— Есть.
Николай насторожился:
— Сережа?
— Сережа.
Фу, ты! — дух перевел и головой качнул:
— Решаемый вопрос. У него есть мать. Перейдет в дневную смену, я позабочусь.
Лена колени поджала под одеялом, в стену спиной уперлась, разглядывая мужчину: и таким он ей привлекательным казался, что невольно улыбнулась:
— Всемогущий полковник Санин.
Коля хмыкнул, глаза посветлели:
— Оценка преувеличена. Переходим, наконец, на «ты»? Паспорт у тебя где?
— В пальто, — отмахнулась. — Скажите, полковник, зачем я вам?
Николай долго смотрел на нее и, губы все шире раздвигала улыбка:
— Чтобы жить, Леночка.
Неожиданное заявление поставило ее в тупик.
— Почему я? — прошептала, не в состоянии принять всерьез происходящее — слишком сказочно — и все же, понимала, что мужчина серьезен.
Николай плечами пожал, потоптался, раздумывая. Сложный вопрос, как — то он себе его не задавал:
— Так получилось, что… я тебя люблю.
Вышло как-то просто и даже пошло.
И он посмотрел на нее: пошлет в даль светлую за неумелое признание или обойдется без уроков для неумелых?
Лена разглядывала его, морща лоб от напряженной работы мыслей, только их не было — все признание мужчины вымело. Сердце только в грудь било, как в барабаны.
— Шутите?
— Нет, — заверил. Постоял, не зная, что еще сказать и понял, что лучше молчать — не Сашка он, язык не подвешен, потому неуклюж даже в признании о сокровенном. Не произвел впечатление, вернее не то произвел — задумалась Лена, не поверила, насторожилась, приняла за розыгрыш или издевательство.
Болван! Медведь неуклюжий! — поздравил себя Николай. Часы со столика взял:
— Леночка, время много. Опаздывать на работу не стоит, неприятности могут быть. Ты сама оденешься или помочь…
— Сама!
Николай кивнул и пошел из комнаты. Прикрыл дверь, пальто девушки взял из внутреннего кармана паспорт достал и в свой китель сунул.
Лена взяла вещи со стула, оделась, пытаясь хоть что-то сообразить, но к ее огорчению ничего не выходило. Ни одной реально объясняющей версии происходящего в голове не было. Прошла в другую комнату, и хотела сразу в коридор и за дверь, чтобы одной побыть, подумать, понять, но Николай девушку перехватил:
— Ванна здесь, — на другую дверь указал, свет включил. — Мы на кухне ждем, завтрак стынет.
Лена умылась, старательно разглядывая себя в зеркало — может красавица писанная, потому полковник не устоял? И головой качнула — чушь! "Бледная поганка", — как оценила ее Домна — в точку.
Какие еще версии? — спросила у своего отражения, оно, понятно молчало.
Девушка вышла, решив не ломать пока голову себе.
На кухне у плиты хлопотала незнакомая девушка, кого видеть Лена не ожидала. Конечно, вряд ли это жена Санина, иначе ей здесь нечего было бы делать, но все равно неуютно. Тем более, что девушка явно смутилась:
— Доброе утро, — кивнула и взгляд в сторону, вид потерянный, виноватый даже.
— Доброе, — протянула Лена. Николай ее за стол усадил и тарелку дымящейся пшенной каши пододвинул. С маслом! Сам рядом сел, на булочку спокойно масло намазал и Лене подал. Настоящее масло на настоящей белой булочке!
Девушка так и застыла, разглядывая столько лет недоступное не только ей чудо.
Валя чай разлила по чашкам, села напротив в тарелку уткнулась.
— Это моя сестра Валентина. Ну, а тебя она уже знает.
— Да? — посмотрела на него, раздражаясь неожиданно для себя. — А кто еще из тех, кого я не знаю, знают меня? И в качестве кого знают?
— Жены, — отрезал. Лене неудобно стало, есть принялась и все же не сдержалась, у Вали спросила:
— А вы ничего, что ваш брат приводит в дом незнакомку и объявляет ее своей женой?
Девушка мельком глянула на нее и опять в тарелку уткнулась, явно смущенная чем-то:
— Я не против.
Все интереснее и интереснее!
— Леночка, тебя что-то смущает? — посмотрел на нее Николай.
— Все! — брякнула. Мужчина понял причину раздражения и заострять внимание не стал — тема слишком обширная, а время мало — пора на работу. А после они с Леной спокойно поговорят.
Доел кашу, чай выпил, поднялся.
— Спасибо, — поцеловал сестру в лоб, пошел в коридор.
Лена глянула на девушку:
— Извините, это все… — "блажь вашего брата. Беспокоится не о чем", — хотела сказать, но Валя прервала:
— Это вы извините. За все.
Лена нахмурилась — еще одна загадка? Она сваливается как снег на голову в чужой дом, а его хозяйка у нее прощения просит!
— Спасибо за завтрак, очень вкусно, — заметила и встала, мечтая сбежать от всех этих ребусов.
Николай ей пальто подал, планируя сегодня же решить вопрос с регистрацией, а потом по магазинам проехать, купить Леночке все необходимое.
На улицу вышли, Николай ее под локоть придерживал — тоже непривычно. А уж на машине на работу — тем более. И он и она молчали, Коля руку ей грел, Лена минуты эти запоминала и пыталась себя понять. Мучительные изыскания внутри закончились полным провалом. Что-то больное и родное скрывалось в тумане памяти и эти минуты рядом с мужчиной тревожили его, но не срывали, возвращая девушку к нему вновь и вновь. Может они знают друг друга давно? Ощущение было именно такое, но ни фактов, ни подтверждений не было и Лена терялась.
— В обед зайду, — сказал ей Николай уже в управлении.
Она кивнула, но слова мимо ушей пропустила, и пошла в раздевалку.
Сиротина у окна курила. Увидела Лену, развернулась к ней с улыбкой хитрой и довольной, но девушка и ее не заметила. Зато Иванову и Спивакову не заметить трудно было — с двух сторон подошли. Тома ворот пальто потрогала, Зоя сверху вниз надменно оглядела:
— Ну и как на служебных машинах с полковниками разъезжать?
— Мягко? Сладко?
— Ты кому дорожку перебежать решила, дура неотессаная? Ты на себя-то смотрела, чучело? На кого заришься? На моего жениха? — спросила Тамара с презрением глядя на Лену.
— А он твой жених? — пальто повесила.
— Представь.
— Давно?
— Не твое дело. Чтобы я рядом с ним тебя не видела!
— "Жених"! — хохотнула Ира. — Интересно, когда он в курсе будет?
— А тебя кто спрашивает, бл… фронтовая? — выступила на нее Иванова.
— А ты мне стелила? — посерьезнела Ира. Лена сама не поняла, что сделала, только не сдержалась и въехала за оскорбление Иры Зое локтем под дых. Между прочим. Ту свернуло, охнула. Девушка шкафчик закрыла и бросила ей:
— Странно, шлюх на фронте не видела, зато смотрю в тылу их развелось немерянно.
Развернулась и пошла к пульту, не думая, что такое брякнула.
Тома подругу обняла:
— Ничего, сделаем мы их.
— Меня может и да, — хмыкнула Сиротина. — А ее трогать не советую.
— Это почему? — зло прищурилась на нее Зоя.
— Потому что мозгов у вас нет, пудрой и помадой да шмотками заплыли. А были бы, сложили — фамилии.
— Ты, контуженная, что несешь?!
Ира спокойно затушила папироску:
— Как у полковника фамилия? А у Лены? — и хмыкнула. — Матрешки тупые, — вышла, бросив на них презрительный взгляд.
Тамара с Зоей переглянулись и нахмурились: фамилии действительно у обоих — Санины.
— Ну и что? — протянула Тамара, а Зоя помолчала, в себя немного пришла и бросила:
— Знаешь, а твоя тактика выжидания подходящего момента, похоже, в пролете.
— Это еще посмотрим!
— Ну, ну, — протянула девушка, подозревая, что на Санина, пожалуй, планы больше строить не стоит. Себе дороже обойдется.
Лена полдня мучилась от головной боли, что усиливалась от попыток вспомнить понять, что же происходит и откуда у нее стойкое ощущение близости с Николаем, ощущение стойкого знания его от взмаха ресниц, до манер, отчего даже в молчании он понятен ей, как она сама.
Она настолько увлеклась попыткой докопаться до истоков своего состоянии, что забыла, что Николай обещал прийти за ней к обеду. С минуту смотрела на него, не понимая, зачем он явился.
— Пойдем, пообедаем, — склонился над ней, в глаза заглядывая. — Ты бледная. Все нормально, Леночка?
— Ты как привидение, — бросила не подумав. Он грустно улыбнулся:
— Мы оба с тобой привидения. Пойдем обедать? — руку подал. Лена встала, обогнув ее и, пожалела, что ломает себя. Николай был так близко, что хотелось плюнуть на все метания и изыскания и просто прижаться к нему, обнять и хоть минуту постоять, слушая его дыхание, биение сердца.
— Что-то не так, Лена? — заметил ее задумчивость мужчина.
— Мы можем поговорить? — решилась.
— Конечно, — заверил и, придерживая под локоть, провел в свой кабинет, бросил Лидии Сергеевне. — Меня нет минут на сорок.
— Хорошо, — заверила та.
Лена нерешительно замерла у стола, поглядывая на подносы с пищей.
— Хорошо, — заверила та.
Лена нерешительно замерла у стола, поглядывая на подносы с пищей.
— У меня нет денег…
— Ты решила меня обидеть? — осек ее взглядом и ей стало не по себе.
— Прости. Я не знаю, как себя вести, — призналась. Николай нежно обнял ее со спины, поцеловал в висок:
— Перестань видеть во мне свое начальство. Для тебя я не полковник.
— А кто? — покосилась.
— Муж.
Прошел к своему столу и вытащил нужные бумаги, что подготовил в первую очередь. Положил перед ней, сверху карандаш:
— Тебе нужно только поставить подпись.
Она не шевелилась. Она смотрела на листы и понимала, что очень хочет это сделать, но…
— Зачем я вам?
Санин моргнул, не зная, что ответить на столь странный вопрос. А зачем воздух? Зачем солнце, зачем небо?
Лена отошла к окну и уставилась на улицу:
— Вы мне очень нравитесь… очень. Я вас осенью увидела и… странное ощущение, знаете, что-то близкое и что-то непонятное, теребит и теребит, — призналась тихо и Николай замер. Боясь вздохом. Движением спугнуть ее откровение. Стоял и смотрел на нее, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами, сглотнуть ком, вставший в горле.
Четыре года! Четыре года, как в аду без нее! И она в аду и он…
Гребанный фашизм, гребанная война, проклятая судьба…
Ну, било бы по нему — а ее-то зачем, за что?
"Милая, нежная, славная девочка, я все для тебя сделаю. Главное ты нашлась, главное мы вместе".
— "Вы" не пойдет — «ты», Леночка, — обнял за плечи ладонями, развернул к себе. — Что тебя мучает, родная? Ты сказала, что я нравлюсь тебе, так в чем дело?
— Я вам не пара: посмотрите на себя и посмотрите на меня.
— Все?
Посмеяться бы, а не смешно. Он видел ее, держал в своих руках и осознавал, как она прожила последние годы — наверняка недоедая, недосыпая, болея. Одна. От этого хотелось кого-нибудь убить, что-нибудь разнести к чертям.
Именно — к черту. Теперь все будет иначе, и он вернет задорный блеск ее глазам, мягкую улыбку губам, румянец на щеки. Он сделает все, чтобы она больше не знала ни бед, ни печалей, ни забот.
— Я люблю тебя, — сказал просто.
— Как такое может быть?
Один день знает и, влюбился?
— Не знаю, — признался, глаз с нее не сводя, а от его взгляда и тепло и спокойно, нежность в глазах, такая нежность, что утонуть можно, пропасть.
И подумалось: что она делает? К чему преграды создает, доставляя боль?
— А если я соглашусь? — прошептала. В глазах появилось что-то детское, проказливое. Николай улыбнулся, обхватив ладонями ее щеки, поцеловал в лоб, губы:
— Ты сделаешь нас счастливыми.
— Разве перед вами устоишь? — улыбнулась.
— Перед «тобой» Леночка, — поправил.
Девушка прошла к столу и подписалась в указанных графах.
— Что дальше?
Санин подхватил ее на руки и закружил по кабинету, млея от радости:
— А дальше жизнь, Леночка, долгая и счастливая. А еще обед!
Усадил на стул и придвинул поднос.
— Война войной, а обед по расписанию? — рассмеялась.
— Да, — улыбнулся в ответ.
В кабинет спиной протиснулся Дроздов, заверяя секретаршу, что буквально на минуту, и развернулся к молодым:
— Так и знал, без меня обедаете.
— Не угадал, — кивнул на второй поднос Николай.
— О! Обо мне позаботились! Спасибо, друг! — подмигнул Лене. Та с насмешкой смотрела на него и было отчего-то удивительно тепло и хорошо на душе.
— Ты бы женился, капитан Дроздов.
Саня чуть супом не подавился:
— На тебе? Хоть сейчас!
— Поздно, — сложив руки на столе, заулыбался Николай, довольный донельзя. — К вечеру в наших паспортах уже будут стоять печати.
— Ого, а свадьба?!
Санин обнял Лену за плечи и оба засмеялись:
— Будет, обязательно, — заверил мужчина. И подумал — нельзя лишать Леночку военного братства. Пусть она ничего не помнит — ее помнят и должны знать, что она жива, а она должна знать, что у нее есть друзья не только здесь. И потом в Ленинграде Ян, возможно он сможет что-то разъяснить по поводу ее здоровья, посоветовать, что-то Николаю. А Семеновский возможно поможет восстановить звание и награды Лены.
Неправильно иначе.
— Как на счет уехать в Ленинград на девятое мая? Там и отметим.
— Никогда не была в Ленинграде, — заметила Лена.
— Значит, не против?
— Не против. Только капитан вряд ли с собой жену сможет привезти.
— Не понял, что за загадки? — уставился на нее Дроздов. — Я вроде с утра женат не был.
— Но отцом будешь, — принялась уплетать второе.
Мужчины переглянулись и оба вопросительно.
— А пояснить? — отобрал у девушки хлеб Саша.
Та удивленно посмотрела на него:
— Разве ты не знаешь? Ира ждет от тебя ребенка.
— Кто?! — нахмурился и отпрянул, лицо вытянулось. Николай затылок огладил, с растерянностью поглядывая на друга: ну, ты даешь, старичок.
— А с чего ты взяла? Я-то… чего?
— Она с тобой встречалась, — плечами пожала и сообразила. — Разве она тебе о своем положение не сказала?
И притихла, поняв, что влезла не в свое дело.
Саша поерзал, отодвинул поднос и вышел.
— Н-да, — хмыкнул Санин, покосился на Лену. — Две свадьбы будем устраивать?
А иначе и быть не может, не кинет Дрозд своего ребенка, значит, пришел конец его холостой жизни.
Николай засмеялся — забавно. Отрыгался, значит, Дрозд, кольцевали!
— Я кажется, куда не просят полезла, — заметила тихо Лена.
— Нет, — обнял. — Все правильно. Ребенок не должен расти без отца. И не будет.
Что ж, похоже в Ленинград они поедут вчетвером.
— Это здорово, когда дети рождаются, а не умирают, — заметила Лена и, Николай обнял ее, прижал к себе, уткнувшись носом в макушку:
— Пусть так будет всегда.
И так хорошо, как сейчас, тоже пусть будет всегда!
А что еще нужно от жизни?
Эпилог
В июле сорок седьмого в семье Дроздовых родилась девочка, ее назвали Надеждой.
В апреле сорок восьмого у Николая и Елены родился сын, Антон.
Юрий Банга не сказал отцу о странной встрече осенью сорок пятого, и Ян так никогда и не узнал, что его дочь не погибла во время войны.
Капитана Санину восстановили в звании и вернули награды только в пятьдесят четвертом году, а в пятьдесят пятом ее не стало. Перед смертью память вернулась к ней, но это уже не имело значения.
Николай пережил жену ровно на год. Их сына воспитывала Валентина. Она так и не вышла замуж. Посвятила свою жизнь единственному племяннику, а потом его детям.
Июнь 2005
Дрозд стоял, вцепившись дрожащими от слабости руками в оградку, и смотрел, как его правнук Вася поправляет покосившуюся скамейку, а Антон, сын Николая и Лены, пристраивает цветы у мемориальной плиты.
Старик вглядывался в лица дорогих ему людей подслеповатыми глазами: "зажился я ребята, ох, зажился. Но ничего, скоро встретимся и опять будем вместе, втроем, как тогда".
Он посмотрел в небо, глубокое и чистое и подумал, что все же не зря жил, потому что вот уже шестьдесят лет, это небо не режут фашистские асы, не стоит чад и дым над страной. Он, как и все его поколение сделали ради этого все что могли и не могли, но только отчего-то особенно грустно было осознавать, что многие забыли, чего стоило целому поколению вернуть это небо.
— Все нормально, дядя Саша, — заверил, вставая рядом Антон. Рука легла на плечо ветерана, но, не придавливая, поддерживая.
— Думаешь, нормально? — проскрипел Александр.
— Нормально дед, — баском заверил Василий, встав рядом. К могилам подошли Кира Белозерцева с сыном Николаем и, положив цветы у плиты, встали рядом с друзьями. Из подъехавшей маршрутки вышел внук Дроздова Костя и сын Антона Николай.
— Ну, вот, все в сборе, — тихо заметил Санин.
Мужчины положили цветы и встали рядом с товарищами:
— Прости, чуть задержался, — извинился у деда внук.
— Ничего, — прошептал тот, вглядываясь в фото на плите: Лена и Николай в обнимку, сорок третий год. — Лишь бы вы после моей смерти не задерживались и не забывали.
— Не забудем, — твердо заверил Вася. — Война давно закончилась, но память о героях жива.
— Думаешь, закончилась? — вздохнул старик и качнул головой. — Нет, парень. Это тогда мы думали — закончилась, а теперь ясно — продолжается. Только на войне теперь вы.
— Нет войны, дядя Саша, — напомнила ему Кира, но старик лишь глянул на нее и посмотрел на мужчин: поняли ли они о чем речь? И по лицам прочел — понимают.
— Если б мы знали тогда, что знаете вы. Если б понимали, что поняли позже, поняли лишь те, кто выжил не на фронте — в мирное время.
— Вы о чистках после войны, дядя Саша? — спросила Кира.
— Нет. Хотя и это было. И это пережили.
Мужчина развернулся и, грузно опираясь на палочку, поковылял к машине. Вася и Николай придерживали его — стар ведь совсем стал, но все равно, как в караул, как снова на фронт звал долг — каждый год в день смерти друзей и в день Победы дед Саша приезжал на их могилу.