– На сколько тянет?
– Кто? – Марта Петровна не поняла вопроса.
– Ну, жених твой… Сколько весит?
– Не знаю, – пожала плечами Марта, для которой «своя ноша не тянет». – Я не взвешивала, Айгуль.
– Алемгуль, – автоматически поправила соседка и махнула рукой. – И не взвешивай, не надо. Видела я его, дышит как паровоз, килограммов тридцать точно лишние. Обследоваться надо.
– Да? – растерялась Марта, привыкшая справляться со всем при помощи трех «А»: аспирин, ампициллин, андипал. – А у кого?
– Ну, для начала хотя бы флюорографию сделать и общий анализ крови. Дальше скажу, когда увижу результаты. Кстати, тебе дача не нужна?
– Дача? – переспросила Марта Петровна.
– Дача, дача, – подтвердила соседка и, увидев, что Марта расстроилась, поспешила ее успокоить: – Да ты не расстраивайся раньше времени. Может, не так страшен черт, как его малюют.
– Да ладно, моя, – встрепенулась Марта Петровна. – Чему быть, того не миновать.
– Ну, это ты зря. – Алемгуль не понравилось ее настроение. – Чем раньше болезнь диагностировать, тем больше шансов на выздоровление. А то хорошо устроились! Каждую субботу хоть из дома беги, – недобро улыбнулась врач, и Марта пожалела, что поделилась с ней опасениями. «Завидует!» – догадалась она и решила особо не усердствовать: мало ли чего наговорить можно. Может, специально. Чтоб жизнь медом не казалась, рассудила Марта и отправилась восвояси, разрешив себе сохранить в памяти только одно слово. И это слово было «дача».
– Давай купим, – сразу же откликнулся Вильский, угнетенный подсчетами по строительству дома. – Видела ты ее?
– Нет.
– Так давай посмотрим, – предложил Евгений Николаевич и пошел к соседке за разрешением.
– Смотрите сколько хотите, – благожелательно позволила Алемгуль и впилась маленькими острыми глазками в лицо Вильского, безошибочно определив в соседском мужике тяжело больного человека. – Давно курите? – поинтересовалась она и обошла располневшего Евгения Николаевича кругом.
– Всю жизнь, – ответил тот и автоматически хлопнул себя по карману, где лежали сигареты.
– Надо бросать, – посоветовала соседка и протянула Вильскому ключи. – Найдете?
– Не уверен, – признался Евгений Николаевич. – Может быть, вместе съездим?
– Тогда поможете загрузить банки? – В Алемгуль проснулась рачительная домохозяйка.
– Помогу, – пообещал Вильский и повез женский батальон на заповедную дачу, где, по словам хозяйки, «и делать-то ничего не надо. Заезжай и живи, здоровье восстанавливай».
Дача и вправду была хороша. Не огород с сараем, а настоящий загородный домик с подведенной водой и туалетом внутри. Несколько смущали размеры, но и это скоро превратилось в достоинство, как только Марта заявила, что ей больше и не надо, у нее домработниц нет и гостям здесь делать нечего, потому что этот «шалаш», так окрестила она соседскую недвижимость, для двоих тютелька в тютельку.
– Подумаем. – Евгений Николаевич многообещающе посмотрел на хозяйку, а потом пошел по участку, внимательно изучая все, что попадалось у него на пути. Обойдя дом по периметру, Вильский заметил пару недостатков, не больше. Все остальное его, человека педантичного, приятно впечатлило: хозяйство было организовано по уму. Было видно, что человек, занимавшийся обустройством дома и примыкающего к нему сада, не понаслышке был знаком не только с ландшафтным дизайном, но и с технологиями бытового комфорта. «Надо брать», – решил про себя Евгений Николаевич, с удовольствием посмотрел на высокие ели и решительно направился к стоявшим у входа в дом женщинам.
– Внутри будете осматривать? – поинтересовалась Алемгуль, хорошо понимавшая, что продает.
– А как же, моя? – защебетала Марта, желавшая точно знать, что покупает.
Слово было за Вильским.
– Подумаю, – снова уклонился он от прямого ответа и уточнил цену.
– Восемьсот тысяч, – глядя Евгению Николаевичу прямо в глаза, объявила соседка и тут же добавила: – Цена окончательная. Торговаться с вами не стану, покупатели у меня есть. Просто не хотела в чужие руки, а тут вроде по-соседски…
– Ну, так по-соседски бы и уступила немного, – тут же вступила в торг Марта, видимо, намереваясь хотя бы немного, но сэкономить.
– А ты бы мне квартиру продавала, уступила бы? – Алемгуль была явно не промах.
– Ну, так то же квартира, моя. А это огород, – заюлила Марта.
– Это не огород, – оскорбилась хозяйка дачи.
– Ну как же не огород, – начала спорить Марта Петровна и в доказательство ткнула пальцем на грядку с взошедшим укропом.
– Ну и что? – с вызовом поинтересовалась Алемгуль.
– Ну и то, – с таким же вызовом ответила Марта, а потом рассмеялась и предложила перемирие: – Ну ладно, моя, восемьсот так восемьсот. Но оформление на тебе. И вывоз тоже.
– Какой вывоз? – опешила хозяйка дачи.
– Обыкновенный, – со знанием дела ответила Марта Петровна и незаметно подмигнула Вильскому: – Все лишнее придется вывезти. Мебель там, старье всякое, ковры…
– А сами с чем останетесь? – полюбопытствовала соседка, проверяя, насколько серьезны намерения покупателей. – С голыми стенами?
– А ты, моя, не переживай. Твое дело – продать, мое – купить. Да и еще: цену укажем при оформлении эту, что ты просишь. И проблем с налоговой никаких… А то не дай бог… – старательно закачала головой Марта, а Евгений Николаевич вытаращил на нее глаза. – Ну че, Жень? Будем думать?
– Будем, – поперхнувшись, выдавил Вильский.
– Я тоже тогда подумаю. – Алемгуль окончательно растерялась.
– Вот и отлично! – подвела итог довольная Марта, на лице которой читалось, что дело в шляпе.
– Ну, ты даешь, Машка! – восхитился за ужином Евгений Николаевич и с гордостью посмотрел на сидевшую напротив Марту. – Где это ты так научилась торговаться?
– Жизнь всему научит, – философски изрекла она и тут же раскрыла карты: – Я, между прочим, и чтец, и жнец, и на дуде игрец. Знаешь, кем только работать не приходилось, пока я эту золотую жилу не нащупала? И нянькой была, и сиделкой, и риелтором… Не человек, а мельница: куда ветер подует, туда и смотрю. И вот что я тебе скажу: все думают, что это мы профессию выбираем, а на самом деле это она сама на тебя наскакивает.
– Я так понимаю, от профессий у тебя отбоя не было?
– Правильно понимаешь, моя. Ниче в жизни не боялась: брала и делала. Зато теперь знаю: если что, не пропаду, без куска хлеба не останусь. И никакой мужик мне не нужен! – зарапортовалась Марта и даже выскочила из-за стола.
– А я? – напугался ее речей Вильский.
– А ты не мужик, – выпалила, не думая, Марта.
– Здра-а-асте, – расхохотался Евгений Николаевич. – Кто же я?
– Кто-о-о-о? – возмутилась разгоряченная Марта Петровна и обняла Вильского за шею. – Ты у меня кот! Роднулькин, Женюлькин. Киса моя! – целовала она его то в одну, то в другую щеку.
– Иди сюда, – рывком рванул ее Евгений Николаевич, и Марта повисла у него на плече, болтая ногами в воздухе.
– Же-е-еня! – похрюкивала она от удовольствия. – Уронишь!
– Не бойся, – успокоил ее раздувшийся от удовольствия Евгений Николаевич. – Я же не дурак: сдавать клад государству. Все мое чтоб со мной было. Будешь?
– Буду. – Марта разом стала серьезной. – А ты?
– Могла бы не спрашивать, – отпустил ее Вильский, и через секунду она уже сидела у него на коленях.
– Ага, – облизала Марта губы. – А потом скажешь, женила.
– Конечно, женила, – фыркнул в усы Евгений Николаевич. – И дачу заставила купить.
– Вот такая я молодец! – защебетала Марта и заерзала у него на коленях. – А что? Правда купишь?
– Куплю, – расщедрился Вильский.
– Так дорого же!
– Не дороже денег, – ухарски гаркнул он и предложил позвонить соседке.
– Не надо, – со знанием дела пресекла его порыв Марта. – Подожди пару дней, сама придет.
Так и получилось. Ровно неделю спустя образумившаяся соседка поскреблась в дверь со словами:
– Я тут со знающими людьми посоветовалась и решила.
– Вот и правильно, – упредила ее хитроумная Марта Петровна. – Не продавай. Хорошей цены не дадут, а за бесценок – себя не уважать.
– А-а-а… – начала заикаться хозяйка дачи, не зная, как выправить разговор в нужную сторону.
– Да, моя, – затараторила Марта. – Восемьсот – это не шутка. Даже я не возьму. Я тоже тут посоветовалась и решила: лучше гостинку куплю и сдавать буду, чем последние деньги в твою дачу вбухаю. Невыгодно!
– А если я уступлю? – заторопилась Алемгуль, встревоженная равнодушием покупателей.
– А зачем? – развела руками бывшая риелторша. – Десять тысяч мне погоды не сделают. Тебе – тоже.
– А если больше? – заглянула загипнотизированная отказом соседка в глаза непреклонной Марте.
– А если больше? – заглянула загипнотизированная отказом соседка в глаза непреклонной Марте.
– Больше – это сколько?
– Ну, пятьдесят… – замялась та.
– «Ну» или пятьдесят? – танком пошла на соседку Марта Петровна Саушкина.
– Пятьдесят…
И снова Марта не проявила заинтересованности, а только поцокала языком, как будто и этого ей было мало.
– Надо у Жени спросить, – наконец-то дрогнула она и, подумав, добавила: – И у Люли. И Маратику позвонить… Что скажут? Может, отговаривать будут: мол, дорого. Все-таки дача старая, земля родить не будет, кругом – ворье…
– Нет у нас никакого ворья, – обиделась Алемгуль. – Мы казакам за охрану платим. Уж сколько времени все чин чинарем.
– Не знаю, моя, – покачала головой Марта. – Люди другое говорят…
– Да откуда они, твои люди, знают-то? – возмутилась соседка, но ссориться не стала – решила еще подождать, вдруг дело сладится.
– А ты думаешь, я справки не навела? – Голос Марты вдруг стал въедливым и ворчливым. – Я, моя, столько лет риелтором проработала! Неужто спросить не у кого?
– Не знаю, – гордо ответила смуглая Алемгуль и посмотрела прямо в маленькие глазки покупательницы.
– Ну, тогда я тебе скажу, моя. Цену ты вздернула, дача твоя таких денег не стоит, и если мы с тобой сейчас не сговоримся, продавать ты ее будешь еще лет десять, а к этому времени чего только не случится: все под богом ходим. Поэтому решай сама… Будешь ты ее продавать или нет.
– Так я ж решила! – воскликнула попавшаяся на Мартин блеф соседка.
– Сколько? – втянула щеки Марта Петровна, отчего лицо ее стало похоже на кошачью морду.
– Семьсот пятьдесят.
– Не возьму, – молниеносно отреагировала Марта. – Снижай цену.
– Семьсот сорок, – засомневалась соседка, и лицо ее заметно погрустнело.
– Нет! – скрестила руки на груди Марта Петровна.
– Семьсот тридцать! – выпалила хозяйки дачи и чуть не заплакала. – Больше не могу. Хоть режь.
– И не надо, – тут же согласилась добившаяся своего Марта и, обняв соседку за плечи, повела ту на кухню «обмыть» покупку.
– А вдруг твой не возьмет? – больше для порядка засомневалась Алемгуль.
– Возьмет! – заверила ее Марта Петровна. – Я чего скажу, то и делает. Хочу шубу – будет шуба. Хочу в санаторий – на тебе санаторий. Захотела дачу – будет мне дача. Не муж, а золотая рыбка, – похвасталась она и схватилась за сотовый телефон, чтобы позвонить Вильскому.
Вот этого давно покинутая супругом соседка пережить не смогла и вкрадчиво посоветовала:
– Вот и береги свою рыбку, а то не ровен час и с крючка сорвется.
– Не сорвется! – уверенно сказала Марта. – От такой наживки, Гулечка, как я, мужик не отказывается.
– Везет тебе! – позавидовала «Алемгуль-Гулечка» и подумала: «Чухонка недоделанная!»
– Что есть, то есть, – согласилась Саушкина, не подозревая, о чем думает ее визави. – Стоит мне подумать, и все!
– Что все? – не поняла ее Алемгуль.
– И сбывается. Вот, например, нужно мне, чтобы Женя позвонил, и он звонит. Смотри. – Она взяла телефон, и ровно через пару секунд раздался звонок. На экране высветилась надпись «Валюха», но Марта Петровна не подала виду и нежно заворковала: – Да, моя. Конечно, моя. Как сказала, так и сделала.
– Алле! Алле! – закричала в трубку Валентина и, не дождавшись вразумительного ответа, спросила сама себя: – Не туда, что ли, попала?
– Перезвоню, – прокричала, пытаясь перекрыть доносившийся из трубки голос подруги, Марта и нажала на кнопку, чтобы прервать разговор. – Очень личное, – пояснила она соседке. – Даже неудобно. При посторонних.
Последние слова соседку обидели. Она им ни за что ни про что семьдесят тысяч подарила, а они ее в «посторонние». Все-таки правильно говорят: «Не делай добра, не получишь зла». А ведь сколько добра-то сделано! Давление померить – пожалуйста. Рецепт выписать – пожалуйста. Справку в бассейн – на, бери, пользуйся. Другая бы постеснялась, а эта – «в бассейн». В зеркало на себя посмотри, корова, скоро уж к зеркалу без справки не подойдешь, а туда же: бассейны, дачи, мужики, то один, то другой. Это за что же? За какие такие заслуги перед родиной?
– Пойду я, – вскочила Алемгуль и с еле скрываемой ненавистью посмотрела на счастливицу. – Дел полно!
– Да какие у тебя дела, моя? Детей нет, сама на пенсии, лежи, отдыхай, пятки почесывай. Не жизнь, а финское масло!
– Не пожелала бы я тебе такой жизни, – поджала губы соседка, а Марта возьми да и брякни в ответ:
– Да я ее сама себе бы не пожелала. Давай я тебя, Гуль, с мужиком нормальным познакомлю?
Соседка от этих слов потеряла дар речи, ибо подругой свою визави не считала, сроду ничем не делилась и в глубине души считала ее необразованной мещанкой, что, в сущности, соответствовало действительности.
– Давай, моя! Хоть здоровье поправишь, а то вон высохла вся без зарядки, – скабрезно улыбнулась Марта. – Скоро мумифицируешься.
– И тебе не хворать, – не осталась в долгу Алемгуль, искренне пожалев о том, что решила продать дачу, и не кому-то, а этой бестактной трясогузке. И мысленно пообещала себе сказать все, что думает, но только после того, как сделка будет завершена.
Все-таки врачи не зря дают клятву Гиппократа: полезная вещь, особенно в быту. Сказал – сделал.
– Ну вот, – протянул Вильский книжку на предъявителя. – Проверяйте.
– Семьсот тридцать, – подтвердила соседка и прищурилась. – А чего ж Марта не пришла? На себя оформлять будете?
– Зачем? – поинтересовался Евгений Николаевич и вздохнул. – Это для нее. Мне, надо сказать, дача нужна постольку-поскольку. Чтоб чистый воздух и елки шумели. Красивые у вас елки.
– Ели, – исправила его бывшая владелица дачи и внимательно посмотрела на Вильского. – Скажите, – как-то очень по-человечески уточнила она у Евгения Николаевича, – а вам не тяжело дышать?
– Тяжело, – признался Вильский и оглянулся, словно остерегаясь, что его услышат. – Такое чувство, что воздуха не хватает. Как будто до конца вдохнуть не можешь… – Евгений Николаевич попытался продемонстрировать, как это, и несколько раз судорожно вздохнул. На последнем вздохе с рубашки отлетела пуговица. – Перестарался, – закашлялся он и полез за сигаретами.
– Вот это зря, – прокомментировала жест Вильского Алемгуль и отточенным движением врача взяла его за запястье. – Не нравится мне ваш пульс… И вес.
– Мне и самому не нравится, – криво улыбнулся Евгений Николаевич и тут же добавил: – Видимо, надо сдаваться.
– Сдаваться вам надо давно, – поддержала его соседка. – Вы когда последний раз медосмотр проходили? Вы же, если я правильно понимаю, работаете?
– Работаю. Пока работаю.
– Ну и работайте. – Алемгуль вдруг стало жалко этого толстого рыжего человека, чудом оказавшегося в квартире напротив вместо того, чтобы осесть в ее собственной. – Но медосмотр надо пройти, – строго посоветовала она. – Поверьте.
– Да я прошел. – Евгению Николаевичу вдруг захотелось рассказать этой женщине, как он себя чувствует, но было неловко, потому что малознакомы, Машка говорила, что врач, а врачи не любят, когда с ними про болезни… Но вот если бы можно…
– Вы что-то хотели сказать? – Алемгуль словно почувствовала, о чем думает Вильский.
– Нет, – застеснялся Евгений Николаевич и предложил пройти к машине. – Вам же домой?
– Домой, – грустно улыбнулась Алемгуль, ловя себя на мысли, что с удовольствием бы пригласила этого человека к себе. Хотя бы просто на обед. Или на чай. Чем она хуже Марты? Да ничем! Но все равно было неудобно, и слова не выговаривались.
– У вас странное имя, – тяжело дыша, произнес Вильский. – Алемгуль.
– У вас тоже, – зачем-то сказала его спутница, но посмотреть на него не решилась.
– Обыкновенное: Евгений.
– У меня тоже обыкновенное: Алемгуль. Казашек часто так называют.
– Ни разу не слышал, – признался Вильский и вышел из машины, чтобы открыть дверь.
– Спасибо, – поблагодарила его Алемгуль и протянула руку.
– Вам спасибо, – раскланялся Евгений Николаевич и посмотрел на знакомые окна.
– Хотите, напою вас чаем? – Мартина соседка перехватила направленный на окна взгляд Вильского. – Лишние полчаса все равно ничего не решают.
– У меня талон к терапевту, – смутился Евгений Николаевич. – А ехать на тот берег. Уж извините…
– Тогда – в другой раз, – улыбнулась Алемгуль и тоже смутилась: она была года на три моложе Марты, но почему-то рядом с ней ощущала себя старухой, хотя, наверное, вполне еще могла бы связать свою жизнь с каким-нибудь мужчиной. Вроде Вильского. Но таких рядом не было. Точнее, если и были, то обязательно в амплуа чужого мужа.
– Что-то еще? – осторожно поинтересовался Евгений Николаевич, заметив, что Алемгуль медлит.