Они договорились встретиться через час.
Убирая коммуникатор, Вадим посмотрел на ясное лазурное небо, вдохнул полной грудью и вдруг почувствовал, что свободен.
Нет, он не собирался скомкать и выбросить из памяти события последних недель, – он на уровне подсознания чувствовал, что, поступив так, не обретет ни покой, ни уверенность в себе, – выбросив часть, лишишься и целого. Обидеться, закомплексовать, замкнуться в себе просто, но сколько потом потребуется времени и сил, чтобы расколоть скорлупу предвзятости?
Тем более что встреча с Лори не прошла для него на уровне ощущений срыва боевой операции, либо того хуже – романтической интрижки.
В этом смысле все выглядело очень сложно для Вадима.
Всего лишь один танец. Незабываемый Эригонский вальс.
Он практически ничего не знал о Лори, но вспоминал о ней, находя придуманные им самим слова и чувства, которые поднимались в ответ на мысли из глубин замкнувшейся, по инерции продолжающей обороняться души. Он берег эти образы и мысли, не позволяя психологам прикоснуться к ним. Берег, как тлеющий уголек, который успел подернуться пеплом, но еще не угас.
Одного Вадим не понимал совершенно: почему с ним обошлись, как с винтиком огромной бездушной машины? Да, его вытащили с Зороастры, не бросили, но потом... Что означает предоставление практически бессрочного отпуска «до особого распоряжения», как говорилось в документах? Почему к его мнению не пожелали прислушаться? Или все же прислушались, но не сообщили об этом?
Нужно было решать, что делать дальше...
* * *Лейтенант Вронин ждал его в небольшом уютном кафе на окраине Раворграда.
Они молча, крепко пожали друг другу руку, присели за столик и, только дождавшись, пока андроид-официант принесет заказ и удалится, встретились взглядами.
Немершев верно понял тон Кирилла во время разговора по коммуникатору. Тот был рад видеть и слышать командира, но что-то не давало лейтенанту покоя.
– Ну? – Вадим приподнял бровь. – Докладывай.
– Не знаю, командир, с чего начать.
– С начала.
Вронин отпил из бокала, воздержавшись от разного рода жестов или тостов.
– Короче, дела такие. Ты временно отстранен от командования взводом.
– Не удивил. Кто вместо меня?
– Я.
Немершев кивнул. Теперь ему стала понятна осведомленность и одновременно двойственность положения, в которое попал галактлейтенант.
– Не вижу в этом ничего страшного, – первым нарушил он возникшую паузу.
– Командир, – Кирилл не стал ходить вокруг да около. – Скажи, разные слухи, касающиеся твоей последней «командировки», это правда?
– Смотря какие слухи. Я их не распускал, не до того было, – усмехнулся Вадим.
– Говорят, ты вычислил двух киборгов... Девушек. И что ты... ну, будем говорить прямо: неравнодушен к одной из них?
Вадим непроизвольно поморщился.
– Почему тебя это волнует? – спросил он, поднимая взгляд.
– Не из больного любопытства, – ответил Вронин. – Просто скажи: да или нет?
– Темнишь, лейтенант, – неодобрительно покачал головой Немершев. – Да, было. И сейчас, наверное, еще не прошло... – внезапно добавил он. – Только я уже сто раз повторял: эти девушки – люди.
Глаза Кирилла потемнели.
– Ты просил меня узнать о судьбе транспортного корабля с определенными маркерами. Я достал нужную информацию. По соседству с Эрихаймом недавно открыты три колонии: одна времен Великого Исхода, две другие изначально являлись базами Альянса. Сейчас о них вскользь упоминают в прессе, – все как-то туманно, размыто, словно информация намеренно искажается. Речь, естественно, идет об их вероятном присоединении к Конфедерации, но точных данных – что представляют собой планетные цивилизации, никто не дает. Именно туда из системы Зороастра, на координаты звездной системы Саргон совершил гиперсферный прыжок транспорт класса «Элизабет-Альфа». Бортовые маркеры совпадают.
– Спасибо, Кирилл. Ты мне очень помог.
Вронин внимательно посмотрел на Немершева. От Вадима не ускользнуло, что в душе лейтенанта идет какая-то борьба.
– Погоди, командир. Это не все. Тебя не интересует источник слухов?
– Чтобы набить морду? – Вадим усмехнулся. – Мне, Кирилл, сейчас не до того.
– Понимаю. И все же выслушай меня внимательно. Я тоже не вчера родился. Тебя заперли в госпитале, якобы на реабилитацию, а нас вдруг начали усиленно готовить, постоянно тренируя по новой, не совсем внятной методике, потом с нами на занятиях по курсу мнемонической защиты вдруг оказывается группа из четырех офицеров. Они из ведомства Стангмаера. Занимались по ускоренной программе. Одновременно осваивали новые аппаратные модули своих имплантов. Один из них проговорился, что их готовят для акции зачистки, мол, придется прибить двух киберхагов.
– В первый раз слышу такой термин, – насторожился Вадим.
– Я тоже. Старший в группе – капитан Доргаев. Мне он не понравился. Неприятный тип. И слишком много болтает для разведчика.
– Например?
– Например, о том, что два киберхага развели на Зороастре крутого спеца из нашего подразделения. Намек был более чем прозрачный.
– И ты решил копнуть?
Вронин кивнул, наполняя бокалы.
– Ты не ошибся, командир. Обе девушки – люди, – он отпил маленький глоток и добавил: – Только искусственные люди. Или, по-другому, —киберхаги.
Немершев все больше мрачнел, слушая Вронина.
– Так, Кирилл, давай по порядку. Откуда сведения?
– Из разведуправления флота.
– Ты влез в их сеть?!
Вронин пожал плечами.
– Слушать будешь?
– Буду.
– Тогда не перебивай вопросами. Скажу все, что узнал. У Стангмаера сейчас только предположения, косвенно подтвержденные расшифровкой записей сканеров космопорта Элио. Предположительно «Киберхаг» – этот термин был почерпнут из архивов Альянса – один из самых долгосрочных исследовательских проектов времен войны. Он длился пятнадцать лет и по документам привел к нулевому результату. По частично сохранившейся документации можно судить, что работы велись над созданием точной копии человека с применением искусственно созданных биоматериалов. Техническое задание включало условие – киберхаг должен проходить через любой сканирующий комплекс, не вызывая тревоги. И еще, у них переменное сознание. С одной стороны – обычный человек, но стоит включиться боевым программам... – Кирилл усмехнулся. – Дальше идет область чистых догадок, командир. Никто не знает, на что они способны. По документам проект загнулся. Где были расположены производства и лаборатории – неизвестно. Но подробный анализ файлов сканирования выявил у двух девушек, посетивших Элио и скрывшихся после этого в системе Зороастра, очень странную аномалию – их мышцы имели включения из лайкороновых нитей. А это – усилитель мускулатуры, созданный на основе искусственных биоматериалов.
Вадим молча выслушал Вронина. На душе было ой как тяжело, но вида он не подал, только спросил, сухо, негромко:
– Что управляет их сознанием?
– Неизвестно. В руки Стангмаеру попали лишь общие требования к техническому заданию. Никакой конкретики.
– Отдаешь себе отчет, как рисковал?
– Отдаю, – глаза Кирилла блеснули. – А ты не рисковал, когда не раз спасал мою жизнь? Так что не будем. Я ведь знаю, ты не остановишься. Потому и полез.
– Значит, они пустили по их следу «волкодавов»? Как эти парни в деле?
– В деле я их не видел. Конечно, опыт силовых операций у них есть. Явно не мальчики. Реакция хорошая, крыша на месте, впечатление отморозков не произвели. Особый отдел, чистильщики. Не знаю я специфики их подготовки, но в компьютерных системах разбираются. Не на нашем уровне, конечно. Многие из элементарных приемов явились для них откровением.
– Что за новации в их имплантах?
– Смена программ. Дыры в обеспечении залатали, плюс пара стандартных блокираторов удаленного доступа.
– Значит, группа зачистки, говоришь?.. – Немершев все больше мрачнел. – Ты с ними хорошо познакомился? Ребята нормальные? Ну, не считая их командира, этого Доргаева...
– Знаешь, Вадим, у нас и у разведки понятие «нормальный» немного разнятся.
– Ладно, поставим вопрос по-другому: спасать их стоит?
– Спасать?
– А ты как думал, Кирилл? Если добытые тобой сведения – правда, и экспериментальная модель искусственного человека была создана, разведка флота только погубит своих людей. Силовые акции тут неприменимы.
– А как же быть? – нахмурился Кирилл.
– Я тебе ответил на вопрос. Когда ты просил сказать «да» или «нет». Надеюсь, ты меня правильно понял.
– Сам попробуешь разобраться?
– Ясное дело, к Стангмаеру не побегу. Хватит, поработал в контакте с его ведомством. У меня отпуск, ты случаем не знаешь, до какого времени?
– Я так полагаю, пока те ребята не «зачистят» объекты.
– Значит, надолго. И с рецидивами, – Немершев произнес эти слова сумрачно, без тени иронии. – Спасибо, Кирилл. Ты мне очень помог.
– Планируешь возвратиться во взвод?
– Человек только предполагает. Располагают нами в данный момент иные силы. Посмотрим, как все сложится, – не стал зарекаться Вадим. – Если удачно – вернусь. Исчезну – значит, не судьба.
– Постой, что значит «исчезну»?!
– Не напрягайся. Я в последнее время не загадываю далеко вперед. Попробую решить вопрос, хотя бы в рамках «узкого» эпизода.
– Помощь нужна?
– Справлюсь. У тебя все равно отпуск еще не скоро. Ты и так помог, Кирилл.
* * *Он постоянно думал о ней.
Образ Лори притаился в душе, прижился в ней, прошел некоторую трансформацию, став чуточку размытым и в то же время грустно-идеализированным.
Кто из нас не стремится сохранить в душе хотя бы призрак мечты, чего-то близкого, несостоявшегося, упущенного и вспугнутого?
Вадим поначалу терялся, не понимая, как ему поступить с памятью о произошедшем, ведь в момент встречи ни он, ни она не знали друг о друге ровным счетом ничего.
Всего лишь тот волшебный танец...
Одно Вадим понимал со щемящей очевидностью: не было ни капли фальши или лжи в их внезапно вспыхнувшей взаимной симпатии.
Он не жалел о случившемся, не пытался усмотреть коварство злого рока в последовательности событий, ведь не будь он тем, кем был, они бы попросту никогда не встретились.
Вопрос о дальнейших действиях перед ним уже не возникал. Если, покидая территорию базы ВКС, он еще смутно представлял свои действия, но уже задумывался над тем, какими способами искать ускользнувшую из его жизни Лори, то после разговора с Кириллом Врониным все сомнения отпали. Информация, так своевременно полученная от друга, помогла быстро сориентироваться и уже не испытывать сомнений в принятии решения.
В отличие от Стангмаера Вадим был намерен отыскать Лори, поговорить с ней, взглянуть ей в глаза, прежде чем судить, кто она на самом деле.
Конечно, учитывая последовательность происходящего, Немершев являлся заинтересованным лицом, не мог позволить себе встать «над событиями», да и не хотел этого. У начальника разведывательного управления своя правда, свои критерии, и Вадим не собирался их осуждать. В данном случае он оказался ближе к реальности, чем генерал Стангмаер.
Что толкнуло капитана на подобный шаг? Почему его волновала судьба двух человеческих подобий, созданных в лабораториях Альянса исключительно ради продолжения войны?
В этом и заключался трудный, но осознанный выбор Немершева: он являлся одним из немногих людей, кому понятие «искусственный разум» было знакомо отнюдь не понаслышке, более того, у Вадима имелись свои взгляды на данный вопрос и собственные критерии оценок. Он был твердо убежден, что между искусственным интеллектом и человеком лежит пропасть. Многие не различали тонкостей, особенно когда биокибернетические технологии существенно расширили границы понятий, дав машинам элементы плоти, а человеку кибернетические расширители мироощущения.
Как тут разобраться, кто есть кто, если между двумя крайностями лежат примеры заимствования матриц сознания? Война стерла грань дозволенного, люди шагнули за нее, и теперь каждый случай приходилось рассматривать в отдельности. Многим такая разборчивостьбыла попросту ни к чему. Немершев же постепенно сформировал собственный взгляд на проблему и, как следствие, делил носителей искусственного рассудка на несколько категорий. Прежде всего, он не строил иллюзий относительно чистого «машинного разума».
Сложные самообучающиеся системы были созданы задолго до войны. Примером тому может служить удачная, проверенная временем и суровыми испытаниями колониальных проектов модель андроида, известная как «Хьюго-БД12». Оснащенные искусственными нейросетями машины этого класса, общаясь с человеком, запоминали его реакции на события: слова, движения, мимику, после чего воспроизводили их с определенной степенью достоверности, что, в свою очередь, привело к возникновению устойчивого мифа об адекватности сознания человека и наиболее продвинутых моделей андроидов.
На самом деле это не так.
Вадим на личном опыте неоднократно убеждался: чтобы кибернетическая система была способна реагировать на ситуацию подходящим по смыслу сочетанием слов или действием, отражающим чувства и эмоции, присущие человеку, для этого она должна быть... человеком. Не больше и не меньше.
Большинство кибернетических систем, самообучаясь человеческим реакциям в процессе общения со своими создателями, всего лишь приближаются к прототипу, но не становятся равнозначными ему. Самообучившаяся программа не может мыслить точно так, как мыслит человек, и потому считать сложную искусственную систему аналогом или подобием человеческого рассудка нельзя[20].
Машина, каким бы сложным ИИ она ни обладала, никогда не научится чувствовать.
У нее неизбежно сформируются свои уникальные реакции на события, и потому отличить машину от человека можно всегда. По крайней мере Немершев был в этом полностью уверен.
Многолетний опыт подсказывал ему – Лори не имитировала чувства. Она ощущала их.
Но если это так, мог ли он остаться в стороне от событий, уехать куда-нибудь в отпуск, забыть о ней, выбросить проблему из головы?
Нет.
Эх, Кирилл... Не слишком ли легко ты добыл столь необходимую мне информацию?
Возможно, тебе позволилиее узнать? Элементарно подтолкнули меня в спину?
А даже если и так... Кто еще способен справиться с проблемой? Но одного не учел генерал Стангмаер, – Вадим твердо знал, что если Лори и ее подруга окажутся людьми, пусть искусственно созданными, но людьми, – он встанет на их защиту.
Глава 5
Окраина. Сутки спустя...
Легко ли попасть на вновь открытые планеты?
Вадим не строил иллюзий по поводу сложности поставленной перед собой задачи. На цивилизованных мирах, образующих Конфедеративное Содружество, ему вряд ли удалось бы отыскать подходящий транспорт, осуществляющий рейсы в сектора пространства, традиционно считающиеся опасными.
Логичнее всего действовать через миры Окраины.
Таким образом, путь капитана Немершева лежал через скопление Омикрона, включавшего в себя двенадцать обитаемых систем, где он мог рассчитывать на получение необходимой информации.
Ближайший коммерческий рейс, на который ему удалось достать билет, отправлялся от орбитальных комплексов Элио через два часа, и Вадим решил, что так будет лучше, – официально он числился в отпуске, никто не запрещал ему покидать пределы Центральных Миров, но все могло измениться, к тому же откладывать задуманное он не любил.
...Седьмой Омикрон встретил его кипучей, суетливой, бьющей через край жизнью. Как и на других мирах Окраины, процедура доступа на территорию планеты отличалась демократичностью, а сам космопорт, возводимый за счет средств Центральных Миров Конфедерации, находился в стадии затянувшегося незавершенного строительства.
В детстве Вадим, как и многие мальчишки, мечтал вовсе не о карьере военного. Он грезил невероятными приключениями, ему хотелось стать исследователем, первооткрывателем, искать новые миры, пройти по следам неуправляемых рывков через аномалию космоса и найти потерянные колониальные транспорты времен Великого Исхода, или, как еще называли ту далекую эпоху, – Первого Рывка.
Юношеские мечты не угасли, они, как выяснилось, лишь дремали под тонкой скорлупой отчуждения, морального вакуума, который образовался в душе в силу специфики рода занятий.
Десять лет жизни, посвященные борьбе с реликтовыми кибернетическими механизмами, не оставили ощущение приключения. Вадим стал прагматиком, научился трезвому образу мышления и сам не заметил, как замкнулся в себе, воспринимая лишь ограниченный мир интересов, связанных непосредственно со службой.
Иначе и быть не могло. Он рисковал не только своей жизнью, но и жизнями подчиненных, а потому не имел права на ошибку. Но, оказывается, все относительно, и в душе галакткапитана Немершева еще не угасла искорка авантюризма, она лишь ждала своего часа, чтобы стать ярче, явственнее, вновь осветить и согреть мечты далекой юности.
Эти мысли пришли к нему внезапно, пока он стоял, глядя на панораму строящегося космического порта, вдыхая свежий воздух, доносивший запахи неведомой жизни, впитывая ощущение свободы и одновременно проникаясь мятежным, пытливым, ищущим духом колонии, расположенной на границе с неизведанным.
Он испытывал в эти минуты неловкое чувство раздвоения, словно все, чем он жил до этого, внезапно превратилось в прошлое, к которому уже не будет возврата.
«Почему? Что во мне изменилось?»
Разве его чувства и мысли являлись предательством по отношению к друзьям, подчиненным?
«Нет», – ответил себе Вадим. Он прекрасно понимал: с его уходом взвод не станет слабее. Не потому, что сам он был плох, не нужен, а в силу прямо противоположных причин, – за десять лет он успел вырастить, воспитать преемников, которым давно следовало уступить дорогу. Взять того же Кирилла Вронина. Явно засиделся в лейтенантах...