ощутил при первом прикосновении лекарства, быстро исчезло. Затем аптекарь так искусно замотал голову Николя холщовым бинтом, что из-под треуголки повязка не была видна вовсе. Потом обработал порез на боку и наложил на него пластырь. «И больше не трогайте, — сказал ему аптекарь, — через несколько дней все само пройдет». Николя возмутила усмешка эскулапа, назвавшего его царапину на боку «уколом Дамьена». Он полагал, что преступление оскорбления величества не может являться поводом для иронии. При мысли о поступке Дамьена молодого человека охватила священная дрожь.
Выйдя из аптечной лавки, они заметили Сортирноса. В ожидании Николя он бродил по улочкам, окружавшим Шатле. Бурдо предложил ему пойти вместе с ними в отличный кабачок на улице Пье-де-Беф, где они смогут согреться и подкрепиться. С хмурого неба струился мутный желтоватый свет, и кривые закоулки Большой скотобойни тонули во мраке. Встречные прохожие с зеленоватыми, как у призраков, лицами тревожно озирались по сторонам. Обычно при морозной погоде шум шагов напоминал сухой и радостный скрип. Сейчас снег подтаял, и шлепанье ног по снежной каше больше всего напоминало удары мотыги по мокрому песку.
Трактирщик, уже разводивший огонь в плите, радостно приветствовал гостей. Усевшись за стол, Бурдо составил исключительно легкое, но прекрасно подкрепляющее силы меню. Скоро им принесли фасолевый суп, где плавали кусочки сала, яичницу с требухой и несколько бутылок белого вина — запить все это великолепие. Затем Бурдо с таинственным видом отправился готовить эликсир по своему личному рецепту. По его словам, этот отвар являлся прекрасным укрепляющим средством, которое сразу поставит Николя на ноги. Наколов сахар, он положил его в кастрюлю, добавил гвоздику, корицу, перец, мед, вылил туда две бутылки красного вина и, размешав полученную смесь, поставил ее на огонь. Как только жидкость начала закипать, он снял ее с огня, вылил в котелок, добавил еще полбутылки водки, поджег и торжественно водрузил на стол.
Хотя Николя уже немало съел и выпил, он с жадностью глотал обжигающий напиток. Соединенное действие эликсира Бурдо, вина и обильной еды погрузило его в приятное расслабленное состояние. Не только сидевшие напротив него сотрапезники, но и все остальные люди внезапно показались ему прекрасными и достойными любви. Обычно всегда сдержанный, он неожиданно разговорился и отпустил несколько шуточек, изумивших даже Сортирноса и инспектора. В конце концов они подхватили его под руки и, осторожно выведя из-за стола, проводили в заднюю комнату и уложили на скамью. Вернувшись за стол, приятели попросили принести им трубки и неспешно, с чувством выполненного долга, допили догоревший напиток. Когда пробило час, появился Николя, бодрый и суровый.
— Господин Бурдо, вы отъявленный лжец. Отныне я перестаю доверять вашим лекарствам.
— Вам стало лучше, сударь?
— Честно говоря, да. Я прекрасно себя чувствую…
И, несмотря на стремление казаться суровым, Николя рассмеялся:
— Я даже готов выпить еще капельку…
Физиономия Бурдо вытянулась, и он с искренним сожалением указал на пустой котелок.
— Вижу. Впрочем, вам тоже надо было подкрепить силы…
Бурдо устремился к плите, намереваясь повторить эксперимент, но Николя удержал его.
— Итак, Сортирнос, что ты хотел нам рассказать? — обратился он к осведомителю.
— Сам знаешь, Николя, я все слышу и все подмечаю. Такой уж я человек. Я люблю порядок и не люблю всякие загадки. А еще я помню, чем я тебе обязан. Если бы не ты, я бы сейчас здесь не сидел…
Николя движением руки прервал рассказ: он знал его наизусть. Однажды молодой человек помог Сортирносу выпутаться из неприятной истории и теперь был обречен выслушивать его излияния в вечной признательности. Один из клиентов обвинил Сортирноса в краже кошелька, и его оправдали только благодаря проницательности Николя. Молодой человек сумел доказать, что речь шла о мошенническом сговоре клиента с конкурентом Сортирноса.
— Я все знаю, Сортирнос. Давай переходи к делу. Мы с Бурдо ждем, мы и так потеряли немало времени.
Изображая смущение, Бурдо потупился.
— Так вот, — начал Сортирнос, — вчера вечером я поставил свою лавочку, а сам зашел к Рампонно[29] и скромненько устроился в уголке выпить стаканчик-другой в ожидании, пока люди не начнут расходиться по домам после ужина. Именно в эти часы я и делаю основные сборы. Черт побери! Чем полнее желудок, тем настоятельнее у человека потребность облегчиться. Такова жизнь, и я на этом зарабатываю. Словом, садится неподалеку от меня парочка молодчиков с гнусными рожами и в считанные минуты выхлестывает в три раза больше, чем мы с вами втроем только что выпили. Судя по разным военным словечкам, деревянной ноге и громкому выговору, какой бывает, когда долгое время стараешься перекричать канонаду, один из них бывший солдат. Вино лилось в него как в бездонную бочку. Висельники то и дело переходили на арго, но я все равно кое-что разобрал. Понял, что они то ли затевают дурное дело, то ли уже сделали. Пока они разговаривали и ругались, они все время вертели в пальцах какие-то кругляши. С виду вроде монеты, но нет, оказалось, не монеты, потому что они, когда расплачивались, полезли в кошелек. Они еще сказали, что надо продать лошадь и телегу, спрятанную в сарае на улице Гоблен, в Фобур-Сен-Марсель. Тут молодчики меня заметили, и их как ветром сдуло. Будь я посмекалистей, я бы пошел за ними.
— У солдата деревянная нога правая или левая?
Каким-то необъяснимым образом Бурдо почувствовал, что Николя охватил охотничий азарт.
— Подожди, дай сообразить. Они сидели за столом по правую руку от меня, один с той стороны, что и я, а другой, который солдат, — напротив, вытянув в мою сторону свой костыль. Значит, правая нога. Точно, правая. Ты его знаешь?
Сосредоточившись, Николя не ответил. Он думал, и никто не решался прервать его размышления.
— Сортирнос, — наконец произнес он, — ты мне найдешь этих типов. Если понадобится, привлеки осведомителей. А это тебе.
Он протянул ему несколько серебряных экю и свинцовым грифелем отметил сумму расхода в маленькой черной книжечке.
— Ты меня обижаешь, Николя, я работаю, чтобы оказать тебе любезность, ради удовольствия, а еще из признательности. Слово бретонца.
— Это не для тебя. Я благодарен тебе за хорошее отношение, но твои поиски наверняка будут связаны с затратами, и, скорее всего, у тебя останется мало времени на работу, и ты временно потеряешь клиентов. Понятно?
Сортирнос понимающе кивнул и больше не заставил себя упрашивать. И по привычке, чрезвычайно забавлявшей Николя, тотчас проверил качество монет на зуб.
— Ты, случаем, не принимаешь меня за фальшивомонетчика? Как только что-нибудь узнаешь об этих птичках, приходи в Шатле, там мы с тобой встретимся. Их непременно надо вытащить из гнезда.
Выйдя на улицу, они увидели, что погода не улучшилась: несмотря на послеполуденное время, небо затянуло тучами и в городе стало сумеречно. Они поспешили в Шатле. Николя чувствовал себя значительно лучше. Дорогой он подробно рассказал изумленному Бурдо о своих приключениях и находках. Он чувствовал, что опьянение и последовавший за ним краткий отдых обострили его ум и изгнали черную меланхолию. Вместе с потерянной кровью и алкогольными парами из него ушли тревога и похоронные мысли. Ощущение хрупкости собственного бытия, возникшее в нем после двух попыток покушения, уступило место холодной решимости.
Следуя выработавшейся привычке, он для себя поставил точку в этой истории. В конце концов, де Сартин обошелся с ним как строгий отец. От этой мысли сердце его горестно сжалось, и перед его внутренним взором предстали лица каноника Ле Флоша и маркиза де Ранрея, быстро уступившие место улыбающемуся лицу Изабеллы. Он прогнал видения, а чтобы снова не раскисать, стал думать о том высоком доверии, которого сегодня утром удостоил его Сартин. Он по-прежнему вел расследование, однако речь шла уже не о банальном преступлении, а о деле государственной важности. И, выдохнув вместе с воздухом остатки ненужных мыслей, он решил довести предприятие до конца, чего бы это ему ни стоило.
В подвале мертвецкой уже толпились молчаливые посетители; среди заплаканных и встревоженных лиц мелькали равнодушные физиономии любопытных, явившихся поглазеть на отталкивающее зрелище смерти. Бурдо шепотом сообщил Николя, что тело унесли из общего зала и оно, скорее всего, находится в прозекторской, где дежурные лекари Шатле совершали обычный осмотр трупов, делали заключения или, если речь шла об особых случаях, производили вскрытия.
В небольшом подвальном помещении с каменным столом с желобками, по которым на пол сбегала вода, которой промывали столешницу после очередного вскрытия, уже стоял какой-то человек и сосредоточенно созерцал тело доктора Декарта. В скудном свете чадящих свечей на полу чернела дыра, куда стекала грязная вода. Заслышав шаги, человек обернулся, и они узнали Шарля Анри Сансона. Николя протянул ему руку, и тот без всяких колебаний и с нескрываемой радостью пожал ее.
— Не думал, что мне так скоро выпадет счастье вновь увидеться с вами, господин Лe Флош. Но, судя по записке, присланной мне господином Бурдо, вы помните о моем предложении и снова хотите воспользоваться моими скромными познаниями.
— Сударь, — произнес Николя, — мне хотелось бы встретиться с вами при иных обстоятельствах, но служба королю накладывает обязательства, которыми нельзя пренебречь. Я знаю, что могу рассчитывать на вашу скромность.
Сансон поднял руку в знак согласия.
— Вы хотели осмотреть труп, несомненно, имеющий отношение к тем останкам, по поводу которых вы недавно соблаговолили выслушать мою весьма продолжительную речь.
Николя вытер вспотевший лоб. Ему казалось, что после его возвращения в Париж прошло никак не меньше ста лет, а теперь он с ужасом обнаружил, что вернулся из Геранда всего четыре дня назад. За эти четыре дня он здорово постарел. Сансон смотрел на него с дружеским сочувствием.
— Вы правы, мы снова столкнулись с загадкой, — произнес Николя, сглатывая слюну. — Человека, чей труп сейчас лежит перед вами, убили хирургическим ланцетом, вонзив его прямо в сердце.
— Ланцет до сих пор находится в ране, — уточнил Бурдо. — Я не стал вынимать его, велел везти труп как можно осторожнее и ничего не трогать.
— Благодарю небо за вашу предусмотрительность, господин инспектор, — сказал палач, — она облегчит наше расследование. Господин Ле Флош, вы просите меня высказать свое мнение, но я знаю, что вы сами отличаетесь внимательностью, точностью и способны подмечать даже самые незначительные детали. Хотите стать моим учеником и изложить мне свои первые соображения?
— Мэтр Сансон, с вами я действительно многому научусь, — ответил Николя, откидывая прикрывавшую тело простыню.
С трупа сняли одежду, оставив только пронзенную ланцетом рубашку. На лице застыло выражение ужаса. Смерть избороздила морщинами лоб, запавшие глубоко в орбиты открытые глаза подернулись белесой пленкой. Кожа на висках и на щеках втянулась внутрь, изменив лицо до неузнаваемости. И только скошенный подбородок, поразивший Николя при жизни Декарта, а теперь едва заметный из-за открытого рта, неоспоримо указывал на то, что эта карикатурная маска, несомненно, принадлежала доктору из Вожирара.
— Первое впечатление. Со слов свидетеля, обнаружившего тело, равно как и со слов инспектора мы знаем, что ни на жертве, ни вокруг нее не было следов крови. Можно ли заколоть человека, не пролив ни капли крови? По моим наблюдениям, кровь резко бросилась жертве в голову, рот открылся шире, чем обычно, выступили темные пятна… вот тут… вон там…