Луиза Ларден обернулась, встала и, воздев руки, уронила платок. Николя поднял его.
— О! Николя, вы вернулись! Очень рада вас видеть. Я так одинока, так расстроена. Мой муж исчез, и… вы мне поможете, Николя?
— Сударыня, я ваш слуга. Но я согласен с господином Бурдо: комиссар, несомненно, занят расследованием, обстоятельства которого действительно являются весьма деликатными; мне об этом известно. Уже поздно, сударыня, и я бы посоветовал вам пойти отдохнуть.
— Спасибо, Николя. Как чувствует себя ваш опекун?
— Он умер, сударыня. Благодарю вас за заботу.
С жалостливым выражением лица она протянула ему руку. Он поклонился. Не удостоив взглядом инспектора, Луиза Ларден вышла.
— Вы умеете успокаивать женщин, Николя, — заметил Бурдо. — Мои поздравления. Мне жаль, что ваш опекун…
— Благодарю вас. Что вы думаете об исчезновении Лардена? Комиссар — человек с устоявшимися привычками. Он часто не ночует дома, но всегда предупреждает заранее.
— С устоявшимися привычками… и вечными секретами. Сегодня основная задача состояла в том, чтобы успокоить его жену. И вы в этом преуспели гораздо больше, чем я!
Бурдо с улыбкой посмотрел на Николя: в его глазах плясали веселые насмешливые искорки. У кого Николя уже видел похожий взгляд?
Наверное, у Сартина: тот часто смотрел на него так, как сейчас смотрел Бурдо. При этом воспоминании молодой человек покраснел и ушел от ответа.
Обсудив план действий, сыщики решили встретиться на рассвете. Бурдо откланялся. Николя отправился к себе наверх. Неожиданно из темноты выплыла Катрина: она стояла рядом и все слышала. Освещенное пламенем свечи, ее широкое курносое лицо казалось мертвенно-бледным.
— Педный Николя, мне тебя заль. Какое несчастье! Теберь ты совсем один. И здесь тоже все блохо. Блохо, очень блохо.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Ничего. Я знаю то, что знаю. Я не глухая.
— Если ты что-то знаешь, ты должна мне рассказать. Или ты мне больше не доверяешь? Хочешь, чтобы я стал совсем несчастным? У тебя нет сердца, ты бессердечная.
Николя тотчас пожалел, что обидел достойную кухарку: за время проживания в доме Лардена он успел искренне полюбить ее.
— Это я-то пессердечная! Николя не может так говорить.
— Тогда давай, Катрина, рассказывай. А то я засну, я не спал уже несколько дней.
— Не сбал! Но, голупчик мой, так нельзя. Ладно, слушай. В брошлый четверг хозяин и хозяйка ужасно боссорились, и все из-за господина Декарта, кузена хозяйки. Хозяин кричал на хозяйку, ругал за что она кокетничает с этим типом.
— С этим прилизанным святошей?
— Совершенно точно.
Николя в задумчивости отправился к себе в мансарду. Разбирая вещи, он размышлял над словами Катрины. Разумеется, он знал мэтра Декарта, кузена Луизы Ларден, высокого, изможденного субъекта, при виде которого Николя всегда вспоминал больших тонконогих птиц, во множестве обитавших в болотах Геранда. Особенно ему не нравился его профиль, который скошенный подбородок и костистый, с горбинкой нос делали исключительно несуразным. В его присутствии Николя всегда испытывал неловкость: назидательный тон родственника, постоянная манера цитировать замысловатые пассажи из Писания и мерное покачивание головой раздражали его. Неужели такая красавица, как госпожа Ларден, могла увлечься невзрачным Декартом? И, упрекая себя за то, что его почему-то совершенно не волнует судьба комиссара Лардена, он заснул.
Понедельник, 5 февраля 1761 года.
Рано утром он вышел из дома; хозяйка еще спала, и только Катрина, угрюмая и молчаливая, разводила огонь на кухне. Комиссар, совершенно очевидно, не вернулся. Держа курс на Шатле, Николя шел по улицам, покрытым толстым слоем мусора, оставшимся после ночного праздника, который, подобно гигантской волне, прокатился по городу, оставив после себя выброшенные людским морем обломки. В подворотне на куче хлама храпел, развалившись, какой-то субъект в замызганном костюме Пьеро. Прибыв на место, Николя прежде всего написал два письма: одно — отцу Грегуару, а другое — своему другу Пиньо, — где извещал их о смерти каноника и о своем возвращении. По дороге на почту его догнал уже знакомый ему маленький савояр и вручил записку от Сартина, содержавшую приказ немедленно бросить все и явиться к нему на улицу Нев-Сент-Огюстен.
Войдя в приемную начальника полиции, Николя стал свидетелем любопытного зрелища. Сартин, слывший самым работоспособным чиновником в королевстве, сидел в кресле и, судя по избороздившим его лоб глубоким морщинам, был поглощен решением важной задачи. Закидывая ногу на ногу, он время от времени резко кивал головой, приводя в отчаяние парикмахера, пытавшегося уложить его волосы аккуратными буклями. Двое лакеев по очереди открывали продолговатые коробки, аккуратно извлекали из них парики и, один за другим, надевали их на манекен, задрапированный в ярко-красный халат. В Париже все знали о страсти Сартина к собирательству париков. А так как никаких иных слабостей за ним не числилось, все прощали ему это невинное увлечение. Но сегодня утром он, похоже, был недоволен даже своей коллекцией, и лакеи напрасно старались угодить ему.
Защитив лицо высокопоставленного клиента специальным экраном, парикмахер принялся обильно посыпать ему голову пудрой. Глядя на начальника в окружении белого облака, Николя с трудом сдержал улыбку.
— Сударь, я рад вас видеть, — произнес Сартин. — Как чувствует себя маркиз?
По выработавшейся у него привычке Николя воздержался от ответа. Но на этот раз Сартин повторил свой вопрос.
— Так как же он себя чувствует? — произнес он, в упор глядя на Николя.
Сартин, для которого, похоже, вообще не было никаких тайн, вполне мог узнать, что произошло в Геранде, удрученно подумал молодой человек и решил ограничиться самым общим ответом.
— Хорошо, сударь.
— Оставьте нас, — приказал Сартин, повелительным жестом отпуская окружавших его слуг.
Приняв свою любимую позу, а именно облокотившись на письменный стол, он, к удивлению Николя, пригласил его сесть.
— Сударь, — начал он, — я наблюдаю за вами уже пятнадцать месяцев, и у меня есть все основания быть вами довольным. Однако не вздумайте задирать нос, вы еще слишком мало знаете. Но вы не болтливы, умеете делать выводы и пунктуальны, что в нашем ремесле основное. Теперь к делу. Ларден исчез. Причины его исчезновения мне неизвестны, но они меня весьма и весьма интересуют. Как вы уже знаете, Ларден подчинялся только мне и выполнял особые задания, о которых отчитывался мне лично. Так что вы, сударь, сохраните в тайне все, что я вам сейчас скажу. Свободу действий Лардена ничто не ограничивало. Наверное, зря. Полагаю, вы, с вашей наблюдательностью, заметили, что у меня уже возникали основания усомниться в его честности.
Николя предусмотрительно промолчал.
— Сейчас он вел сразу два дела, одно из которых требовало особой деликатности, ибо на карту поставлена репутация моих людей. Мой предшественник Беррье вместе с делами передал мне и своего любимчика, комиссара Камюзо, хотя я бы прекрасно без него обошелся. Да будет вам известно, сударь, что комиссар Камюзо, надзирающий над игорными заведениями, наш главный винтик полицейского механизма, вот уже несколько лет подозревается в покровительстве подпольным притонам. Имеет ли он от этого выгоду? Как вы понимаете, определить разницу между вынужденным обращением к услугам осведомителей и противозаконным сговором с ними далеко не всегда возможно. У Камюзо есть верный человек, некий Моваль, безгранично ему преданный. Этот тип очень опасен. Не доверяйте ему. Когда надо организовать якобы неожиданный налет на притон, он выступает посредником и находит сообщников. По его наводке полиция проводит рейд и осуществляет конфискацию. А вы знаете, что по указу короля конфискованные деньги…
И он вопросительно посмотрел на Николя.
— Часть конфискованных сумм идет служащим полиции, — заученно ответил молодой человек.
— Вот что значит достойный ученик Ноблекура! Мои поздравления. Ларден работал и еще по одному делу, о котором и не могу вам ничего рассказать. Вам достаточно знать, что он его вел и что оно чрезвычайно сложное. Тем более, мне кажется, вас не слишком удивили сообщенные мною сведения. Так зачем же мне говорить вам лишнее?
Он открыл табакерку, но не взял понюшку, а, помолчав, с громким стуком ее захлопнул.
— В сущности, — продолжил он, — я вынужден так поступать, и, должен признаться, при сложившихся обстоятельствах мне приходится идти по проторенной дорожке. Вот приказ, который даст вам возможность вести расследование и прибегать к помощи властей. Королевский судья по уголовным делам и начальник городской стражи будут предупреждены. Всех квартальных комиссаров вы знаете лично. Держитесь уверенно, но соблюдайте формальности, а главное, постарайтесь ни с кем не поссориться. Не забывайте, вы являетесь моим личным представителем. Разберитесь в этой истории; мне кажется, в ней кроется какая-то тайна. И приступайте немедленно. Начните со знакомства с отчетами о ночных происшествиях, это всегда познавательное чтение. Нужно научиться их сравнивать, дополнять и соединять воедино разрозненные, на первый взгляд, факты.
Он протянул Николя подписанный документ.
— Сей Сезам, сударь, откроет вам все двери, включая двери тюрем. Не злоупотребляйте им. У вас есть ко мне просьбы?
— Сударь, у меня две просьбы, — на удивление спокойным голосом произнес Николя.
— Две? Однако вы стали дерзким, сударь!
— Во-первых, мне хотелось бы взять в помощники инспектора Бурдо…
— Ваша уверенность в себе растет не по дням, а по часам. Но я одобряю ваш выбор. Очень важно уметь верно оценить человека и его характер. Бурдо мне нравится. Что еще?
— Я узнал, сударь, что сведения никогда не даются бесплатно…
— Вы совершенно правы, мне следовало самому об этом подумать.
Отойдя в угол комнаты, Сартин открыл железный шкаф, извлек оттуда сверток с двадцатью луидорами и протянул Николя.
— Вы представите мне подробнейший отчет обо всем, что сделаете, и укажете, на что были израсходованы полученные вами средства. Если денег не хватит, требуйте еще. А теперь идите, время не ждет. Постарайтесь показать все, на что вы способны, и найдите мне Лардена.
Решительно, Сартин всегда удивлял Николя! Он вышел из кабинета начальника таким взволнованным, что, если бы тяжелый сверток с золотыми не оттягивал карман его фрака, ему пришлось бы долго щипать себя за нос, дабы убедиться, что он не спит. Однако радость от оказанного ему высокого доверия быстро уступила место неотступной тревоге. А справится ли он с таким важным поручением? Он уже видел, как на пути его вырастают дебри препятствий и чем дальше он продвигается, тем эти дебри гуще. Его возраст и неопытность станут ему помехой, а оказанное ему отличие побудит недругов расставить у него на пути капканы. Но он обязан найти в себе силы преодолеть все препятствия и выполнить неожиданно возложенную на него миссию. Совершенно неожиданно он почувствовал себя одним из рыцарей, отправляющихся в путь на поиски подвигов и приключений. Рыцарские романы составляли большую часть библиотеки в замке Ранрей.
Вспомнив о любимых книгах, он не мог не вспомнить о родном Геранде, и перед глазами немедленно возникли лица опекуна, маркиза и Изабеллы. Горький комок подкатился к горлу… Николя развернул врученную ему Сартином бумагу и прочел: «Доводим до вашего сведения, что податель сего приказа, г. Николя Ле Флош, уполномочен вести расследование по чрезвычайно важному делу, касающемуся блага государства. А посему, что бы он ни делал и ни предпринимал, он является исполнителем нашей воли и тех распоряжений, кои были ему даны. На сем основании приказываем всем представителям полиции и городской стражи, находящейся в подчинении прево и виконта Парижского, оказывать ему помощь и содействие, ибо, повинуясь ему, вы исполняете наш приказ».
Текст наполнил Николя гордостью, он почувствовал себя уверенно, а слова «служба королю» неожиданно обрели для него подлинное величие.
Но он быстро напомнил себе, что он всего лишь скромный инструмент в игре, правила которой превосходили его понимание, и отправился в Главное полицейское управление, куда стекались отчеты квартальных комиссаров и начальников городских патрулей. Бурдо он отыщет позднее, после того как по приказу Сартина ознакомится с отчетами.
Делопроизводители, хорошо знавшие Николя, без лишних вопросов выдали ему отчеты, поступившие за последние дни, и он погрузился в чтение однообразных докладов о происшествиях, случившихся в столице за время буйных карнавальных дней и ночей. Ничего интересного в этих отчетах он не обнаружил. Копии, сделанные с записей в регистрах мертвецкой,[5] на его взгляд, заслуживали большего внимания. В них перечислялись мрачные находки, запутавшиеся в огромной сети, перегораживавшей Сену на выходе из Парижа, куда течение приносило все, что попадало в воду. Но и в этих мрачных списках он тоже не нашел ничего, за что можно было бы зацепиться.
«Труп мужчины, которого, по словам соседей, звали Паскаль; захлебнулся и утонул в воде».
«Труп мужчины примерно двадцати пяти лет, без ранений и повреждений, однако содержащий все признаки утопленника».
«Труп мужчины примерно сорока лет, без ранений и повреждений; после осмотра сошлись во мнении, что означенный труп, прежде чем попасть в воду, скончался от апоплексического удара».
«Тело ребенка без головы; по нашему разумению, послужило для анатомических опытов и пролежало несколько дней в воде».
Николя отодвинул составленные корявым казенным языком описи. До него постепенно доходила вся сложность полученного им задания. И он впал в сомнение. Неужели Сартин решил посмеяться над ним? А может, он просто не хочет, чтобы Лардена нашли? Ведь доверить такое дело новичку — это верный способ закрыть его. Но он взял себя в руки и, отбросив печальные мысли, отправился в Шатле, дабы самому посетить морг и поговорить с инспектором Бурдо.
Бурдо также не преуспел в своих поисках. Не зная, как довести до сведения инспектора решение Сартина, Николя в конце концов молча сунул ему в руку бумагу, подписанную начальником полиции. Ознакомившись с ее содержанием, Бурдо поднял голову и, с доброй улыбкой глядя на молодого человека, произнес:
— Вот это новость. Впрочем, я всегда знал, что вы пойдете не только далеко, но и быстро. Рад за вас, сударь.
В его голосе слышалось уважение, и, растрогавшись, Николя пожал ему руку.
— Однако, — продолжил Бурдо, — ваша работа только начинается. Несмотря на неограниченные полномочия, не следует недооценивать трудностей. Так что если я могу вам помочь, можете на меня рассчитывать.
— Чтобы быть точным, господин де Сартин велел мне выбрать себе помощника. А если честно, я сам попросил у него дать мне кого-нибудь в помощь. И сказал, с кем бы мне хотелось работать. Назвал ваше имя. Но я еще очень молод и неопытен, и, если вы откажетесь, я не буду на вас в обиде.
Бурдо даже покраснел от волнения.
— Выбросьте ваши сомнения. Мы с вами не первый день знаем друг друга. Я наблюдаю за вами с того момента, когда вы пришли работать к нам и быстро проявили все ваши блестящие качества… Я польщен, что вы вспомнили именно обо мне, и рад, что стану работать у вас под началом.
Помолчав немного, Бурдо продолжил:
— Все это замечательно, но время не ждет. Я говорил с комиссаром Камюзо. Он не видел Лардена целых три недели. Начальник вам об этом сообщил?
Николя вспомнил намеки Сартина на некие секретные расследования и не ответил на вопрос инспектора.
— Я хотел бы посетить морг. Нельзя сказать, чтобы в описи я нашел что-то интересное, но пренебрегать нельзя ничем.
Бурдо открыл табакерку, протянул Николя, и тот щедро воспользовался ее содержимым. Все полицейские в Шатле быстро приобретали привычку перед спуском в мертвецкую нюхать табак, помогавший выдерживать царившее там зловоние. Николя уже довелось познакомиться с этим зловещим местом, сопровождая туда Лардена. Морг располагался в отвратительном подвале, темном и грязном, куда свет проникал через маленькое, наполовину заколоченное окно. От приходивших на опознание посетителей полуразложившиеся трупы отделяла решетка и деревянный барьер. Чтобы замедлить процессы гниения, тела, находившиеся в наиболее плачевном состоянии, густо посыпали солью. В этом неприглядном помещении устанавливали имена утопленников, выловленных в Сене, и найденных на улице покойников.
Время для посетителей еще не наступило, но в самом темном углу уже стоял в ожидании какой-то человек. Он внимательно разглядывал бренные останки, разложенные на каменных плитах пола; среди тел Николя с содроганием узнал те, описание которых он прочел в отчетах. Между холодными словами отчетов и неприглядной действительностью разница наблюдалась огромная. Потрясенный, Николя не обратил внимание на молчаливо стоявшего в тени посетителя. Неуместного свидетеля заметил Бурдо и, слегка толкнув Николя локтем, дабы привлечь его внимание, кивком указал на незнакомца в углу. Николя направился к неизвестному.
— Сударь, можно узнать, что вы здесь делаете и кто вам разрешил войти сюда?
Упираясь лбом в решетку, человек столь сосредоточенно созерцал трупы, что не заметил, как к нему подошли. А когда он обернулся, Николя чуть не вскрикнул от изумления:
— Это же доктор Семакгюс!
— Да, Николя, это я.
— А это инспектор Бурдо.
— Сударь… Однако позвольте, Николя, каким ветром вас сюда занесло? По-прежнему учитесь ремеслу?
— Разумеется, а вы?
— Вы помните моего слугу Сен-Луи? В пятницу он не вернулся домой. С тех пор о нем ни слуху ни духу, и я уже начал беспокоиться.
— С пятницы… Послушайте, доктор, подвал не слишком располагает к разговорам. Не хотите ли подняться наверх?
Они прошли через зал, где когда-то Николя ожидал своей первой аудиенции у Сартина. И хотя привратник давно уже почтительно его приветствовал, Николя с тоской вспоминал тот день, когда он, юный и застенчивый бретонец, робко вступил под своды Шатле. Понимая, что всем, что ему удалось достичь, он обязан своим воспитателям, он легко поддавался ностальгическим воспоминаниям и постоянно корил себя за эту слабость. Особенно теперь, когда ему следовало полностью посвятить себя выполнению ответственного задания, подобные воспоминания были явно неуместны. Дойдя до дежурной части, где постоянно дежурили караульные, Николя попросил Семакгюса подождать, а сам отвел Бурдо в сторону.