Кира посмотрела. Селедка красиво лежала в хрустальном блюдце для сухофруктов.
– Очень, – оценила она.
– А салаты выкладывать или так сойдет?
– Так сойдет. Зачем тебя понесло в Малаховку, Сергей?!
– Я решил найти ту твою рукопись. Я думал, что, если она в папке и листок вытащили из нее, значит, могли остаться отпечатки пальцев.
– Чьи?
– Того, кто вытащил.
Кира не отрываясь смотрела ему в лицо.
– И что бы ты стал с ними делать?
Он ничего не собирался с ними делать. Он собирался вытащить рукопись из папки и спрятать эту проклятую папку от греха подальше. Капитан Гальцев был совершенно уверен, что Костика застрелила Кира, или делал вид, что уверен. Если бы на папке не обнаружилось ничьих отпечатков, кроме Кириных, это окончательно убедило бы капитана в том, что именно Кира затеяла все представление, и полстранички оказались бы не частью рукописи про детективы, а запиской с угрозами.
– Короче, папку я не нашел. Я приехал, а в доме, в большой комнате, кто-то есть. Я его спугнул. Он бросился бежать, но я его не догнал. – Почему-то ему стыдно было признаваться, что он мчался по грязи в одном ботинке и с топором в руке. – Он приехал на машине.
– Господи, я же просила соседей последить! – простонала Кира.
– Они следили. Вернее, Аристарх Матвеевич с пластмассовым ружьем. Он меня и повязал, когда я смотрел решетку. – Сергей положил Тиму мяса и велел: – Закрой рот.
Тим послушно закрыл рот.
– В большой комнате на полу были разбросаны бумаги. Все бумаги из письменного стола. Конечно, из папок их вытряс вор.
– Он собирался красть мои бумаги?!
– Наверное, – нехотя произнес Сергей, – по крайней мере, больше никаких следов я не нашел. Похоже, он вообще из большой комнаты не выходил. Ешь, Кира.
Так же послушно, как Тим, Кира принялась жевать.
– Нет, – заявила она через некоторое время, – я ничего не понимаю. Зачем?!
– Судя по тому, что твоя рукопись досталась мне, он приехал не за рукописью.
– Кто, Сергей?
Он с досадой пожал плечами:
– Не знаю. Я его не догнал, хоть и пытался.
– Тогда что он искал? Зачем ему рыться в куче старых бумаг?!
– Я не знаю, – повторил он с нажимом.
Некоторое время они молча ели. Кира исподтишка посматривала на мужа.
Она и предположить не могла, что он понесется в Малаховку добывать ее рукопись! Нет, она его совсем не знает!
– Ты должна вспомнить, – наконец сказал он, – что ты хранила в этих бумагах. Может, Костик тебе любовные записки писал?
– Папа! – воскликнул Тим.
– Не писал мне Костик никаких записок. И я ему не писала.
– Должно быть что-то, связанное с ним и с тобой. Не зря этот тип так переполошился. Он считает, что у тебя есть что-то, что может навести ментов на него.
– На кого, – изумилась Кира, – на жулика?!
Сергей посмотрел на нее с сочувственным высокомерием. Кира ненавидела такой взгляд. Хуже его могло быть только снисходительно-любовное трепание по затылку. Этот жест Кира ненавидела еще больше.
– Не на жулика, а на убийцу, – поправил он жалостливо, как будто Кира была его студенткой, которую он жалеет, но все-таки ставит ей «два». – Это кто-то из твоего окружения. Он отлично знает тебя, и ты его отлично знаешь.
– Почему?
– Потому что он знал про твои бумаги в Малаховке! Потому что он боится этих бумаг. Потому что он приехал именно за ними, и потратил столько сил, и так рисковал – вывинчивал шурупы на глазах у соседей! И все из-за какой-то паршивой бумажки!
– Сереж, – задумчиво произнесла Кира, – я даже приблизительно не могу себе представить, о чем ты говоришь. И о ком.
– Я тоже не могу, – буркнул он.
– Но это… мужчина? Или женщина?
Сергей глянул на нее, уверенный, что она сейчас примется искать сигареты. У нее всегда были две пачки – с ментолом и обычный «Лайт», без ментола.
Она пошарила на стойке, переложила газеты и закурила «Лайт». Он усмехнулся:
– Мужчина.
– Черт знает что.
– Пап, ты ищешь убийцу, да? – встрял Тим. – Слушай, может, тебе обратиться в сыскное агентство? Их сейчас много!
– Не знаю, как отнесется к сыскному агентству капитан Гальцев, – сказал Сергей. – Почему-то мне кажется, что плохо.
– Тим, – предостерегающе начала Кира, – только ты не затевай никаких расследований! Хватит с меня твоего отца.
– И в школе постарайся не трепаться, – подхватил Сергей, – я понимаю, конечно, что это очень интересно, но…
– Но нам совершенно не нужны лишние разговоры и… – перебила Кира.
– И чем меньше народу в курсе дела, тем лучше, – добавил отец.
– Ну, ясный перец, – сказал Тим и захохотал.
Родители переглянулись.
– Ты чего? – спросил отец.
Он не понимает, как будто глупый! Они поучали и наставляли его вдвоем , как в самые лучшие прошлые времена, когда они одинаково его пилили и одинаково хвалили, и мать всегда говорила: «Папа будет рад», а отец говорил: «Не расстраивай маму».
Хитрый и тонкий план действовал! Он все-таки действовал, несмотря на то, что Тим сегодня едва не выпустил ситуацию из-под контроля!
– Ты должна вспомнить, когда была на даче в последний раз, – велел Сергей, переждав бурный всплеск сыновнего веселья.
Кира раздраженно пожала плечами:
– Нечего вспоминать. Месяц назад, я тебе говорила.
– А до этого?
– А до этого в прошлом октябре.
– Точно?
– Сереж, какое это имеет значение?
– Такое. Если ты была там месяц назад, а до этого только в прошлом году, значит, бумаги, которые он искал, появились скорее всего тоже месяц назад. Вряд ли он планировал убийство так задолго.
– Убийство? – пробормотала Кира и покосилась на Тима. Он громко прихлебывал воду из стакана, всем своим видом выражая полное удовольствие.
Сергей тоже посмотрел.
– Я думаю, что он убил Костика именно вчера, потому что ему подвернулся удобный случай. Он слышал, что тот собирается к тебе, и решил, что спихнет на тебя его убийство. Он подложил ему в портфель страницу из твоей рукописи, о которой знал, подкараулил Костика на лестнице и убил. Однако у тебя осталось что-то такое, что могло бы его… разоблачить. Осталось именно на даче, и он это знал. И он решил, что должен немедленно это забрать.
– С чего он взял, что на даче?! И что это ?!
– Что , я не знаю. А на даче он был. Вспомни, кто тогда к тебе приезжал. Сосед сказал, что какие-то люди приезжали все время.
Кира смотрела на своего мужа во все глаза. То есть на бывшего мужа.
– Мам, ты чего? – забеспокоился Тим.
– Принеси мне свитер, – попросила она, – что-то я замерзла.
Громко топая, Тим умчался за свитером – идеальный ребенок из рекламного ролика.
– Давай, – торопил ее Сергей, – вспоминай. Леня Шмыгун, это я уже знаю. Коммерческий директор. Зачем он приезжал?
– Привозил какие-то ведомости на подпись. – Кира потерла о колени руки. Руки замерзли так, что даже сквозь джинсовую ткань чувствовалось, какие они холодные – как змеиная кожа. – Я должна была подписать просто для проформы, Костик уже все подписал. Я совсем не помню, что это за ведомости. Ерунда какая-то.
– Так. Кто еще?
– Верочка Лещенко приезжала, показывала какой-то материал. Она у нас такая… энергичная и все боится впросак попасть, со мной каждое слово согласовывает. Аллочка Зубова. Она только на работу пришла, и ее Костик ко мне прислал, чтобы я ее определила к месту, она с месяц по разным отделам шаталась.
Сергей знал, что в комнате «с витражом» орудовал мужчина, и отпечаток ноги в грязи – примерно как у него самого, сорок четвертого размера, – он рассмотрел очень внимательно, но слушал Киру не перебивая.
– На, мам. – Тим сунул Кире свитер, влез с ногами на гобеленовый диван, повозился, устраиваясь, накрылся пледом и уставился на отца круглыми блестящими глазами – приготовился слушать.
Сергей вздохнул:
– Кто еще?
– Валентина, – вдруг вспомнила Кира. – Она сказала, что одной ей скучно, и лучше бы она с Тимочкой поехала, чем бабушку от работы отрывать, привезла пирогов, с Виленой Игоревной посидела…
– А… Батурин?
– Гришка? – как будто удивилась Кира. – Нет. Не приезжал.
– Точно не приезжал?
– Тим, как это говорят?
– Сто пудов, – ответил сын и опять захохотал. Ему было очень весело. – Можно – ясный перец.
– Ясный перец, не приезжал, – повторила Кира.
– Сосед мне сказал, что видел его, – бухнул Сергей, – твоего Батурина. Он за газетами ходил, а Батурин стоял возле калитки.
– Не было Батурина, – выговорила Кира. Речь давалась ей с трудом от страха, который вдруг навалился на нее. – Не приезжал.
– Аристарх Матвеевич сказал, что он не заходил в дом, потому что на дорожке не было следов. Он назвал его приметы – хромает и с палкой.
– Я его не видела! – крикнула Кира. – Он не приезжал!
– Да, – непонятно буркнул Сергей.
Тот человек в окне не был похож на Батурина хотя бы потому, что бежал так, что Сергей не смог его догнать, а Батурин ходить-то едва может, не то что бегать.
Тот человек в окне не был похож на Батурина хотя бы потому, что бежал так, что Сергей не смог его догнать, а Батурин ходить-то едва может, не то что бегать.
В детстве у Сергея была собака Дик. Это была замечательная чистопородно-помойная собака, очень сообразительная и предприимчивая. По ночам Дик шатался по поселку в компании таких же балбесов, как и он сам, а к утру являлся завтракать. Бабушка, завидев за забором черный крендель залихватски закрученного хвоста, начинала браниться и грозить палкой. Крендель моментально раскручивался, превращаясь в обвисший меховой мешочек, а Дик начинал изо всех сил хромать. Он хромал так натурально и артистично, что бабушка, бросив палку, принималась его лечить и кормить, а он снисходил до ее хлопот, полузакрыв измученные глаза и тяжко вздыхая. Правда, иногда он забывал, на какую ногу хромал, и начинал хромать на другую, но бабушка все равно верила.
А если Батурин – это собака Дик?
– Почему он приехал и не зашел? – сам у себя спросил Сергей. – Зачем стоял у калитки? Долго стоял. Аристарх Матвеевич успел вернуться со своей газетой, а он все стоял. Зачем? Если ему нужно было… подсмотреть за тобой, почему он не пошел на участок, ведь следов-то сосед не заметил!
– Подсмотреть? – переспросила Кира. Почему-то ей все не удавалось согреться, даже свитер не помогал. Дурацкие браслеты, которые она никогда не снимала, холодили и без того холодную кожу.
Сергей задумчиво налил в чайник воды и пристроил его на подставку. Тим вдруг до слез зевнул и повыше натянул плед.
Конечно. Предыдущую ночь он проторчал на лестнице и днем замучился от переживаний – приедет отец или нет, станет ли ужинать, уедет ли на ночь, – а теперь, когда тепло и спокойно, когда родители разговаривают, неважно о чем, спать хотелось просто чудовищно.
Спать нельзя. Он уснет и проспит все на свете – вдруг нужно будет что-то предпринимать, отводить беду, отвлекать, караулить, задабривать! Он только немножко подремлет, чуть-чуть, под старым пледом, до чая, и так, чтобы они все время были у него на глазах.
– Тим спит совсем, – издалека проговорила мать.
– Не трогай его, – сказал отец тоже издалека.
Кира подсунула Тиму под голову вытертого медведя в фартуке. Этого медведя на его рождение прислали дальние родственники из Курска. Сергей отлично помнил, как ходил на почту за посылкой. В ней был медведь и огромные красные крепкие курские яблоки. Они пахли даже сквозь заколоченный деревянный ящик. Сергей никогда потом не видел таких яблок.
Как же так получилось, что нынче он – чужой человек, и нет у него никаких родственников в Курске, и тещи нет, и тестя нет! Все бывшее – родственники, яблоки, квартира, гобеленовый диван, на котором они занимались любовью с бывшей женой.
У него теперь… эта… как ее… Инга, вот кто.
– Послушай, – быстро сказал он Кире, – послушай меня. Я тебе расскажу.
– Что? – спросила она шепотом.
– Никто не видел, чтобы в наш подъезд входил чужой. Я спрашивал у Марьи Семеновны и у соседей из одиннадцатой квартиры. Марья Семеновна не видела никого, кроме Валентины, которая с ней попрощалась, няньки с ребенком из восьмой и бабульки Евсеевой. Да, и твоего козлину.
– Сергей!
– Его так Тим называет, – моментально оправдался бывший муж. – Вроде все свои. Еще Данила Пухов приезжал в восемь, а мне сказал, что вернулся в одиннадцать.
– Который с третьего этажа?
– Да. Врать ему вроде бы незачем. Забыл? Или не хотел говорить?
– Почему не хотел?
– Я не знаю, Кира, – нетерпеливо ответил Сергей, – я ничего не знаю! Мимо Марьи Семеновны незаметно проскочить невозможно. Значит, были только свои. Значит, редакционные дела ни при чем. Значит, незачем было лезть к нам на дачу, выкручивать шурупы и шарить в бумагах!.. Но ведь кто-то влез!..
– А если Марья Семеновна… отвлеклась? – предположила Кира. – Она же не сидит в будке круглые сутки!
– Не сидит, – согласился Сергей, – только такие, как Марья Семеновна, никогда не отвлекаются. Они даже в сортире особую дырочку проковыривают, чтобы удобнее было наблюдать. Чтоб, так сказать, все время на посту!
– Черт тебя побери.
– Не меня, – гаркнул он с раздражением, – тебя вместе с твоими проблемами!
Странное дело, но она промолчала.
Раньше она всегда точно знала, когда нужно промолчать, а когда можно и возразить, «подцепить», «наехать» без тяжких и необратимых последствий.
Потом ей стало все равно, и последствия в самом деле оказались тяжкими и необратимыми.
– Кира, – недоуменно позвал Сергей, не ожидавший, что она промолчит. Он и про ее проблемы сказал специально, чтобы затеять перепалку. – Ты чего?
– Хочешь кофе?
– Что? – изумился он.
– Кофе. Хочешь? Я сварю.
– Хочу, – быстро согласился он.
Она взялась за него крепкой рукой с двумя золотыми браслетами, поднялась и нашарила тапки. Он смотрел на ее руку с браслетами, на сильную шею, на выстриженный затылок, и в голове у него вдруг помутилось.
Зря он спал с ней накануне. Он как будто вспомнил ее, и весь день прятался от этих воспоминаний, путался в каких-то других воспоминаниях, и вот где они его настигли – те, самые опасные.
В его бывшей кухне, рядом с гобеленовым диваном, на котором под пледом спал его сын в компании с вытертым медведем.
– Сереж, достань банку.
– Какую банку?
– Боже мой, банку с кофе. Она на полке, за тобой.
Кира проворно поставила на стол две большие кружки – одна из них была его собственная, с надписью «Серый волк, зубами щелк!». Кира иногда звала его Серым в давние-предавние времена.
– Ты же хотела варить, – сказал он хрипло.
– Ты же не любишь сваренный, – с сахарницей в руке она подошла к нему и близко на него посмотрела, – ты же любишь из банки, как все особи с неразвитым вкусом. И чтоб сахару побольше.
– Как все особи с неразвитым вкусом, я люблю еще воблу с пивом, – зачем-то добавил он.
– Я знаю.
Кира сунула сахарницу на стол, схватила бывшего мужа за свитер и притянула к себе. По правилам игры, установленным пятнадцать лет назад, следующее движение должен был сделать он, и он его сделал.
Они целовались долго и со вкусом – никто не умел так целоваться, как они, и Сергею даже в голову не приходило, что он может так целоваться, например, с Катей…
Ах нет, с Викой.
С Ингой, вот как.
Весь Кирин затылок с коротким и колючим ежиком волос помещался у него в ладони, и он все смотрел в ее закинутое к нему лицо, бледное, с синевой вокруг глаз, и длинная челка разлетелась, когда он на нее дунул, и Кира прижалась к нему еще теснее, когда он, изловчившись, поцеловал ее за ухом, как она всегда любила.
Оказывается, он все забыл – как она пахнет, как дышит, какая у нее мягкая и гладкая кожа под подбородком, как бьется на виске синяя жилка, как теплеют прохладные щеки, и загораются мочки ушей с двумя серьгами в каждой, как она прижимается к нему, ногами, грудью, и он совсем перестает соображать, потому что он никогда не мог соображать рядом с ней, и как только они добирались до постели, он моментально терял всякий контроль над собой, и ей это нравилось, и она никогда его не останавливала, и, только пожив без нее, он понял, какая это, черт побери, редкость – такой сказочный, отчаянный, искренний секс, какой был у них все пятнадцать лет!
Они остановились одновременно.
– Мы не можем, – сказала Кира.
– Да, – согласился Сергей.
Дыхание чуть-чуть сбивалось, но он справится с ним.
Он был уверен, что справится. Еще бы он не справился!.. Вот сейчас и справится, через секунду!..
Он злобно потянул носом, ненавидя себя за слюнтяйство. Кира взяла его за руку, повернула и стала смотреть в ладонь.
– Почему ты ко мне пристаешь?
Потому что я тебя люблю, чуть было не ответил Сергей. Потому что я замучился без тебя. Потому что год – это очень долго, а мы не виделись гораздо больше, чем год. Мы перестали разговаривать и смотреть друг на друга задолго до развода. Потом мы возненавидели друг друга, но, кажется, это были не мы.
Или мы?
Кира взяла его за щеки и прижала лбом к своему лбу. Он старался не делать никаких движений, чтобы не увязнуть еще глубже, так, что не выберешься.
– Серый, я… так давно… ужасно давно…
– Давно, – согласился он.
– Ты… не приставай ко мне… я не справлюсь, а потом…
– Да, – опять согласился он.
Легко было говорить себе, что он не должен, не может, что больше никогда и ни за что. Он наклонился и потерся щекой о ее щеку.
– М-м… – выдохнула она.
Чайник на заднем плане бурно задышал и щелкнул кнопочкой.
Кира оторвалась от Сергея, метнулась к холодильнику и распахнула его.
– Хочешь колбасы? – спросила она оттуда.
– Нет.
– А йогурта?
– Нет.
– А сыра?
– Кира, закрой холодильник и сядь, – велел он, строго контролируя каждое слово. – Я тебе обещаю. В общем, я постараюсь.
– Хорошо, – согласилась Кира, – только ты рассказывай мне про убийство и больше ни о чем не спрашивай. Ладно?