– Говорят, завтра день пролетит очень быстро, – больше для себя произнесла Вера и пошла по направлению к кухне, не оборачиваясь на плетущуюся следом Киру Павловну.
– Скорей бы, – вдогонку внучке прошелестела та. – Обрезание надо было пацану делать, сейчас бы, как татары, сидели и чай с курагой пили.
– В смысле? – резко обернувшись, Вера чуть не сшибла с ног бабку.
– А че? Ты не знала, что ли? Татары своих дома не держат. Покойника, как куклу, завернут и бегут к себе на кладбище, пока солнце не село. Нормальные люди, все как один богатые.
Как был связан мусульманский обряд погребения и материальный достаток, Вера так и не уразумела, не было сил копаться в бабкиных мыслях. Она просто налила горячего чая в кружку и подвинула усевшейся за стол Кире Павловне.
– Сахар, – скомандовала та и призывно подняла вверх чайную ложку.
«Вот так же она и отцом командовала», – подумала Вера и не тронулась с места.
– Сахар, – требовательно повторила Кира Павловна и уставилась на внучку.
– Что? – Вера сделала вид, что не понимает, о чем та.
– Дай мне сахар.
– На. – Не вставая с табуретки, Вера протянула руку к буфету, не глядя выцепила сахарницу и поставила перед бабкой.
Недовольная Кира Павловна набухала в кружку шесть ложек сахара, тщательно помешала и сделала первый глоток.
– Вот раньше был сахар! А сейчас что?
– Тоже сахар, – заверила ее Вера.
– Это вы так думаете, а по мне – так «белая смерть»!
– То-то, я смотрю, ты этой «белой смерти» себе шесть ложек бабахнула! – возмутилась Вера.
– А какая теперь разница?! – философски изрекла Кира Павловна. – Уходить надо.
– Ну уж нет! – запротестовала Вера. – Живи сколько положено.
– Это кто это тебе, Верочка, сказал?
– Никто!
– Больно уж ты умная. – Кира Павловна критично посмотрела на внучку. – И как только с тобой, такой умной, муж живет? Хотя… Нютька наша дура дурой, а с ней тоже муж живет…
– Она не дура, – больше по привычке вступилась за сестру Вера. – Она просто повзрослеть никак не может.
– Вот и Женька так говорил, – призналась Кира Павловна. – Как, говорил, с ней муж живет?
«Лыко-мочало, начинай сначала!» – чертыхнулась про себя Вера и попыталась перевести разговор на другое.
– Давай я тебе постель разберу, – предложила она бабушке.
– Еще чего! – напугалась та. – Разобрал один такой. Лежит теперь, отдыхает, потолок разглядывает. Сама с руками…
– Ну, сама так сама, – не стала спорить с ней Вера и пошла стелить себе на диване.
– Может, со мной в комнате ляжешь? – Кире Павловне стало жалко внучку.
– Нет, – ответила та и хотела было сказать: «Лягу с папой», но фраза не выговорилась. Вместо нее получилось: «В гостиной прохладнее».
Разошлись по комнатам, но ложиться не стали. Вера села рядом с отцом, не испытывая при этом никакого страха. Наверное, она просидела бы так довольно долго, если бы неожиданно не зазвонил телефон. Вера подскочила на месте, даже в свете случившегося звонок звучал, как грохот трубы с того света.
– Звонят! – истошно прокричала из своей комнаты Кира Павловна.
– Слышу, – моментально отозвалась Вера и понеслась в коридор к подпрыгивающему аппарату. – Алле?
– Как он там?
– Кто? – выдохнула Вера, предположив, что ошиблись номером.
– Женя, – треснула трубка.
– Женя? – обалдела Вера, наконец-то догадавшись, что звонит Марта. – А вы что имеете в виду? Что он встал и чем-то занят?
– Не надо так со мной, Верочка, – слезно попросила Марта Петровна. – Я знаю, что он не встал. Просто хотела спросить, как он.
– Так же, как и вчера, – жестко ответила Вера и повесила трубку.
– Эта? – безошибочно определила, откуда звонок, Кира Павловна.
– Эта, – подтвердила Вера Вильская.
– Отключи телефон, – посоветовала внучке ушлая бабка. – Я всегда отключала, когда Женька был жив, чтоб не звонила.
– А не надо было, – пробормотала себе под нос Вера и выдернула штепсель из розетки.
Через пять минут вместо стационарного зазвонил сотовый. «Папа» высветилось на экране, и дочь Вильского мгновенно схватила трубку: «Алле!»
– Верочка, – послышался голос Марты Петровны Саушкиной. – Женя словно меня зовет. Он там хорошо лежит?
Вера в ужасе перевела взгляд на отцовское лицо, пытаясь отыскать в нем хоть какие-нибудь следы недовольства занятым положением. Ничего подобного в лице Вильского не было. При свете ночника оно казалось чуть более плотным, чем при дневном свете, и даже немного лоснилось. «Тон, что ли, поплыл?» – подумала молодая женщина и холодно проговорила в трубку:
– Время – час ночи. Мы с бабушкой легли отдыхать. Завтра трудный день. Потрудитесь, пожалуйста, больше не звонить.
– Я не могу… – разрыдалась Марта, но Вера одним-единственным нажатием кнопки аннулировала чужие рыдания.
– Идиотка!
– Эта? – откликнулась Кира Павловна.
– Эта, эта! – раздраженно ответила Вера. – Ложись, спи.
Отключив звук на сотовом, Вера Вильская бросила его на диван, но усидеть на стуле рядом с гробом не смогла, потому что видела, как периодически загорается экран телефона. Она встала, поднесла сотовый к глазам: на табло высветилось двадцать пропущенных звонков от абонента «Папа». «Господи! – Вера чуть не плакала. – Сколько можно?!» В ответ на вопрос экран снова мигнул зеленым, и телефон завибрировал. «Вызывает папа», – прочитала Вера и положила телефон в гроб поближе к уху Вильского. Половина лица покойника стала флуоресцентно-зеленого цвета. «Хеллоуин, блин», – не удержалась Вера, чтобы не схохмить, и тут же подпрыгнула на месте от зычного призыва Киры Павловны:
– Застряла!
Это было правдой: героическая женщина Кира Павловна Вильская сидела на кровати, запутавшись в черном кримпленовом платье, которое собиралась стащить через голову без посторонней помощи.
– Бабушка! – ахнула Вера. – Ну почему ты меня не позвала?
– Мешать не хотела, – пробурчала откуда-то из кримпленовых глубин Кира Павловна и произвела несколько конвульсивных движений.
– Подожди, не дергайся! – осадила ее Вера и стала вызволять бабку из кримпленового плена.
– Быстрее давай! – торопила внучку Кира Павловна и пыталась вытащить не гнущиеся в локтях руки.
– Сиди смирно! – наконец не выдержала Вера и потянула платье вверх. Кримплен издал несколько электрических разрядов и сдался: через пару секунд на свет появилась сухонькая Кира Павловна, вся такая воинственная на вид.
Вера вывернула платье с изнанки на лицо и, встряхнув бабкин наряд, вызвала к жизни целый столп искр.
– Как ты это носишь? – искренне изумилась ценившая натуральные ткани внучка Киры Павловны.
– На себе, – проворчала старуха и ткнула пальцем. – Достань, укатилась.
Вера встала на колени и пошарила рукой под шкафом: в клочьях пыли мирно лежала заветная трехкопеечная монета, вылетевшая из кармана бабкиного платья в момент освобождения старухи из кримпленового застенка. «Глазастая какая!» – отметила про себя Вера, памятуя, как настойчиво Кира Павловна жаловалась на ухудшающееся к девяноста годам зрение, и подала бабке отцовский талисман.
Кира Павловна цепко схватила причитавшееся ей наследство покойного сына и поискала глазами, куда бы спрятать: на комбинации карманов не было.
– Может, все-таки отдашь? – вновь попросила бабку Вера.
– Нет, не отдам, – вновь отказала внучке Кира Павловна. – Все равно все ваше будет.
– Это когда еще, бабуль? – пожаловалась Вера.
– Скоро. Не волнуйся, – заверила ее Кира Павловна. – Наверное, и до юбилея не дотяну.
«Как же!» – не поверила ей внучка, но вслух не произнесла ни слова: просто села рядом с бабкой и прижалась к ее плечу.
– Ну что ты, что ты! – заворковала сбитая с толку Кира Павловна. – Ну что ты так убиваешься, Верочка?! Не надо. Ты ж не Нютька. Эта та, хлебом не корми, дай пореветь, а ты-то! Ты-то!
Вера закусила губу и подала бабушке ночную сорочку.
– Давай переодевайся.
– Счас, – заторопилась Кира Павловна и, наморщив лоб, подозрительно посмотрела на внучку. – А Мотю ты покормила?
Вера еле удержала сорочку в руках.
– А надо?
– А как же?! – возмутилась Кира Павловна и загробным голосом произнесла: – «Оставите мертвым погребать своих мертвецов».
Оставшись довольной произведенным эффектом, бабка подняла вверх руки, дала стянуть с себя комбинацию, надеть сорочку и укоризненно произнесла:
– Мы в ответе за тех, кого приручили.
– А это ты откуда знаешь? – Вера еле удержалась, чтобы не рассмеяться.
– Нютька сказала, – назвала источник Кира Павловна, а потом добавила: – Когда я эту лярву в подъезд хотела выбросить, потому что она мне все углы уделала, стервь такая!
– Это не Нютька, – автоматически исправила бабку Вера. – Это Экзюпери.
– Это не Нютька, – автоматически исправила бабку Вера. – Это Экзюпери.
– Летчик? – блеснула эрудицией Кира Павловна и хотела было сослаться на «Три тополя на Плющихе» – свой любимый фильм, но потом передумала и, пошевелив губами, задумчиво произнесла: – Какая, хрен, разница?
– Уже никакой, – согласилась с ней Вера и помогла бабке забросить на кровать ноги, параллельно отметив, что трехкопеечную монету Кира Павловна засунула под подушку, видимо, подозревая внучку в самых низких намерениях. – Спи.
– Свет не выключай! – прокричала ей вслед бабка и старательно, как в детском саду по команде воспитателя, закрыла глаза, чтобы ровно через секунду вернуть Веру обратно: – А где Мотя?
«Черт его знает, где твоя Мотя!» – хотела прокричать из зала внучка Киры Павловны, но в присутствии покойника это делать было неловко, и она пока еще спокойно ответила:
– Не знаю.
– Мотя! Мотя! Мотя! – стала звать кошку неуемная бабка, и в ночной тишине голос ее зазвучал, как сигнал второго пришествия.
Вера крепилась и нарочно не подавала признаков жизни, предполагая, что, как только она себя обозначит, Кира Павловна потребует срочно найти пропавшую кошку.
– Мотя-Мотя-Мотя-Мотя! – продолжала голосить встревоженная пропажей бабка, привыкшая к тому, что кошка спит у нее в ногах.
Наконец Вера не выдержала и выдала себя с головой:
– Бабуля! Ну хватит! Ну зачем тебе сейчас эта кошка? Ну спряталась она где-нибудь и сидит. Сама же видела, сколько людей сегодня было!
– Это ладно, Вера, спряталась! А если в подъезд прошмыгнула? Сходи, Верочка, посмотри.
– В подъезд?!
– В подъезд, в подъезд. – Голос Киры Павловны стал ласковым. – Сходи, посмотри, чай, не убудет от тебя. Только выгляни, даже не одевайся.
– Никуда я не пойду, – отмахнулась от назойливой бабки Вера и повернулась на другой бок.
– Тогда я пойду! – объявила Кира Павловна, и по звуку пружин Вера поняла, что та всерьез намеревается инспектировать подъезд.
Дочь Вильского с надеждой посмотрела на лежавшего в гробу отца, поднялась, поминая всех, кого можно, и потащилась к бабке в комнату.
– Ты что? Нарочно?
– Нарочно! – закряхтела Кира Павловна и попыталась сесть в кровати, но не удержала равновесие и бухнулась обратно.
– Лежи, хулиганка, – пригвоздила ее взглядом к постели Вера и пошла с ревизией по квартире: кошки нигде не было. «Хоть бы сбежала, – молилась про себя внучка Киры Павловны и радовалась, что пропажа никак не обнаруживается. – Баба с возу – кобыле легче», – думала Вера и заглядывала во все укромные уголки квартиры, причем почти в каждом она обнаруживала приметы Мотиного существования.
Пока одна искала, другая из своей комнаты пыталась руководить поиском пропавшей кошки:
– Под ванной посмотрела?
– Посмотрела. Нет.
– А на холодильнике?
Вера для бабкиного успокоения проверяла даже содержимое холодильника, хлопала дверкой и торжественно объявляла:
– Там тоже нет!
– У отца посмотри! – определяла новую точку маршрута Кира Павловна и тревожно прислушивалась к внучкиным шагам. – Нет?
– Нет, – ворчала падавшая от усталости Вера.
– А в гробу?
– Чего? – от неожиданности Вера даже стала заикаться, но на всякий случай заглянула: разумеется, там кошки не было тоже. – Хватит! – наконец не выдержала Вера и решительно направилась в бабкину комнату. – Ты вообще понимаешь, завтра – похороны, а мы вместо того, чтобы хоть немного отдохнуть, ищем эту бешеную кошку. Вот зачем она тебе? – взмолилась молодая женщина и с размаху плюхнулась на кресло, стоявшее рядом с темной комнатой.
– Злая ты! – обиделась на внучку Кира Павловна, но бодрости духа не утратила и даже умудрилась разглядеть за спиной у Веры неплотно закрытую дверь в темнушку. – В чулане посмотри…
– Сама смотри, – огрызнулась измученная безрезультатным поиском внучка и в доказательство своей несгибаемой воли даже забралась с ногами на кресло.
– Я не могу. – Коварство Киры Павловны не знало предела.
– Это почему же? – подозрительно посмотрела на нее Вера.
– Ноги не ходят. – Бабка скрестила на груди руки и приняла позу, идентичную той, в которой в соседней комнате лежал ее покойный сын.
В гневе Вера вскочила с кресла, резко отодвинула его в сторону (откуда взялись силы?) и рванула дверную ручку. Кошки там не было.
– Нет! – заорала она на бабку.
– Смотри лучше! – скомандовала та и приподнялась на локте, пытаясь разглядеть, что там внутри. – Мотя-Мотя-Мотя-Мотя! – как умела ласково, запела Кира Павловна, и на Веру уставились два желтых глаза с узким продольным зрачком.
– Кис-кис-кис-кис, – позвала ее она, но кошка никак не отреагировала на ее призыв. – Иди сюда, Мотя, – сделала над собой усилие Вера и добавила чуть-чуть нежности в голос.
– Она не пойдет, – предупредила Кира Павловна. – Шваброй выгонять надо.
Швабра стояла там же, где сидела пропавшая кошка, похожая на черного филина с круглыми желтыми глазами. Вере стало жутковато: Мотя смотрела на нее не отрываясь.
– Выходи, сволочь, – попросила ее внучка Киры Павловны и призывно махнула рукой. – Пока я не взяла швабру…
Что творилось в голове у своенравного животного, никому не известно, но после Вериных слов Мотя пару раз моргнула и степенно, не торопясь вылезла из засады. Вера протянула к ней руку, чтобы погладить в знак благодарности за то, что не пришлось выталкивать ее шваброй, но Мотя прогнулась, явно избегая общения с малоприятной теткой, и степенно направилась к кровати Киры Павловны. Легко запрыгнув на одеяло, кошка свернулась в ногах у хозяйки и включила моторчик к вящему удовольствию старухи.
– А ты искать не хотела, – пожурила она внучку и кокетливо поправила седые кудельки надо лбом.
– Теперь все?
– Все, – выдохнула Кира Павловна и потянулась к шнурку-выключателю: миропорядок оказался восстановлен, можно было и на боковую.
Успокоилась и Вера, оставив маленький свет в зале. Она долго лежала, уставившись в потолок, избегая смотреть на стоявший по центру комнаты гроб, потому что невольно прислушивалась, дышит отец или не дышит. «Конечно, не дышит», – уверенно отвечала она сама себе, но тут же пристально вглядывалась в его лицо, а потом гнала прочь ощущение, что там, в гробу, еще теплится жизнь.
«Так не бывает! – скорбно улыбалась сама себе Вера и усилием воли возвращала на место дрожавшую нижнюю губу. Ей не было страшно. Единственное, что всерьез ее беспокоило, так это то, что осталось совсем немного времени и все закончится. – Что будет потом?» – пыталась представить Вера и мысленно составляла перечень неотложных дел, которые, предполагала она, удержат ее от тоски, пришедшей на смену отчаянию. Вера с ожесточением корила себя за вечную нехватку времени, за принцип невмешательства, за то, что так и не могла избавиться от обиды, полосой отчуждения пролегшей в ее отношениях с отцом. И в этом случае лежать на диване, вместо того чтобы сидеть рядом, показалось ей несусветной глупостью, поэтому Вера встала, сдвинула стулья и снова легла, но уже рядом с отцом, в непосредственной близости. И вот что странно: довольно быстро она заснула.
Правда, ненадолго. Потому что буквально через пару-тройку часов поднялась всклокоченная Кира Павловна и потребовала от Веры, чтобы та перестала валять дурака и помогла ей одеться. При этом вчерашнее черное платье она забраковала, потому что оно «вчерашнее, а будут люди». И Вера не стала перечить, и помогла выбрать новый наряд, и даже переложила в него спрятанную под подушкой трехкопеечную монету.
Потом она неоднократно могла наблюдать, как Кира Павловна периодически достает из кармана медный кругляш, словно слепая, ощупывает его и снова убирает, беззвучно шевеля губами.
Оставшиеся несколько часов она провела возле сына, не отпуская ни на минуту ни Веру, ни Веронику. Кто-то из пришедших проводить Евгения Николаевича Вильского предложил накапать ей корвалол, чтобы не болело сердце, но Кира Павловна подняла на смех доброжелателя и, кивнув головой в сторону сына, мрачно пошутила: «Встанет – выпью».
«Совсем с ума сошла», – пробормотала себе под нос стоявшая в широкополой шляпе Женечка Вильская и стала пробираться к выходу из наполненного людьми зала.
– Куда ты? – тут же остановила ее Кира Павловна и приказала сесть рядом.
– Не могу больше, – отказалась повиноваться Евгения Николаевна и вытерла пот со лба: от скопления людей в комнате стало невероятно душно.
– От оно как, – поджала губы Кира Павловна и потребовала к себе Льва Викентьевича Реву, из суеверных соображений застрявшего во дворе рядом с заказанным автобусом.
Суетливый Вовчик бросился вниз по лестнице, расталкивая поднимавшихся в квартиру Вильских людей, и заголосил, как только вылетел из подъезда: