Официант денег не взял.
— Простите, мистер, — виновато пробормотал он, отходя от них.
— Мои вопросы вас расстроили, извините меня.
— Нет, при чем тут вы? — Мария махнула рукой, не переставая дымить. — Просто вы были правы сегодня утром. Я все понимаю. Но остановиться уже невозможно.
— Если бы во время нашей встречи с Либерман к ней заглянула контрразведка, вы правда стреляли бы в меня?
— Да, — сразу ответила Мария, — безусловно. У вас не было бы в таком случае ни одного и шанса спастись.
— Спасибо за откровенность. Значит, вы все-таки имеете инструкции на этот счет.
— Только ради спасения операции. А вообще я должна охранять вас.
— Своеобразная защита, вы не находите?
— Не знаю. Это меня не интересует. Официант принес мясо с гарниром.
— В разных странах мира, кажется, в Австрии и в Дании, я много слышал об убийце-женщине по кличке Кобра. Я представлял вас постарше.
— Я вас тоже. Сколько вам лет на самом деле?
— Почти тридцать пять.
— А выглядите намного старше, значит, мы примерно одного возраста. Так что ваши предположения были верными.
— Нет, — возразил Дронго, — я думал, что вам лет шестьдесят. В 1986 году в Нью-Йорке в меня стреляла профессиональная убийца Луиза Шарнер. Ей тогда было сорок пять. Видимо, убийство — профессия женщин средних лет. Я был тяжело ранен.
— Ее нашли?
— Разумеется, нет.
— Я слышала об этом, но не знала подробностей. Вы тогда проводили операцию по обеспечению безопасности глав государств на сессии ООН.
— Верно. Но это все в прошлом. Я долго болел, почти три года не работал. И наконец осенью девяносто первого получил очередное задание — отправиться в Австрию.
Женщина достала вторую сигарету. Официант, смирившийся с подобным нарушением, больше не подходил. Для аккуратного немца должно было случиться нечто исключительное, чтобы посетители осмелились нарушить строгие правила ресторана. Поэтому он благоразумно молчал.
— Там я встретился с женщиной. С любимой женщиной, которую ждал несколько лет. Кроме нее, у меня там находилось двое связных, один из них был моим близким другом. Рассказывать дальше?
Она молча кивнула.
— Выяснилось, что меня послали для подставки. Тогда в Вене шла крупная игра трех разведок — советской, американской и МОССАДа. Моего друга убили наши, другого связного — израильтяне. Женщину — сами американцы. Интересная комбинация, правда? — горько спросил он.
Она смотрела ему в глаза. Рот был плотно сжат, и теперь видны стали упрямые складки, начинавшиеся от подбородка.
— Тогда я остался один. Но сумел вернуться обратно. Это наверное, мой бич — терять близких друзей. Со мной всегда работали замечательные люди. Но вот сейчас впервые я работаю в паре со своим потенциальным убийцей. Не обижайтесь, я не хотел вас оскорбить. Просто размышляю над этим феноменом.
Он чуть пригубил стакан.
— Вы будете пить кофе? — спросил Дронго.
— Давайте пройдем в бар, — предложила женщина.
Расплатившись с официантом и дав ему щедрые чаевые, они прошли в бар, расположенный в правой части ресторана. Дронго и его спутница присели за стойку бара на высокие кресла.
Бармен подал им две чашечки кофе.
— Вы же не пьете кофе? — удивилась Мария.
— Все равно. Иногда пью.
Они молчали. Долго молчали, сидя рядом, почти касаясь друг друга. Больше не было произнесено ни слова.
Выпив кофе, Дронго бросил деньги на стойку, вставая. Посмотрел на часы.
— Уже первый час ночи.
— Да, — тихо отозвалась женщина, — уже поздно.
В лифте она стояла к нему спиной, и он видел лишь ее густые, коротко остриженные темные волосы.
Он проводил ее до самой двери.
— Спокойной ночи, Мария.
— Спокойной ночи, Андрэ.
Она повернулась и, не оборачиваясь, вошла в свой номер.
Дронго достал магнитную карточку, открыл свой номер. Разделся и пошел под душ. Долго стоял под горячей водой, почти кипятком, словно пытаясь стереть воспоминания сегодняшнего дня.
Когда он вышел из ванной, был уже почти час ночи. Дронго включил телевизор, и в этот момент раздался звонок.
— Вы не спите? — спросила Мария. — Можно к вам зайти?
— Пожалуйста. — Он вскочил с постели, набрасывая на себя рубашку и неуклюже одевая брюки.
В дверь постучали. Он успел застегнуть брюки и поспешил открыть. На пороге стояла Мария, одетая, как и прежде, в темное, плотно облегающее ее фигуру платье.
— Вы не отдыхали?
Захлопнув дверь, она прошла внутрь.
— Нет. Я просто сидела на кровати и думала. И потом, у меня это единственный наряд, — горько призналась женщина. — В моем багаже еще две пары брюк. И шерстяной свитер, если придется ждать кого-то на открытом месте.
Она села на стул.
— Вы не спали? Что-нибудь интересное показывают по телевизору?
— Не знаю. Я принимал душ. Он стоял, глядя на Марию. Та вдруг с непонятным ожесточением спросила:
— Что вы на меня так смотрите?
— Ничего, — удивился Дронго.
— Да, — зло проговорила Мария, — все правильно, я сама пришла к вам.
— Не понимаю. Она поднялась.
— Можно, я останусь у вас? Он молчал. Опустив голову, гостья повернулась к выходу.
— Простите, — выдавила Мария. Он схватил ее за руку.
— Останьтесь.
Женщина повернулась, ни слова не говоря, подошла к телевизору, выключила его и, встав к нему спиной, начала снимать платье. А Дронго просто стоял и смотрел. Чувствуя затылком его обжигающий взгляд, Мария сняла с себя все. Бросила на пол и повернулась к нему.
— Я очень старая?
Он смотрел на ее маленькие груди, на ее стройное, почти мальчишеское тело, заставляя себя не думать о сегодняшнем убийстве Хайнштока. Кажется, ему это удавалось теперь лучше, чем полчаса назад под душем.
Выключив свет, Дронго шагнул к ней.
Ее страстность в первый момент ошеломила его. Словно все не растраченные за долгие годы чувства вдруг изверглись из этой женщины с непривычной для ее лет эмоциональностью, доходящей до откровенного бесстыдства. Изголодавшаяся по любви, она снова и снова подчиняла себе его тело, отдаваясь сама этой страсти до пределов возможного.
Уже под утро, когда она, выбившись из сил, заснула, Дронго с удивлением заметил, что спящая Мария похожа на большого ребенка, уютно посапывающего у него на плече. Если не вспоминать, что на счету этого «ребенка» четыре с лишним десятка человеческих жизней, можно было ее даже полюбить. Во сне ее лицо казалось спокойным, даже красивым.
Но Дронго помнил, и это накладывало свой неизгладимый отпечаток и на сегодняшнюю ночь, и на их отношения в будущем.
Глава 12
Даже после ночи любви они продолжали обращаться друг к другу на «вы». Впрочем, в английском языке, на котором они в основном говорили, не бывает различий между; «ты» и «вы». Но когда в редких случаях они переходили на русский, неуловимая зыбкая преграда вновь возникала между ними. Он не мог забыть убийства Хайнштока. И она знала, что он этого никогда не забудет.
Поздним утром они завтракали в отеле почти молча, словно не решаясь нарушить сложившегося равновесия. Оба понимали, что сегодняшнее событие не было внезапно вспыхнувшей страстью. Чувство одиночества могло добить по отдельности каждого из них, и они счастливо соединились, чтобы противостоять этому.
После завтрака Мария ушла на встречу со связным, а Дронго, не зная, как убить время, решил прогуляться. Немецкие города, такие похожие друг на друга размеренным порядком, какой-то провинциальной ухоженностью и чистотой, приятно успокаивали нервы. Он любил тихие европейские города Бенилюкса и Германии, Швейцарии и Австрии. Центры экспансивных южан — французов, итальянцев, испанцев были шумными и многоголосыми, а здесь царили покой и умиротворение.
По его расчетам, Эдит сегодня уже выехала во Францию. Если все прошло нормально, Мария вернется с новым заданием — встречать Либерман в Париже. В таком случае через два дня Дронго отправится в Брюссель, чтобы терпеливо дожидаться там своего ареста.
В этой грандиозной игре, которая ставилась на него, Либерман должна была выйти на Филиппа Стенюи и выдать тем самым Дронго. Если «аптекаршу» «благополучно» арестуют на этой встрече, операция считается успешной, и Мария возвращается в Брюссель для контроля за Дронго. После его ареста она выезжает обратно в Россию. Теперь все зависело от оперативности и сообразительности пожилой, приятной в общении, румяной бабушки Эдит Либерман — бывшего майора «Штази» и засекреченного агента КГБ.
Собственно, эта роль предназначалась Эриху Хайнштоку, но тот, отказавшись, подписал себе смертный приговор.
Анализируя спокойно все события, предшествовавшие убийству агента, Дронго с горечью сознавал, что у того не было ни единого шанса.
Смерть немца была неизбежна, как математическая формула. Следуя загадочной формуле, которую выводили в Управлении внешней разведки России, живой Хайншток должен был отправиться во Францию. «Он вряд ли сумел бы где-нибудь укрыться, — думал Дронго, — иначе российская разведка сразу отменила бы начатую операцию». Тысячи агентов, задействованных в этой акции, моментально подключались бы к розыскам Хайнштока и его ликвидации. Даже одного шанса из тысячи не имел отказавшийся от сотрудничества Хайншток. Не застрели его Мария, утром в его автомобиле мог прогреметь взрыв. Или его машина могла на полном ходу перевернуться, попасть в аварию. Тогда было бы два трупа — Хайнштока и его новой жены.
Разведка — грязная игра, и в ней нет места живым людям. Или бессловесные автоматы, выполняющие волю начальства, или потенциальные трупы. По проложенной колее разведчик обязан идти, не сворачивая в сторону. Шаг влево, шаг вправо — смерть. Никто не задумывался над статистикой, а между тем более половины разведчиков погибали от рук агентов собственных спецслужб.
Советские и американские разведки предпочитали обычно не рисковать. Грязные операции поручались представителям третьих стран, которых по мере выполнения убирали союзники из соседних стран. В случае необходимости снайперы и убийцы ЦРУ и КГБ убирали и этих агентов. Секретность обеспечивалась абсолютная. В отличие от них израильская разведка МОССАД, опиравшаяся на свою местную агентуру почти во всех странах мира, наоборот, поручала выполнение щекотливых операций только доверенным лицам и всячески берегла их. При этом эффективность МОССАД чаще бывала выше прямолинейных, грубых действий ЦРУ или хитроумных, дьявольски запутанных даже для собственной агентуры действий КГБ.
Хайншток был обречен, разумом понимал Дронго, снова и снова вспоминая труп в ванной. Но на душе все равно оставалось ощущение липкой грязи. Ему казалось, что именно он предал Хайнштока, подставив его под удар. Проверь он вовремя скэллер, и у немца мог появиться шанс.
Вероятно три года без работы, когда он приходил в себя после ранения, давали о себе знать. Последняя операция в Австрии, правда, считалась успешной, хотя Дронго потерял сразу троих агентов и для себя он до сих пор считал ее личной катастрофой. Тогда ему тоже приходилось действовать в жесткой обстановке, но он делал все, чтобы спасти своих людей. Здесь он шел на встречу, заранее предполагая, что итогом ее может быть гибель агента. И он обязан был проверить свой скэллер. Воспоминания о запрограммированном убийстве не давали Дронго покоя.
Обедал он в одиночестве, Мария так и не появилась. Почему-то он вспомнил Натали. Как она тогда сказала в Аргентине: «Берегите себя. Они способны на все» и еще, кажется: «Я люблю вас». И ее крик в венском аэропорту, когда она, сбив его с ног, подставила себя под пулю. И взгляд женщины, стрелявшей в него самого четыре года назад в Нью-Йорке.
Воспоминания о Натали обычно предшествовали периодически повторяющимся приступам меланхолии. И именно поэтому Дронго, быстро пообедав, снова вышел в город.
Он любил заглядывать в магазины, иногда приобретая разные мелочи, чтобы уступить назойливым продавцам и очаровательным продавщицам. Вся прелесть покупок заключалась в одном смешном факте — они ему не принадлежали. И не были нужны. По возвращении Дронго сдавал все, включая нижнее белье и мелкие сувениры, дабы нигде не выдать факта своего присутствия в какой-либо стране. Годы шли, а строгие правила не менялись. Это помогало вырабатывать стойкий иммунитет к роскошным витринам западных магазинов.
В гостиницу Дронго вернулся в девятом часу вечера. Расположенный на Лаатзенер-трассе «Кронсбург» был четырехзвездочной гостиницей в сто пятнадцать номеров. Это тоже входило в обязательные правила агентов: отдавать предпочтение многолюдным отелям. И хотя номер на двоих, стоивший двести шестьдесят марок, значительно дешевле двух одноместных номеров по сто девяносто марок каждый, тем не менее агенты жили по такому тарифу, благо разведка оплачивала все их расходы.
В случае провала одного агента другой мог сообщить об этом в Центр. При этом второй часто охранял и подстраховывал первого. Но при захвате важного источника информации второй превращался из охранника в убийцу и мог прямо на месте, рискуя собственной жизнью, пристрелить первого. О главной его задаче Мария Грот, разумеется, не знала, но, если Дронго попытаются арестовать в Ганновере, она пойдет на все, чтобы этого не допустить, даже на ликвидацию своего партнера. Они оба знали правила игры и принимали ее такой, как она есть.
Когда Дронго вернулся, Мария ужинала в одиночестве в ресторане отеля. Он сел за ее столик.
— Вы давно приехали?
— Минут десять. Я далеко ездила.
— Понятно. Как у нас дела?
— Эдит Либерман выехала в Париж. Мне приказано проследить за ее встречей с Филиппом Стенюи. Как только они встретятся, я приеду в Брюссель, где вы меня должны ждать. Вам заказан номер в отеле «Бед форд». А связной встретится с вами в Амстердаме.
— Почему в Амстердаме? Мне нужно туда съездить?
— Да, обязательно. Послезавтра вас будут ждать. Руководство хочет исключить все возможности провала. Из Брюсселя до Амстердама три часа езды на поезде или два часа на автомобиле.
— Знаю, — мрачно произнес он, — много раз ездил. Где будет встреча?
— У вокзала. По правой стороне улицы есть универсам «Си-эн-дей». Там обычно при входе продают цветы. Связной будет рядом, в красной куртке.
Спросите его, как пройти к музею мадам Тюссо.
— Он же совсем рядом, этот музей, прямо на площади, — недовольно проворчал Дронго, — его видно с улицы. Зачем нужен такой пароль?
— Не знаю. Ответ: «Музей недавно переехал. Но лучший музей — в Лондоне, советую вам съездить туда».
— Кто их придумывает, эти глупости, — вздохнул он. — Хорошо, когда я должен выезжать?
— Сегодня. Поезд уходит ночью. Мой самолет рано утром из Гамбурга.
— Понятно.
Мария не смотрела на него, словно стесняясь ночной сцены. Подошел официант.
— Ничего не нужно, — покачал головой Дронго, — я не ем так рано.
— Это вредная привычка, — сказала она, наконец взглянув на него.
— Что?
— Я еще вчера обратила внимание, что вы поздно ужинаете. А за завтраком почти ничего не едите. Это вредная привычка.
— Спасибо. Мне почему-то кажется, что это не столь сильно сократит мою жизнь.
Мария отодвинула тарелку.
— Пожалуйста, не шутите так.
— Хорошо. Когда отходит мой поезд? 1 — Через четыре часа. Билет уже заказан. Его принесут вам в номер.
— Сколько мне нужно ждать в Брюсселе?
— Три-четыре дня, может, больше.
— Так долго? — вырвалось у Дронго. Достав сигареты, женщина сняла очки.
— Вы так торопитесь попасть к ним?
— Просто все надоело. Страны, в которой я жил, уже не существует, идеалов не осталось. Я иногда не понимаю, зачем я здесь? Во, имя какой дурацкой идеи? Или мне просто страшно оставаться одному?
— У вас включен скэллер?
— Конечно. Если вы его снова не подменили.
Мария изменилась в лице.
— Простите, я, кажется, сказал глупость, — извинился Дронго.
Женщина не ответила. Задумчиво повертев в руках бокал, он поставил его на место.
— Все мы, в сущности, одинокие матерые волки. Давно отжившие свой век. Иногда мы собираемся в стаю, чтобы разорвать проходящего путника, но еще чаще действуем в одиночку. И добываем пищу, и убиваем до тех пор, пока нас не обложат флажками и не подстрелят. Конец обычно одинаковый.
— Зачем вы мне все это говорите?
— Сам не знаю. Наверное, опять приступ меланхолии. Впрочем, хотите честно, — он наклонился к ней, — впервые попал в такую необычную ситуацию, — прошептал Дронго, — ужинаю со своим потенциальным убийцей. Это возбуждает, вы не находите?
— Вы пьяны?
— Я не выпил ни капли. Просто у меня сегодня такое вдохновение.
— Вам билет, наверное, уже принесли, — спокойно проговорила Мария, вставая, — постарайтесь не опоздать на поезд. До свидания.
Она ушла, неслышно ступая, как и подобает настоящему профессиональному работнику из управления «К». А Дронго остался один. Один со своими воспоминаниями и тревогами. Через четыре часа он был на вокзале. Перед отъездом постучал к Марии. Она не ответила, может быть, ее не было в номере.
Глава 13
Его действительно уже ждали в Брюсселе. Прибью на Северный вокзал, Дронго взял такси и поехал в свою гостиницу. В отличном четырехзвездочном отеле «Бедфорд» для него был заказан номер на имя Андрэ Фридмана. Тут жило довольно много американцев, всю ночь они шумно гуляли, не давая никому покоя. Дронго почему-то сразу не понравилось здесь, на оживленной улице в центре города, и на следующее утро в нарушение всех законов конспирации он переехал в другой отель — «Евровиллидж», расположенный на тихом бульваре, в десяти минутах езды от центра. Для связных и Марии он оставил конверт с указанием нового адреса. Это было неслыханное нарушение, но если учесть, что через несколько дней его должны арестовать, Дронго мог уже не придавать значения таким мелочам.