Не прошло и десяти минут, как в дверь постучали.
– Открыто! – крикнула я, не сумев в полной мере скрыть свою досаду по этому поводу. – Войдите!
– Войду, и еще как! – игриво шевеля бровями и бицепсами, пообещал смазливый юноша атлетического телосложения.
Его выразительная пантомима мне не понравилась.
– Вам чего, товарищ? – с подозрением спросила я, собирая в пучок на горле воротник пижамы.
– Чего изволите! – сказал он. – Я все могу.
– И замок починить?
– Какой замок?
Юноша воззрился на меня с нескрываемым удивлением. При этом взгляд его сфокусировался в районе моего пупка, где не имеют никаких запорных механизмов даже заводные куклы.
– Может, он думает, что ты в лучших средневековых традициях носишь под пижамой железный пояс верности? – некстати развеселилась Тяпа. – И это у него неисправен замок?
– Послушайте, товарищ! – сердито сказала я. – Я не знаю, кто вы такой…
– Можешь звать меня Андрюшей, – без приглашения внедряясь в номер, ласково предложил товарищ. – Хотя для тебя я буду кем угодно.
– Дорогой Кто Угодно! А не пошел бы ты… – я не закончила начатую фразу, вовремя сообразив, что матерный посыл игривый юноша может истолковать буквально, и тогда мне снова придется отбиваться от жадных мужских рук ногами. – Туда, откуда пришел! Мне сексуальные услуги не нужны.
– Это нужно всем! – взглянув на меня с ласковой жалостью, убежденно сказал Андрюша.
– Такое ощущение, что для секс-тружеников в этом отеле проводились внутрикорпоративные семинары по улучшению продаж! – не без уважения пробормотала разбуженная Нюня. – Смотри-ка, какие они все тут настойчивые!
А изобретательная Тяпа шепотом посоветовала:
– Если хочешь от него отвязаться, скажи, что тебя не интересуют мужики, потому что ты лесбиянка! Судя по реакции девицы Кати, такие узкопрофильные специалистки у них тут редкость.
Это сработало: узнав о моей нетрадиционной ориентации, ласковый хлопчик Андрюша загрустил и удалился. А я подперла незакрывающуюся дверь тяжелым комодом и, окончательно исчерпав жизненные силы этим оригинальным физкультурным упражнением, завалилась спать.
Леву разбудило нудное писклявое нытье, исполненное такой безнадежной тоски, что ее можно было простить только будильнику, надорвавшемуся в тщетной попытке пробурить бронированные барабанные перепонки хозяина.
– Чтоб ты сдох! – пробормотал Лева.
Не открывая глаз, он охлопал тумбочку и с третьей попытки попал-таки по будильнику, но нервирующее завывание не прекратилось. Лева разлепил ресницы и увидел, что будильник ни при чем. Пищал и ныл кот, застрявший в слишком узкой для него щели двойной оконной рамы.
– Чтоб ты сдох! – гораздо более энергично повторил Лева, кособоко поднимаясь с постели.
Кота хотелось убить. Это желание было не новым: Лева боролся с ним уже полгода – с того самого момента, когда очаровательный котеночек, принесенный Веруней для украшения сурового холостяцкого быта, обмочил его любимые домашние тапочки из белой замши. Тогда только чудо спасло зловредное животное от страшной участи – превратиться в пару прелестных меховых помпонов для испоганенной им обуви. Улепетывая от разъяренного хозяина, котенок выскочил на балкон, с разбегу пролетел в десятисантиметровую щель под ограждением и в свободном падении ухнул с пятого этажа. Мстительный Лева счел случившееся проявлением высшей справедливости и ощутил укоры совести не сразу, а где-то через час – аккурат перед тем, как пришла соседка, обнаружившая чужого котенка барахтающимся в вывешенном на просушку пододеяльнике.
Веруня нарекла кота Барсиком, но Лева называл его Убытком. Получилось красиво и не без аристократизма: Барсик Убыток Левин. Правда, один знакомый интеллигент семито-хамитских кровей ехидно сказал Леве, что триединое имя его кота отчетливо дышит вековечной еврейской тоской, и посоветовал для пущей аутентичности нарисовать на кошачьей спине звезду Давида. Экстерьеру Барсика Убытка и в самом деле не хватало ярких акцентов: его шкура была грязно-белой, с одним-единственным бледно-серым пятном. Этого дефекта кот, похоже, стеснялся и старался его скрывать – никак иначе Лева не мог объяснить привычку Убытка при первой же возможности валиться на запятнанный правый бок и лежать так, не вставая, сколь возможно долго. Впрочем, эту манеру своего питомца Лева только приветствовал: пока Барсик Убыток (сокращенно – Буба) мирно лежал на боку, они оба были застрахованы от неприятных происшествий.
Увидев, что хозяин проснулся, Буба заныл на два тона громче.
– Какого черта ты туда полез? – с досадой спросил Лева, вытаскивая своего бестолкового приятеля из стеклянной ловушки.
– Мя-я, – виновато проблеял спасенный кот.
Он сел на хвост, изумленно оглядел свои бока, сделавшиеся одинаково серыми, и принялся вылизываться – неуверенно, без энтузиазма, явно надеясь, что хозяин скажет: «Да брось ты, к чему это пижонство? Пойдем лучше завтракать!»
– Ну, хоть пыль со стекол вытер, уже хорошо, – пробормотал Лева, привычно находя плюсы в любой ситуации. – Да брось ты, к чему это пижонство? Пойдем лучше завтракать.
Буба мгновенно поднялся и резво потрусил на кухню. Когда туда пришел Лева, предварительно заглянувший в санузел, кот уже сладко спал на эмалированном противне, сиротеющем в углу после окончательного ухода хозяйственной Веруни. Эта картина Леву неизменно умиляла. Было приятно воображать, будто Буба раскаивается во всем содеянном и смиренно принимает роль мясного полуфабриката, готового окончить свой многогрешный жизненный путь в огненной геенне духового шкафа.
– Глядя на тебя, я неизменно задаюсь вопросами, – протягивая руку к жестянке с кофейными зернами, сообщил Лева.
Кот открыл один глаз, поощряя его продолжать.
– И вопросов у меня два: зачем ты пришел в этот мир и почему так долго в нем задержался?
– Мя, – укоризненно скрипнул Буба и снова закрыл глаза.
Он хорошо знал, что получит свой корм не раньше, чем Лева выпьет первый глоток кофе, и научился безошибочно разбираться в звуках, производимых кухонной техникой. Треск и рычание – это кофемолка, жужжание – кофеварка, журчание – готовый кофе, писк – холодильник, небрежно оставленный открытым во время добавления в чашку молока. Лева пригубил свой кофе, протянул руку к кухонному шкафчику и замер, с интересом наблюдая за Бубой. Кот сел и облизнулся. Лева не шелохнулся.
– Мя! – недовольно вякнул Буба, поднимая глаза на хозяина, нарушающего заведенный порядок.
– Вот скажи мне, если ты такой умный, то почему такой балбес? – открывая шкафчик, поинтересовался Лева.
Буба высокомерно молчал, пристально глядя на пачку кошачьего корма.
– Мне показалось, или кто-то имел наглость сказать: «На себя посмотри!» – обернулся к нему Лева.
Буба мудро молчал.
– Ну, то-то! – сказал его хозяин и щедро наполнил кошачью миску вонючими сухарями. – Как ты это жрешь каждый день, я не пойму…
У самого Левы на завтрак были детские йогурты и творожные сырки «Рыжик-пыжик», в немалом количестве собранные им в трех продовольственных супермаркетах города, где проводилась рекламная акция с бесплатной раздачей образцов продукции.
Лева Королев, известный читателям популярного молодежного еженедельника «ГородОК» под горделивым псевдонимом Король Лев, специализировался на репортажах с мероприятий разной степени культурности и вел супервостребованную авторскую рубрику «Халява, плиз!». Лева лучше всех знал, когда, где, в каком количестве и на каком основании в городе и его окрестностях будет производиться раздача слонов и подарков. Наладив разветвленные контакты с многочисленными рекламными агентствами, коммерческими отделами и специалистами по продвижению, Королев развернул свою информационную сеть во всю ширь и поднаторел в сборе разнообразных бонусов до такой степени, что сумел существенно сократить денежные затраты на ведение личного хозяйства. На данный момент прожиточный минимум Левы почти сравнялся с его журналистской зарплатой, каковое достижение являлось несбыточной мечтой всех его коллег по цеху, не исключая высоко оплачиваемого главного редактора.
– Миллион, миллион, миллион алых роз! – раздольным голосом молодой и полной сил Аллы Борисовны запел прерывного действия динамик на столбе, торчащем из-за забора соседнего санатория. – Из окна, из окна, из окна видишь ты!
Если бы Лева выглянул из окна, то увидел бы миллион алых булыжников, составляющих каменистый пляж, залитый теплой кровью утреннего солнца. На рассвете он пустовал, только между штабелей деревянных лежаков бродила, собирая вещички, с вечера забытые легкомысленными отдыхающими, жадная до любой поживы бабка из местных.
– Мя? – неожиданно вякнул кот, вынув из миски с кормом припорошенную крошками морду.
– Мя? – неожиданно вякнул кот, вынув из миски с кормом припорошенную крошками морду.
В сухарной присыпке голубоглазый бледнолицый Буба походил на веснушчатую сиротку из русской сказки – не хватало разве что красного, в белый горох, платочка на голове. Повеселевший после кофе Лева затеял было приладить коту головной убор из льняной салфетки, но протестующий мяв поддержал трезвон в прихожей, и веселые игры пришлось отложить.
– Кто там? – шагая к двери, с подозрением спросил Королев.
Он любил гостей, но с большим недоверием относился к визитерам, являющимся до полудня. Девахи, периодически согревающие одинокого Леву своим душевным и физическим теплом, обычно появлялись ближе к вечеру, как и друзья-приятели из редакции и рекламного бизнеса, – этот народ непреодолимо тяготел к богемной жизни, проистекающей в основном во мраке ночи. А кто мог прийти с утра пораньше? Измученный бессонницей сосед, желающий в очередной раз прочесть Леве лекцию о недопустимости нарушения замшелых правил человеческого общежития. Горластая тетка из жэка, собирающая деньги на новую серию бесконечного ремонта. Очередной провинциальный родственник, простодушно полагающий, будто Лева будет счастлив предоставить бесплатный кров на время его отпуска.
Когда Лева унаследовал бабушкин домик у моря, отростки разветвленной корневой системы его генеалогического древа, широко разбросанные по просторам России, получили могучий импульс для пучкования. С приближением лета родичи начинали испытывать непреодолимую тягу к общению с Левой и пускались в путь на юг, как перелетные птицы – целыми стаями. Лева не сильно удивился бы, увидев под дверью двоюродного брата Петруню из Сыктывкара с женой и тремя детьми или троюродную тетю Аглаю из Вологды с собачкой и попугайчиком. Сыктывкар и Вологда раньше других ощущали позыв к перелету на юг. В Сыктывкаре и Вологде в апреле еще не стаял снег, а у Левы термометр в семь утра показывал плюс пятнадцать.
– Даже плюс шестнадцать! – с сожалением отметил Лева, мимоходом взглянув за окно.
Он сложил губы в кисло-сладкую улыбку фасона «Здравствуйте, гости дорогие!» и распахнул дверь.
О чудо! За ней не было ни дяди Пети с чадами, ни тети Аглаи с домочадцами! На лохматом коврике с полустертой ногами незваных гостей лживой надписью «Добро пожаловать!» зябко переминалась босоногая простоволосая дева в подобии сарафанчика из вискозного парео. Полупрозрачный платок скорее подчеркивал, чем скрывал выразительный контур стройного девичьего тела. Лева, настроившийся увидеть бородатого кузена в пухлых сыктывкарских мехах, подавился ритуальной репликой «Сколько лет, сколько зим!» и смущенно закашлялся.
– Прив-ве-вет! – простучала зубами дева, бесцеремонно просачиваясь в прихожую. – А я м-ми-мимо шла, дай, ду-ду-думаю, зайду к хорошему человеку на огонек.
В смородиновых глазах Левы вспыхнули сразу два огонька: он узнал незваную гостью. Позавчера эта знойная красотка сама подошла к нему на набережной с откровенно провокационным вопросом: «Как пройти в библиотеку?» Хваткий Лева вызвался нарисовать подробный план маршрута в храм культуры и с этой благородной целью привел деву к себе – благо, благословенный бабушкин домик стоял в двух шагах от набережной. Естественно, чертежными работами дело не ограничилось, и эта случайная встреча оставила в памяти Левы массу приятных воспоминаний. Он только имени красавицы не запомнил. Маша? Даша?
– Да называй, как хочешь! Для тебя я буду кем угодно! – Милая дева великодушно отмахнулась от неудобного вопроса своим пламенным парео.
Оно было ярко-красным в белый горох – именно о таком платке Лева думал минуту назад, мысленно подбирая недостающий аксессуар для веснушчатого голубоглазого Бубы. Внутренний голос вкрадчивым шепотом беса-искусителя тут же подсказал ему, что это совпадение не случайно. Девушку, которая буквально соткалась из мимолетной мечты, имело смысл задержать в своей жизни хотя бы для того, чтобы оценить степень эфемерности дивного видения опытным путем плотного физического контакта!
– Ты не возражаешь, если я лягу? – спросило тем временем дивное видение, сбрасывая на диван мухомористое парео и являя Леве еще пару веских аргументов в пользу похвального гостеприимства.
– Моя постель – твоя постель! – пылко заверил ее Лева.
– Я в тебе не ошиблась, добрый человек! – с признательностью резюмировала красавица, забираясь под одеяло.
Похоже, она тоже не запомнила Левино имя.
– Девичья память! – хмыкнул Королев.
По его мнению, склероз красавицу не портил. Склероз – не сколиоз!
– Брысь, животное! – шикнул засуетившийся Лева на кота, некстати разлегшегося на полу в ванной.
Наскоро освежившись, он вернулся в спальню в стильном саронге из банного полотенца и с изумлением увидел, что утренняя гостья сладко спит, разметав по одеялу белы руки, а по подушке – черны косы. Лева присел на край кровати и озадаченно поскреб свежевыбритый подбородок. Кудри Маши-Даши были мокрыми и отчетливо пахли морем.
– Дельфин и русалка – они, если честно, не пара, не пара, не пара! – злорадно заорал на улице припадочный санаторский динамик.
– Тс-с-с! Не каркай! – цыкнул на него Лева и поспешно закрыл окно.
На спящую красавицу у него были совершенно конкретные виды – из тех, которыми славны в народе красочные развороты «Плейбоя».
К завтраку меня никто не разбудил, и проснулась я голодная как волк.
– Как два волка! – поправила Тяпа.
Стеснительная Нюня робко молила дать ей кофе или яду. Я не поняла, какой вариант был предпочтительнее.
Посмотрев на часы, я обнаружила, что время утренней кормежки давно прошло, а до обеда еще огорчительно далеко. При таком раскладе спасение голодающих могло стать только делом рук пекаря из ближайшей хачапурной. Наскоро ополоснувшись под душем, я быстро собралась к выходу и, только увидев преграждающий путь комод, вспомнила о неисправном замке. Позвонив сменщице вчерашней дежурной по этажу, я выяснила, что она в курсе моей проблемы и ждет слесаря. На мое счастье, нужный мне специалист (не какой-нибудь смазливый самозванец с обнаженным торсом и в приспущенных джинсах, а молчаливый старичок с полным ящиком полезных железяк) не замедлил явиться. Он починил замок так быстро, что я не погибла в страшных муках, захлебнувшись голодной слюной, и вскоре уже заняла место за столиком под полотняным навесом уличного кафе.
Яичный желток в хачапури по-аджарски был ярким и круглым, как поднявшееся солнце, а кофе по-восточному – крепким и черным, как моя зависть к беззаботным курортникам, возлежащим в шезлонгах у бассейна. Море было еще слишком холодным для купания, но ярко-голубая водица в бассейне с подогревом курилась паром. К сожалению, с учетом полученных вчера солнечных ожогов, сегодня я не могла ни плескаться, ни загорать. Здравый смысл голосом Нюни советовал мне отмокать исключительно в свежем кефире, а голосом Тяпы требовал держаться подальше от яростного ультрафиолета и химической жижи бассейна.
Про состав бассейновой воды мне очень много нехорошего рассказывала Раиса.
– Будешь плавать в общественном бассейне – кожа станет сухой и сморщится, волосы поредеют и выпадут, ногти начнут слоиться, а глаза покраснеют. Про то, сколько вредных бактерий ты проглотишь, я уж и не говорю! – запугивала она, опрыскивая себя в тени аэрария деионизированной термальной водичкой из бутылки с распылителем. – Запомни: плавать в бассейне – вредить красоте и приближать старость!
Я хорошо знала, что спорить с упрямой подружкой – приближать свою смерть, но и отказаться от удовольствия поплескаться в теплой водичке не могла. Поэтому бегала поплавать и повредить своей красоте втайне от Райки – пока она поправляла здоровье в чужих кроватях.
Вспомнив о подруге, я ощутила легкое беспокойство: куда же она запропастилась? Даже завтрак пропустила, невиданное дело… А ведь регулярный прием пищи в Райкином комплексе оздоровительных процедур занимает почетное второе место после постельных!
Неожиданно мое волнение как будто материализовалось: в части водного комплекса, где размещались аттракционы аквапарка, началась какая-то нездоровая суета. С приподнятой над основным бассейном террасы кафе мне были хорошо видны разноцветные пластмассовые горки, грибочки и вышка для прыжков. Обычно в это время дня они пустовали, так как аквапарк открывался только в полдень, зато потом работал до полуночи, звуками разнузданного веселья мешая спать добропорядочным отдыхающим. Признаться, меня радовало, что окно нашего номера выходит на другую сторону и я лишена сомнительного удовольствия созерцать вакханалии пенных дискотек.
По утрам в обход неправильной формы бассейна бродили только кроткие тетки с метлами и совками и мужики с сачками для ловли мусора. Сегодня все было иначе. Я насторожилась, оценив скорость перемещения обычно неторопливых уборщиц, и откровенно встревожилась, увидев подкативший к вышке фургон «Скорой». Следом за ним приехала машина милиции. Выбравшиеся из нее служивые в компании встретивших их охранников подошли к воде и некоторое время с пасмурными лицами всматривались в синюю глубину. Потом какие-то загорелые парни полезли в воду.