– Зовите охоронцев! – закричал кто-то.
Бояре зашумели и закричали, призывая на помощь своих охоронцев.
В глазах у Глеба потемнело, он начал задыхаться. Он видел все как бы сквозь темную пелену и словно бы в замедленном кино. Несколько переодетых боярами убийц неслись к нему с разных концов зала. Кинжалы, зажатые в их руках, сверкали в ярком свете десятков свечей.
Глеб зажмурил глаза и представил себе Паучью ловушку – и в то же мгновение светлый шерстяной шарик выскользнул из кармана Глеба.
На долю секунды Глебу показалось, что шарик, взлетев над столом, взорвался фонтаном белых нитей. Огромная белая сеть, и впрямь похожая на паучью, накрыла убийц-свеев и бояр, опутала им руки и ноги, прилипла на лбы, щеки и плечи. Запутавшиеся бородачи попадали на пол. Борясь с липкой сетью, они завопили от ярости и бессилия.
Глеб извернулся и ударил стоявшего у него за спиной человека локтем в лицо. Тот на мгновение ослабил хватку, и этого оказалось достаточно – Глеб дернул удавку, расширяя петлю, и нырнул под струну.
Тонкая струна удавки болезненно чиркнула его по носу и лбу, выдрала клок волос из темени, но в следующий миг Глеб вскочил на ноги, схватил со стола нож, которым до этого резал мясо, развернулся и с размаху вогнал лезвие в толстую шею предателя-сытника.
Сытник захрипел, рухнул на пол и, вытаращив глаза и захлебываясь кровью, заскреб пальцами по торчащей из-под кадыка рукояти ножа.
Один из свеев, самый мощный и свирепый, сумел прорвать сеть и, взревев, как дикий зверь, кинулся на Глеба. Глеб молниеносно выхватил из-за спины ольстру и нажал на спуск. Громыхнул выстрел. Пуля прошила грудь здоровяка-свея насквозь. Ударом приклада Глеб сбил с ног второго убийцу и выстрелил в третьего. Четвертого он ударил прикладом ольстры в грудь, а затем припечатал к полу ударом кулака.
Когда все было кончено, Глеб оглядел зал и крикнул:
– Хотели меня убить? – Потом усмехнулся и холодно прорычал: – Забыли, кто я?
Бояре тряслись на полу.
– Прости нас, Первоход, – хрипло взмолился кто-то.
– Прости, – поддакнул ему другой. – Не уразумели твоей мощи.
– Прояви к нам милосердие, и мы сделаем все, что ты скажешь, – продребезжал третий.
Глеб перевел взгляд на боярина Добровола. Тот сидел на полу, распутывая паутину и отрывая клейкие нити от щек и одежды.
– Ты, Добровол! – громко и жестко окликнул его Глеб.
Боярин поднял взгляд и с презрительной усмешкой проговорил:
– Убей меня, ежели хочешь. Я тебя не боюсь.
– Я не стану тебя убивать. Смерть для тебя слишком легкий исход. Ты будешь сидеть в темнице. Вечно. На воде и хлебе.
Добровол хмыкнул и небрежно произнес:
– Если ты хочешь напугать меня, чужеземец, придумай чего пострашнее.
– Пострашнее? – Глаза Глеба холодно сощурились. – Хорошо. Кажется, последние два года ты заведовал княжьими дознавателями? Значит, ты не понаслышке знаешь, что такое дыба, пыточные колодки и раскаленные клещи. Я дам тебе возможность испытать на собственной шкуре то, чем ты угощал других.
Глеб вытер рукавом потный расцарапанный лоб и грубо приказал:
– Подымайтесь с пола, бояре. Пришло время поговорить о деле. Хотел я с вами добром, но добрых слов вы не понимаете. Отныне пряников больше не будет. Только плеть и кнут. Живее! – прикрикнул Глеб, яростно сверкнув глазами.
Бояре хотели встать, но снова в ужасе повалились на пол – за дверьми послышался топот множества ног. Глеб быстро наставил ольстру на дверь и положил палец на спусковой крючок.
Двери распахнулись, и в зал вбежали охоронцы княгини во главе с пожилым десятником.
– Мы слышали шум, Первоход! – громко доложил он. – Что случилось?
Глеб опустил ружье, усмехнулся:
– Да ничего особенного. Добровол пытался меня прикончить и натравил на меня убийц. Но я с ними уже разобрался.
– Нужна ли наша помощь, советник Первоход? – осведомился десятник.
Глеб окинул взглядом трясущихся на полу бояр и окровавленные трупы убитых наемников. Перевел взгляд на десятника и хмуро ответил:
– Можете. Вынесите отсюда мертвецов и уведите Добровола в темницу.
Десятник кивнул, отдал распоряжение ратникам, и те рьяно взялись за дело. Кудеяр, на левой скуле которого темнел большой синяк, встал рядом и тихо сказал:
– Поздравляю с почином, Первоход. Теперь тебе придется привыкнуть к виду мертвых бояр и подосланных ими убийц.
Глеб сдвинул брови и холодно ответил:
– Да. Возможно. Но после Гиблого места я ко всему привыкаю быстро.
6
Ожидая княгиню Наталью, Глеб лежал на укрытой мягким ковром софе и смотрел на язычок ароматной свечи, оплывающей в золотом шандале.
Он вдруг припомнил, как ездил с Катей Корольковой по заданию редакции в Прагу на какую-то не то конференцию, не то выставку. Жили они в соседних номерах, и вечером Глеб здорово надрался в баре с пражскими коллегами.
Шагая по холлу отеля, он увидел впереди молодую стройную девушку. Подкрался к ней потихоньку сзади, наклонился к уху и проворковал:
– Девушка, простите, мы с вами не встречались раньше?
Девушка развернулась и вдруг – влепила ему пощечину. Глеб отшатнулся и с растерянным видом схватился рукою за щеку. Поморгал немного и вдруг понял, что перед ним стоит Катька Королькова.
– Катюх, ты чего? – обиженно спросил Глеб.
– Решила, что тебе нужно освежиться, – с усмешкой ответила Катя.
– Да… – выдохнул Глеб. – Ты молодец. – Он потер рукою пылающую от удара щеку и поморщился: – Прямо не знаю, что на меня нашло. Иду, смотрю – фигуристая брюнетка. Наверно, слишком много выпил.
Катя усмехнулась:
– Так много, что принял меня за «фигуристую брюнетку»?
Поняв, что оплошал, Глеб поспешил исправить ситуацию.
– Прости, Кэт, я не то сказал. Я не имел в виду, что ты не фигуристая. И уж тем более глупо отрицать, что ты брюнетка. Я просто хотел сказать, что сзади твоя фигуристость в сочетании с темными волосами…
Глеб совсем запутался и замолчал, рассеянно хлопая ресницами.
Катя усмехнулась:
– Зарапортовался, да?
Глеб кивнул:
– Угу. Но ведь ты меня поняла?
– Эх, Орлуша, Орлуша, – вздохнула Катя, – и кто ж тебя еще поймет, если не я? Топай к себе в номер, у нас завтра трудный день. Подниму тебя ровно в семь. И чтоб был как огурчик.
Вспомнив сейчас о том давнем случае, Глеб улыбнулся. Какой же он тогда был дурак. Хорошо еще, что Катька такая необидчивая. Эх…
Дверь открылась, и в комнату вошла княгиня Наталья. Высокая, красивая, с бледным, словно высеченным из мрамора лицом, одетая в темные одежды.
– Вечер добрый, Глеб.
Он приподнялся на софе и обрадованно улыбнулся:
– Ты все-таки пришла?
– Ты звал. Я не могла не прийти.
Глеб подвинулся, давая княгине место:
– Присаживайся, Наталья.
Княгиня замерла в нерешительности, не зная, как поступить.
– Да садись же, – с улыбкой сказал Глеб. – Не укушу я тебя. Честное слово.
Княгиня присела на краешек софы. Лицо ее было таким же суровым, как всегда, а по краям рта пролегли две едва заметные морщинки. Глеб с удивлением понял, что эти морщинки притягивают его. В них, в этих морщинках, были прожитые годы, пережитые страсти, горести и радости. Это те самые морщинки, которые придают хорошенькому юному лицу отпечаток настоящей красоты, испытанной временем и ставшей частью вечности.
Наталья перехватила взгляд Глеба и слегка поежилась:
– Почему ты так смотришь на меня, Первоход?
– Сам не знаю. Наверное, потому, что ты мне нравишься.
По губам княгини скользнула грустная усмешка.
– Ты ошибаешься. Я нравилась тебе, но это было много лет назад. Теперь я другая. Во мне мало осталось от женщины. Иногда мне даже кажется, что я неживая и что сердце мое давно перестало биться.
Глеб как бы невзначай положил ладонь Наталье на бедро. Княгиня осталась неподвижна, но на щеках ее проступил легкий румянец. Глеб улыбнулся:
– Вот это точно не так. Ты все еще женщина. И не просто женщина, а красивая женщина.
На этот раз Наталья взглянула ему в глаза. Глеб заметил, что взгляд ее потеплел, а брови слегка дрогнули. Тогда он взял ее руку в свою и легонько сжал.
– Между нами все еще что-то есть? – спросил Глеб.
– Ты – мой спаситель, – тихо сказала княгиня. – И всегда был таким. Что бы ни случилось, я всегда знаю, что ты придешь на помощь.
Глеб помолчал. Потом произнес с легкой досадой:
– Странные у нас отношения, княгиня.
Она качнула головой и тихо попросила:
– Не называй меня княгиней. Называй Натальей. Меня давно уже никто не называл просто по имени.
– Наталья… – тихим эхом повторил Глеб и провел кончиками пальцев по теплой руке княгини. – Наташа…
Несколько секунд оба молчали, каждый задумавшись о своем. Первым молчание прервал Глеб.
– Сколько уж лет я здесь, – сказал он. – Иногда забываю, что когда-то у меня была другая жизнь. Но вижу тебя – и снова вспоминаю, кто я и откуда.
Несколько секунд оба молчали, каждый задумавшись о своем. Первым молчание прервал Глеб.
– Сколько уж лет я здесь, – сказал он. – Иногда забываю, что когда-то у меня была другая жизнь. Но вижу тебя – и снова вспоминаю, кто я и откуда.
– Ты тоскуешь, когда видишь меня?
Глеб качнул головой:
– Ты тут ни при чем. Просто со знакомства с тобой начались мои мытарства.
– Да, помню. Из-за меня ты в первый раз пошел в Гиблое место. Тогда я была молода и глупа. Если бы вернуть все назад…
– Я бы все равно попал в Гиблое место, – прервал ее Глеб. – И твоей вины в этом нет. Думаю, это написано у меня на роду. А то, что написано на роду, не могут изменить даже боги.
Княгиня помолчала.
– Ты приказал бросить Добровола в темницу и подвергнуть его пыткам, – негромко сказала она затем.
– Да, – сказал Глеб, вмиг охолодев лицом. – Он это заслужил.
– Не слишком ли это жестоко, Глеб? Что подумают о тебе люди?
Глеб сжал зубы и процедил:
– Мне плевать на то, что они подумают. Этим идиотам нравится жить в дерьме. Но я вытащу их из дерьма, даже если они будут упираться. Кстати, сегодня пришло первое поступление в казну.
– Деньги Добровола? – напряженным голосом уточнила Наталья.
– Да.
Княгиня долго сидела молча, потом вздохнула, подняла руку и погладила Глеба ладонью по голове.
– Ты и впрямь изменился, Первоход, – тихо сказала она. – В твоих глазах – ярость и злоба.
– С волками жить – по-волчьи выть, – отчеканил Глеб. – Я хотел действовать добром, да, видно, здесь это невозможно.
– И тогда ты решил действовать силой?
– Это единственный язык, который вы… Прости, который они понимают.
Княгиня убрала руку с его головы.
– Не знаю, Глеб, не знаю. – Она вздохнула. – На сердце у меня нехорошо. Будто быть беде.
– Не думай о плохом. – Глеб протянул к Наталье руку и осторожно обнял ее за плечи.
Наталья повела плечами, но руку его не сбросила. Тогда он придвинулся ближе и обнял ее крепче. Княгиня хотела что-то сказать, но Глеб поцеловал ее.
Слегка отпрянув, Наталья тихо попросила:
– Только будь со мной нежнее, Глеб. – Веки ее дрогнули, и она добавила: – Я так соскучилась по ласке.
Колеблющийся отблеск свечи коснулся прекрасных глаз Натальи, четче очертил губы полуоткрытого рта. И Глеб больше себя не сдерживал. Он вновь прижал княгиню к груди и нежно поцеловал ее в шею. Она прикрыла глаза и покорно расслабилась.
Глава третья
1
Дела вершились на удивление быстро. Каждая неделя приносила столько перемен, сколько в иные времена не приносил и год.
Иногда, останавливаясь в ежедневной суете, чтобы передохнуть и перевести дух, Глеб сам удивлялся скорости и глубине проводимых реформ. А опорой этим реформам было оружие – обрез охотничьего ружья, с которым Глеб не расставался ни на минуту, и тридцать мушкетов, которыми он вооружил свой «убойный отряд».
Только теперь, видя, как разительно изменяется мир благодаря его усилиям, Глеб чувствовал себя по-настоящему живым. Он представлял себе, как годы спустя будет сидеть на веранде княжьего дворца с бутылкой вина в руке и книгой на коленях. Время от времени он будет отрывать взгляд от страницы и, хлебнув вина, окидывать взглядом окрестности терема. На горизонте будут дымиться трубы заводов, в небе станут парить дирижабли или даже планерные самолеты…
Лепота!
Одно лишь раздражало Глеба – неповоротливость и темномыслие народа. Иногда, когда он объяснял мужикам устройство очередного гаджета и выслушивал в ответ их угрюмые реплики, его так и подмывало взять в руки палку и попробовать объяснить не «через голову, а через печень».
И все же задуманное дело двигалось. Одним из главных своих достижений Глеб считал победу над преступностью. Не окончательную, конечно, но все же весьма ощутимую. Выходить в город по вечерам теперь было не страшно. Улицы патрулировали конные разъезды стражников с нагайками в руках и мечами на боку.
Спал Глеб теперь по пять-шесть часов в сутки, а все остальное время проводил в нескончаемых делах. Он сам следил за постройкой школ и отливкой пушек, сам экзаменовал моравских и полоцких учителей, сам разъяснял крестьянам преимущества трехпольной системы земледелия, сам проверял привезенные из дальних стран семена и саженцы, сам размечал землю под оросительные каналы и сам печатал пробные листы на типографском станке, собранном Вакаром.
Так прошла зима, потом весна, потом лето, а потом миновала осень, и снова наступила зима. Год напряженной работы изрядно утомил Глеба, но он не замечал усталости. Результаты работы были налицо, и он не мог им нарадоваться.
Вскоре, однако, Глебу снова пришлось столкнуться с нехваткой средств. Войну с боярами он давно выиграл. Купцы же оказались более крепкими, упертыми и бесстрашными ребятами.
Тщательно обдумав эту проблему, Глеб решил, что сопротивлению купцов нужно положить конец одним ударом. Нет, он не будет рубить им головы и взрывать их склады. Купцы нужны княжеству, они – его опора. Значит, нужна была «показательная порка».
После долгих размышлений Глеб пришел к выводу, что для первого похода против купцов нужно выбрать самого богатого и могущественного из них.
2
Вечер выдался темный и студеный. Снег, едва белеющий в темноте, тихо поскрипывал под ногами. Тридцать стрелков, вооруженные мушкетами, дружно и молча шагали за Глебом, держась на десять шагов позади него.
Время от времени тьма кончалась, и Глеб входил в освещенные кострами участки света. У костров, сгрудившись на черных бревнах, грели кости бродяги и проигравшиеся гости Порочного града.
У главного кружала Глеб на несколько секунд остановился, прокручивая в голове план дальнейших действий. Потом рывком распахнул дверь и вошел в дымный, пропахший винными парами зал.
В уши ему ударила громкая вульгарная музыка. Дудки, литавры, рожки…
Глеб, поморщившись, прошел внутрь и зашагал к стойке. Там он на минуту остановился, чтобы оглядеться. Пятнадцать стрелков вошли в кружало вслед за Глебом, остальные остались на улице, отойдя в тень и предупреждая появление подмоги.
На большом деревянном помосте, у северной стены зала, сражались волколак и оборотень. Оба были пристегнуты цепями к мощным дубовым столпам. Щелкая зубами, они вырывали друг у друга из тел клочки шерсти и мяса, каждый пытался добраться до глотки противника раньше, чем тот доберется до него.
– Чего тебе налить, парень? – спросил толстый приземистый целовальник.
– Яблочного квасу, – ответил Глеб. Кивнул в сторону помоста и добавил: – Смотрю, у вас тут собачьи бои?
– Хочешь сделать ставку? – поинтересовался целовальник.
Глеб покачал головой:
– Нет. Я не играю в азартные игры с нечистью.
Волколак, резко устремившись вперед, схватил оборотня за глотку и рванул зубами. Оборотень взвыл и рухнул на доски помоста. Волколак снова хотел вцепиться ему зубами в горло, но тот увернулся и полоснул волколака когтями по незащищенному животу. Струя черной крови ударила в пол. Толпа бражников загикала и застучала кружками о столешницы.
Глеб двинулся вперед. Одним прыжком вскочив на помост, он пинком отшвырнул раненого волколака, выхватил из ножен меч и сильным ударом положил конец страданиям оборотня. Затем повернулся к волколаку и, сделав молниеносный выпад, рассек ему мечом широкую косматую грудь.
Волколак отпрыгнул в сторону, тряхнул головой, издал высокий горловой звук и, сверкнув налитыми кровью глазами, бросился на Глеба. Глеб молниеносно выхватил из кобуры ольстру и выстрелил волколаку в голову. Чудовище на мгновение остановилось, а затем рухнуло на помост с простреленным черепом.
– Чертовы собаки, – проворчал Глеб. Затем повернулся к притихшему залу и яростно крикнул: – Все на улицу! Живо!
По залу пронесся тихий ропот. Прошла секунда, другая… И вдруг посетители разом, будто до них только сейчас дошел смысл сказанных Глебом слов, сорвались со своих мест и кинулись к выходу.
У дверей образовалась давка, но стрельцы, орудуя прикладами мушкетов и раздавая пинки направо и налево, быстро расчистили проход и сами проследили за тем, чтобы все вышли по очереди, не давя друг другу ног и не наминая боков.
Не прошло и двух минут, как зал кружала опустел. Однако насладиться одиночеством Глебу было не суждено. К помосту стремительно подошел высокий, широкоплечий и жилистый охоронец, опоясанный широким поясом с посеребренной пряжкой. На боку у него висели богатые ножны, а рукоять меча была украшена серебряным узором.
Остановившись перед помостом, он метнул на Глеба холодный взгляд и спросил:
– Ты кто таков?
Глеб смерил его прищуренным взглядом и ответил:
– Я ваш новый участковый инспектор. Пришел оштрафовать вас за грубое обращение с животными.
Охоронец заморгал глазами, и Глеб, усмехнувшись, осведомился: