— Спасибо и на этом, — вздохнул я. — Тогда первый вопрос. Где мы?
— Это не ваша Земля. Всё, что я могу пока сказать.
— Как мы здесь оказались?
— Перенеслись с помощью Камней Внезеркалья. Ну и моей, разумеется. Это очевидно.
— Почему мы не можем вернуться обратно?
— Ещё не время.
— Значит, мы оказались здесь не случайно?
— Случайность, закономерность… То, что случайно с вашей точки зрения, может быть закономерно с моей. И наоборот. У меня нет ответа на этот вопрос.
— Хорошо, я спрошу иначе. Мы должны здесь выполнить какую-то особую задачу, миссию?
— Да.
— Какую?
— Принять эстафету.
— От кого?
— От меня.
— А кто вы?
— Я — Страж. Страж Внезеркалья.
Вот это да. Страж Внезеркалья он. Сюрприз. А мы тогда кто, интересно?
— Ваша Земля — не пуп Вселенной, — добавил Оскар, словно бы сжалившись. — И человечество — не единственная разумная сила. Те, кто путешествует по альтернативным реальностям и даже пытается на них влиять, должны это понимать лучше других. Впрочем, я всего лишь воспользовался вашей терминологией. Так что смело можете считать это место настоящим Внезеркальем, а меня — его Стражем.
— Считать мы можем всё, что угодно, — постарался я вернуть инициативу. — Но хотелось бы знать истинное положение дел. Когда мы говорим «Внезеркалье», то подразумеваем, что наша реальность, реальность, в которой существует наша Земля и видимая Вселенная, является основной и незыблемой. Изначальной, если угодно. Остальные альтернативные реальности — лишь её отражения. Определённой степени достоверности. Что, кстати, и подтверждается экспериментальным путем — люди из альтернативок, попадая в нашу реальность, долго не живут. Развоплощаются.
— Особенно наши люди, — ухмыльнулась Марта и подмигнула.
— Вы — Альтерра, — сказал я. — Совершенно особый случай.
— Всё, о чём вы говорите, — безразличным голосом произнёс Оскар, — мне известно. Задавайте вопрос.
— Можно я, Мартин? — попросил Влад.
— Давай, — с некоторым облегчением согласился я. — А то меня, кажется, слегка не туда заносит.
— Скажите, Оскар, — чуть помедлив, осведомился наш аналитик-архивариус, — вы живое существо?
— Некорректный вопрос. Что есть жизнь?
— Спрошу иначе. Вы родились или вас кто-то создал?
— Да. Меня создали.
— Кто?
— Те, кого уже нет.
— Давно нет?
— Больше миллиона лет по вашему летоисчислению.
— Можно сказать, что это были ваши хозяева?
— Можно.
— Как нам лучше их в дальнейшем называть, чтобы не было путаницы?
— Так и называйте.
— Хозяева?
— Да.
— Это название соответствует истине?
— Абсолютно. Потому что они были хозяевами этой Вселенной. Единственными.
— Вы сказали, что их больше нет. Они ушли?
— Да.
— Куда?
— Туда, куда рано или поздно уходят все. За пределы этой жизни.
— И теперь… — Влад замялся. — Извините, Оскар, если мой вопрос покажется вам невежливым или даже оскорбительным. Теперь вам потребовались новые хозяева?
— Не мне. Мне никто не нужен.
— А кому?
— Не кому, а чему. Этому месту, Внезеркалью. Я слишком стар, чтобы оставаться на хозяйстве. Моё время на исходе.
Влад посмотрел на меня, как бы спрашивая, не хочу ли я дальше сам. Я не хотел и отрицательно покачал головой — он прекрасно справлялся, и вряд ли у меня вышло бы лучше.
— Вы думаете, что скоро умрёте? — продолжил Борисов.
— Не думаю, знаю. Никто не может жить вечно.
— И сколько вам осталось жить, по вашим расчётам?
— Это не важно. Важно, сколько осталось вам.
— Ну, миллион лет нам по-любому не протянуть, — встрял в разговор неугомонный Женька.
— Погоди, Жень, — остановил его Влад. — Не надо отвлекаться. Оскар, скажите, это вы сделали так, чтобы мы и пятиглазые оказались здесь?
— Да.
— Почему и мы, и они одновременно?
— Потому что я не в праве выбирать между вашими расами. Пусть выбирает судьба. Или случай. Или бог. Это уж как вам будет угодно. Хотя мне лично в силу многих причин трудно поверить в существование бога.
— Мы и не просим, — вроде бы пробормотала Марта, но так, что всё её прекрасно услышали. — Смешно просить уверовать в бога того, кто сам пытается играть его роль.
— Я бы с радостью, — не оставил без внимания реплику Марты Оскар. — Но — увы. Боги не умирают.
— Как сказать…
— Правильно ли я понимаю, — не отступал Влад, — что вы решили устроить между нами нечто вроде естественного отбора? Кто выживет, тот и станет хозяином этого самого Внезеркалья?
— Нет, не правильно. Это вы сами решили устроить естественный отбор. А я только предоставил всем равные шансы. Обе ваши цивилизации живут в одной Вселенной, умеют проникать в альтернативные реальности и находятся примерно на одинаковой стадии развития. По-моему, это справедливо, что я не отдаю никому предпочтения. Разве не так?
— То, что не отдаёте никому предпочтения, это, наверное, правильно, — мягко заметил Влад. — Хотя не нам судить. Но мне не очень понятен ваш пассаж насчёт того, что естественный отбор мы устроили сами. С чего вы это взяли?
— Как это — с чего? — в голосе Оскара слышалось искреннее удивление. — Разве вы сами не начали при встрече друг в друга палить из всех имеющихся у вас видов оружия?
— Э-э… прошу меня извинить, — на этот раз не выдержал Никита. — Но пятиглазые начали первые. Там, возле зимнего сада. Я прекрасно помню. Жаль, что Локоток не умеет разговаривать, а то бы не дал соврать.
— Локоток умеет разговаривать, — сказал Оскар. — В принципе. Но делает это крайне редко. Это я люблю поболтать, есть такая слабость. Думаю, во всём виноват мой возраст. В старости многие становятся болтливы.
— Вот и отлично, пусть Локоток подтвердит!
— В этом нет необходимости. Я всё знаю. На самом деле совершенно не важно, кто начал стрелять первым. Главное, что вообще начали. Но если уж мы ратуем за точность и справедливость… В общем, я вынужден вас огорчить. Первыми стрелять начали именно вы, люди. И не просто стрелять, а убивать.
Вот же, чёрт.
Я достал предпоследнюю сигарету из пачки, закурил и отстранённо подумал о том, что в сумке у меня ещё блок, а потом, вероятно, придётся бросать курить. Если, разумеется, к тому времени эта фантастическая ситуация не прояснится.
— Как это — мы? — не понял Никита. — Объяснитесь, пожалуйста.
— Да, — поддержал Женька. — Что за наезды, Оскар?
— Это не наезды, — сказал я. — Успокойтесь. Он может говорить правду.
— Я не могу её говорить, — сварливо уточнил Оскар. — Я её и в самом деле говорю. Вы, Мартин, первым и убили. Надо же, почти по Достоевскому вышло.
— Вы читали Достоевского? — хмыкнул я.
— Кого я только не читал… Жизнь длинная. Человечество, можно сказать, вообще на моих глазах родилось и выросло.
— Блин, я не учёл, что мы попали сюда не все вместе, — сказал Никита. — Мартин, вы не расскажете, как дело было?
— Обязательно, — кивнул я. — Дело в таких случаях всегда одинаковое. В живых остается тот, кто успевает первым нажать на спусковой крючок. Моя реакция оказалась быстрее. В результате пятиглазый умер, а мы с Мартой находимся здесь, среди вас. Кстати, Оскар, вы не подскажете, как на самом деле их зовут, пятиглазых этих? А то воюем и даже не знаем, с кем. Неудобно получается.
— С учётом того, что они вас называют «двуглазыми», зовите уже так, как зовёте. Впрочем, сами себя они называют киркхуркхи. Что в переводе означает «люди».
— Люди… — со вздохом сказала Маша. — Кто бы сомневался. Если двуногие и разумные, значит, люди.
— Киркхуркхи, — уверенно повторил Женька. — Почти урукхаи. Я запомнил. Кому надо, обращайтесь, подскажу.
— А кто такие урукхаи? — спросила Марта. — Между прочим, подтверждаю, что выхода у Мартина не было. Этот… урукхай нас бы сжёг на месте, не задумываясь. Он уже свой огнестрел поднимал. Но Мартин успел раньше. Слава богу.
— Урукхаи — придуманное название для придуманных же существ, — сказал Женька. — Потом, если сложится, дам тебе книжку почитать. А Мартин, я считаю, абсолютно правильно сделал.
— Экий ты, Женечка, кровожадный, — нежным голосом сказала Маша.
— Правильно или неправильно — это уже неважно, — подытожил Влад. — Главное — сделал. Назад не переиграешь. А значит, придётся и дальше играть по тем же правилам. Кстати, насчёт правил. Оскар, нас, людей, здесь шестеро. И на шестерых изначально было, как я понял, четыре пистолета. У Мартина, Маши, Никиты и Жени. А сколько этих… пятиглазых урукхаев?
— Было одиннадцать, — сказал Оскар. — Четверых вы убили. Значит, осталось семеро. И все вооружены. Предваряя ваш следующий вопрос, замечу, что условия равны. Ну, или почти равны. Киркхуркхов действительно оказалось больше чуть не в два раза, и оружие их, на первый взгляд, совершеннее. Но у вас быстрее реакция. И вообще вы сообразительнее. Что, собственно, и было продемонстрировано. Можете мне верить или не верить, но будь я азартен и если бы нашлось, где это сделать, то поставил бы на вашу победу. Хотя, повторяю, никто вас и киркхуркхов воевать не заставлял. Сами выбрали этот путь. Я же в данном случае только наблюдатель. Готов даже признаться в том, что не до конца контролировал ситуацию. Обстоятельства, знаете ли. При всех моих возможностях, трудно предвидеть и учесть всё. По моим расчётам, соотношение сил между вами и киркхуркхами должно было быть несколько иным. Впрочем, вы и сами прекрасно уравняли шансы. Но готов повторить в десятый раз, стрелять было не обязательно. Можно было и попытаться найти общий язык.
— Ага, — криво ухмыльнулся Женька, — как же. Вы ещё нам про великие гуманистические принципы расскажите. Про любовь и взаимопонимание между разумными расами Вселенной. А то мы не знаем, чем заканчиваются поиски общего языка. Всё равно кто-то в результате побеждает, а кто-то подчиняется. На равных разговор возможен лишь тогда, когда силы сторон равны. А они, как вы сами только что признались, были не равны изначально. Одиннадцать импульсных ружей — воспользуемся терминами из художественной литературы за неимением иных — против четырёх, пусть и очень хороших, но всего лишь пистолетов. А? Смешно мне вас, Оскар, слушать, право слово. Признались бы сразу, что с самого начала знали, чем дело кончится, по-любому честнее было бы.
— Я не знал, чем кончится дело, — мне показалось, или в голосе Оскара и впрямь послышались усталые нотки? — Я мог всего лишь предполагать. С той или иной степенью достоверности. Собственно, я не вижу смысла в нашем споре. Вы хотите меня в чём-то обвинить?
— Я хочу всего лишь ясности и понимания, — буркнул Женька. — И не хочу лицемерия и недоговорённости.
— Значит, мы хотим одного и того же, — сказал Оскар.
— Если вы только наблюдатель, то почему помогли Никите? — спросила Маша.
— Потому, что он страдал. Поверьте, если бы вы ранили кого-то из ваших противников, я бы тоже помог.
— Но мы никого не ранили, — констатировал Женька. — Сразу убили. Между прочим, Оскар, киркхуркхи знают о нас столько же, сколько и мы о них?
— Разумеется. Стороны должны иметь одинаково полноценную информацию.
— Ладно, хватит переливать из пустого в порожнее, — сказал я. — Мы уже всё поняли. Кроме одного.
— Чего же именно? — вежливо поинтересовался Оскар.
— Зачем всё это нам? — Я достал из сумки флягу, не торопясь, отхлебнул коньяка, закурил, смял пустую пачку и швырнул её в камин мимо Локотка, который даже не повернул головы. — Повторяю. Не вам, Оскар, неведомому для нас и, как вы сами признались, умирающему существу, созданному неведомыми же хозяевами невесть сколько тысячелетий назад с трудно пока уяснимой для меня целью. А нам, людям. Хомо, едрёна вошь, сапиенсам. Можете объяснить? Мотивация, Оскар, мотивация. Не нужно рассказывать, зачем Стражники нужны Внезеркалью. Объясните лучше, почему Внезеркалье необходимо Стражникам.
Глава 25 Охота и собирательство
— Что, всех?!
— Подчистую, господин атаман. Патрульных, аналитиков, информатчиков, руководство… Возможно, конечно, кто-то и выжил, сумел ускользнуть или специально был оставлен в живых, но, по нашим сведениям, Конторы как таковой в России больше не существует.
— Они сошли с ума… Зачем?
— Если позволите…
— Позволяю. И даже прошу.
— Насколько я понимаю, Служба охраны престола России готовит полный и окончательный захват власти. И разгром Конторы — очередной шаг в этом направлении.
— Захват власти… да, вполне может быть. И об этом мы обязательно должны поговорить подробнее. Но Контора-то чем им помешала? Это ведь не правительственная организация, не силовая. Ну… почти не силовая. Они ведь никогда не лезли в политику!
— В том-то и дело, что не правительственная. Была бы правительственной, сопричникам пришлось бы гораздо труднее. А так… Скажут, что ликвидировали вооружённую и хорошо организованную группу террористов, обосновавшуюся в самом центре Москвы — и всё. И документы предоставят, и свидетелей, и прочие доказательства, можете не сомневаться. В этом им нет равных. Престолонаследнику всего четырнадцать, он поверит. Как верит всему, о чём ему докладывает Глава СОПР.
— Всё равно не понимаю. Ведь они и так сотрудничали с СОПР по всем позициям!
— Прошу меня извинить, господин атаман, но вы слишком добры. И эта природная доброта вашего характера мешает иногда видеть истинные причины некоторых явлений и событий. Да, Контора сотрудничала с властью. Но в последние годы она приобрела большую самостоятельность и силу. Слишком большую, с точки зрения главы СОПР Александра Бездорожного. Вы знаете политическую ситуацию в России не хуже меня. Слово и дело. Нет власти, кроме власти СОПР, и Бездорожный — Глава её. Это даже не серый кардинал, это гораздо хуже. Вообще, господин атаман, не знаю, как вы, а я очень опасаюсь такой России под боком Сибири Казачьей. Бездорожный неуправляем, а его жажда власти безмерна. А ну как ему взбредет в голову мысль, что объединение России и Сибири возможно прямо сейчас, в течение ближайших лет?
— Это смешно.
— Это отнюдь не смешно, господин атаман. Идея объединения — вечная идея. Особенно в России. Даже у нас, в Сибири Казачьей, движение «Единство русских» имеет немалый вес в обществе. А уж по ту сторону Урала… Да они уже четыреста с лишним лет спят и видят, как бы нас к себе присоединить. Вам ли не знать! И, заметьте, не их — к нам, а нас — к ним. Теперь представьте себе, что Бездорожный добивается в России окончательного единовластия. А он этого обязательно добьётся, если мы не помешаем. Кто может дать гарантию, что через некоторое время со стороны России не начнутся серьёзные попытки дестабилизации политической и экономической обстановки у нас? Вплоть до вооружённых провокаций на границе?
— Ну, это уже слишком, я думаю.
— А я думаю иначе. Обязан думать. По долгу службы.
— Хорошо. Что конкретно вы предлагаете?
— Предлагаю то же, что и вы. Подробно и конфиденциально обсудить ситуацию.
— Хм… Сегодня я не могу. У меня важнейшая встреча с китайцами. Давайте на днях.
— Как вам будет угодно. Но желательно не затягивать с этим вопросом.
— Это я вам обещаю.
* * *Человек — дневное животное и ночью должен спать. И сколько бы мне ни рассказывали о том, что есть масса людей, которые ночью чувствуют себя энергичнее и работают гораздо продуктивнее, чем днём, я буду относиться с подобным историям с изрядной долей скептицизма. Да, верно, есть такие люди. Но когда начинаешь подробно выяснять, отчего они ведут преимущественно ночной образ жизни, тут же становится ясно, что это связано или с профессиональными обязанностями, или просто с многолетней привычкой бодрствовать ночью, а днём спать. Второе чаще всего относится к людям творческим, разного рода фрилансерам, которым не нужно идти на работу к определённому часу и проводить там третью часть суток.
Что касается меня лично, то я не любитель бессонных ночей. За исключением разве что новогодней. Да и то с годами прелести и соблазны новогодних ночных гуляний довольно сильно потускнели, утратили привлекательность, и всё чаще теперь я ложусь спать, не дожидаясь первого январского рассвета.
Прошедшей же ночью я не только не выспался, а и не ложился вовсе.
К тому же за последние несколько часов меня неоднократно пытались убить, а позавтракать, наоборот, не предложили ни разу. И что, стоит после этого ждать, что у человека будет хорошее настроение? Нет, ждать, разумеется, можно, да только ожидание вряд ли оправдается.
Уж не знаю, ждал ли кто от меня хорошего и доброжелательного настроения, но в любом случае взяться таковому было неоткуда. Тем более что и Оскар не спешил с бодрым ответом на мой угрюмый вопрос.
— Это долгий разговор, — сказал он. — К тому же и бессмысленный, как мне кажется. Почему я должен доказывать очевидное? Перед теми, кто контролирует Внезеркалье, открываются безграничные возможности. Всё просто, и не нужно искать каких-то особых смыслов… — Его речь вдруг резко замедлилась и стала тише. — Извините, моё время на сегодня кончилось. Я очень устал, и мне нужно отдохнуть. Прямо сейчас. Локоток о вас…
Он умолк, не договорив.
Так догорает костёр, и замирает детская игрушка, в которой кончился завод.
— Эй, Оскар! — позвал я.
Тишина.
— Отключился, — сказала Марта. — Завидую. Я бы тоже с удовольствием отключилась на два-три часика. А то и на все пять.
— Точно, — согласился я. — Сам бы не отказался. Да и от завтрака тоже, если честно.
— Мы позавтракать успели, — сообщила Маша. — Но вряд ли это вас утешит.
— Отчего же, — сказал я. — Хоть кто-то успел, и то хорошо.
— А что там Оскар хотел сказать насчёт Локотка? — вопросил Женька. — Локоток о вас… Дальше я не расслышал.
— Может быть, имелось в виду, «Локоток о вас позаботится»? — Марта посмотрела на нашего маленького провожатого, который по-прежнему неподвижно стоял у камина. — Но что-то по его виду этого не скажешь.
Немедленно, словно в ответ на её реплику, Локоток ожил, пересёк комнату, подошёл к противоположной стене и… пропал в ней. Даже не притормозив. И тут же, не успели мы все, что называется, и рта раскрыть, в этом месте возник самый обычный дверной проём. Только без двери.
— По-моему, нас приглашают войти, — сказал Влад и поднялся со стула.