Это был давно обжитый суздальскими смердами край, богатый пушным зверем, речной и озерной рыбой, бортными и смоляными промыслами. Стольным градом этого лесистого края была небольшая Москва, ставшая крепостью во времена Юрия Долгорукого.
Четырехдневный путь по ледяной дороге на холодном ветру так сильно утомил Саломею, что она, оказавшись в Москве, наотрез отказалась идти пешком до Владимира, узнав, что путь туда еще длиннее. Саломея сказала, что дождется весенней оттепели либо купеческого каравана, чтобы верхом или на санях доехать до Владимира. Терех заявил, что тоже останется в Москве, покуда не спадут морозы. Одежка на нем была не ахти, поэтому Терех едва не обморозил себе пальцы на руках и ногах.
– Глядите, голуби мои, дождетесь татарской напасти, тогда запоете Лазаря! – предостерег Яков Тереха и Саломею.
Проведя в Москве всего одну ночь, Яков с рассветом двинулся вдогонку за суздальскими полками. Вместе с ним ушла Гликерия.
В Москве скопилось около шестисот беженцев, это были те, кто совершенно выбился из сил и кого вынудили задержаться здесь наступившие сильные морозы. Единственный здешний постоялый двор был переполнен уставшими обмороженными людьми, которые спали вповалку прямо на полу в помещениях, где были печи.
Всех беженцев постоялый двор вместить не мог, поэтому около четырехсот человек разместились в домах горожан, изрядно потеснив население этого небольшого городка.
Всех взрослых мужчин, при их желании, здешний воевода Филипп Нянко зачислял в войско, выдавая каждому оружие и пропитание. Около тридцати человек были взяты в княжескую дружину – это были люди, имеющие в прошлом боевой опыт.
Вступил в княжескую дружину и Терех. Его, как бывшего гридня рязанского князя, сразу сделали десятником. Терех помылся в бане, приоделся, побрился, и к нему сразу вернулась его прежняя самоуверенность. Наврав гридничему, что Саломея его жена, Терех добился, чтобы его поселили на княжеском подворье вместе с ней.
Княжеский терем был древний, потемневший от времени, со скрипучими дверьми и лестничными ступенями. Единственным украшением княжеских хором были разноцветные стекла, вставленные в окна на втором ярусе. Окна нижнего этажа были по старинке забраны решетками с полупрозрачной слюдой.
Терех и Саломея разместились в одном из нижних помещений терема, узком, темном и с низким потолком. Это была бывшая кладовая, поэтому окон здесь не было. Через круглую отдушину в потолке сверху постоянно доносились отдаленные голоса челядинок, там была спальня служанок и комната, где девушки ткали холстяную и льняную ткань.
Саломея была благодарна Тереху за то, что он помог ей бежать из татарского становища, что всячески заботился о ней в трудном пути из Коломны в Москву, что не бросил ее одну в Москве. Саломея без возражений согласилась играть роль жены Тереха, чтобы и дальше быть с ним рядом. Благодарная Саломея в первую же ночь отдалась Тереху, разнеженная теплом их совместного жилища, стены которого были из сосновых бревен, а не из жердей и войлока, как было в татарской юрте.
В свете масляного светильника нагая Саломея с копной пышных вьющихся волос и большими блестящими очами показалась Тереху прекраснейшей женщиной на свете. Сластолюбивый Терех посчитал соитие с Саломеей некоей наградой ему от Всевышнего за все перенесенные страдания. Он покрывал жадными поцелуями роскошную упругую грудь Саломеи с небольшими острыми сосками, гладил руками ее живот, нежное лоно и раскинутые в стороны прекрасные бедра. От кожи и волос Саломеи, недавно пришедшей из бани, исходил еле уловимый запах мяты и березовых веников.
Разрумянившееся лицо Саломеи с полузакрытыми очами и приоткрытыми алыми устами было полно неги и умиротворения, ее гибкие руки были бессильно закинуты за голову.
Внезапно Саломея резко приподнялась с подушки и свесилась с кровати, прижав ладонь ко рту. Из нее хлынула обильная рвота.
Терех метнулся за липовым корытцем, лежащем в углу на полке, но прежде, чем он подскочил с ним к Саломее, у нее уже все прошло. Саломея сидела на постели с недовольным видом, поджав ноги и вытирая губы тыльной стороной правой руки.
– Что ты сегодня ела? – забеспокоился Терех. – Живот не болит? Голова не кружится?
– Это не отравление, – негромко промолвила Саломея, – просто я беременна… от Моисея. – Саломея подняла глаза на Тереха. – Жаль, нам не удалось убить этого мерзавца!
Видя, что Саломея едва сдерживается, чтобы не разрыдаться, Терех подсел к ней и мягко обнял ее за плечи.
– Не горюй, лада моя, – сказал он. – Ты прошла через страшные испытания, побывав в неволе у татар. Ты выжила, пройдя через кровь и унижения, – это главное. А беременность твоя… – Терех запнулся, затем продолжил: – Считай, что ты забеременела от меня.
* * *С утра и до вечера Терех был занят на службе. Ему приходилось стоять в карауле на городской стене, обучать новичков владению оружием и навыкам боя в строю, сопровождать княжеские обозы, везущие в Москву из окрестных сел подати в виде зерна, меда, воска, пушнины и мороженой рыбы.
Саломея, изнывая от безделья, днем слонялась по терему или по теремному двору, заговаривая лишь с теми из служанок, кои обращались к ней, как к госпоже. Из одежды у Саломеи помимо двух тонких исподних сорочиц имелось два платья: одно теплое, из шерстяной ткани, другое льняное, а также белый платок, беличья шуба и круглая парчовая шапочка с меховой опушкой. Все это досталось Саломее от княгини Анастасии Борисовны, проявившей к ней сострадание как к подруге княжны Радославы.
Саломея из-за холодов надевала постоянно шерстяное платье, хотя ей не нравился его светло-коричневый цвет. Но однажды она вышла из своей темной каморки прогуляться по терему в белом льняном платье, с длинными рукавами и красивыми красными узорами по вороту и нижнему краю подола. Свои пышные волосы Саломея не стала заплетать в косу, распустив их по плечам и скрепив тонким узорным очельем. Она обратила внимание, что в таком виде здесь ходят почти все челядинки, старавшиеся перещеголять друг дружку и добиться расположения молодого князя Владимира Георгиевича.
Подслушав разговор двух служанок, Саломея узнала, что их молодой господин недавно отправил во Владимир свою беременную жену и теперь в его постели перебывали почти все княжеские челядинки. Самые привлекательные из девушек оказываются в княжеской ложнице не только ночью, но и днем.
«Похоже, князь Владимир силен и неутомим, как жеребец! – подумала тогда Саломея. – К тому же он еще и ангельски красив!»
Саломее довелось несколько раз видеть Владимира Георгиевича со стороны, но столкнуться с ним лицом к лицу ей пока не удалось ни разу. Именно страстное нетерпеливое желание этой встречи подтолкнуло Саломею к тому, чтобы нарядиться в легкое льняное платье, подчеркивающее совершенные формы ее фигуры. Саломея и не скрывала от себя самой, что ею движет единственное желание – соблазнить красавца-князя.
В тот день удача улыбнулась Саломее.
Спускаясь из верхних покоев терема на нижний ярус, Владимир Георгиевич узрел черноволосую кудрявую красавицу в длинном белом платье, с задумчивым видом сидящую на скамье возле массивного дубового столба, подпирающего тяжелую балку потолочного перекрытия. Голос князя, казалось, пробудил большеглазую незнакомку от некоей печальной грезы. Присев на скамью рядом с Саломеей, Владимир Георгиевич мигом позабыл, куда и зачем он шел. Пленительный взгляд Саломеи, ее чуть смущенная улыбка и слова, слетевшие с ее красивых уст, заворожили и околдовали молодого князя, который, сам того не ведая, попался в сети опытной обольстительницы, как рябчик в силок.
Вечером этого же дня между Саломеей и Терехом произошел довольно неприятный разговор.
Саломея, со свойственной ей прямотой, объявила Тереху, что уходит от него к Владимиру Георгиевичу.
– Князь люб мне, и я ему по сердцу, – сказала Саломея. – Отныне я буду жить наверху, в княжеских покоях. Не серчай на меня, Терех. Мы с тобой разного поля ягоды.
– Ясное дело, куда уж мне до тебя, Саломеюшка! – проворчал Терех, сняв с себя пояс и в сердцах швырнув его в дальний угол. – Я для тебя слишком мелкая пташка! Тебя привлекают бояре да князья! Что ж, ступай, коль князь соблазнился тобою, ты ведь не жена мне. Токмо хочу напомнить тебе, голубушка: у Владимира Георгиевича есть супруга венчанная.
– Ведаю, – холодно обронила Саломея. – Супруга князя Владимира может помереть при родах, такое бывает. Тогда я стану его законной супругой.
– Ну а ежели княгиня удачно разродится, что тогда? – спросил Терех, снимая с себя сапоги.
– Этот князь мой! – сдвинув брови, проговорила Саломея. – Я не уступлю его никому! Владимир уже без ума от меня, хотя еще не распробовал всех моих прелестей, а что будет, когда он узнает, какая я искусница в постели!.. Скоро я очарую и приручу Владимира, обуздаю его волю, моя красота заслонит от него всех прочих красавиц. Тогда Владимир сам спровадит свою венчанную жену в монастырь.
– Змея ты подколодная! – вырвалось у Тереха. – На чужом несчастье счастье свое построить хочешь! Стерва блудливая!
– Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала, Терех, – с неприязненной миной на лице произнесла Саломея. – Неужто ты забыл про свои любовные похождения в Рязани? Сначала ты соблазнил Гликерию, потом обрюхатил дочь какого-то плотника…
– Враки это! – возмущенно воскликнул Терех. – Гликерия сама на меня вешалась, а с Фетиньей мы просто гуляли вместе по вечерам, вот и всё.
– Гуляли и ребеночка нагуляли, – усмехнулась Саломея. – Вас, мужчин, послушать, так все вы чада непорочные!
– Всего три дня мы с тобой прожили в тереме княжеском, Саломеюшка, а ты уже бросаешь меня, забыв про все добро, какое я для тебя сделал! – с горечью проговорил Терех. Он был так расстроен, что, казалось, слезы отчаяния вот-вот брызнут у него из глаз. – Ладно, красавица, ступай к своему князю. Лови удачу за хвост! Я неплохо проживу и без тебя!
Саломея хотела поцеловать Тереха на прощание, но он обиженно отвернулся. Тогда она молча на краткий миг прижалась головой к его спине и удалилась, захватив свои скромные пожитки.
* * *Княжеские гридни отнеслись к несчастью Тереха с сочувствием, хотя никто из них не решился осуждать своего князя вслух. Лишь сотник Могута, который тоже был родом из рязанских земель, костил князя нехорошими словами, оставаясь с Терехом наедине.
Произошедшая в Терехе перемена бросалась в глаза каждому, кто был с ним знаком и с кем он общался на службе. Печать угрюмости лежала у Тереха на лице. Он перестал шутить и балагурить, стал замкнут и неразговорчив.
Минуло еще два дня. За это время Терех видел Саломею дважды, и оба раза она была вместе с Владимиром Георгиевичем. Сначала князь и Саломея выезжали верхом на конях на прогулку за городскую стену, потом они вместе встречали на теремном крыльце пришедших к ним в гости двух местных бояр с женами.
Желая хоть как-то отвлечь Тереха от гнетущей его тоски, сотник Могута в очередной выезд княжеских гридней за данью взял и его с собой.
На этот раз нужно было объехать дальние выселки в лесах, граничащих с коломенским уделом.
Стояла середина января. Последнее время постоянно шел снег, поэтому лес стоял в сугробах выше колен.
Тиун Фаддей, на котором лежала обязанность отчитываться перед князем за недоимки, с трудом отыскивал среди лесных дебрей заваленные снегом дороги и тропы. Самыми надежными ориентирами оставались, как обычно, замерзшие русла речушек, впадающих в Москву-реку.
Конный отряд сотника Могуты потратил полдня, чтобы добраться до первого из лесных селений, где жили охотники-мещеряки. Большинство мещеряков ныне, как и встарь, были язычниками, поэтому церковную десятину они платили крайне нерегулярно. Налоги местному князю мещеряки выплачивали дважды в год и в полном объеме, понимая, что с властью земной лучше не ссориться.
Уже смеркалось, когда княжеские гридни выехали по узкой лесной дороге к другому селению мещеряков, лежащему на берегу реки Пехорки. Оказалось, что в селе совсем недавно побывали незваные гости. Все избы были разграблены, из хозяйственных построек был уведен весь скот, амбары и погреба опустошены. Во дворах и на единственной деревенской улице лежали окровавленные полуобнаженные тела убитых смердов. Их порубили саблями, кого-то закололи копьем, кого-то застрелили из лука.
– Татары здесь побывали, – хмуро сказал Терех, осмотрев длинную черную стрелу с оперением из соколиных перьев, которую он выдернул из одного из убитых. – Совсем недавно побывали, кровь на убитых еще не задубела. И вон помет от татарских лошадей еще совсем свежий.
Следопыты из княжеских гридней, осмотрев все вокруг, поведали Могуте, что татар было около полусотни и ушли они со всем награбленным добром по льду реки Пехорки в сторону села Бельцы.
– Пришли сюда нехристи тоже по льду Пехорки со стороны Москвы-реки, – сказал старший из следопытов.
– Вот собаки узкоглазые! – Сотник сердито сплюнул себе под ноги. – Стало быть, добрались мунгалы и до нашего края. Придется рассчитаться с нехристями за их злодеяние!
Могута решил вести свой отряд, состоящий из тридцати всадников, в село Бельцы, чтобы настигнуть там татар и истребить их всех поголовно. Тереху сотник приказал мчаться во всю прыть в Москву и предупредить Владимира Георгиевича о том, что татары, по всей видимости, взяли Коломну и по льду Москвы-реки уже проникли во владения суздальских Мономашичей.
Терех вскочил на коня и, галопом вылетев за деревенскую околицу, скрылся в лесу.
Добравшись до развилки двух дорог, Терех перевел коня на шаг, чтобы дать ему отдышаться. В голове его завертелись мысли, присущие настроению, владеющему Терехом в последние безрадостные дни.
«Не стану я упреждать князя Владимира о том, что татары близко, – думал Терех. – Пусть этот злыдень тешится в постели с паскудницей Саломеей, не ведая о близкой татарской напасти. Пусть мунгалы свалятся ко граду князя Владимира нежданно-негаданно! Это будет моей расплатой Владимиру и Саломее за причиненное мне зло».
Терех решил не возвращаться в Москву, а ехать прямиком во Владимир, благо у него был хороший конь и он сам был тепло одет, да еще и вооружен.
«Разыщу во Владимире купца Якова и Гликерию, они помогут мне обустроиться на новом месте», – размышлял Терех, довольный тем, что нашел-таки способ отомстить Саломее и ее имовитому любовнику.
Не доезжая до Москвы около десяти верст, Терех повернул усталого коня на дорогу, ведущую к реке Клязьме. На этой реке, в среднем ее течении, стоял славный град Владимир – украшение и гордость здешних земель.
* * *Возвышение Саломеи, невесть откуда появившейся и мигом опутавшей князя Владимира своими обворожительными сетями, настроило против нее всю челядь в княжеском тереме. Недоброжелательность служанок Саломея чувствовала на каждом шагу. За трапезой ей подавали пересоленный суп и кашу, ее вещи всегда валялись на полу, стоило Саломее отвернуться. Челядинки постоянно толкали Саломею в спину и наступали ей на ноги, когда рядом не было князя. Самые смелые из них в лицо обзывали Саломею непотребными словами, опять же, в отсутствие Владимира Георгиевича.
Однажды вечером Саломея не выдержала и влепила пощечину самой дерзкой из служанок, которая до появления Саломеи была самой любимой наложницей князя. Служанка убежала со слезами на глазах, но вскоре вернулась с двумя другими челядинками. Втроем они набросились на Саломею, повалили ее на пол, осыпая ударами и пинками. Защищаясь, Саломея успела расцарапать шею одной из нападавших и укусила другую за кисть руки.
Челядинки сильно поколотили Саломею, в кровь разбив ей нос и оставив на ее теле много синяков.
Саломея намеренно разделась догола и в таком виде встретила в опочивальне Владимира Георгиевича, отлучавшегося по делам в Нижний город, дабы он увидел, как она пострадала от рук обнаглевших челядинок.
– Кто знает, милый, может, в следующий раз ты увидишь меня, вот так же вернувшись домой, с выбитыми зубами или без глаза, – промолвила Саломея, лежа на постели. – Может, дойдет и до того, что твои служанки попросту отравят меня.
Скорый на расправу князь Владимир призвал к себе всех служанок и велел Саломее указать на тех из них, которые посмели ее избить. Затем, по приказу князя, двое холопов отхлестали плетьми трех челядинок, на которых указал палец Саломеи.
На следующее утро Владимир Георгиевич, растроганный ночными охами стонущей Саломеи, решил продолжить разбирательство этого дела. Во время завтрака князь предложил Саломее самой придумать наказание для трех дерзких служанок, осмелившихся поднять на нее руку.
Саломею это очень обрадовало, хотя она постаралась не показать вида. Ее мстительная натура живо выбрала для виновниц поистине изуверские наказания из всех известных ей способов истязаний. Для той из служанок, которая посмела оскорблять ее в лицо, Саломея велела раскалить на огне две длинные иглы, чтобы затем проткнуть ими язык несчастной. У двух других челядинок, по воле Саломеи, княжеские слуги должны были переломать все пальцы на руках.
– Уверена, такие наказания навсегда отобьют охоту у наглых служанок впредь нападать на своих господ, – с холодной улыбкой заметила Саломея.
Однако претворить на деле эти наказания так и не удалось.
Утренняя трапеза Владимира Георгиевича и Саломеи еще не окончилась, как прибежавший начальник городской стражи объявил, что у стен Москвы объявились татары.
– Много ли татар? – невозмутимо поинтересовался князь.
– Очень много, княже, – ответил военачальник. – Может тыща, а может, и две.
При этом известии Саломея невольно вздрогнула, деревянная ложка едва не выпала из ее руки.
– Не бойся, прелестная моя, – сказал Владимир Георгиевич, – скоро к Москве подойдут мои братья с полками. Всеволод и Мстислав обещали мне помощь, после того как соберут большую рать. Да и отец мой, конечно же, не оставит меня в беде.