Джадсон Оливия Каждой твари — по паре: Секс ради выживания
АГОНИЯ И ЭКСТАЗ. ПРЕДИСЛОВИЕ ДОКТОРА ТАТЬЯНЫ
Обычно мне задают много вопросов, связанных с моей работой. Многие из них способны поразить даже изощренное воображение. Однако самый частый вопрос не так уж необычен: почему я стала экспертом по сексу? Ответ прост: я решила посвятить свою жизнь изучению секса, поняв, что в мире нет ничего более интересного, более важного — и более трудного.
Если бы не секс, множества прекрасных красок природы просто не существовало бы. Растения не цвели бы, птицы не пели, олени не отращивали бы раскидистые рога, сердца не бились бы так быстро. Однако если бы вы спросили представителей разных видов, что такое секс, они ответили бы вам по-разному. Люди и многие другие существа сказали бы, что это совокупление. Лягушки и большинство рыб ответили бы, что это метание икры и спермы в едином содрогании самца и самки. Скорпионы, многоножки, саламандры рассказали бы, что секс — это порция спермы, оставленная на земле, на которую потом сядет самка и захватит ее в свои репродуктивные пути. Морской еж полагает, что секс — это выбрасывание в море яиц и спермы в надежде, что они как-нибудь найдут друг друга в волнах. А для цветущих растений заняться сексом означает доверить свою пыльцу ветру и насекомым, которые отнесут ее к цветущей даме того же вида.
От желающих преуспеть каждый из этих методов требует самых разнообразных черт. Цветок, желающий обрести лавры волокиты Лотарио и опылить своей пыльцой как можно больше «барышень» своего вида, должен быть привлекательным отнюдь не для этих последних, а для пчел. Другим существам приходится одеваться в безвкусные кричащие наряды, будь то поражающие воображение перья или фривольные плавники, часами петь или танцевать, демонстрировать невероятную ловкость, раз за разом строить и перестраивать гнезда и норы. Иными словами, им приходится тратить массу энергии, чтобы прокричать: «Выбери меня, меня, меня-а-а-а!» И для чего же все это?
На самом деле все эти уловки — лишь средство для достижения главной цели, финальный половой акт, к которому стремится каждое существо, — это смешение генов и создание нового существа, обладающего собственным генетическим кодом. Бедолаге, сидящему в баре знакомств, смешение генов, возможно, не кажется целью, стоящей приложения усилий. Однако по большому счету именно это главное. Чтобы понять, почему это так, давайте сделаем шаг назад и посмотрим, как действует эволюция.
Большинству из нас, зажатых в тисках повседневной суеты, трудно понять, в чем заключается цель жизни. Но с точки зрения эволюции цели жизни ясны и понятны: выживание и размножение. Если вы не достигнете ни одной из них, вы унесете свои гены с собой в могилу. Если преуспеете и в том и в другом — передадите их своим детям. При этом — жизнь есть жизнь — одни существа оказываются успешнее других в достижении этих целей. Если бы все вокруг обладали одинаковым набором генов, успех в деле выживания и воспроизводства зависел бы не от генетического кода, а от удачи. Но все же гены у нас у всех разные. И поэтому, если определенный ген обеспечивает индивидууму преимущества по части выживания и размножения, он будет передан потомству.
Этот несложный процесс, открытый Чарльзом Дарвином и Альфредом Расселом Уоллесом в XIX столетии, лежит в основе механизмов эволюции. Он называется естественным отбором. Иногда он происходит быстро и его несложно заметить. Предположим, в природе появляется новый яд — к примеру, антибиотик или инсектицид. Предположим также, что выживание при встрече с этим ядом зависит от определенного гена. Те, у кого его нет, умрут, их гены будут выброшены из популяции. В самом крайнем случае «гена выживания» не окажется ни у кого, и тогда все умрут и целая популяция исчезнет. Однако, скорее всего, некоторые ее члены окажутся удачливыми носителями гена, сопротивляющегося яду. Поскольку лишь они сумеют выжить и произвести потомство, в следующих поколениях генетический код всей популяции изменится и каждый приобретет устойчивость к соответствующей отраве.
Таким образом, генетические изменения оказываются критично важными: без них нет эволюции. Но откуда они берутся? Из двух основных источников: мутаций — и секса. Мутации, или случайные изменения генетической информации, — наиболее примитивный путь. Мутации происходят из-за сбоев в клеточном механизме генетического копирования. Поскольку копирование никогда не бывает идеальным, ошибки неизбежны — и это здорово. Тогда как секс производит новую комбинацию уже существующих генов, мутации создают совершенно новые гены — сырой материал для эволюции. Без мутаций эволюция неизбежно остановится.
Однако самих по себе мутаций недостаточно. Время от времени различные виды существ пытаются отказаться от секса и размножаться иными способами. В этих случаях генетические различия между родителями и детьми зависят лишь от мутаций. Поначалу организмы, отказавшиеся от секса, чувствуют себя отлично. Но их процветание быстротечно. По каким-то таинственным причинам отказ от секса всегда ведет к быстрому исчезновению вида. Так что без секса вы обречены.
При этом нельзя сказать, что секс упрощает жизнь. Неважно, сколь совершенно вы владеете искусством выживания, — вы можете идеально скрываться от хищников, обладать лучшим нюхом, позволяющим находить пищу, или иметь иммунитет от всех болезней — все это не имеет смысла, если вы не сможете найти, поразить и соблазнить партнера. Что еще хуже, успехи в соблазнении часто мешают выживанию. Если вы — птица, огромный хвост может сделать вас привлекательным самцом для целой стаи самок, но он же может обречь вас на роль обеда для кошки. Есть и еще одна плохая новость: битва за партнера иногда бывает чертовски жестокой.
Вот вывод, который следует из всего вышесказанного: необходимость найти и соблазнить партнера — одна из мощнейших движущих сил эволюции. Возможно, больше ничто не способно создать столь восхитительное разнообразие приемов и стратегий, столь удивительную совокупность форм и способов поведения. По сравнению с ними приемы, позволяющие избежать встречи с хищниками, кажутся предсказуемыми и ограниченными. Обычно они включают следование одному или нескольким из нижеперечисленных правил: передвигаться группами, перемещаться быстро, сливаться с окружающей обстановкой, принимать устрашающий вид, обзавестись раковиной или острыми шипами, быть отвратительными на вкус. Что же касается трюков, позволяющих соблазнить партнера, — здесь разнообразие безгранично. Вот почему люди задают об этом так много вопросов.
Вот почему я посвятила свою жизнь тому, чтобы отвечать на эти вопросы. На страницах этой книги я отобрала примеры писем, которые получила за последние годы. Я постаралась остановиться на тех из них, которые отражают чаяния каждого, — касающиеся промискуитета, неверности. Гомосексуальности. Я сгруппировала вопросы по определенным темам по главам, каждая из которых содержит краткий экскурс в тему, выводы и мои собственные советы.
Главы, в свою очередь, разделены на три тематические части. В первой части «И спустим шлюх войны»[1] я объясняю, почему ожидания мужчин и женщин, касающиеся взаимоотношений полов и жизни в целом, столь различны, и рассказываю о последствиях этих различий. Во второй части — «Эволюция порока» — я касаюсь ситуаций, в которых противоречия обостряются, временами приводя к катастрофическим результатам, включая сексуальное насилие и каннибализм. В финале этой части говорится о наиболее редком и далеком от нормы эволюционном феномене: моногамии.
В последней части мы заходим еще дальше: она называется «Нужны ли мужчины?». В ней я затрагиваю разнообразные вопросы, касающиеся эволюции полов и секса. Пытаясь разобраться, почему секс столь важен для долгосрочного успеха эволюции, в последней главе этой части я рассказываю о единственном организме, который ухитряется миллионы и миллионы лет успешно обходиться без него.
Какими методами я пользуюсь? Чтобы ответить на вопросы моих читателей, я анализирую научные материалы, читаю сотни книг и статей. Я брала интервью у специалистов по самым разным вопросам — от карликовых самцов до гигантских сперматозоидов. Когда наука не знает ответа — а это случается довольно часто, — я даю собственный ответ, основанный на полученных знаниях и моем понимании естественного отбора. Иногда в результате изысканий я приходила к выводам, отличным от традиционных представлений, так что, надеюсь, эта книга внесет свой скромный вклад в продолжающиеся споры. Руководствуясь духом открытости научного знания, в конце книги я привожу список всех использованных мною источников.
По своему опыту я знаю, что большинство существ предпочитают, чтобы их называли их обычными именами, а не латинскими научными терминами — в конце концов, и люди редко величают себя Homo sapiens. Поэтому я использую латинские названия лишь там, где это необходимо для ясности, а также для тех организмов, которые слишком малоизвестны (или чересчур тщеславны), чтобы обзавестись общеупотребительными названиями. По существующей научной традиции я использую метрическую систему мер. И, наконец, я хочу поблагодарить моих корреспондентов, позволивших вынести на публику их самые интимные проблемы. Без них эта книга не была бы написана.
ЧАСТЬ I. И СПУСТИМ шлюх войны
Война полов — не миф. Успехи в сексе и размножении — суть эволюционного процесса. Но успех для нее часто означает неудачу для него. Результат — вечная война и удивительное разнообразие стратегий.
1. ВЗГЛЯД НА ПОЛЕ БИТВЫ
Парни склонны к неверности, а девушки честны и непорочны, так? Неверно. Битва полов у большинства видов происходит из-за распущенности самок.
Здравствуйте, доктор Татьяна!
Меня зовут Твигги, я — насекомое палочник. Мне очень неудобно писать Вам во время секса, но мой партнер не слезает с меня уже десять недель. Я ужасно устала, но он, кажется, даже не собирается отдыхать. Он говорит, это потому, что он безумно любит меня, а я думаю, это из-за того, что он просто безумный. Как мне заставить его закончить процесс?
Уставшая от секса из Индии
Кто бы подумал, что примитивный палочник — один из самых неутомимых любовников в мире? Десять недель! Я понимаю, почему вы устали. Твигги, ваши подозрения отчасти справедливы.
Ваш любовник действительно потерял голову — но не от любви, а от ревности. Занимаясь сексом без передышки, он может быть спокоен: ведь другой партнер не сможет приблизиться к вам. Хорошо еще, что он вдвое короче вас, так что весит немного и не доставляет вам слишком больших неудобств.
Необычен ли ваш случай? Конечно, он экстремален, но все же не уникален. У многих видов самцы испытывают мощнейшее чувство собственности по отношению к своим партнершам. Посмотрите хотя бы на бурундуков из Айдахо, редких животных, которые встречаются лишь — вот сюрприз! — в Айдахо. Самцы не позволяют партнершам исчезать из поля их зрения, сопровождая их повсюду. Когда она забирается в нору, он садится у входа, не позволяя ей выйти, а кому-то другому — войти. Более того, он вступает в схватку с любым самцом, которому случится оказаться поблизости. Или возьмем, к примеру, кобальтового молочайного листоеда. После секса — который, как у большинства насекомых, длится недолго, не больше 10 минут, — он некоторое время катается на спине самки, но не для того, чтобы шептать ей ласковые глупости, а чтобы удержать ее от флирта с другими.
Честно говоря, у мужчин есть серьезные причины для ревности. При малейшей возможности женщины большинства видов готовы прыгнуть в постель с другим. «Но постойте! — возопите вы. — Ведь именно мужчины склонны скакать по постелям, а женщины, напротив, предпочитают верность и целомудренность — разве это не всеобщий закон природы?» Действительно, так принято считать. Но сегодня мы понимаем: это утверждение — полная ерунда.
Первым, кто придал этой глупости научный статус, стал человек по имени Э. Дж. Бейтман. В 1948 году он опубликовал в журнале Heredity статью, в которой утверждал: мужчины созданы, чтобы заниматься сексом, а женщины — чтобы рожать детей. Его вывод основывался на результатах экспериментов, которые он проводил с плодовыми мушками — дрозофилами (Drosophila melanogaster). Это такие мелкие мушки, которые кружат вокруг ваз со спелыми фруктами и бокалов с вином; их ни в коем случае не следует путать с большими домашними мухами, которые предпочитают экскременты и всякую дрянь. Дрозофилы гордятся тем, что их род насчитывает примерно две тысячи разновидностей, из которых только на Гавайях обитает более четырех сотен. О большинстве из них мало что известно. Однако Drosophila melanogaster — настоящая любимица генетиков и наряду с червем, мышью и человеком является одним из самых изученных организмов на Земле.
Помещая равное число мушиных особей мужского и женского пола в небольшие закрытые бутылки на три-четыре дня, Бейтман заметил, что самцы стремятся спариваться как можно чаще, пылко помахивая крыльями каждой даме, обращающей на них внимание. Если дама не оставалась равнодушной, самец приступал к ухаживаниям: он облизывал ее гениталии, после чего, нежно расправив партнерше крылышки, взгромождался на нее. Однако в большинстве случаев самцов ожидало разочарование. Как обнаружил Бейтман, самки готовы были принимать ухаживания не более чем от одного или двух претендентов. Это наблюдение соответствовало другому отмеченному Бейтманом факту: в то время как самцы оставляли тем больше потомства, чем с большим числом самок они вступали в половую связь, на самок это правило не распространялось.
Полученные результаты Бейтман объяснил тем, что считал краеугольным различием между полами: по его мнению, мужчины производят бесчисленное количество мелких малоценных сперматозоидов, тогда как самки откладывают крупные яйца, каждое из которых — на вес золота. Кроме того, отмечал он, самки многих видов способны сохранять сперматозоиды в течение многих дней, месяцев, а иногда и лет, и, таким образом, сперма, полученная в результате одного полового акта, способна, в принципе, храниться всю жизнь. Соответственно, утверждает Бейтман, один самец может с легкостью оплодотворить все яйца, производимые множеством самок. Таким образом, продолжает он, самки в своей репродуктивной функции ограничены скоростью созревания яиц, тогда как самцы — лишь числом самок, которых они могут найти и охмурить. И поэтому, торжественно заключает он, самцы (в том числе у людей) от природы склонны к промискуитету, тогда как самки (в том числе у людей) от природы верны и непорочны. И во всех случаях, разве что за исключением совершенно необычного стечения обстоятельств, идея спариваться чаще, чем необходимо, будет вызывать у них равнодушие или даже враждебность. С этой точки зрения, Твигги, поведение твоего партнера странно и необъяснимо: ему уже давно следовало спрыгнуть с тебя и отправиться соблазнять других самок-палочников вместо того, чтобы бесконечно мучить тебя.
Тем не менее принцип «мужчины — развратники, женщины — святые», больше известный под нейтральным названием «принцип Бейтмана», очень быстро приобрел популярность. Его восхваляли главы семейств и поднимали на щит феминистки. Ученые расширяли и углубляли его, находя все новые причины — от риска подцепить венерическую болезнь до опасности оказаться жертвой хищника во время полового акта, — объясняющие, почему самки стремятся свести сексуальную активность к минимуму. Действительно, у некоторых видов (к примеру, у люцерновых пчел-листорезов) самки спариваются лишь один раз в жизни. В то же время у других видов самцы скачут от одной партнерши к другой с необыкновенной легкостью и готовы спариваться со всем, что движется: не одна золотая рыбка погибла, будучи придавленной любвеобильным самцом лягушки. Но считать это всеобщим правилом? Увольте!
У принципа Бейтмана есть один фундаментальный недостаток: он неверен. У большинства видов самки, скорее, распутницы, чем святые. Вместо того чтобы раз и навсегда соединиться с одним партнером, они предпочтут вступать в связь со множеством самцов, которых чаще всего оказывается гораздо, гораздо больше, чем требуется для простого оплодотворения яиц.
Почему же ошибся Бейтман? Тому есть две причины. Первая — каприз судьбы. Как я уже заметила, Drosophila melcmogaster была и остается самой часто исследуемой фруктовой мушкой. Самки этого вида, действительно, не обладают особым сексуальным аппетитом, предпочитая спариваться примерно раз в неделю. Однако у других представителей рода Drosophila результаты оказались бы совершенно иными: к примеру, Drosophila hydei занимается сексом по несколько раз за утро. Но даже у melanogaster самки не столь непорочны, как предполагал Бейтман. Проблема заключалась в том — и это было второй причиной ошибки, — что эксперимент был недостаточно продолжительным. Теперь уже известно, что, продлись он хотя бы неделей дольше, и Бейтман обнаружил бы, что к самкам Drosophila melanogaster возвращается сексуальный аппетит, а также что те из них, кто вступал в связь лишь однажды, имели меньше детей, чем их более сексуально раскрепощенные сестры.
Почему же на то, чтобы обнаружить нелогичность теории Бейтмана, ушло больше тридцати лет? Отчасти потому, что его логика казалась разумной. Более того, наблюдения, казалось, подтверждали его выводы. Тысячи часов, которые специалисты проводили, наблюдая за жизнью птиц и млекопитающих, не давали повода предположить, что самки часто изменяют своим партнерам. Однако и это еще не все. Даже когда ученые стали замечать, что у некоторых видов — особенно у насекомых — самки часто вступают в связь на стороне, они не сразу сумели полностью осознать эту информацию. Они полагали, что, если «дамы» занимаются сексом чаще, чем предполагалось, значит, это неправильные самки либо их просто сбили с истинного пути похотливые самцы, однако не желали признавать, что самки ищут в сексе чего-то большего, чем просто оплодотворение.