— Это сказка, — дрогнувшим голосом произнес Лэн. — Я так думал.
— Сказка… Мгла тогда была нестойкой. Временами солнце появлялось, и Солнечные камни, что добывали в наших горах, копили его свет.
— За столько-то лет они давно перестали светиться, — слабо возразил Лэн. Я понял, что он боится надеяться.
— Если положить камень в темноту — то да. А вот если спрятать его в шкатулку из зеркал, чтобы свет возвращался обратно… Что надо сделать?
— Положи шкатулку на кровать и открой, — велел Котенок.
И через мгновение я почувствовал на своем лице свет. Теплый, ласковый солнечный свет… Котенок замурлыкал.
— Зачем он лижет камень? — удивленно спросил Герт. И Лэн ему ответил:
— Он питается Настоящим светом. Ему нужно набраться сил… Так?
— Не мешайте, — буркнул Котенок. — Долго он будет светиться?
— Минут пять, камень-то маленький, — ответил Герт. — Хватит?
— Посмотрим, — окрепшим голосом сказал котенок.
Я лежал и ждал. А Герт тихо говорил, не то мне, не то Лэну:
— Мы тогда решили, что если не сможем победить, так хоть перед смертью увидим Настоящий свет. Не думай, я умирать не собираюсь. Я не суеверный…
Потом Котенок, ступая лапками мне по лицу, склонился над моими глазами. Пренебрежительно произнес:
— Какая дикость… Мазь из наркотиков и трав. Лежи тихо, Данька, будет больно.
И его язычок, маленький и шершавый, принялся вылизывать мне глаза. Это длилось долго, но было совсем не больно, только чуть-чуть щипало. А Лэн с Гертом молчали, как зачарованные.
— Вот, — сказал наконец Котенок. — Вроде кончил. Не знаю, что получилось, я не доктор. Но видеть сможешь.
— Так я не вижу! — крикнул я так громко, что Котенок подпрыгнул на мне и заорал в ответ:
— Веки подыми, глупый мальчишка!
И я открыл глаза.
Котенок смотрел на меня, и я понял, какие добрые у него глаза, добрые и виноватые. Мех у Котенка светился ярко, как раньше. Мордочка была перепачкана целебной мазью и еще чем-то.
Потом я посмотрел на Герта. Он и вправду был старым, лет шестьдесят или семьдесят. Я здесь еще таких стариков не видел. Седой, морщинистый, в старой застиранной рубашке, но с галстуком, как у Старших Крылатых. Герт выглядел порядком смущенным.
А Лэн смотрел на меня и тихо плакал. По инерции. Я знал, что он сейчас улыбнется и скажет: «Старший, все в порядке!»
— Старший, все в порядке!
Я кивнул и сказал:
— Уже понял. Все как раньше, да?
— Да. — Лэн неуверенно пожал плечами, и опять я угадал его слова:- Только… у тебя глаза немного светятся.
— Жуть какая, — прошептал я, вздрогнув. — Котенок, правда?
— Глупые вы все, — умываясь, сказал Котенок. — Посмотри на хорошую картину — и увидишь, что глаза у людей могут светиться. Посмотри на того, кто тебя любит. Посмотри на ребенка или на старика. Это свет, который в тебе. У кого-то он виден всегда, а некоторые его гасят всю жизнь. Глупые вы мальчишки…
Я посмотрел на Лэна и почти честно сказал:
— У тебя тоже светятся.
— Это они твои отражают, — нашелся Лэн. встал и принялся вытирать с лица остатки слез. Он, похоже, ревел без перерыва все время после того, что со мной случилось. И когда со мной говорил, ревел, только беззвучно.
— Ничего не понимаю. — Герт покачал головой. — У мальчика были выколоты глаза, ему ничего не могло помочь. И камень-то я отдал просто на всякий случай… Вы волшебник?
— Значит, к простым котятам можно и на ты, — скандальным голосом заявил Котенок. — А к волшебным на всякий случай будем обращаться вежливо… Чего уж там. Не надо.
— Между прочим, я отдал тебе самое дорогое, что у меня было, — серьезно сказал Герт. И Котенок сразу перестал ехидничать.
— Извините, я понимаю. Это так, я еще маленький, иногда веду себя плохо.
Герт, которому этого явно хотелось, протянул руку и посадил Котенка себе на колени. Тот, смущенный, не стал возмущаться. Лушь буркнул:
— Мурлыкать не буду, не надейтесь… Или на ты?
— На ты.
— А ты ничего, нормальный, — хамовато сказал Котенок и повернулся ко мне:
— Данька, пройдись по комнате, погляди по сторонам. Убедись, что все в порядке, пока у меня есть силы что-нибудь исправить.
Я встал, оделся (Лэн принес мне одежду, такую же, как и у него, шорты и футболку), прошелся по комнате. Все было в порядке. Видел я как и раньше, даже…
Даже лучше. Я глянул на платяной шкаф в углу комнаты и непонятно как увидел, что в нем висит. Сквозь закрытую дверцу!
— Герт, у тебя в шкафу два костюма, много женских платьев, штук десять твоих рубашек, Крыло для Старшего и пара галстуков. Точно?
— Закрой дверцу, негодный мальчишка, — не поворачиваясь сказал Герт. А Лэн, который видел, что я ее и не открывал, захлопал глазами.
— Я стал видеть сквозь дерево, — почти не удивляясь, сказал я. Котенок выгнул спину дугой, взъерошился и тревожно сообщил:
— Этого я и боялся. Перестарался, похоже… Тебе сильно мешает такое, Данька?
— Ничего не мешает, — возмутился я. — Наоборот… Герт, а к твоему дому идет какая-то старая женщина в синем платье.
— Это моя старуха, — обреченно сказал Герт. — Сейчас все и начнется…
Он завертел головой. Похоже, эта новость подействовала на него сильнее, чем мои удивительные способности:
— Я же клялся, что вымою пол… Свет! Все из головы вылетело.
Смотреть на него было немножко смешно. Я представил, как этот старикан, засучив рукава, елозит тряпкой по полу, и хихикнул. Лэн тоже, по моему, просто за компанию. Лишь Котенок сохранял озабоченность:
— Данька, так ты уже и сквозь стены видишь? Они же каменные!
— Сквозь стены не вижу, — признался я. — Сквозь деревянные ставни и уторы — пожалуйста.
— Ты в порядке?
— Да я как новенький! — крикнул я и подпрыгнул в доказательство. Как раз в тот момент, когда старушка зашла в дом.
Вначале она просто покачала головой. Потом наморщила лоб, глядя на меня и пытаясь что-то сообразить.
— Кэя, я не успел убрать, тут такое получилось, — засуетился Герт. Смешно: взрослый, даже старый человек, а оправдывается, как мальчишка.
— Герт, я знала, что ты взялся ухаживать за мальчиком, которого ослепили, — медленно сказала старушка. — Но теперь мне кажется… Ты видишь?
— Да, — виновато признался я.
Старушка вдруг просияла и всплеснула руками:
— Герт! Шоки все-таки схитрил? Да?
Мы молчали.
— Я знала, что наш внук не сделает такого, — с облегчением сказала старушка. — И чего я, дура, в нем сомневалась?
— Будем считать, что так и было, — меланхолично предложил Котенок. — Неплохая версия.
— Ты разговариваешь? — ахнула старушка.
— С такой милой женщиной заговорит даже маленькая серая мышка, — заявил Котенок галантно. Похоже, этот дикий комплимент вернул Кэе самообладание. Она покачала головой, подошла к Котенку, подозрительно посмотрела на него, потом на Лэна.
— Это не он, — подсказал Котенок.
— Это не я, — замотал головой Лэн.
— Отлично. — К старушке вернулось самообладание. — Ты Младший в паре, не так ли? Значит, картошку чистить умеешь. Пойдем.
И она чуть ли не уволокла Лэна за собой.
— Это у нее всегда так называется — «картошку чистить», — заявил Герт, усаживаясь в мягкое кресло у камина. — Скорее ему придется месить тесто для пирога… Данька, если уж с тобой все в порядке… Ты не подашь мне трубку и кисет? Они на столе.
— Вижу, — с удовольствием сказал я.
Герт принялся набивать трубку, поглядывая на нас с Котенком. Тот улегся перед ним на пол. Я подумал и сел рядом на корточки.
— И что вы хотите узнать? — полюбопытствовал Герт.
— Как вы потеряли солнце, — твердо сказал Котенок. — Ты расскажешь?
Герт вздохнул.
— Расскажу… Мы его продали.
— Что? — завопил я.
— Продали, — повторил Герт. — Каждый в отдельности и все вместе. Тогда торговцы впервые пришли к нам, у них было много удивительных вещей… — Герт вздохнул. — А у нас мало что оказалось им нужным. Пшеница, фрукты, мечи — все это их не интересовало. Мы жили просто, а нам так хотелось жить красиво. Я был таким, как ты Данька, и помню, как мать смотрела на украшения и ткани, которых никогда не было у нас. А отцу очень понравился меч, рассекающий камень и железо, как воск. Он был воином.
Герт зажег трубку, вдохнул дымок и продолжил:
— И вот однажды мама вернулась от торговцев со всем, что хотела иметь. Она продала ту часть солнца, что светила для нее. Теперь она всегда ходила в полутьме, на ней лежал сумрак. Но ей он совсем не мешал, да и я тогда не испугался. А в небе появилась маленькая серая тучка — она всегда закрывала маму от солнца. И тучек таких становилось все больше и больше. Зато у нас появились яркие лампы в домах, и горячая вода в ваннах, и хорошее оружие, и вкусная еда, которой не было раньше. Кто-то потребовал от торговцев, чтобы его кормили всю жизнь — и те стали исправно возить пищу. Это было так просто — продать чуть-чуть света и жить после этого в сытости и спокойствии. Люди ходили по улицам, как серые тени, и последние пятнышки света прыгали вокруг них, уворачиваясь от тьмы. Не всех соблазнил еда и тряпки, но и для самых несговорчивых нашелся свой товар. И они продали свет. За умные книги, которые мечтали прочитать, за красивые слова, которые научились говорить, за новые песни, которые так приятно было слушать.
Многие стали продавать свет своих маленьких детей — те еще не могли с ними спорить. И небо затянулось серой мглой, что расступалась все реже и реже. А в самых темных местах стали появляться башни, где жили Летящие. Они нападали на нас и похищали людей, которые тоже становились Летящими. Мы попросили у торговцев Крылья — у нас уже не осталось света, которым можно было торговать, но надо было бороться. И они предложили самым сильным мужчинам наняться к ним — в охрану. У нас не было выбора. Вот только Крылья поднимали лишь детей — взрослых они не выдерживали. Так все и закончилось. Мрак сомкнулся, когда все мы продали свой свет. Подростки разделились на Старших и Младших и стали охранять города от Летящих. Взрослые нанимались к торговцам, чтобы прокормить свои семьи. Лишь немногие, — Герт грустно улыбнулся, — доживали в городах до старости. Мы привыкли так жить.
— Вы продали свет, и ваше солнце перестало светить, — зло сказал Котенок, — Солнце светит для людей, и если те выбирают тьму…
Котенок зашипел и начал яростно умываться.
— Солнечный котенок, так что же, у них не осталось надежды? — шепотом спросил я. — Свет не вернется? Если они исправятся, пообещают…
Герт вздохнул.
— Мы пробовали. Мы просили прощения у солнца, мы убивали Летящих, мы жгли костры, стараясь разогнать мрак… И торговцев мы просили выкупить свет обратно. Но те сказал, что свет давно уже куплен у них и покупатель не хочет продать его обратно.
— И этот покупатель — повелитель Летящих, — подытожил Котенок.
— Мы думаем так, — согласился Герт.
Котенок нервно заходил по комнате.
— Я видел его башню, — наконец сказал он. — Там тьма. Не знаю, не знаю… Разве что свет спрятан в самых глубоких подвалах… Вряд ли все так просто, Герт.
— Что мы будем делать? — спросил я. Котенок покосился на меня:
— Решай сам. У меня сейчас есть немного силенок. Я, наверное, смог бы открыть ту дверь.
— Смог бы? — Я вскочил, взял Котенка на руки. — Мы вернемся домой?
— Я тебя верну, — пообещал Котенок.
— А сам?
— Солнечные котята не бросают в беде мир без солнца.
— Знаешь, я тоже не бросаю в беде друзей! — разозлился я. — А потом, когда победим, сможешь вернуть меня?
— Конечно.
Герт задумчиво смотрел на нас, забыв о своей погасшей трубке. Потом спросил:
— Если я правильно понял… Там, откуда вы родом, есть Свет?
— Полным-полно! — гордо сказал Котенок. — Там его еще не продали… надеюсь.
— Но вы собираетесь помочь нам?
— Попробуем, — скромно заявил Котенок. — Я кое-что умею, и Данька оказался не самым глупым в мире мальчишкой.
В этот момент из кухни вернулся Лэн. Перепачканный мукой, хмурый, но гордый.
— Я заслужил лишний кусок пирога, — гордо заявил он, усаживаясь за стол. — Все согласны?
Мы не спорили. Тем более что пирог оказался огромным и очень вкусным, с земляничным вареньем. Куски мы, конечно, не считали, но когда остался последний, Кэя осторожно завернула его в бумагу и убрала.
— Это… внуку, — смущенно глядя на меня, пояснил Герт. — Данька, ты не будешь мстить? Ведь правда?
Я молчал. Все ждали моих слов — и Герт, и Кэя, которой, наверно, Лэн рассказал, как все было на самом деле.
— Подожду, пока станем взрослыми, — пообещал я. — И набью ему морду… первым подходящим утром.
Котенок мрачно смотрел на меня.
— Если не попросит прощения, — неохотно добавил я.
Герт протянул руку и потрепал меня по голове.
— Ты хороший мальчик, Данька, — ласково сказал он. — Что бы ни случилось — тьме тебя не коснуться.
От такого комплимента я засмущался и начал торопить Лэна идти домой. Перед дверью Герт остановил меня и дал узкую черную ленту.
— Не стоит Крылатым видеть твои глаза. А то они решат повторить наказание. Проделаем дырочки, и…
— Не надо дырочки, — сказал я, завязывая лентой глаза. — Это ведь просто материя. Спасибо, Герт. Спасибо, Кэя. Пирог был отличный!
И мы пошли к себе домой. Котенка я держал на руках, а Лэн придерживал меня за плечо, словно я по-прежнему был слепым. На улицах оказалось много народу, видно, время еще было раннее. Я шел и видел лица встречных. Некоторые, особенно Старшие Крылатые, улыбались. Таких было немного, очень немного. Но они были.
7. Караван
Шоки зашел только через три дня, накануне нашего с Лэном второго вылета. Нельзя сказать, что мы скучно провели это время. Я прочитал уйму книг, попадались очень интересные; каждый день тренировался с Крылом, учил Лэна приемам айкидо, рассматривал картины, которые рисовал прежний Старший Лэна, Керт. С моим новым зрением это было ужасно интересно. Например, читал я раз в десять быстрее и часто догадывался, чем кончится книга, еще на первых страницах. Такие книги я не дочитывал. А обучая Лэна приемам, я видел все его ошибки так ясно, что выправлять их было проще простого. С картинами же было интересней всего. Я их видел по-настоящему, как раскрытые в стене окна, а не как куски раскрашенного холста. Этот Керт был отличным художником, хотя, по-моему, и не совсем хорошим человеком. Была у него картина, где над черным неподвижным морем, под серой пеленой туч, летели двумя цепочками Летящие и Крылатые. Вдали, едва различимые на картине, они сливались в один строй, улетающий куда-то в бесконечность. Картина называлась «Перед боем», только я-то видел, что никакого боя здесь нет и не будет. На другой картине падал на скалы убитый Летящий, а над ним парил Крылатый, похожий на самого Керта, если верить Лэну. Эта картина называлась «Победитель». Летящий на ней был гордым и красивым даже в смерти. А Крылатый нарисован кое-как, словно художник стеснялся его изображать. Еще одна картина мне очень понравилась, а Лэну нет. И неудивительно. На ней был нарисован сам Лэн, сидящий с ногами в кресле и исподлобья глядящий в сторону. Там легкими красивыми мазками были нарисованы парень с девушкой, чокающиеся бокалами с вином. Лэн, глядя на эту картину, злился и говорил, что Керт был разгильдяй и бабник, но его, Лэна, это ничуть не трогало, и называть картину «Ревность» глупо.
Мне все время хотелось спросить, как Керт попал в плен, потому что я уже начал кое о чем догадываться. Но пока откладывал этот разговор.
Очередной наш вылет был вечером, и с самого утра мы только и делали, что наедались впрок, изредка перепархивая по комнате. Чтобы размять Крылья.
Шоки я увидел сквозь дверь, начал было искать свою черную повязку, потом плюнул на это и просто сел в кресло, закрыл глаза. Лэн впустил Шоки и молча встал рядом со мной.
— Привет, — неуверенно сказал Шоки.
— Привет. Это кто? — не удержался я от маленькой мести, разглядывая Шоки сквозь плотно сжатые веки. Шоки закусил губу и отвел от меня взгляд.
— Это я, Шоки.
— Зачем ты пришел?
— У вас сегодня вылет… Патрулирование караванной тропы…
— Мы знаем, Старший Шоки, — невозмутимо сказал я. — Все в порядке.
— Собираетесь лететь? — Он сумел скрыть удивление в голосе, но не на лице.
— Конечно. Разве у меня есть другой выход?
Наверное, Шоки хотел что-то предложить, но теперь не стал. Так я и не узнал, чем же он собирался мне помочь. Помявшись, Шоки, как дурак, поинтересовался,
— Как глаза, Данька? Болят?
— Этого не опишешь, — честно сообщил я. — Хочешь попробовать? Так неси кинжал, он у тебя уже испытан в деле.
Шоки вскочил и выбежал из дома. В дверях повернулся и крикнул:
— Ты сам предпочел это смерти! И не смей обвинять меня! Подло, Данька! Я подыграл тебе, ты остался в живых!
Дверь хлопнула. Я раскрыл глаза и смущенно посмотрел на Лэна. Тот жестко сказал:
— Правильно, Данька. Так ему и надо. Страж порядка…
Я не стал спорить. Но чувствовал, что и сам переборщил. У Шоки-то действительно не было выхода…
— Пошли на башню, Лэн.
Лэн поднялся вслед за мной, сунул в руки черную ленту. Криво улыбнувшись, я завязал глаза. Какая разница? Я видел до самого горизонта. И даже серая мгла все меньше мне мешала.
В моих глазах жил Настоящий свет.
— Летим! — сказал я, взмывая в низкое небо. Ударил ветер — тугие прозрачные струи, и я скользнул между ними так, чтобы Крылу доставалось меньше работы.
Лэн отчаянно поднимался следом. Его Крыло рубило воздух, протискиваясь напролом. Как хорошо иметь Настоящее зрение!
— У меня есть крылья! — закричал я над молчаливым городом. — У меня есть Настоящие крылья!
Лэн с трудом догнал меня. Я видел капельки пота на его лице и как тяжело бьют воздух крылья Младшего.
— Трудно? — спросил я. — Летим наперегонки?
Лэн сложил крылья и заскользил на север, к горному перевалу, откуда приходили караваны торговцев. Засмеявшись, я последовал за ним.