– Вот незадолго до того, как Илья Константинович-то умер, за неделю или чуть больше, приезжает к нему компания. У него летом гости-то часто бывали. Ну, дело хозяйское, они не так чтобы шумели, не напивались, так нам-то, соседям, что за дело?
– Верно, – тихонько поддакнула Надежда, чтобы показать соседке, как она внимательно слушает.
– Значит, и в тот раз поначалу все так же было, – продолжала Мария Семеновна, – гулянье у них, шутки, смех, вечером шашлыки – я уж по запаху знаю… А наутро обнаруживается, что одна из девушек умерла!
– Да ну? – Надежда сделала вид, что аж подпрыгнула от неожиданности. На самом деле она ничуть не удивилась, потому что знала уже всю историю. То есть не всю, а только одну ее часть, надводную, так сказать.
– Вот вам и ну! – торжествующе сказала соседка. – Милиции понаехало – туча! На трех машинах! В общем, пришли они к выводу, что девица своей смертью умерла, что-то у нее там было не в порядке, она во сне и умерла. Очень Илья Константинович по этому поводу переживал – у него, дескать, в доме и все такое… Сам не свой ходил, однако утряслось все. И тут как раз ему плохо стало в электричке, он и помер, очень его та история подкосила… В милиции ведь церемониться не будут. Понаехали, весь участок потоптали, окурков набросали… А толком никого ни о чем и не спрашивали…
Расслышав в голосе соседки нотки обиды, Надежда насторожилась.
– А что, вы что-то знаете? Заметили что-нибудь?
– Ну, что я знаю, – протянула Мария Семеновна, – просто ночью разговор слышала. Тогда ночь темная была и холодная. А я вдруг спохватилась, что теплица у меня открыта. Это сейчас я уже все помидоры сняла, а тогда еще оставались. Ну, думаю, за ночь точно их подморозит, если не закрыть. И пошла тихонько. А у меня теплица возле забора. Иду и вдруг слышу: у соседей кто-то разговаривает. Два женских голоса. Один-то я узнала – это той девушки, что умерла, такой голос у нее был низкий, хрипловатый. А вот кто другая – не знаю. Она тихо так говорила, но прямо заходилась вся. Ты, говорит, стерва такая, нигде от тебя житья нету! Я, говорит, думала, что все забыто, а тут ты возникаешь! Я, говорит, тебя ненавижу, убила бы своими руками!
– Ну надо же! – поразилась Надежда.
– Вы можете не верить, так я никогда не вру! – с таким жаром воскликнула соседка, что Надежда сразу засомневалась, однако спросила просто так:
– А в милиции вы про это не говорили?
– А кто меня вообще спрашивал! – Мария Семеновна махнула рукой. – К тому же хорошего человека позорить не хотела – это я про Илью Константиновича. Как соседи мы всегда дружно жили, так зачем же я буду напраслину возводить? Ведь я даже не знаю, кто там с той девицей разговаривал. Слышала ночью, в полной темноте – в милиции только посмеялись бы: дескать, померещилось тетке спросонья…
– Тоже верно, – задумчиво согласилась Надежда, незаметно взглянув на часы.
Она поняла, что скоро любознательная соседка может проникнуться подозрительностью, и повернула к выходу, по пути еще раз осматривая дом. Дом был двухэтажный, с просторной застекленной верандой, входная дверь заперта на огромный висячий замок. И только одно окошко на втором этаже было полуоткрыто.
– Непорядок! – показала Надежда на окно.
– Ах, это. – Мария Семеновна понизила голос: – Это то самое окно и есть… ну в той комнате девушка ночевала, которая умерла…
Внезапно раздался сердитый мужской голос:
– Мария!
Через забор заглядывал строгий дедок в аккуратном, застегнутом на все пуговицы ватничке.
– Мария! – повторил он. – Ты опять лясы точишь? Немедленно прекрати! – и отвернулся, не ответив на Надеждино приветствие.
Мария Семеновна усмехнулась:
– Мой благоверный соскучился. Иду, Васильич, иду уже!
Она подошла к калитке и что-то зашептала мужу. Надежда в это время внимательно рассматривала землю под тем самым окном. Ей показалось, что в траве что-то блестит. Оглянувшись на калитку, она наклонилась и выковыряла из влажной земли камешек в виде капельки. Камень был молочно-розового цвета, оправлен в золото. То есть это Надежда подумала, что в золото, поскольку металл был желтый. Однако камень был так запачкан, что не было возможности разглядеть на металле пробу. Возможно, это просто ничего не стоящая безделушка, дети бросили. Хотя… какие же тут дети? И еще: Надежда была уверена, что недавно видела что-то похожее. Совершенно неожиданно для себя она вспомнила давешнего алкаша, который пытался всучить ей цепочку. Цепочка-то и вправду была золотая и, судя по оригинальному плетению колечек, старинная. А эта штучка в виде капельки вполне могла к той цепочке привешиваться, вон и петелька есть. Надежда еле успела спрятать находку в карман, как подошла Мария Семеновна.
– Ну, мой совсем разбушевался! – сообщила она. – Обедать, вишь, ему подавай срочно! Так что уж извините, но нужно идти!
– Что вы! – усовестилась Надежда. – Вы и так на меня сколько времени потратили! И спасибо вам за беседу и за то, что глаза раскрыли. Только я уж вас попрошу: не говорите вы Анне Константиновне, что я тут была.
– Конечно! – Соседка замахала руками. – Мне ни к чему!
Они пошли к выходу, и тут Надежда сообразила наконец, какая мысль преследовала ее всю дорогу. Прозрению способствовал тот факт, что она увидела за домом небольшой очень нарядный домик размером с собачью будку. Собственно, он и оказался будкой, был аккуратно покрашен той же краской, что и дом, перед круглой дыркой, служащей входом, лежала рогожка, на ней – большая пластмассовая миска.
– Собака! – сообразила Надежда. – У него же была собака, куда она делась?
Действительно, по логике вещей, у одинокого хозяина такого дома и такого сада не могло не быть собаки. Вон и все причиндалы имеются – будка, миска…
– Дик был, – помрачнела соседка, – я еще кормить его ходила. Да только он убежал куда-то после смерти хозяина.
– Разве он не на привязи был?
– Да вон, – Мария Семеновна вытащила из будки кожаный поводок, – был он привязан, так, видно, сорвался…
Надежда внимательно осмотрела поводок, он был срезан как бритвой. Или ножом. Собака не может так действовать зубами.
– Давно это было? – спросила она.
– Так на следующую ночь после похорон! Ночью сначала он лаял сильно, спать нам не давал, а потом как заткнулся. И все, больше мы его не видели. Но, может, хулиганы какие хотели залезть, узнали, что дом без хозяина. Потому что замок на двери вскрыли. Я Анне позвонила, она примчалась – ничего, говорит, вроде не пропало, видно, спугнули их. Она замок амбарный повесила и уехала. Муж мой говорит – хорошо, что Дик удрал, а то выл он ночами сильно, спать невозможно. А так, может, его кто подберет – собака-то породистая, немецкая овчарка.
С этими словами соседка подобрала валявшиеся в траве грабли и понесла их к сараю. Дверь в сарай была закрыта на простую щеколду. Мария Семеновна распахнула дверь, и в ту же минуту из сарая раздалось грозное рычание.
– Ой! – отпрянула женщина. – Да кто же здесь?
Они с Надеждой снова боязливо распахнули дверь и увидели в самом дальнем и самом темном углу крупную собаку – немецкую овчарку. Пес лежал на боку, но, увидев чужих, сделал слабую попытку подняться. Шерсть на нем свалялась, глаза подернуты гнойной пленкой, и, даже не щупая, можно было увидеть, что нос у него сухой и горячий.
– Дик! – взвизгнула Мария Семеновна. – Вернулся!
– Что ж он в сарае-то, а не в будке своей?
– А видно, совсем плох, – спокойно сказала соседка, – вот и заполз умирать. Все одно конец у него один – без хозяина не проживет.
– Может, кто его возьмет? – Надежде ужасно жалко было собаку.
– Да кто его больного возьмет? – Соседка пожала плечами. – Он вон шлялся где-то, может, заразный какой… нет, тут уж ничего не сделаешь.
Тут соседка заметила, что говорит с пустотой, потому что Надежда в это время смоталась к будке за миской. Она набрала воды из бочки, что стояла у сарая, прихватила еще рогожку и зашла в сарай. Пес при ее приближении зарычал и показал огромные клыки.
– Ладно-ладно, – сказала Надежда, – ничего тебе не сделаю. Попей вон водички, может, полегчает.
– Зря вы это! – Соседка поджала губы. – Вы уедете, а нам тут разбираться.
– Анне Константиновне позвоню, – сказала упрямо Надежда, – может быть, Игорь собаку заберет.
Она прекрасно знала, что неизвестный Игорь отдыхает сейчас в Крыму, а его мамаша, если бы хотела, давно бы собаку забрала. Значит, вот как, думала обозленная Надежда, значит, личные вещи хозяина сразу продали, якобы деньги очень нужны, дом и сад надеются отсудить, а собаку – на живодерню. Не дай бог таких наследничков, это ж спокойно не помрешь!
С соседкой распрощались довольно сухо, и Надежда отправилась восвояси. Сунув руку в карман, она нашла там розовый камешек, отмыла его у первой встреченной колонки и еще больше уверилась, что камень этот – подвеска от кулона. Где-то есть цепочка или шнурок. Хотя камень явно хороший, не стекляшка какая-нибудь, стало быть, и цепочка должна быть дорогая. И тут же Надежда вспомнила алкаша, который предлагал ей у магазина купить цепочку. Не та ли это цепочка? И еще перед ней вдруг встал снимок с экрана компьютера, где та женщина с усталыми глазами подслушивает чужой разговор. Она наклонилась как можно ближе, прямо свесилась из окна, и ясно видно у нее на шее украшение. Кулончик на цепочке.
Обратный путь до привокзальной площади Надежда Николаевна преодолела чуть не бегом.
Ее одолевали противоречивые чувства: с одной стороны, ужасно не хотелось вступать в контакт с отвратительным алкашом, с другой – хотелось расспросить его, узнать, где он взял золотую цепочку. В крайнем случае еще раз взглянуть на эту цепочку и убедиться, что это именно та самая, с фотографии…… Ей казалось, что это может пролить свет на таинственное убийство в доме Ильи Константиновича.
Около магазина колоритного аборигена не было видно.
«Ну вот, – раздраженно подумала Надежда, – когда он не был нужен – еле от него отделалась, а когда понадобился – тот как сквозь землю провалился».
Она толкнула скрипучую дверь и вошла в магазин.
Внутри Чугуева тоже не было.
Не было и других покупателей, рослая грудастая тетка с мелко завитыми белыми волосами и ярко-красным нарисованным ртом в гордом одиночестве возвышалась за прилавком. Ее руки, с толстыми, как любительские сосиски, пальцами, унизанными немыслимым количеством колец и перстней, были величественно сложены под мощной грудью.
Надежда поняла, что это и есть та самая Клава, которую Вова Чугуев так немилосердно поносил за нежелание купить у него цепочку. Она поздоровалась с продавщицей и подошла к прилавку, мимоходом ознакомившись с ассортиментом продовольственных и прочих продуктов.
Продавщица окинула Надежду пренебрежительным взглядом, разлепила ярко-красные губы и промолвила:
– Здрасте!
– А что, – начала Надежда, выдержав для приличия паузу, – тут недавно такой…… мужчина находился……
– В этой дыре, – моментально отозвалась продавщица, – отродясь ни одного мужчины не было.
– То есть…… как это? – искренне удивилась Надежда.
– А очень просто. Откуда здесь мужчинам взяться? Здесь либо старые козлы, либо боровы пьяные. Какие уж тут мужчины!
– Ах, ну вы в таком смысле! – протянула Надежда. – Так сказать, в философском!
– В самом житейском, – отрезала продавщица.
– Ну, я не имела в виду, что у вас здесь Ален Делон разгуливал. – Надежда усмехнулась. – По вашей классификации – как раз пьяный боров……
– Вовка Чугуев, что ли? – изумилась продавщица. – Господи!
– Да, кажется, его так зовут……
– Господи! – повторила Клава. – На фига тебе этот козел сдался?
– Так он же, по вашей теории, не козел, а боров?
– И козел, и боров – все в одном флаконе! – Продавщица сплюнула под прилавок. – Ну на фига он тебе?
Надежда Николаевна покраснела при мысли, что кто-то мог заподозрить ее в женском интересе к такому экземпляру, и торопливо пояснила:
– Да он цепочку продавал…… золотую, вот я и подумала……
Продавщица отвернулась, взяла с полки огромную головку сыра, тяжело шлепнула ее на прилавок и только тогда снова подняла на Надежду глаза.
– Не советую, – проговорила она весьма мрачно.
Затем длинным ножом очень ловко располовинила сыр, одну половину убрала в холодильник и повторила:
– Не советую!
Надежда решила сыграть совершенную наивность. Она придвинулась к прилавку, облокотилась на него и, понизив голос, осведомилась:
– А что – ворованная?
Продавщица громко расхохоталась:
– Ну ты даешь! Ворованная! А какая же еще? Откуда у Вовки найдется неворованная? Ничего своего у него отродясь не было! Это бы наплевать, это бы черт с ним! – Она взглянула на свою унизанную крупными перстнями руку и убрала ее за спину. – Меня другое щекотит……
Произнеся эту глубокомысленную фразу, Клава надолго замолчала.
Надежда решила, что так и не узнает, что «щекотит» королеву западаловского сельпо, но та наконец снова разлепила пылающие губы и проговорила, тоже понизив голос:
– Я так думаю, что ничего она не золотая.
– Не золотая? – переспросила Надежда, еще ближе придвинувшись к своей собеседнице.
– Не золотая! – с сомнением повторила та, снова вытащив руку из-за спины и любуясь ее великолепием. – Мне ли золота не знать! А эта цепочка уж больно заковыристая, таких золотых небось не делают!
– Так все-таки, где он может быть, этот Чугуев? – вернулась Надежда к началу разговора, убедившись, что больше ничего интересного Клава ей не сообщит.
– А я-то откуда знаю? – Продавщица уставилась на нее весьма недоброжелательно. – Если тебе больно хочется об алкаша мараться – скатертью дорога, своим умом живи, а я тебе сказала, что думаю, у меня порядок такой.
Надежда Николаевна представила, как она носится по селу и расспрашивает всех встречных и поперечных, где ей найти Чугуева. Какими глазами посмотрят на нее люди?
Надежда внутренне содрогнулась и отказалась от мысли увидеть еще раз цепочку. Она купила у Клавы килограмм сарделек и снова пошла к дому покойного Ильи Константиновича, фамилия которого, если верить табличке на почтовом ящике, была Коноплев.
В этот раз она не стала топтаться у калитки. Она еще раньше определилась на местности и сообразила, что сарай одной своей стенкой выходит в маленький проулок, который никак не видно из окон любопытной соседки Марии Семеновны. С другой стороны проулка высился глухой забор, так что Надежда не опасалась быть заподозренной в преступных намерениях.
Вот он двор Ильи Константиновича, вот сарай. С ориентировкой на местности у Надежды Николаевны было все в порядке, топографическим кретинизмом она не страдала, это признавал даже ее муж.
У сарая густо растет малина, выползает наружу за забор. Надежда пригляделась и нашла в малине лазейку. Стало быть, вот каким образом пес попал в сарай – подрыл землю. Надежда оглянулась и юркнула в малину. Теперь с улицы ее не было видно. Она подергала доски сарая, и вот, одна отстает. Надежда осторожно потянула ее на себя и заглянула в отверстие. Пес переместился на рогожку. Воду из миски он выпил, и это был хороший знак. Увидев Надежду, он зарычал тихо и грозно, верхняя губа обнажилась, и показались клыки ужасающего размера – белые и крепкие. Породистый! – вспомнила Надежда.
– Ты не очень-то, – сказала она Дику, – больно мне надо к тебе лезть. Вот держи!
Она вывалила из пакета сардельки прямо на землю. Пес втянул носом воздух и перестал рычать. Насколько Надежда понимала, он из гордости все равно не станет есть при ней, так что поспешила ретироваться, тем более что в малине было сыро и колко.
Никем не замеченная, она выбралась на дорогу, ведущую к станции, и через некоторое время села в подошедшую электричку.
Домой она успела вовремя – как раз переодеться, спрятать подальше испачканные кроссовки и надеть на лицо маску рассеянного умиротворения, как у всякой уважающей себя женщины, не обремененной работой.
Муж съел наскоро приготовленный обед, почитал газету, посмотрел телевизор и надолго занялся котом. Как уже говорилось, и не один раз, Сан Саныч очень трепетно относился к коту Бейсику. Он собственноручно вычесывал его раз в день, не доверяя этого трудоемкого процесса Надежде. Кот был полупушистый, и шерсти вылезало много, но самая главная проблема при вычесывании заключалась в характере кота. Он этот процесс очень не любил.
У Надежды с мужем были разные подходы к воспитанию кота. Надежда считала, что муж совершенно распустил рыжего нахала (что соответствовало действительности) и что теперь требуется строгость, вплоть до физического воздействия в виде сложенной газеты или кухонного полотенца. Муж же, напротив, полагал, что их кот – очень нежное и нервное создание (что не соответствовало действительности) и что животное нужно оградить от стрессов в виде сложенной газеты и действовать только лаской. Кот во время причесывания и мужу, и Надежде отвечал одинаково – шипел и царапался, так что Надежда с удовольствием уступила мужу эту процедуру.
В данный момент два ее домочадца удалились в комнату, и Надежде оставалось только радоваться, что кот все же не умеет разговаривать (хотя, несомненно, понимает человеческую речь) и никак не сможет рассказать мужу, где пропадает хозяйка целыми днями.
Однако, кажется, кое-что рыжий разбойник успел нашептать Сан Санычу, потому что он вскоре явился на кухню и заявил, что Надежда сегодня очень свежо выглядит – глаза блестят и щеки румяные. Надежда была начеку и ответила, не поведя и бровью, что ходила сегодня в дальний магазин и прошлась потом в парке мимо пруда по берегу. Погода стоит чудесная, вот она и погуляла немножко.
Наутро, проводив мужа, Надежда уселась за компьютер. Ей хотелось еще раз просмотреть все фотографии.
Вот снимок, где женщина с усталыми глазами почти свесилась из окна, так она хочет услышать разговор парня с девушкой. Украшение видно довольно хорошо. Надежда еще увеличила изображение. Конечно, это тот самый кулон – камень в виде розовой капельки, наверное, опал, и цепочка необычного плетения.
Надежда вспомнила про вчерашнего алкаша Чугуева. Все-таки обязательно нужно разыскать его и перехватить цепочку. И расспросить, где он эту цепочку нашел. Потому что кулончик Надежда нашла под окном умершей девушки. Хотелось бы знать, как он там очутился? И почему женщина, обнаружив пропажу, не стала его искать?