Оставалось перебросить ее через весь континент Евразии. Либо Невой, в Финский залив и Балтику, через пролив Скаггерак, в Атлантический океан, вдоль Африки, вокруг мыса Доброй Надежды в Индийский, мимо Китая, Японии, в устье Амура, и там, по реке, до Благовещенска. Либо по железной дороге к Уралу, а там по Транссибирской до самой Буреи. Но первый путь был баснословно дорог и долог. А второй невозможен, ибо гигантская турбина не умещалась на железнодорожной платформе. Выбрали третий путь, по воздуху. Арендовали гигантский «Ан-124» «Руслан». В Пулкове ночью, приподымая троллейбусные провода, повезли сквозь спящий Питер турбину. Погрузили в чрево могучего крылатого великана.
Тяжко ревел «Руслан», пронося над Россией стальное солнце турбины. Опустился на военный аэродром «Завитинск» в ста двадцати километрах от станции. Когда-то на аэродроме базировались стратегические бомбардировщики – воздушный щит Дальнего Востока. Позднее, в процессе «реформы» армии, бомбовозы разрезали на металлолом, к великой радости соседнего Китая.
Турбину медленно извлекли из брюха «Руслана». Погрузили на платформу, которая еще недавно перевозила баллистическую ракету. Военные тягачи «Ураганы» повлекли литое колесо по распадкам и сопкам, мимо разоренных обезлюдевших сел, брошенных, зияющих брешами военных городков, умерщвленного, гиблого края, куда впервые за пятнадцать «смутных» лет явились не грабители и вандалы, а созидатели и творцы. Колесо, еще ледяное, недвижное на платформе, уже источало незримую энергию жизни, преодолевая царившие кругом уныние и смерть.
То же было и с трансформатором-исполином, построенным на московском заводе. Доставленный по Транссибирской, величиною с дом, он двигался на платформе в упряжке трех тягачей-тяжеловозов. Если вверх на склон – все три тянули разом. Если под гору – один тягач ставился в хвост платформы, тормозя на спуске. Люди – инженеры, монтажники, наладчики – шли пешком за медленной процессией. Так идут за гигантским катафалком, провожая в «мир иной» великого покойника. Но так же жрецы следуют за статуей всемогущего Бога, чтобы водрузить ее в священном капище.
Турбину и трансформатор встречали в Талакане, как в Древнем Риме встречали колесницы триумфатора. Всем многотысячным коллективом, ликуя, будто в каждый дом, в каждое общежитие и «балок» пришло их личное счастье.
Бурейская стройка сложилась в «ядро гравитации», в «центр притяжения», собирая в свою растущую плоть не только материю, – изделия из бетона и стали, не только инженерные идеи и замыслы машин и приборов. Стройка являла собой пример организации, большого ансамбля, громадного «социального двигателя», в котором вырабатывалась энергия созидания. Драгоценное топливо, без которого не может существовать страна. Топливо, которое почти иссякло в России за годы разрушения, утрат и деструкции. «Общее дело», по которому истосковалась русская артельная душа, тысячелетиями взраставшая в коллективных сверхусилиях – выживала, отражала нашествия, осваивала пустыни и льды, – строило государство из двенадцати часовых поясов. Сверхзадача, сверхнадежда, великая, почти утопическая мечта – вот что реет над стройкой в клубах тумана и дыма, в проблесках машин, в хрипе планерок и штабов. «Общее дело», чем был Советский Союз, работавший под громадными нагрузками ХХ века, соединяло украинца и татарина, русского и еврея, грузина и якута. Империя, наднациональная, мистическая, скопившая громадный потенциал этносов, культур и религий, действующая вопреки энтропии, разворачивающая на необозримых пространствах спираль развития, – все это воспроизводит в миниатюре бурейская стройка. Прапамять об исчезнувшем Советском Союзе. Прообраз будущего Государства Российского.
В стране в 2003-м все еще бессмысленно лепетали о «гражданском обществе», о «выборности или невыборности» губернаторов, об «антисемитизме» и «русском фашизме». Но казна пополнялась нефтедолларами, разбухал «стабилизационный фонд», пусть замороженный Кудриным, высланный Грефом из России. Деньги сулили возрождение и развитие, симптом которых обнаружил себя на Бурее.
На краю Талакана, в стороне от пятиэтажек, на кромке тайги и водохранилища – небольшая каменная церковь Ильи Пророка – голубая кровля, милый золотой куполок, заиндевелые колокола. В теплом сумраке – любовно вырезанный иконостас, намоленные иконы, сладкий дым недавно прошедшей службы. Гигантская станция – машина, перерабатывающая земную гравитацию, жар солнца, свирепый бег реки в бестелесное электричество. Крохотная, наполненная верующими церковь – загадочное устройство, извлекающее из Космоса молитвенные энергии любви, благоговения, нежности, переносящая их в людские дела и поступки. Талакан содержит все элементы полнокровной, дееспособной цивилизации – ее видимой материальной основы, социальной организации, метафизической завершенности.
Июнь 2003-го. Станция перед пуском. Еще пуста каменная чаша водохранилища, но плотина, как гигантская крепостная стена, готова держать непомерный напор воды. Драгоценный агрегат вживлен в тело станции – стальной вал сверхточно соединяет турбину и генератор, ожидая удар водопада. Окрестные дали в легком проблеске проводов и высоковольтных мачт, словно станцию окружают тенета, готовые уловить невидимое, рвущееся на свободу существо. Тысячи приборов заострили чуткие стрелки, напрягли циферблаты, осветили экраны мониторов, чтобы измерять бессчетные биения и ритмы гигантского, готового к оживлению организма. Уже приглашены на Бурею вельможные гости – губернаторы, депутаты, министры, послы и консулы соседних государств, журналисты и «политические технологи», готовые преподнести пуск станции как громадную победу РАО ЕЭС и всей российской экономики. Ждали Президента. Ждали триумфа.
Вот только не было дождей, которые напоят притоки Буреи, напитают горную реку, наполнят рукотворное море, слепым напором провернут лопатки турбины. В небо, вымаливая дожди, смотрело руководство станции. Смотрели инженеры и рабочие, словно взглядами хотели сгустить редкие облака, превратить в дождевые тучи. Весь Талакан мучился, суеверно умолял Бога Воды не оставить гидроэнергетиков своей милостью. Быть может, помогли молитвы в храме, посвященном Илье Пророку – покровителю грома и молнии. Но тучи вдруг сгустились, хлынул могучий ливень, наполнил каменный ковш водохранилища.
Нажатие пусковой кнопки, словно прикосновение Божьего перста к бездушному, глиняному Адаму. Дух вселился в станцию. Взыграли невиданные мощности. Излетели непомерные силы. Музыка электричества победно понеслась над Дальним Востоком, под возгласы ликующих строителей. Свершилось чудо бессловесной молитвы. Чудо гигантского труда. Чудо преображения мертвого в живое.
Последующие годы с пусками второго, третьего, четвертого блоков напоминали наращивание наступления, когда в прорыв, сокрушая противника, вводятся новые армии, делая победу необратимой.
«Русская Победа» – это особый фермент «русской цивилизации», которая, сокрушаясь до основания, превращаясь в пыль, в ничто, вновь, силою мистических законов, обретает новую форму. Вырастает в новый великолепный кристалл. Соединяет своими гранями, лучами, призматическим преломлением света пространства необъятной Евразии – живущие в ней племена и народы, хребты и великие реки, – воссоздаваясь в новом варианте Империи.
Четыре империи называют историографы, исследуя пути русской государственности от начала времен. Киевская Русь, собравшая вокруг храма Святой Софии славянские племена, угров и финнов, хазар и норманнов. Московское царство, сбросившее иго Орды, объединившее вокруг колокольни Ивана Великого несметные пространства от Смоленска до Урала и дальше. Петербургская империя Романовых, величаво и грозно воссиявшая от Японии до Германии, от Индии до полярных льдов. Сталинская империя, наложившая свою красную длань на все континенты, сделавшая ХХ век – «русским веком».
Сегодня, на руинах прежних империй, под насмешки врагов, под улюлюканье святотатцев, среди разбойных банд и хищных корпораций, начинают оживать умершие пространства. Сращиваются переломы. Приоткрываются запавшие очи. Вокруг – все тот же ужас, то же разграбление, немолчный народный стон. Но сквозь черные тучи начинает брезжить тонкий луч еще невидимой Вифлеемской звезды, возвещающей о рождении дивного младенца – Пятой Русской Империи.
Здесь, на бурейской стройке, чувствую ее первое дыхание, ее слабый младенческий лепет.
Люди Бурейской ГЭС, весь многотысячный коллектив состоит из неповторимых личностей, в каждой из которых преломляется стройка. Так свет в кристалликах снега или каплях росы расщепляется на спектральные сверкания. У каждого свой цвет, своя краска, а вместе – яркое солнце могучей стройки.
Генеральный директор Юрий Васильевич Горбенко, типичный энергетик в том смысле, что с молодости кочевал с одной грандиозной стройки на другую. Саяно-Шушенская, Майнская, Шульбинская ГЭС. Его прижизненные памятники – гигантские плотины, укрощенные великие реки, десятки генераторов-великанов, выплескивающих бесцветные потоки электричества. Его нетипичность определяется словом «пассионарность». Он сам – генератор. Источник загадочной энергии, которая делает человека неукротимым, толкает наперекор обстоятельствам, вспарывает омертвевшие пласты, действует там, где воцарилась безнадежность. Его задача – не просто обеспечить строительство и эксплуатацию станции. Не только создать коллектив и вписать его в неумолимую синусоиду строительства. Его миссия – одухотворить эту стройку. Превратить ее в «школу пассионарности». Сотворяя плотину, генераторы, высоковольтные ЛЭП, сотворить человека-пассионария, который, уехав со станции, понесет по усталой стране невидимую чашу «живой воды», окропляя ею другие стройки, другие утомленные души. Уныние – это эпидемия смерти, которая заражает целый народ, обрекая его на гибель. Пассионарность – «эпидемия жизни», что будит вялые души, побуждает творить, жертвовать, толкает на деяния и подвиги. В страшные 90-е, когда стройка превратилась в «черную дыру», голодали дети, бунтовали мужики, женщины были готовы растерзать ненавистного директора, виня его в несчастьях строительства, в несчастьях страны, только «пассионарность» позволила гендиректору выстоять. Не дать «погаснуть свече». Закрыть черную амбразуру своей жертвенной, верящей жизнью. Только возвращение в народную душу этих загадочных энергий позволит России выстоять в катастрофах ХХI века. И здесь роль лидера, роль вождя, роль Отца – стройки или государства – бесценна.
Генеральный директор Юрий Васильевич Горбенко, типичный энергетик в том смысле, что с молодости кочевал с одной грандиозной стройки на другую. Саяно-Шушенская, Майнская, Шульбинская ГЭС. Его прижизненные памятники – гигантские плотины, укрощенные великие реки, десятки генераторов-великанов, выплескивающих бесцветные потоки электричества. Его нетипичность определяется словом «пассионарность». Он сам – генератор. Источник загадочной энергии, которая делает человека неукротимым, толкает наперекор обстоятельствам, вспарывает омертвевшие пласты, действует там, где воцарилась безнадежность. Его задача – не просто обеспечить строительство и эксплуатацию станции. Не только создать коллектив и вписать его в неумолимую синусоиду строительства. Его миссия – одухотворить эту стройку. Превратить ее в «школу пассионарности». Сотворяя плотину, генераторы, высоковольтные ЛЭП, сотворить человека-пассионария, который, уехав со станции, понесет по усталой стране невидимую чашу «живой воды», окропляя ею другие стройки, другие утомленные души. Уныние – это эпидемия смерти, которая заражает целый народ, обрекая его на гибель. Пассионарность – «эпидемия жизни», что будит вялые души, побуждает творить, жертвовать, толкает на деяния и подвиги. В страшные 90-е, когда стройка превратилась в «черную дыру», голодали дети, бунтовали мужики, женщины были готовы растерзать ненавистного директора, виня его в несчастьях строительства, в несчастьях страны, только «пассионарность» позволила гендиректору выстоять. Не дать «погаснуть свече». Закрыть черную амбразуру своей жертвенной, верящей жизнью. Только возвращение в народную душу этих загадочных энергий позволит России выстоять в катастрофах ХХI века. И здесь роль лидера, роль вождя, роль Отца – стройки или государства – бесценна.
Валерий Арташесович Саакян, крупная фигура в РАО ЕЭС, был назначен руководителем «пускового штаба» в самые критические моменты строительства. «Железный Саакян», «зубр советской энергетики» – он принес на стройку организационную культуру Советского Союза, в которой вырос, возводя крупнейшие энергетические объекты. Эта культура в условиях непрерывного дефицита материалов, сбоя поставок, авралов и перегрузок позволяла стране одновременно запускать десятки энергоблоков, возводить атомные, тепловые, гидроэлектростанции в размерах, поспевавших за ростом народного хозяйства. Воля, стратегическое мышление, неотступное следование классическим нормам и ослепительный авангардизм – таков стиль Саакяна. Это он настаивал на приобретении самого современного, «авангардного» оборудования. Он заставил строителей пробить горный туннель, куда от станции к распределительному устройству был проложен уникальный высоковольтный кабель. Его летучую фразу повторяют на станции: «Обстоятельства уходят, а факты остаются». Тяжелейшие обстоятельства стройки уже почти забыты, но факт – Ее Величество ГЭС – остался. Организатор масштаба Саакяна создает из коллектива «социальный двигатель», который с каждым оборотом не только продвигает строительство, но и возводит, укрупняет и совершенствует себя самого. Это и есть суть «советской проектности», сыном которой является Саакян. Рутина планерок и штабов, «свинчивание» бессчетного количества рассыпающихся казусов, сотворение из миллионов деталей единой энергетической мегамашины предполагают поэтическое мышление, которым обладают великие инженеры и строители. Таков Саакян.
Зам. главного инженера Игорь Алексеевич Голубцов, молодой, самоуверенный, напористый. В нем сильны мотивации профессионального и карьерного роста. Двадцатилетняя стагнация энергетики лишила отрасль молодых специалистов, привела к старению управленцев. Сегодня разрыв между «стариками» и «молодыми» – препятствие для гармоничного профессионального роста, но одновременно стимул для быстрого карьерного взлета. И то и другое олицетворяет собой Голубцов. Он считает себя не просто инженером, но менеджером – создал вокруг себя коллектив из тридцати человек, выращивая из него «элиту», «белые воротнички», среди которых сильны чувства корпоративной солидарности, профессионального аристократизма, особого, почти эстетского подхода к делу. Научные методы управления сверхсовременными машинами предполагают высокие знания, честолюбие, определенную гордыню состоявшихся, самодостаточных людей. Видимо, эта «элитарность» побуждает Голубцова создавать на станции партийную ячейку СПС. Быть может, это ему и удастся. Ибо станция – одно из самых «благополучных» мест нынешней экономики. СПС – партия благополучных, состоявшихся людей, коих в сегодняшней России – с гулькин нос.
От Голубцова веет энергией. В нем чувствуется гордыня сделавшего себя человека. Он чужд нытью. Считает, что Дальний Восток очень скоро обретет новый импульс развития.
Василий Волков, молодой мастер, обслуживающий то самое распределительное устройство, что является гордостью станции. Швейцарская техника, прецизионная, безопасная, сверхнадежная. Конструкция из лакированных труб, помещенная в теплый компактный ангар. В глубине этих труб бьются бешеные токи, пульсируют гигантские синусоиды. Снаружи – теплые запахи лаков, волнистые струйки электронных графиков, разноцветный экран компьютера. Мастер живет в трехкомнатной квартире. Уже имеет одного ребенка, жена вот-вот родит второго. Он располагает к себе, открыт, дружелюбен, источает обаяние. Быть может, эта контактность и общительность побудили его стать местным депутатом, сделали общественником. Круг его хлопот – высокие тарифы на электроэнергию в Талакане. Скверное состояние водопроводных труб, которые загрязняют очищенную до хрустального свечения воду. Вместе со всеми жителями поселка он не понимает, почему, живя среди океана энергии, добывая эту энергию для страны, талаканцы обязаны платить за нее непомерно высокую цену. Он соглашается с тем, что люди, пережив ужасные годы бедствий, получив работу, достаток, сносное жилье, человеческие условия существования, не довольствуются достигнутым. Их требования непрерывно растут. С неутомимостью и наивностью молодого общественника он давит на руководство, требуя внимания к людям.
Экономист Раиса Константиновна Тарновская приехала в Талакан в 80-е, вместе с мужем, исполненная комсомольского энтузиазма. Она до сих пор в воодушевлении от той восхитительной молодой поры, когда на стройке царили братство, веселье, коллективный труд и отдых, концерты самодеятельности, ожидание начинавшегося огромного дела. Она мучительно пережила «смутное время», распад коллективов, бегство людей со стройки, озлобленность, забастовку. Горько рассказывает о ночных очередях за буханкой хлеба. О том, как брали в заложники директора. Сутками сидели на пороге конторы, требуя зарплаты. Весь небольшой, накопленный достаток они с мужем спустили – ездили по деревням, обменивая скарб на продукты. Когда «окаянные дни» миновали, и строительство возобновилось, и появились хорошие заработки, и вновь собрались коллективы, и понаехала молодежь, бытие, однако, не восстановилось в прежних формах. Больше не было безоглядного веселья и уверенности в будущем. Исчезло былое товарищество и человеческая общность. Поселившаяся тревога не исчезла. Что будет в будущем со стройкой и со страной? Как жить детям? Кто защитит от возможных потрясений? Вера в то, что государство заслонит от напастей, сменилась чувством незащищенности, которое не устраняется членством в такой солидной корпорации как РАО «ЕЭС России». Люди стали эгоистичнее, замкнулись на себе. В случае напастей уповают на свою расторопность и удачливость. В ней, как и во многих, кто потерял свою Родину – СССР, присутствует незаживающая психологическая травма.
Эколог Сергей Егорович Сиротский возглавляет постоянно действующую экспедицию биологов, изучающих «давление» станции на уникальную природу края. Зимой и летом, от верховий Буреи и до устья группы зоологов, ботаников, ихтиологов, почвоведов, энтомологов ведут тщательные исследования. Мониторинг, как они говорят, состояния вод, флоры и фауны, сложнейших биологических связей, выявлял, как восприняли окрестная тайга, лесные озера, заросли редких растений «удар» техносферы. «Зеленые» – и в этом их изначальная миссия – восприняли станцию в штыки. На всех этапах строительства – шквал статей, выступлений, скандалов. Иногда создавалось впечатление, что «гранты», получаемые из-за рубежа, направлены на то, чтобы скомпрометировать стройку, создать из гидростроителей ужасный образ губителей родной природы. Сиротский, создавая исследовательскую группу, включил в нее и «зеленых». Оснастил аппаратурой, обеспечил транспортом, посадил на зарплату, которую выделяет РАО ЕЭС. Энергетики спонсируют исследования, заинтересованные в их откровенных непредвзятых результатах. Благодаря этим исследованиям впервые за историю был обследован край, закрашены «белые пятна», открыты новые виды растений и животных. Попадающие под затопление популяции редких растений пересаживаются в ботанический сад. Устанавливаются нерестилища местных рыб. Отмечаются пути миграции копытных. Предварительный итог наблюдений – травма, нанесенная стройкой природе, зарастает. Складываются новые границы воды и суши. Поголовье кабарги и изюбря не уменьшается. Рыбные запасы не истощаются. «Зеленые», получившие свободный доступ к исследованиям, превращаются из врагов Сиротского в сотрудников. Летом на обочину дороги Благовещенск—Талакан выбегают фазаны, а в окрестностях поселка появился уссурийский тигр, которого, как говорят биологи, пригнали сюда пожары вокруг дальневосточных военных складов.