Рассказанная хозяйкой история не произвела на меня никакого впечатления. От Изольды я знала, что вокруг происходит немало убийств и ограблений. И это в нашем провинциальном городе. А что же тогда говорить про курорты?
– Ну и дела… Спасибо, но я такая трусиха, что вряд ли осмелилась бы гулять поздно вечером по пляжу. Что касается бриллиантов, то у меня их, слава богу, нет. Вы всех предупреждаете таким образом или…
– Если честно, то не всех. У меня здесь три семейные пары, так я за них спокойна. Там такие мужики, что сами удушат кого захотят. Шутка. А вы – девушка молоденькая, симпатичная и совсем одна. Понятно?
Она поднялась и придирчивым взглядом хозяйки, вынужденной сдавать жилище кому попало, осмотрела комнату.
– Ну все, я тогда пойду… Желаю вам хорошенько отдохнуть. А деньги вечером принесете, да? За две недели вперед…
Только теперь до меня дошло, зачем она ко мне пришла: я же еще не заплатила ей! Моя голова до того была занята мыслями о деньгах, с которыми я носилась как с писаной торбой, что я напрочь позабыла о своих святых обязанностях перед хозяйкой.
– Я могу заплатить вам прямо сейчас. – И я с готовностью взяла в руки свой кошелек. – А что, та женщина, которую задушили, гуляла ночью по пляжу?
Хозяйка, ловко пересчитывая полученные от меня деньги, усмехнулась и, не поднимая глаз, ответила:
– Ее удушили прямо в доме, который она сняла полностью и который со всех сторон был окружен высоким забором. И если бы женщина, которая сдала ей этот дом, не зашла к ней, чтобы забрать вентилятор или что-то в этом роде, никто бы и не знал, что она мертвая.
– Кто-то перелез через забор, взломал замок и убил ее?
– Нет. Кто-то, очевидно, находился рядом с ней в ту ночь, скорее всего мужчина, а утром убил, забрал все ценное и спокойно, открыв все замки и запоры, ушел. Мужчинам вообще нельзя верить.
– Удушил голыми руками?
Мне вдруг вспомнились рассказы Изольды о случаях асфиксии, и я задала этот вопрос исключительно из любопытства, не более того… Но вдруг услышала:
– Вы так подробно расспрашиваете, как будто вам доставляет удовольствие говорить на эти темы… Ее удушили неизвестно чем, но как-то странно, очень странно… Ее удушили ВСЮ!
– Как это? – не поняла я.
– Никто не знает. Она вся синяя, словно по ней каток проехался, вся кожа синяя от сдавливания. Говорю же, родственница моя приехала, она сама ходила смотреть на покойницу – страшное зрелище. А вы, случайно, не из милиции?
Я пожала плечами: мне было удивительно, что меня еще кто-то может принять за серьезного человека. И тут, словно из презрения к этой женщине с ее напускным желанием показаться заботливой, которая пришла ко мне лишь из желания поскорее содрать с меня квартплату, да еще и вперед, я вдруг ответила, давя в себе смех:
– Нет, я работаю в морге. Потрошу трупы.
* * *– Екатерина Ивановна, на что вам далась эта библиотека? – не унимался Николай Рябинин, спускаясь вместе со Смоленской в подвал ювелирного магазина. – Я же звонил в Сочи, разговаривал с руководителем экспертной группы… Следов взлома не обнаружено, отпечатков пальцев – тоже, не нашли даже следов от обуви, разве это не говорит о том, что магазин ограбил кто-то из своих…
– Вы, наверное, имеете в виду Бокалова, так? Думаете, что это он убил Мисропяна и ограбил магазин… Как у вас все просто, Рябинин… А зачем тогда было красть документы? И зачем прятать тело? Да и Мисропян еще может оказаться живым… Не торопите события, а лучше подайте мне руку, я обопрусь на вас…
Длинный коридор, обшитый дорогими пластиковыми панелями, заканчивался тупиком, по левую сторону которого располагалась бронированная дверь с большим амбарным замком.
– Николай, может, я, конечно, и не разбираюсь в архитектуре, но прежде, чем войти сюда, я обошла это здание кругом, осмотрела все входы и выходы и поняла, что у ювелирного магазина и библиотеки одна стена общая. Так?
– Так, – Рябинин мял в руках план магазина, который они сорвали с противопожарного щита. – Но я пока ничего не понимаю. При чем здесь библиотека?
– Смотрите сюда, – Смоленская ткнула пальцем в план и показала на нем место, где они находились. – Спрашивается, что делает здесь эта дверь, да еще и бронированная, мощная, как в противоатомном бункере, к тому же еще с тяжелым амбарным замком, если по плану за этой дверью находится воздух?..
– Не понял.
Смоленская оглянулась, чтобы посмотреть на человека, который в течение последнего получаса постоянно твердит, что ничего не понимает: как же такого бестолкового взяли в угро? На безрыбье, что ли?
– Объясняю, – терпеливо выдержав паузу, ответила она. – Если мы сейчас пригласим слесаря, который отопрет нам этот замок…
– А может, к нему есть ключ?
– Этого ключа нет… Так вот, если слесарь нам сейчас отопрет замок и откроет дверь, то перед нами возникнет если не кирпичная стена, то… улица. Взгляните внимательно на план. Эта дверь сделана для отвода глаз. Значит, существует ДРУГАЯ дверь, которая должна привести нас, как это ни странно, в библиотеку, поскольку она вплотную примыкает к ювелирному магазину.
– Вы хотите сказать, что грабитель проник в магазин через библиотеку?
Она ничего не ответила, развернулась и медленно пошла вдоль по коридору, осматривая стены сантиметр за сантиметром, пока не поняла, насколько хитер был тот, кто придумал этот бросающийся в глаза дорогостоящий и не имеющий никакого функционального смысла коридор: ни тебе склада, ничего… Возникает вопрос: зачем он? С какой стати такой неглупый хозяин, каким Смоленская представляла себе Мисропяна, так потратился на обшивку его панелями?
– Пойдем сначала от лестницы, ведущей в подвал. Вот смотрите: полы под ногами слегка протерлись, самую малость, видите? Значит, по этому коридору кто-то ходил. Видите царапины? Кто-то тащил по полу что-то тяжелое, сумку, например, или ящик… А теперь идите за мной. – Она сделала несколько шагов вперед, остановилась, потянула носом, затем, оглянувшись и позвав его за собой, пошла дальше; снова сделала несколько шагов и вдруг остановилась, едва ли не коснувшись носом тупиковой стены.
– Смотрите, Рябинин, видите, небольшое углубление, оно слегка загрязнено, как если бы за него кто-то брался рукой…
С этими словами она коснулась пальцем небольшой продолговатой впадины, повторяющей полосатый рисунок панели, и стенка мягко и медленно покатилась вправо, открывая вход в небольшой, обитый фанерой бокс уже с вполне нормальной деревянной дверью.
Рябинин от неожиданности даже не нашелся что сказать. Но потом, взяв себя в руки, с чувством произнес:
– Но как вы догадались, что здесь дверь? Екатерина Ивановна, вы что, видите сквозь стены?
– Нет, я вижу людей. Кроме того, стараюсь рассуждать логически. Хотите совет?
Но она не успела услышать его ответ, потому что появившаяся перед ними деревянная дверь оказалась не запертой. Смоленская открыла ее и тотчас очутилась в сыром, пропахшем плесенью и мышами подвале, заваленном грудами полуистлевших книг. Сладковатый запах гнили и разложения ударил в нос, когда они попытались пройти поближе к слабому источнику света – тусклому оконцу в самом углу подвала.
Среди влажной и вспухшей бумажной массы, которая некогда была списанными библиотечными книгами, лежали два тела.
– Это он… Мисропян, это точно он… – услышала Катя приглушенный, словно доносящийся издалека голос Николая.
– Следовательно, рядом охранник? Это Бокалов?
– Бокалов…
– А вы старались уверить меня в том, что ограбление магазина – дело его рук… Вы мне лучше скажите, Коля, каким образом они здесь оказались?
И, не дожидаясь ответа, продолжила:
– Я почему-то уверена, что они пришли сюда сами… А теперь скорей на выход… Здесь трудно дышать, так можно и отравиться… У вас в Туапсе есть патологоанатом? Очень уж странные эти трупы – ни крови, ни следов выстрелов, ни веревок на шее… Телохранитель этот только щеку рассек, наверное, когда падал. Ничего не понимаю…
* * *Екатерина Смоленская была коренной москвичкой, всю жизнь проработала в прокуратуре, семьи не нажила, зато врагов – великое множество.
С Изольдой Хлудневой познакомилась много лет назад, когда они вместе вели расследование серии убийств в С. Смоленская была направлена туда из Москвы вместе со следственной группой. Уже в самом конце расследования убийца, приехавший в С., волжский город, из Харькова, ранил Екатерину, и так случилось, что Изольда спасла ее, заслонила своим телом, когда этот зверь, чувствуя, что его загнали в тупик, повторил выстрел. К счастью, на Изольде был бронежилет… Убийцу схватили, но Екатерина еще долго лечила свою рану, а в отпуск всегда приезжала к Изольде в С., чтобы пожить в палатке на берегу реки, половить рыбку, позагорать. Черному морю она в течение последних десяти лет упорно предпочитала именно Волгу.
Схожесть судеб роднила Изольду и Екатерину – обе были одинокие, увлеченные работой женщины, в жизни которых не осталось места семье и, конечно же, детям. Быть может, поэтому, встречаясь, они чаще всего говорили о работе, все о той же грязной и тяжелой работе, которую им приходилось выполнять изо дня в день, из часа в час, и которая постепенно превратила их из вполне нормальных женщин в почти бесполые существа, способные только анализировать ход расследования, пытаясь выудить истину. Преступления, с которыми они каждый день сталкивались, не могли не повлиять на формирование характера и степень цинизма, которая увеличивалась год от года и научила их в конечном счете быть более расчетливыми, рассудочными и хладнокровными. И если Изольда по природе своей была более эмоциональна, чем Екатерина, и в ней было заложено больше женского начала, то постепенно и эти качества пошли на убыль. Что проку нервничать, сотрясать воздух и свое тело рыданиями, если это не повлияет на успех дела? К тому же на холодную голову, как любила говорить Смоленская, лучше срабатывала интуиция.
Вот и теперь, в Туапсе, столкнувшись с самым рядовым преступлением, Екатерина очень скоро заскучала – мотив убийства и личности потерпевших были ясны, и оставалось только вычислить убийцу. Ограбление магазина являлось лишь частью плана преступников, ведь Мисропян занимался золотом только для отвода глаз. По сводкам оперативной информации, на побережье в районе между Адлером и Сочи уже давно действовали несколько преступных групп, занимающихся перевозкой и распространением наркотиков, и Мисропян был лишь одним из звеньев этой героиновой цепи. Туапсе – тихий городок, оживлялся лишь в базарные дни, однако метастазы наркобизнеса разрослись настолько, что опутали весь город. Редкий подросток не знал, где в любое время суток можно раздобыть дозу. Через Туапсе проходят поезда, соединяющие юг с центром России, и переправлять товар с помощью проводников или пассажиров стало делом довольно простым, хотя и опасным. Многочисленные санатории города, расположенного у живописных гор на берегу теплого Черного моря, стояли как бы особняком, но кормили довольно значительную часть местных жителей, работающих в обслуге.
Рябинин, вероятно, знавший о деятельности Мисропяна и, быть может, даже получавший у него комиссионные за молчание или конкретную помощь в прикрытии грязного бизнеса, играл вяло и неубедительно, когда старался выказать недоумение по поводу странных подозрений московского следователя Смоленской, так и рвущейся на территорию заброшенной библиотеки.
– Коля, вы не пробовали подсчитать, во сколько сот тысяч долларов обошелся Мисропяну его дом? – спросила Екатерина, едва они поднялись из подвала на улицу и уже оттуда вошли в кабинет покойного директора ювелирного магазина.
– Я не люблю считать чужие деньги…
– Вызовите людей, экспертную группу и будем искать наркотики. Что вы так на меня смотрите? Или вы думаете, что в библиотеке Мисропян хранил чернослив и фундук с арахисом? Такие деньги очень легко вычислить, кроме того, в моей папке имеются некоторые документы, подтверждающие его причастность к одной из самых прибыльных форм незаконной деятельности… к торговле наркотиками. Действуйте, господин Рябинин!
Она улыбнулась одними губами – ей был неприятен этот молодой человек, валяющий целый день дурака и только мешающий ее работе.
– Звоните… – она придвинула ему телефон, и Николай послушно набрал номер сочинской прокуратуры, – а что касается убийцы, то будем работать над последними днями Мисропяна, надо вплотную заняться его поездкой в Лазаревское и опросить всех, кто видел его там и говорил с ним. Знаете, а ведь в одном я с вами согласна…
Рябинин от неожиданности даже опустил трубку на рычаг.
– …никто из местных, а тем более его коллег по «бизнесу», не посмел бы, именно не посмел поднять на него руку. Иначе этому человеку не жить. Следовательно, убийца – приезжий. Турист. Или, как это у вас принято называть, отдыхающий. Так что звоните, а я пока подумаю над тем, что сообщить в Москву…
* * *В Гончарном переулке было тихо, как может быть тихо только в старинных провинциальных дворах, поросших старыми липами и тополями, под которыми много спасительной тени и свежести и где теплыми летними днями копаются в песочницах маленькие дети, а на скамейках рядом сидят присматривающие за ними взрослые – картинка размеренной спокойной жизни.
Старый, сохранивший строгость линий и даже некую помпезность на фоне однотипных панельных муравейников-девятиэтажек дом номер шесть в Гончарном переулке официально являлся памятником архитектуры. Жить в нем – означало жить в сердце города, среди избранных. Вот и Блюмер Лев Борисович, заработавший себе большую квартиру в этом доме (четыре комнаты, просторная кухня с закутком для прислуги, передняя, где можно при желании покататься на велосипеде или поставить кабинетный рояль, а то и бильярд), очевидно, тоже считался избранным, пусть даже он сам себя избрал и поселил в это чудесное, расположенное всего в квартале от городского парка место.
– И что это я не пошла в адвокаты? – вздохнув, Изольда несколько минут постояла возле машины, осматривая уютный двор.
– Вернуться в адвокаты вам никогда не поздно, но в настоящее время заработать себе такую квартиру вы уже навряд ли сможете, – пожал плечами Вадим Чашин.
– Это почему же?
– Гонораров не хватит.
– Ладно, пока что я на своем месте, а потому надо идти. Знаешь, что-то мне не по себе…
– Что, давно трупов не видели? – Вадим понял, что она имела в виду.
Они поднялись, позвонили в квартиру. Им никто не открыл.
– Что будем делать? – спросила Изольда. – Сами попытаемся войти или пригласим слесаря из жэка?
Чашин взялся за ручку, и дверь послушно открылась. Она была тяжелая, металлическая, а за ней оказалась еще одна, уже более простая, деревянная, обитая дерматином с золочеными клепками. Эта тоже легко открылась.
– Лев Борисович! – позвала Изольда, остановившись на пороге в передней. Первые минуты ее пребывания в квартире показали, что никакой борьбы здесь не было: кругом порядок, все вещи аккуратно расставлены и сложены; все основательное, дорогое и даже роскошное, начиная с ковров под ногами и заканчивая высокими зеркалами старинной работы. Антикварная мебель свободно сочеталась у Блюмера с современнейшей компьютерной аппаратурой, телефоном и прочими необходимыми предметами быта и техники. Чувствовалось, что в доме живет человек состоятельный, умный и с фантазией.
– А ведь он жил не один, – сказала Изольда, поднимая с пола шпильку с позолоченным жуком, весело блеснувшим зелеными стекляшками глаз.
В спальне не было туалетного столика, который мог бы свидетельствовать о присутствии в доме женщины, но на прикроватной тумбочке красного дерева стояла большая темная шкатулка из оникса, в которой Изольда обнаружила следы пудры, губную помаду, а также шпильки и пакетик с накладными ресницами и тюбиком медицинского клея.
В ванной тоже было предостаточно предметов женской гигиены, розовый халат, сорочки…
– Вообще-то Блюмер не был женат, – заметил Чашин. – Это я точно знаю. У нас есть один общий знакомый, так вот он рассказывал, что…
– Подожди, Вадим… – Изольда потянула носом и посмотрела в сторону лоджии, дверь которой была слегка приоткрыта. – Я снова чувствую этот запах… Он, верно, там…
Она достала из сумочки носовой платок и поднесла к носу. Медленно пересекла гостиную и вместе с Чашиным подошла к прозрачной двери, ведущей на лоджию.
Посиневший Блюмер с широко раскрытыми глазами полулежал на полу, прислонившись затылком к стене.
– Судя по всему, перед смертью он спокойно разговаривал с убийцей, – рассуждала Изольда, – поскольку в квартире полный порядок, следов борьбы не видно, и уже позже, когда он понял, что ему грозит смерть, стал пятиться спиной к лоджии, чтобы позвать кого-то на помощь, но оступился, упал, поранив себе при этом щеку, видишь, у него на щеке рана… думаю, он порезался об острый угол жестяного подоконника… И много крови… А в остальном – характерные следы удушения… Вот только странгуляционной борозды я не вижу…
Блюмер был одет в темный костюм и белую сорочку, которые теперь едва удерживали в себе распухшее мертвое тело. Окно лоджии было распахнуто и выходило во двор, где внизу, как раз под ней, стояли большие баки с мусором, от которых тоже шло зловоние, – быть может, поэтому соседи никак не реагировали на трупный запах, доносившийся с лоджии адвоката.
– Какой ужас… Умереть вот так. – Изольда бросилась к телефону. – Вадим, только не вздумай открывать дверь. Вот черт, куда я подевала свои сигареты?..
Она прикуривала дрожащими от волнения руками.
– Кажется, его задушили… Вадим, ты видел, что я была готова к ТАКОМУ, ведь так? Но теперь, когда я его увидела, мне стало страшно… И не потому, что Блюмер мертв, а потому, что он был связан с Варнавой, а Варнава – с моей племянницей, Валентиной…