Костик бросил на официантку подозрительный взгляд:
— Постой, постой! Уж не отравить ли ты Кудреева собралась?
— Думай, о чем бакланишь, а?
— А чего? От вас, баб, всего ожидать можно! А от тебя тем более!
— Костя, ты говори, да не заговаривайся. Никого я не думаю травить. И никто не отравится. Все продумано и, кстати, согласовано.
Бармен вновь изобразил удивление, переспросив:
— Согласовано?.. С кем?
— С Кравцовым! Этого тебе достаточно?
Изумлению Костика не было предела. Он замер на месте, пытаясь понять своим скудным умишком смысл сказанного напарницей.
— А при чем здесь Кравцов?
— Кость! Ну какое тебе дело? У тебя с замполитом свои дела, у меня — свои. Так я могу на тебя рассчитывать?
— Ну… если… сам Кравцов. Только не обижайся, я проверю, в курсе ли майор твоих намерений.
— Проверь. И потом сам не обижайся. Мало того что замполит вздрючит, но и я тебя к себе ближе чем на километр не подпущу. Понял? Можешь прямо сейчас позвонить ему. Телефон под рукой.
Бармен задумался. Дело, которое задумала Людка, было мутным. А если и вправду связанное с Кравцовым, то и коварное. Можно, конечно, проверить, не блефует ли Людка насчет замполита. А что это даст? Она права, ничего, кроме неприятностей! А они нужны ему? Ведь тогда Людка точно оставит его на голодном пайке, это как пить дать!
И что в принципе такого, если он поставит на стол Кудреева бутылку коньяка? Да подполковник сам запросит его. Он чуть ли не единственный офицер в гарнизоне, употребляющий клоповник. А в спецназе точно один такой.
Ну и получит свой «Арарат».
Только коньяк надо будет поставить и на другие столики, тогда подозрений на него меньше будет.
Ну, а если Людка намешает чего в пузырь, с него, бармена, какой спрос? Он достанет бутылки из коробки. Мало ли чего и кто мог в нее положить? Сейчас паленки повсюду — море! И в рюмочных, и в магазинах, и на складах!
Костик принял решение:
— Хрен с тобой! Сделаю завтра, как сказала. А сегодня ночью взамен ты сделаешь то, что я захочу. Пойдет?
— Пойдет.
В зал вошли первые клиенты.
И Костик, и Людмила занялись обычной работой.
Вернулась домой официантка далеко за полночь.
Странно, но с улицы она увидела, что в окнах ее квартиры горел свет. Черт, Крикунов не спит! Что могло встревожить мужа? Этого просчитать невозможно. Скорее всего, у него очередной приступ ревности. Что ж, придется поиграть и с ним. Как надоел со своими заскоками этот правильный сопляк! Но его надо беречь. Сколько сил в свое время, будучи еще официанткой роты в военном училище, пришлось ей приложить, чтобы зацепить наивного курсанта Крикунова! Уж как только не изворачивалась, пока не затащила парня в постель. А потом еле сдерживала смех от судорожных движений мальчика, впервые познавшего женское тело. Ей удалось привязать его к себе. И хотя от Крикунова ее иногда просто тошнило, терять его она не хотела. Где еще найти подобного, до безумия влюбленного, лоха? Да, придется разыграть сцену. Ей не привыкать.
Людмила, придав лицу усталое, немного печальное выражение, открыла дверь.
Муж стоял в прихожей. В военной форме.
— Ты почему так поздно, Люда?
Сбросив туфли, Людмила подошла к супругу, поцеловав как бы мимоходом в щеку. Вошла в гостиную, устало упала в кресло. Тяжело вздохнула:
— На завтра офицеры отряда спецназа заказали кафе для какого-то своего мероприятия. Вот и пришлось нам с барменом задержаться, чтобы составить меню и прикинуть, как лучше обставить вечер. На это было распоряжение майора Кравцова.
Старший лейтенант, стоя посередине комнаты, спросил:
— И для этого обязательно было закрывать в кафе двери?
— Так ты что, приходил туда?
— Да.
— О господи! Ну, конечно, кафе мы закрыли, но свет же горел, мог и постучать.
— Я стучал! Мне никто не открыл!
Людмила поняла, что у кафе муж, может, и был, но в дверь не стучал! Они с Костиком обязательно услышали бы стук, даже в пылу случки. Промахнулся муженек! Она опять вздохнула, поднялась из кресла, подошла к мужу:
— Сережа, ну зачем ты говоришь неправду? Я могла быть либо в подсобке, либо в зале. И в любом случае услышала бы, если бы кто-то постучал бы в кафе. Зачем ты так?
Офицер отвел взгляд.
— Ты ревнуешь меня, Сережа?
— А ты как думаешь? По городку только о тебе и говорят. Мол, шлюха конченая жена у начфина рембата. Каково мне выслушивать это?
Женщина положила руки на его плечи:
— Милый, любимый и наивный мой Сереженька! Мы уже не раз говорили насчет всех этих сплетен. Если бы я изменяла тебе, чего даже теоретически не допускаю, то неужели не смогла скрыть это? Ну, подумай сам? Разве это было бы сложно сделать? Нет, не сложно. И многие из тех, кто так настойчиво обсуждает меня, так и поступают. Знаешь, сколько всяких подробностей из жизни семей наших офицеров я ежедневно узнаю в кафе? Уйму! Но я не распускаю слухи. Потому что мне не хочется пачкаться в этой грязи и потому что считаю омерзительной любую форму измены мужу. Человеку, которого любишь, изменить нельзя, даже в мыслях! А я очень сильно люблю тебя! И сейчас после работы шла домой в надежде, что муж встретит улыбкой, прижмет к своей груди, обогреет, обласкает! А что вместо этого?.. Нет, я ни в чем не упрекаю тебя, потому что понимаю твое состояние. Просто, Сережа, обидно немного!
Крикунов явно не знал, что ему делать. Жена по всем статьям переиграла его. И теперь уже он чувствовал себя виноватым в нанесении незаслуженной обиды человеку, который так его любит.
Людмила, мгновенно оценив обстановку, не стала далее продолжать строить из себя оскорбленную в лучших чувствах даму, сменив тему:
— Ты хоть ужинал?
— Нет, — ответил начфин.
— Ну, разве так можно? Так и желудок испортить недолго. Пойдем на кухню, я быстренько приготовлю чего-нибудь вкусненького!
Крикунов отказался:
— Не надо, Люд! Спасибо, я не хочу есть!
— А что хочешь? — Тебя!
Людмила прижалась к мужу, прошептав:
— Я тоже тебя очень хочу! Подожди меня в спальне, душ приму и приду! Разбери пока постель.
В постели она прижалась к супругу своим разгоряченным телом.
— Сереженька, милый, как нежно твое тело, оно сводит меня с ума.
Она подыграла мужу, сделав вид, что получила удовлетворение одновременно с ним. И когда опустошенный Сергей отпрянул от нее, Люда обняла его, спросив:
— Тебе хорошо, любимый?
— Да!
— Я рада! А ты у меня молодец!
Крикунов, никогда не задумываясь о том, что испытывает жена от близости с ним, довольно проговорил:
— Как же иначе, Люда? Я же люблю тебя!
— И сплетням не веришь?
— Не верю! Это все от зависти! Пошли они к черту! Мы любим друг друга, это главное! И пусть болтают все, что угодно. Мне наплевать на сплетни и слухи!
Отвернувшись от засыпающего мужа, женщина подумала: вот и все! Что и требовалось доказать! Пусть тебе, родной, приснятся большие, красивые игрушки. Как ребенку! Кем ты и остался, несмотря на то что нацепил офицерские погоны. Спи спокойно, деточка! За хорошее поведение я тебе завтра конфетку принесу.
Проводив утром супруга на службу, она достала из шкафчика, куда Крикунову доступ был закрыт, небольшой медицинский флакон с коричневой прозрачной жидкостью и шприц на два куба. Положила препараты в сумочку. Быстро оделась и направилась в кафе.
Ночевавший в Доме офицеров Костик впустил партнершу с черного хода. Людмила поздоровалась:
— Привет, Костя!
— Привет! Как дела?
— Представляешь, прихожу вчера домой, а муж не спит! Ждет! И допрос по всей форме устроил. Еле отбилась!
— Прямо-таки и еле? Да ты по ушам так можешь проехать, что любому баки забьешь.
Людмила попросила:
— Достань-ка бутылку коньяка.
Костик поставил на прилавок бутылку «Арарата».
Людмила извлекла из сумочки флакон и шприц.
Бармен спросил:
— Что за гадость в коньяк думаешь вливать?
— Снотворное.
— Клофелин, что ли?
— Нет, это снадобье лучше. К тому же неоднократно проверенное на практике! В народной медицине называемое «Черный глаз». Два кубика на пол-литра крепкого спиртного, и клиент созрел! Мне этот препарат один знакомый мент, когда в отпуске гуляла, подарил.
Людмила наполнила шприц жидкостью, проткнула сбоку пробку бутылки, высунув кончик языка от усердия, ввела препарат в коньяк.
— Вот так! Готово! И внешне совершенно незаметно. А главное, Костя, этот «глаз» действует медленно, но верно. Сначала ничего, потом легкая боль в голове, в сон начинает клонить, затем вроде отпускает, но вызывает головокружение, и только после этого обрубает напрочь. Клиент, перед тем как свалиться, теряет всякую ориентацию и способность разумно мыслить.
— И как же ты его опробовала? На ком?
— Да на Крикунове, на ком же больше? На нем и дозу довела до нужной кондиции. Два кубика на пузырь как раз впору. Держи бутылку. Поставь где-нибудь отдельно и вечером не спутай. Упаси тебя бог.
— Да на Крикунове, на ком же больше? На нем и дозу довела до нужной кондиции. Два кубика на пузырь как раз впору. Держи бутылку. Поставь где-нибудь отдельно и вечером не спутай. Упаси тебя бог.
Зайдя в секретку, Андрей спросил:
— Что тут у нас, Оля?
— Шифрограмма из Центра. Держи.
Подполковник принял лист бумаги, прочитал:
«Совершенно секретно!
По ознакомлении уничтожить!
Бригадир — Утесу.
Прошу передать поздравления майору Семако! Далее, обстановка в логове Кулана складывается таким образом, что в ближайшее время, предположительно на следующей неделе, возможна переброска всего отряда в Чечню для окончательного решения задачи по главной цели. Применить спецназ немедленно не позволяют некоторые факторы, требующие более детального изучения. Как только штабная работа по перспективе операции будет доведена до логического завершения, начнем акцию. Отряд с воскресенья перевести на режим боевой готовности «повышенная». Экстренная связь по необходимости. Командиру постоянно находиться в гарнизоне. Веселого, в рамках разумного, вечера!
Бригадир».
Кудреев вернул текст Воронцовой, потер лоб.
Ольга внимательно и немного напряженно смотрела на жениха.
— Что скажешь, Андрей?
— Все складывается так, как и должно быть. Рано ли поздно, против Кулана пришлось бы выходить по-любому. И то, что это произойдет в ближайшее время, хорошо!
— Хорошо, что тебе надо будет вновь идти на войну?
— Я не так выразился. Ты лучше представь, ЧТО нас ждет после операции. Свадьба и медовый месяц. Ну, месяца, положим, Тарасов, при всей своей щедрости, не даст, но две недели обязательно. Две недели вне гарнизона, вне войны! В гостях у твоей мамы и дочери. Я так жду встречи с ней. Как еще Танюша воспримет меня? И этот вопрос, честно говоря, беспокоит меня больше всех Куланов, вместе взятых. Бандита мы сделаем. С ним проще, а вот с ребенком сложнее.
— Таня примет тебя. Я в этом уверена. И мама тоже примет. Дома все будет в порядке. А вот в горах?.. Это еще как сказать…
— Прорвемся. Набери-ка ответ генералу.
Он стал диктовать.
«Совершенно секретно!
Утес — Бригадиру.
Поздравление принято, будет передано адресату. По остальному: в ближайшее время возможно боевое применение отряда! С воскресенья боевая готовность — «повышенная». Нахожусь на месте, жду дальнейших указаний.
Утес».
Андрей облокотился о стойку.
— Значит, так, Оля. Вечером я тебя не встречаю, а иду в кафе. Долго там не задержусь. Самое позднее, в десять часов буду дома.
— Можешь и подольше побыть с ребятами. Я ранее одиннадцати не освобожусь.
— Ладно, там видно будет. Ну, пока?
— Пока, Андрюш!
Женщина подошла к подполковнику и поцеловала в губы, тут же платком убрав с них слабый налет неяркой помады.
В 16.00 командир спецназа, как и обещал, проинструктировал группу майора Федоренко, назначенную в оперативный резерв. Бойцам не запрещалось посещение кафе, но они ограничивались в приеме спиртного. Бокал шампанского за вечер. В остальном же веселье со всеми.
Распустив резерв, Кудреев прошел в канцелярию. Вызвал Щукина.
Начальник штаба, занимавшийся подготовкой торжества, выглядел уставшим.
— Умаялся, Виктор Сергеевич?
— Есть немного! Сколько же возни с этими праздниками? Казалось, сняли кафе — и дело в шляпе, ан нет! Музыку организуй. Людей рассади, а стульев не хватает, опять проблема. Хорошо, замполит рембатовский активно помог.
Командир отряда неожиданно нахмурился:
— И Кравцов там отирался?
— Да! А ты что-то имеешь против него?
— Это неважно. Кстати, меня утром вызывал на связь Бригадир.
— И я узнаю об этом только сейчас?
— В его сообщении не было ничего срочного и экстраординарного. Поэтому не стал отвлекать тебя от кафе.
— Что же передал генерал?
— Возможно, на следующей неделе нам предстоит прогулка в «гости» к Кулану. Короче, сегодня гуляем, завтра, с шести часов, после подъема личного состава, отряду повышенная боевая готовность. Далее будем ждать конкретного приказа!
— Ясно, Андрей Павлович! Тарасов не сообщал, какие силы отряда предварительно планируются к применению?
— Боишься, что и на этот раз останешься без работы? Успокою, не останешься! На заключительную акцию пойдет весь отряд.
Ровно в 18.00 субботы весь личный состав отряда специального назначения, за исключением командира и прапорщика Воронцовой, чье отсутствие было оговорено заранее, собрался в кафе Дома офицеров.
Кудреев задержался специально. Пусть ребята рассядутся по местам, освоятся.
Он вошел в зал в 18.10 и остановился у бара.
Костик услужливо поклонился:
— Добрый вечер, господин подполковник!
— Привет! Ну что, устроились мои орлы?
— Устроились, Андрей Павлович, устроились! Мы тут с Людмилой, вашим заместителем и майором Кравцовым потрудились на совесть. Особенно Крикунова старалась. Ваши ребята останутся довольны.
Подполковник осмотрел помещение. Подчиненные сидели за отдельными столиками и оживленно переговаривались между собой в ожидании начала торжества. В углу, в проходе к туалету, расположился со своей аппаратурой диск-жокей, или диджей, как сейчас стало модно говорить, молодой лейтенант медсанбата. Андрей заметил, что в зале отсутствовала официантка. Странно, казалось, самое для нее время выказать себя. Но ее не было.
Андрей нагнулся к бармену:
— А где же Людмила? Вышла куда?
— Ушла. Хотела остаться, но не смогла.
— Что значит не смогла?
— Плохо ей под вечер стало. Как закончила сервировать столы, температура поднялась. Она и ушла домой.
— Вот как? Значит, один будешь ребят моих обслуживать?
— Думаете, не справлюсь? Напрасно! Вот увидите, все будет в лучшем виде, если, конечно, ваши профи…
Подполковник взглянул на Костика:
— В чем дело? Чего замолчал? Договаривай, что хотел сказать!
— Да я, это… имею в виду, если ребятки ваши будут вести себя спокойно. На что, честно говоря, не надеюсь. Поймите, Андрей Павлович, я это не в укор, боже меня упаси. Просто парни горячие, боевые, отчаянные! Как бы чего не того.
— Успокойся, бармен! Если моих не задевать, они безобиднее кроликов.
Командир отряда отошел от стойки. И был сразу же замечен. Из-за центрального столика поднялись Щукин с Семако:
— Андрей Павлович, сюда! Здесь вам место приготовили! Рядом с именинником!
Подполковник направился в зал.
Бармен проговорил ему вслед:
— Да, твои, Кудреев, пацаны безобидны, базара нет. Безобидны, как стая спящих волков. Одно неосторожное движение — и уже скалят клыки. Сиди теперь тут как на пороховой бочке. Еще Людка, сучка, заварила кашу и слиняла. Хотя какой от нее толк, если что?
Костик тяжело вздохнул и тут же нацепил на физиономию доброжелательную и услужливую улыбку.
Праздник начался. Семако открыл шампанское и коньяк. Майор прекрасно знал, что всем спиртным напиткам командир предпочитает коньяк. Кроме него, в отряде клоповник не употреблял никто, все больше пуская в ход водку или спирт.
Кудреев с рюмкой в руке поднялся. Зал притих. Подполковник от имени всех присутствующих поздравил Семако, не забыв передать поздравления и из Москвы. Все дружно выпили. Началось застолье. Шумное! Обычное для сугубо мужской компании, где ничто никого не сдерживало в выборе выражений и острых, откровенных историй.
После третьей рюмки, выпитой по традиции за тех, кто не вернулся с поля боя, Кудреев почувствовал какой-то шум в голове. Потер виски.
Это заметил Семако:
— Вам плохо, Андрей Павлович?
— Да нет, Петя! Просто что-то с головой!
— Болит?
— И не болит, и какая-то не своя! Может, оттого, что давно больше рюмки не пил?
— Точно, товарищ подполковник. У меня такая же ерунда. Вы еще одну примите, глядишь, и рассосется.
Андрей заставил себя выпить сто граммов, но самочувствие не улучшилось. Он взял в руки бутылку коньяка. Подумал, уж не самопал ли подсунул аферист Костик? Но все было в порядке, цвет напитка обычный, прозрачный и на вкус без примесей. Нормальный внешне коньяк, но тогда что же это с ним?
Шум в ушах между тем сменился сонливостью.
Несмотря на ясность ума и шумное веселье вокруг, Кудреева неудержимо потянуло в сон. Он взглянул на часы — 20.00.
Андрей пытался понять свое состояние, найти причину необычным ощущениям. Не в последних ли практически бессонных ночах эта причина? Может быть! Кудрееву вдруг стало не хватать воздуха.
Он расстегнул ворот рубашки, потер грудь.
Семако вновь спросил:
— Не отпускает, Андрей Павлович?
— Нет, вообще со мной что-то непонятное происходит.
Кудреев обратился к Щукину:
— Виктор Сергеевич? Я покину торжество. Что-то не пошел коньяк на этот раз.
Андрей поднялся и, стараясь не привлекать внимания зала, прошел к выходу.
От стойки его окликнул бармен:
— Что, уже уходите, господин подполковник?