– Напровожался?
– Тебе что-то не понравилось? – резко бросил Алексей. – Не угодили?
– Не угодили, – кивнула мать. – И не понравилось! Если честно – ничего не понравилось! Ни Надя твоя, ни ее поведение! А главное, – тут мать на мгновение замолчала, – мне не понравился ты!
Алексей махнул рукой и ушел в свою комнату. Ночью, валяясь без сна, он думал о том, что мать, разумеется, права. Во всем права! И невеста его вела себя сухо и непочтительно. А он… Так просто заявил про деньги, как будто он один ими и распоряжается! Нет, заработал, конечно, он. Но! Деньги эти были отданы в семью! На жизнь, на здоровье Тёпы! И разве имел он право так легко и беззаботно предложить их прогулять? Разве в их положении это возможно? Разве правильно, когда в доме… беда.
Алексей то и дело вскакивал с кровати, курил в форточку, мерил шагами комнату, снова ложился и снова вставал. Потом на кухне долго пил из-под крана холодную воду. А еще смотрел на ночную пустынную улицу, прислонившись к прохладному оконному стеклу.
«Нет! – уговаривал он себя. – А я-то? Не имею права? Ни на что не имею? Я никогда ничего не просил: ни новые тряпки, ни поездки на море. Ни магнитофон, ни джинсы, ни все остальное! Я все всегда понимал и даже старался помочь! Но сейчас… Когда в его жизни появилась Надя!.. Когда она, его невеста, так хочет свадьбу и белое платье! Как любая девица мечтает об этом! Так что ж в этом плохого? Что такого ужасного он предложил? Исполнить мечту своей любимой? Сыграть свадьбу? Сделать все как положено? Даже самые скромные люди покупают к свадьбе платье, костюм и обручальные кольца. А он? – Выходит, не имеет права? По какому такому случаю его этого права лишили? И деньги эти чертовы заработал он, между прочим! Своим собственным тяжеленным трудом! Пока другие пили пиво и бегали на дискотеку в каком-нибудь Геленджике!
И цепочку эту, между прочим, он Тёпе отдал! И матери – кофту, и отцу…»
Так повторял про себя Алексей, а сам… чувствовал, что сгорает от стыда.
Алексей все пытался себя оправдать, обелить, распаляясь все больше и больше. Но когда он приплел и эту цепочку… Ему вдруг стало так противно, так стыдно, что он чуть не разревелся как последний дурак, глупая, истеричная баба, как самый ничтожный мелкий слабак…
Потом Алексей достал из холодильника початую бутылку вина, оставшуюся после не самой удачной помолвки, допил ее из горла одним махом и, чувствуя себя совершенно несчастным, отправился спать. Благо назавтра рано вставать не нужно. Завтра – выходной.
На следующий день первой позвонила Надя. А он, услышав в трубке ее голос, едва не задохнулся от счастья.
Договорились встретиться на их любимом бульваре – на Патриках.
У метро Алексей купил букетик ландышей – пахли они восхитительно сладко!
Алексей увидел ее еще издалека. Распахнутый плащик, голубая косынка на шее, распущенные прекрасные волосы. Дух перехватило от такой величавой и спокойной красоты: «И она – моя девушка! И даже больше – невеста!»
Надя выглядела тихой и печальной. Зашли в кафе, взяли кофе с мороженым.
И надо было начинать разговор. Кому? Да разумеется, мужчине! Именно мужчине надлежало как-то все объяснить. Расставить по своим местам. Оправдаться, в конце концов. И конечно же, что-то предложить! План на их дальнейшую жизнь.
А в голове Алексея было пусто… Как назойливая муха жужжала только одна фраза. «Я ничего не могу! – звучало внутри как приговор самому себе. – Ну и какой же я мужик после этого? Я ведь должен взять на себя, проявить инициативу, принять решение!..»
Алексей тяжело вздохнул. Сначала он попытался объяснить, оправдать поведение матери. Потом стал рассказывать про Тёпину болезнь и отцовский инфаркт, про сложности с деньгами.
Надя молчала, уткнувшись глазами в пустую кофейную чашку. Ни разу не перебила, не кивнула – дескать, все понимаю. Только пару раз тяжело вздохнула и приподняла удивленно брови.
Когда Алексей замолчал, она подняла на него свои ясные небесно-голубые глаза и с горькой усмешкой спросила:
– А для чего это все, Леша?
Он недоуменно пожал плечами:
– Для чего – что?
Надя нетерпеливо, раздражаясь на его непонимание, дернула плечом:
– Да все разговоры эти пустые! Нет, я все, конечно, пытаюсь понять. Да, сложно. Больная девочка. Инвалид. Больной отец. Нехватка денег…
– Но… – Надя сделала паузу и внимательно посмотрела на Алексея. – Давай теперь по-другому!
Он растерянно кивнул, не понимая, куда она клонит.
– Ты меня хочешь разжалобить? Растопить мое сердце? А вот не выйдет! – резко заключила Надя и приблизила к нему свое взволнованное, пылающее лицо. – Не выйдет, Лешечка! А все потому, что я видала кое-что пострашнее!
Ну, давай разберемся, – продолжила Надя. – Квартира в центре Москвы. Дача в прекрасном поселке. Нет в доме пьяниц, скандалов, битья посуды. Нет старой избы с растрескавшейся и вечно дымящей печкой. Нет холодного хлева с отощавшей скотиной. Нет пьяного и скандального бати и больной мамы, год лежащей бревном. А за мамой надлежало ходить: простыню уделанную поменять, накормить, напоить. Бате обед приготовить. А готовь не готовь – он все равно возьмется бузить. Потому что тоже устал и все ему надоело. А мама будет плакать за занавеской и вслух молить Бога о смерти… А в четыре утра надо подоить корову, дать еды поросятам. Убраться в хлеву. Сварить суп отцу, кашу – маме и… топать в школу, за черт-те сколько верст. По снегу, по наледи, по сугробам. …А потом мама умрет. С одной стороны – облегчение. А с другой… Отец тут же женится. И мачеха окажется злобной и жадной. Типичная такая злая мачеха из детских сказок! Я раньше думала, что все это выдумка! Ну, для остроты, так сказать, сюжета. А нет, все – чистая правда! И даже еще страшнее…
И тогда я решила: уеду. Навсегда. Без возврата. Домой не вернусь ни за какие коврижки. Впрочем, коврижек мне не сулили…
А потом – экзамены, общежитие, вечные страхи, что завалю сессию и останусь без стипухи. А это – голод. И холод. И никто мне не вышлет по почте десятку! Да что там, десятку – даже простого письма не напишут! Никому не интересно, как я живу. Да и вообще, жива ли?..
Ну, как тебе? – подытожила Надя. – Нравится? А ты, – тут она презрительно хмыкнула, – хочешь меня удивить! Разжалобить хочешь! А я… Знаешь, – она пристально посмотрела Алексею в глаза, – а меня уже не разжалобить, понимаешь? Не пробить так просто, и все! Такой бегемотьей шкурой я обросла! Иначе не выжить! Ну, хочешь обидеться? Да пожалуйста!.. – Надя резко откинулась на спинку стула: – Обижайся!
Долго молчали.
– Горе у каждого, Надя, свое, – начал Алексей. – Что считаться и сравнивать, у кого шире и глубже? Просто… – тут он запнулся, – просто нам надо решать, как… будет дальше! Ну, как мы?.. Как будет у нас?
Надя засмеялась:
– Ну, я готова! Слушаю твои предложения.
– А давай уедем! – с преувеличенной радостью в голосе объявил Алексей. – Уедем в провинцию, на Север, на Дальний Восток! Специалисты везде ведь нужны! А там – перспективы, жилплощадь! Опыт, свобода! И мы – молодые! И вместе… – нерешительно, окончательно сникнув, когда увидел ее глаза, закончил Алексей.
– Ты так ничего и не понял, – тихо сказала Надя. – Выходит, ты меня не услышал… – с горечью добавила она. И словно собрав воедино всю свою энергию пылко продолжила: – Уехать? В село? В сельскую больничку? На фельдшерский пункт? Вскрывать чиряки и накладывать шины? Обходиться зеленкой и градусником? – Вот это ты мне предлагаешь? Уехать обратно? Туда, откуда я… еле выбралась? После бессонных ночей над учебниками? После битв за стипендию? После холодной комнатухи в общаге? Угробить себя на Севере? Снова надеть валенки и тулуп? Снова топить печь и колоть лед в ведре? Жрать хлеб с маргарином? И это ты… называешь любовью? Строительством будущего? Перспективой для молодой семьи?
Нет, – Надя уверенно покачала головой, – такой семейной жизни мне точно не надо! И перспективы такой! Не для этого я рвалась в столицу! Я, – по слогам произнесла она, – я хо-чу. Ра-бо-тать. В столичной клинике. Готова на все: ассистировать много лет. Брать ночные дежурства. Но знать, что когда-нибудь! Понимаешь, когда-нибудь я стану человеком! Оперирующим хирургом. Хорошим хирургом, к которому будут стремиться попасть больные и с которым будут считаться коллеги! И на квартиру я заработаю! Здесь, в Москве! И обставлю ее красивой мебелью! И машину куплю! Слышишь, куплю! И будет у меня каракулевая шуба и австрийские сапоги! Тоже на натуральном меху, чтобы ноги не мерзли! Потому что я очень долго обматывала их для тепла газетой! Вот такие у меня, Леша, планы! И никто – слышишь – никто мне не помешает их осуществить! И не потому, что я алчная и жадная! А потому, Леша, – она снова наклонилась к нему и продолжила почти шепотом: – А потому, что я хочу жить как человек! Ты меня понял?
И на подвиги меня, как это происходит с тобой, – при этих словах Надя усмехнулась, – как-то не тянет!..
И на подвиги меня, как это происходит с тобой, – при этих словах Надя усмехнулась, – как-то не тянет!..
Алексей кивнул и тяжело вздохнул.
– Ну, Леш, – Надя встала со стула, – я пойду. А ты… Ты подумай, что да как… Про нашу жизнь и перспективы. А если придумаешь, я тебя с радостью выслушаю!
* * *Разменять квартиру! Как же просто! Конечно, разменять! И все проблемы решатся! Надя права: она – приезжая девочка, так рвавшаяся в столицу, так цепляющаяся за большой город… И он – наивный дурак, предлагающий бред! Все это – дешевейшая романтика! Да и не романтика вовсе! Он слышал, конечно же, как там, в провинции, бывает: нищенский медпункт, где в достатке только спирт и вата. Старая изба, отданная молодому специалисту за ненадобностью. Тяжелый деревенский быт, почти невозможный для изнеженных городских жителей. Несчастные старики – молодежь давно подалась в город. Нет, есть, разумеется, и города – например, на больших стройках, где всегда не хватает врачей. Тында – пожалуйста! Там есть прекрасно оборудованные больницы…
Но климат… Сибирь. И еще, наверное, туда надо попасть. Желающих много: северный коэффициент – год за два.
…Значит, размен? Ну а что тут такого? В конце концов, ему тоже надо строить свою личную жизнь! У него должна быть семья. Жена, дети. Разве нет? Разве он не имеет на это права?
Алексей все больше распалял себя в собственных оправданиях.
Вернувшись домой, Алексей вызвал на разговор мать.
Та села напротив и с испугом, прикрытым усмешкой, молча смотрела на сына.
Он молчал.
– Ну, – не выдержала мать, – начинай!
Она слушала Алексея молча, ни разу не перебив. А после его бурной, сбивчивой и торопливой речи вздохнула:
– Значит, размен…
Алексей кивнул:
– Значит, так…
– А как мы будем жить втроем в двух комнатах – ты не подумал? Отцу нужен покой, своя конура нужна. Тёпе – тем более. А мне? На кухне? Ну что ж, можно и так… – задумчиво произнесла мать и медленно повторила: – Да, можно и так. Не помру, это верно. Но я не о том. Я про твою… Надю. Она ведь скрутит тебя, выжмет и выкинет! Как жмых выжмет! Неужели ты не видишь всего этого? Ведь ты нужен ей только для прописки в Москве! Зацепится и пошлет тебя! Куда подальше пошлет! И квартиру, которую ты у нас выменяешь, у тебя, дурака, отберет! И куда ты вернешься? К нам, в двухкомнатную? Ко мне под бочок, на кухню?
Ты, конечно, имеешь право! Даже судом! Но… Ты бы подумал, сынок!
Наглая провинциальная девка! С такими амбициями – это же страшно! По трупам пойдет, ты мне поверь. Подумай, сыночек!
– Я… уже подумал, мам. И все решил. Надеялся, что ты поймешь меня. Или хотя бы постараешься понять. И еще… Надя не девка, мама! Она – моя будущая жена! И странно, что я должен тебе это объяснять!
– Ну, решил так решил, – подытожила мать и встала из-за стола. – Только, надеюсь, ты понимаешь: на свадьбу мы не пойдем. Не хочется плясок на костях, понимаешь?
Дверь в комнату распахнулась, и на пороге появилась Тёпина коляска.
– Мама! Лешка прав! – закричала она. – Он и вправду имеет право! И Надя его не плохая – просто она не понравилась тебе, мама! Потому что не прыгала перед тобой, не юлила. Не старалась понравиться! Тарелки не помогла убрать со стола! И за это ты ее… возненавидела! А я… лично я на размен согласна! И в кухне спать буду я, слышишь, мам?
Алексей порывисто встал, пошел к двери, по дороге тронул Тёпу за плечо – дескать, спасибо за поддержку и понимание, и ушел к себе.
На душе было, честно сказать, очень мерзко. Но в своей правоте он не сомневался.
Почти не сомневался…
Квартиру разменяли довольно быстро. Еще бы – трехкомнатная, да в центре! Желающих было – море. Родителям и Тёпе досталась хорошая двухкомнатная на «Бабушкинской». Балкон – чтобы Тёпа гуляла, отличная кухня. Ну, и молодым – скромная однушка в Тушино. Тоже неплохо…
Свадьба была скромной. Из гостей – две Надины подруги по общежитию да двое приятелей Алексея – одногруппников. Заказали столик в кафе, ну и посидели – шампанское, вино, салат оливье и ромштекс. На десерт – мороженое с ликером.
Молодая жена была неотразима: голубое шелковое платье идеально подходило к ее глазам. Ободок из цветов утопал в пышных волосах. На торжество Алексей подарил ей сережки с сапфирами. Стоили они не так дорого – сапфиры были искусственными, но выглядели роскошно.
Родителей на свадьбе не было, хотя им и послали телеграмму. Алексею очень хотелось позвонить Тёпе, но Надя убедила его, что это будет… не очень уместно.
– Во-первых, Тёпу надо привезти-отвезти, – рассудительно говорила Надя. – Придется встретиться с матерью – без этого никак. Ну, и вообще – зачем ей это? Танцевать она не может, алкоголь не пьет. Да и каково ей будет на все это смотреть? На наших друзей – молодых, здоровых, красивых, весело пляшущих под модную музыку!
Нет, ты подумай, – не унималась Надя. – Какие чувства будут у нее на сердце? Злоба, зависть?
– Что ты! – начал спорить Алексей. – Тёпа и зависть? О чем ты?! Да она бы только радовалась за нас! Тёпа и зависть – несовместимы!
Надя покачала головой:
– Не знаешь ты жизни, Лешка! Не знаешь!.. Каково ей, калеке, будет смотреть и думать, что у нее никогда такого не случится?! Никогда – понимаешь?
И Алексей… согласился.
После кафе взяли такси и поехали в свою квартиру. В свой дом!
Осторожно открыли дверь, переступили порог. Зажгли в прихожей свет и закружились от радости.
Надя ходила по квартире, осторожно трогала стены, кухонную плиту, рамы и стекла.
Зашла в ванную и села на бортик ванны. И вдруг заплакала…
Алексей присел на корточки перед молодой женой и обнял ее за колени.
– Любимая моя! Любимая! Как же я счастлив, что ты довольна!
– Я счастлива, Леша! – тихо произнесла Надя, перебирая руками его шевелюру. – Теперь я поняла: ты меня действительно любишь!
Любил… Ох, как любил! С работы бежал как подстреленный, только пятки сверкали. Если долго не было автобуса – срывался пешком. Полчаса быстрой, спортивной ходьбы, почти бега, и вот он у подъезда. С гвоздикой в руке. Гвоздику Алексей покупал у метро, если, конечно, удавалось найти ее в период острого дефицита.
Надя работала в Первой градской, на кафедре хирургии. Работала много – брала и ночные, и подработки.
Алексей – в поликлинике, участковым врачом. Тоже не барствовал – брал два участка, чтобы подзаработать. И все-таки времени у него было побольше, чем у жены – пик вызовов приходился обычно на позднюю осень, зиму и раннюю весну: ОРВИ, ОРЗ, грипп и всякие банальные простуды. А лето было совсем спокойным: молодежь почти не болела, а старушки, главные пациенты, разъезжались по деревням и садовым участкам.
Ну, и домашние хлопоты Алексей взял на себя. Это его совсем не напрягало. Приготовить ужин? – Да запросто! Избалованными они точно не были: приготовить жареную картошку с сосисками, макароны с тушенкой или яичницу – плевое дело! Пару раз попробовал сварить первое. Надя усмехнулась, но похвалила. И Алексей, как всегда, растаял от ее слов. От нежности и благодарности.
Удивлялся ли он ее упорности и стремлению достичь верхов, сделать карьеру? Да нет… Пожалуй что нет.
Алексей всегда знал: жена амбициозна и рассчитывает на себя. Это Надя повторяла не раз. И слышать такое было немного обидно, но… И еще Надя добавляла: гордись, что у тебя такая жена!
И он, конечно, гордился.
Правда всегда немного обидна. Сделать карьеру Алексей никогда не стремился. И это было чистейшей правдой. Его вполне устраивала запись в трудовой книжке – «участковый терапевт».
И к работе своей Алексей относился с нежностью. Да-да, именно с нежностью! Он любил своих пациентов – одиноких стариков, надеющихся на него как на Бога. Молодых хитрованов, мечтающих о недельном больничном, чтобы просто отдохнуть от суетливой жизни или добавить вожделенные пять рабочих дней к долгожданному отпуску. Больничные листы таким он выдавал – ну, если только перед ним были не отпетые и наглые мошенники и аферисты.
Отработав шесть часов в поликлинике на приеме, Алексей с удовольствием надевал пальто, брал портфель и шел на участок. Участок был дальним – минут двадцать ходьбы от поликлиники. Дальним и довольно растянутым. Но Алексей с удовольствием шагал по знакомым дворам, вдыхал свежий морозный воздух, любовался природой. Люди узнавали его и здоровались. Иногда останавливались и начинали рассказывать про свои болячки, проблемы, делились новостями и даже сплетнями.
Его больные доверяли своему врачу. Алексея не раздражали заунывные и такие знакомые жалобы стариков и инвалидов. Вздыхая, он брал их скромные подношения – баночку варенья, вязаные носки или хорошую книгу. Понимал, что его отказ мог их обидеть.
Надина карьера стремительно восходила: в тридцать она защитилась, а в тридцать пять стала заведующей отделением.