Из толпы начали бросать цветы. Они падали на лобовое стекло, сверкающий черный капот, под медленно крутящиеся колеса.
– Для него самоубийство стало жестом отчаяния. Причем оба раза.
Директор вздохнул, глядя на катафалк.
– Понятия не имею, что творится в голове у людей с расстройством психики. Но я солидарен с греками и римлянами: человеческое тело принадлежит богам. Всего хорошего, детектив.
Я думал, он присоединится к Бену Кингу или остановится возле суровых подростков из Кадетских сил. Однако Во затерялся в толпе, а потом я заметил его рядом с маленьким плачущим мальчиком.
– Ну, будет тебе, – говорил директор, положив большую белую руку на плечо зелено-пурпурной куртки. – Хватит, успокойся.
Катафалк ехал дальше. Его дворники качнулись раз, другой, третий, очищая лобовое стекло от цветов. Горожане бросали дорогие розы, орхидеи и лилии.
Ученики Поттерс-Филда пришли прощаться с капитаном Кингом без цветов. Но когда я пересек опустевший школьный двор, миновал часовню и вошел на кладбище, то увидел, что кто-то положил одну лилию на могилу королевских собак.
Тридцать три
Субботнее утро в смитфилдской тренажерке. Я стоял на четвереньках, по-собачьи растягивая спину. Вперед – задержаться, назад – задержаться. Поясницу, кажется, отпускало. Боль осталась, но теперь ее тугой узел ослаб. Мне стало лучше.
В это время у Фреда всегда тихо, только в музыкальном центре пел Отис Реддинг да стучали боксерские перчатки. Молодая женщина избивала тяжелую грушу, другая, постарше, трусила по беговой дорожке и смотрела новости. Фред в футболке с надписью «Выкладывайся или иди домой» взял боксерские «лапы» и устроил на ринге спарринг с пареньком лет восемнадцати. Темнокожий юноша с широкой белозубой улыбкой то ли уже занимался боксом профессионально, то ли подумывал о такой карьере. Ловкий африканец двигался быстро, бил с легкостью и силой.
– Отводи правую к подбородку, – учил его Фред. – Не давай удару погаснуть. И не зевай, сделал дело – отходи. Бей сериями. Сериями бей!
Когда звенел таймер, Фред поглядывал на меня и говорил, какую часть тела нужно тянуть:
– Сухожилия под коленями, икры, отводящие мышцы. Отводящие сделал? Вот и займись.
Я положил левую ногу на скамью, правой уперся в пол и слегка отклонился назад, чувствуя, как тянутся мышцы бедра и поясницы.
И тут вошел Бен Кинг.
Молодая женщина взглянула на него, отвела глаза и посмотрела снова. Неделю назад он появился в окровавленной куртке брата во всех новостях и газетах. Убедившись, что это действительно тот самый политик, женщина продолжила избивать грушу.
Кинг был в спортивных брюках и мастерке. Я впервые видел его без костюма.
– К тому, что произошло в Поттерс-Филде, я не имею отношения, – сказал он и добавил, помолчав: – Но знаю, кто в этом участвовал.
Я сел на скамью.
– Хотите мне что-то рассказать?
– Да.
– Почему решились только сейчас?
На ринге прозвенел таймер, и Кинг повернул голову.
– Время! – крикнул Фред.
Политик снова посмотрел на меня:
– Потому что я любил брата.
– Вы знаете, кто убил Хьюго Бака?
– Нет.
– Адама Джонса? Гая Филипса?
– Нет.
– Салмана Хана?
– Это был несчастный случай. Пожар…
– Что случилось с Аней Бауэр?
– Кто это такая?
Я встал и взял Кинга за грудки. Тот даже не вздрогнул.
– Пришли впустую тратить мое время?
Он покачал головой:
– Нет.
– Кто такая Аня Бауэр? Что с ней произошло?
– Впервые слышу. Никогда не встречал эту девушку. Но знаю, что… в школе творились темные дела. Знаю – к своему огромному сожалению, – что мой брат Нэд имел к ним прямое отношение. Мои друзья тоже. А еще я знаю, кто из взрослых их подстрекал к этому. Тот самый человек, который много лет принуждал нас вступать с ним в сексуальную связь.
Я все еще держал его за футболку и скручивал ткань, пока наши лица почти соприкоснулись:
– Не вздумайте мне лгать.
– И в мыслях не было. Люди оступаются. Оступился и мой брат, Нэд. В детстве за завтраком я швырнул в него стакан. Как думаете, почему? Потому что любил его. Потому что он поступал недостойно. Из-за того, что с ним творилось. Из-за того человека.
– Директора, – сказал я. – Перегрина Во.
– Эй! – крикнул Фред, увидев, что я вцепился в футболку Кинга. – С этим – на ринг или на улицу.
Я отпустил политика, и тот улыбнулся:
– Не боксировал со школьных времен.
– А вы занимались боксом?
– Конечно! В хороших школах это обязательно. Можно позаимствовать?
Кинг показал на пару перчаток «Клето Рейес» весом в четырнадцать унций каждая. Я покачал головой:
– Может, не стоит?
Он усмехнулся:
– Пожалуй, вы правы.
Я посмотрел на него внимательней:
– Берите шлем.
Кинг был боксером, а не бойцом. Держал дистанцию, пружиня на цыпочках, уходил в сторону, стоило мне приблизиться, и я было подумал, что он струсил и решил отказаться.
Я ударил левой в корпус, но неудачно, и тут его перчатка пробила мою защиту и врезалась мне прямо в нос. Я раздраженно замахнулся, но Кинг уже ускользнул. Мы продолжили наш маленький танец. Политик ждал атаки, уворачивался, блокировал или отступал, а потом возвращался с молниеносным прямым ударом.
Из-под моего шлема ручьями лился пот. Я уже много недель не боксировал в спарринге и чувствовал, что движения потеряли быстроту. Все выходило на секунду медленнее, а ведь нет ничего хуже, чем получать удары, не имея возможности ответить.
Зазвенел таймер. Прошла минута, уверенность моего противника росла. И это было прекрасно. Я ударил прямым в корпус, Кинг ответил, задержался рядом и правым кроссом врезал мне по шлему. Получилось не так уж сильно, я сумел проскользнуть сквозь защиту и зарядил левым хуком в нижнюю часть его ребер.
Кинг упал на одно колено, прижав к боку перчатку, и сморщился. Удар в корпус чувствуется сильнее, чем в голову, и, когда политик снова поднялся, задора у него поубавилось. Он стал держаться подальше и только парировал, стараясь не получить по ребрам снова. Таймер пропищал десять раз, и бой закончился. Мы провели на ринге всего три минуты, но совершенно вымотались.
– Боже, – выдохнул Кинг. – Это потруднее, чем играть в сквош.
Фред улыбался, глядя на нас.
– Неплохо. – Он повернулся к Бену Кингу. – Прижимайте локти к туловищу. Ну что, еще пару раундов?
– Пожалуй, в другой раз, – ответил тот, еще тяжело дыша.
Фред рассмеялся и пошел собирать полотенца, разбросанные по залу. Мы с Кингом молча сели, мокрые от пота, связанные странным родством, которое возникает между двумя мужчинами, только что бившимися друг с другом на ринге.
– Чего вы хотите, Макс? – спросил он.
– Правосудия. Правды. И чтобы все это кончилось.
Он посмотрел на меня своим особенным взглядом политика – будто видел впервые и только что понял, какой вы на самом деле. Этот взгляд вам бесконечно льстил.
– Я хочу того же, – сказал Кинг.
* * *– Все началось с первых дней, – рассказывал политик. – Сначала насиловали ум, потом тело. «Вот Шекспир, вот Лоуренс, а здесь – вы. Потому что вы – ничто, пыль на моих ботинках…» Затем – возвышение. Нам внушали чувство избранности, будто мы – чуть ли не жрецы, приближенные к богоподобной, суровой фигуре, отцу, который знает все об искусстве, литературе, войне и человеческой плоти. Нам исполнилось тринадцать! Мягко говоря, неравенство сил. Мы хотели ему угодить. Боже, мы хотели этого больше всего на свете…
Впереди с приглушенным гулом разворачивалась серая лента дороги, машина съедала милю за милей. Я молчал.
– Он давал нам то, чего мы искали. Неуверенным, Адаму и Салману, показывал, что они – часть семьи, страны и тайного мира. Сильным – Хьюго, Нэду и Гаю – внушал, что они умны. Одаренным – Джеймсу, конечно, – что они отмечены Богом. Он говорил нам, что мы особенные, учил смеяться над остальными. Рассказывал о красоте и правде, когда ласкал нас.
Несколько миль Кинг молчал.
– Я выкрутился, – наконец произнес он. – Не знаю, как я сумел, а другие – нет. Наверное, какой-то инстинкт, которого им не хватало. Они все были по-своему исключительны. Джеймс… Джеймс был гением, истинным талантом. Адам – юное дарование. Хьюго – первый в школе атлет. Гай – сила природы. А Салман… Салман такой трогательный, целеустремленный, он очень хотел стать своим, вел себя как истинный англичанин в отличие от нас. И Нэд… Все любили Нэда. Он был хорошим парнем.
– Почему вы швырнули в него стакан?
– Мальчики взрослели. Раньше они занимались сексом в школе, а потом сидели, читая «Семь столпов мудрости» Лоуренса; затем этого стало мало. Они росли, они были любопытны. Хьюго и Гая поймали в городе с парой местных девушек. Женщины, взрослые женщины, с ума сходили при виде Джеймса. – Кинг рассмеялся. – А Свин по ночам мастурбировал до потери сознания.
Он закусил нижнюю губу.
– В мире школы не было женщин. И тогда директор сказал, что найдет одну и покажет, что мальчишки практически ничего не теряют.
– Что говорил о девушке ваш брат?
– Что ее подали как особое угощение. – Кинг помолчал немного. – Именно тогда я бросил в него стакан. После этого он мне ничего не рассказывал.
Я свернул с главной дороги. Вдали, за пустынными полями, чернели башни Поттерс-Филда.
* * *Мальчик был слишком мал ростом для своих лет. Поверх белого фехтовального костюма он накинул зелено-пурпурный пиджак.
Школьник сидел на ступеньках главного здания. То и дело откидывая со лба густые черные волосы, он читал книгу в мягкой обложке.
– Хорошая книга? – спросил Бен Кинг.
Мальчишка вздрогнул и поднял глаза:
– Сэр?
– Тебе интересно?
Политик протянул руку. Мальчик отдал ему книгу, встал и смущенно одернул пиджак.
– «Семь столпов мудрости». – Кинг стал читать вслух: – «Наконец Дахум потянул меня за собой: «Пойдем, покажу тебе сладчайший запах из всех». И мы направились в главную комнату, к оконцам на ее восточной стороне, и там, открыв рты, пили легкий, чистый ветер пустыни, пролетавший мимо».
– В твои годы я тоже это читал, – заметил Кинг. – И как тебе?
– Я только начал, сэр. Мне нравится.
Мужчина кивнул:
– Ждешь директора?
– Да, сэр.
– Сегодня индивидуальные занятия?
Бледное лицо мальчика залилось краской:
– Да, сэр. В этом полугодии – каждую субботу по утрам. Сразу после фехтования.
Бен вернул ему книгу:
– Урок отменяется.
– Сэр?
– Иди к себе. Учись делать выпады и парировать. Подготовь домашнее задание, напиши маме.
Мальчик засомневался, но Кинг хлопнул в ладоши:
– Ступай!
Мы поднялись по лестнице. Дверь нам открыл сам директор, одетый в простое белое кимоно. Сосредоточить на нас блаженный, млеющий взгляд у Перегрина Во получилось не сразу. При виде Бена Кинга на его губах расцвела улыбка, но тут же погасла, стоило ему заметить меня.
– Все ясно, – сказал он.
Мы вошли. Тяжелые парчовые шторы не пропускали в комнату дневной свет. В воздухе висел густой дым от кальяна, стоявшего на дубовом столе. Всюду лежали стопки книг.
– Чем обязан?
– Мы пришли узнать правду, Перри, – сказал Кинг. – В конце концов.
Тут было невозможно дышать. Я раздвинул шторы и открыл настежь окна. На поле для регби шел матч между командами Поттерс-Филда и еще какой-то школы. За ним наблюдали два тренера и ученики. Мальчишки в ярких спортивных нагрудниках несли на футбольное поле конусы и сетки. До меня долетали крики и смех.
– Правду? Ты не посмеешь! Подумай о своей карьере, Бенджамин. Достопочтенный член парламента от… как там называется унылый пригород, который ты представляешь? Я не запомнил.
– Северный Хиллингдон.
Во откинул седую голову на спинку красного бархатного дивана и с достоинством поправил полу кимоно, когда из-под нее показалась волосатая нога толщиной со ствол небольшого деревца.
– Не посмеешь, – повторил он с неожиданной яростью деспота, которому никто еще не смел бросить вызов.
– Жизнь меняется, Перри, – спокойно сказал Кинг.
– Неужели? Вот несчастье.
– Для тебя. Потому что мы наконец-то учимся не презирать жертв насилия. – Кинг помолчал. – Ты злоупотребил доверием. Надругался над детьми, за которых отвечал.
– Гений сам устанавливает правила.
Кинг покачал головой:
– Если ты и гений, Перри, то гений разрушения детских жизней. Сколько их было за эти годы?
– Ты предаешь меня, Бенджамин? Ах ты вонючий ябедник. Стукач. Так это называют? Доносчиков ненавидят все.
– Сотни?
– О, много больше. Тысячи. Среди них – член парламента. – Во рассмеялся. – Политик. Я хотел сделать тебя великим! Помнишь? – Он поднял вялую руку. – Старые добрые дни. Вот Шекспир, вот Лоуренс. А здесь вы, мальчики.
– Ах, Перри, – сказал Кинг. – Но где тогда ты?
Я взял трубку кальяна, вдохнул тяжелый и сладковатый, странно привлекательный запах – нечто вроде пряности, сделанной из бензина и цветов. Ни разу такого не чувствовал, только слышал о нем.
– Что это?
Во шмыгнул носом:
– Нектар богов. – Он улыбнулся, обнажив кривые разрушенные зубы, и стал похож на дряхлого хорька. – Ключи от рая. Сады богов. Читали Алистера Кроули, детектив? Нет? Это не для вас?
Я подошел к нему.
– Что случилось с девушкой?
Директор искренне растерялся:
– А мы разве говорим не о мальчиках? Я-то думал, это из-за них меня арестуют и бросят на растерзание толпе. Тысячи мальчишек. Какая еще девушка?
Я отвесил ему пощечину.
– Ай! – Перегрин Во отшатнулся с таким видом, будто я ранил скорее его чувства, чем плоть. – Как больно.
– Аня Бауэр, – сказал я. – Немка. Белокурая, хорошенькая. Двадцать лет назад, когда она попала вам в лапы, ей было пятнадцать.
– А, – вспомнил он. – Вот вы о ком.
Директор стрельнул глазами, будто искал что-то на полу, потом закрыл их.
– Спит она. Уснуть и видеть сны.
– Где? – спросил я.
Он смотрел на Кинга:
– Чего ты от меня хочешь, Бенджамин? Чтобы я попросил прощения? Вышел на суд людской и покаялся?
– А как бы поступили римляне, Перри? Греки или Лоуренс?
– Не знаю. Может, лучше выпить чаю и поспать?
Я снова ударил его, теперь сильнее. На впалой щеке осталось красное пятно.
– Где?
– С собаками. С проклятыми собаками.
– Собаками?
– Вот сейчас мне по-настоящему больно. – Во отодвинулся, соединяя полы кимоно длинными костлявыми пальцами. – Вы меня очень расстроили. Полицейские так грубы!
И он расплакался от жалости к себе. Умоляюще взглянул на Кинга:
– Можно мне переодеться, прежде чем мы пойдем, Бен?
– Посмотрите на меня, – сказал я, и Во повернулся. – Что вы с ней сделали?
Он сжал воротник кимоно:
– Я не трогал эту маленькую шлюшку, пока не пришло время ее прикончить. У остальных не хватило смелости.
Кинг смотрел на меня, тяжело дыша.
– Боже, – произнес он, бледнея от ужаса.
– Ключи, – сказал я директору. – Дайте мне школьные ключи. Быстрее!
Он медленно подошел к столу, порылся в ящике и подал мне две связки. В одной были ключи от дома и машины, другая же напоминала те, что хранятся у сказочных тюремщиков: на изъеденном ржавчиной кольце висело штук двадцать ключей всех форм и размеров. Они, очевидно, могли открыть любую дверь в школе.
Я запер Кинга и Во в директорских комнатах, спустился и быстро пошел к старому кладбищу за часовней.
Многие надгробия здесь и в самом деле были настолько стары, что от эпитафий не осталось ни слова. На меня смотрели пустые лица камней. Я отыскал глазами захоронение королевских собак и едва не споткнулся, заметив, что с ним сделали.
Между стволами старых деревьев и ржавыми прутьями оград, за треснувшими серыми склепами и лесом крестов, мелькало озеро черно-красных брызг.
Я направился к нему, провожаемый слепыми взглядами каменных ангелов.
Всю могилу спаниелей кто-то укрыл маками. Тут были цветы, сплетенные крестом, и всевозможные венки из тех, что приносят к памятникам старые воины и дети. Все это не одну неделю пролежало на могилах павших, под дождем и ветром, и теперь разваливалось на части. Скорее всего, часть маков взяли с военного мемориала, остальные собирали по окрестным городкам.
В глазах у меня рябило от красно-черных цветов, ум искал объяснений, однако послание было очевидно: тебя будут помнить.
* * *Хотелось развернуться и бежать, но я достал мобильник и позвонил Эльзе Ольсен. Ее автоответчик сработал, как раз когда я остановился возле могилы.
– Эльза, это Вулф. Простите, сегодня суббота.
Я присел на корточки и коснулся надгробия. Не ожидал, что камень окажется таким холодным. Меня пробрала дрожь.
– Как только повешу трубку, сразу позвоню Уайтстоун и Свайр. Просто вы должны узнать первой.
Я взял цветок.
– Мне нужен ордер на эксгумацию.
* * *У главного здания школы стоял красный «Лексус». За рулем сидела Сири Восс и что-то набирала на своем планшете. Она была в кожаной куртке и джинсах. Увидев меня, блондинка вышла, улыбнулась, но тут же обеспокоенно сдвинула брови:
– Что с вами?
– Простите, – ответил я растерянно. – А что вы здесь делаете?
– Приехала отвезти мистера Кинга в город. Он позвонил. Не хочет, чтобы вы тратили на него время и средства полиции.
Она коснулась моего плеча:
– Вам что-нибудь нужно?
– Я должен идти. Наверх.
– Конечно. – Она помедлила. – Когда будет время и этот ужас закончится, я бы очень хотела с вами поговорить. Мистер Кинг намерен основать благотворительный фонд имени вашего покойного коллеги, инспектора Мэллори.