Чудо спасло тогда от голодной смерти оставшихся живыми землян. Чудо в виде трех подземных экспериментальных заводов по производству искусственных продуктов питания, волею случая смонтированных Институтом синтеза в старой, давно не эксплуатируемой подземке одного из бурно развивающихся городов южноамериканского континента. Здесь же, в глубоко заложенных когда-то тоннелях и бывших подземных депо были сконцентрированы значительные запасы угля, сланцев, торфа, нефти, древесины, сена, хлопка и другого исходного сырья для получения синтетических жиров, сахара, клетчатки, различных витаминов, глюкозы, гемоглобина и производных от них продуктов питания.
В это тяжелое время особо привилегированное положение занимали женщины, способные дать здоровое потомство. К ним относились бережней и внимательней, чем к больным и даже к новорожденным. Им запрещалось только одно — произвольно выбирать отцов для своих детей.
Ученые установили уже давно, что новорожденные крепче, выносливее, восприимчивей к умственному развитию тем больше, чем дальше кровная близость их родителей. Вот тогда-то и появился на свет Закон Согласия. Подразумевалось согласие на брак здоровой пары Совета Земли.
Однако в само понятие согласия вкладывался и другой смысл: оно служило залогом укрепления взаимопонимания и дружбы между землянами разных материков, роднило и сближало их, устраняя тем самым в основе своей взаимную неприязнь, вражду, недоверие. Земляне всех племен, народов и континентов становились братьями не только по духу и разуму, но и по крови.
С тех пор минуло триста веков. Из нескольких Десятков тысяч уцелевших выросла новая могучая общеземная цивилизация — гармоничное общество братьев и сестер по разуму и духу. Но традиции времен Закона Согласия остались, и, следуя старому обычаю, а возможно — и просто инстинкту материнства, современные девушки снова и снова искали себе друга жизни в той точке планеты, которая была далека от места их собственного рождения.
…Вион возвратился к столу с подносом, на котором стояли две узорчатые хрустальные колбы со светлым пахучим соком манго и два запотевших серебряных стаканчика с высокими пирамидками мороженого.
Тотчас прибежали дети — мальчик и девочка — шумные, подвижные, веселые, мокрые, перепачканные песком.
Мать заставила их пойти сполоснуться под душем, и пока они с наслаждением ели мороженое, пирамидки которого были щедро сдобрены орешками, засахаренным миндалем и цукатами, пока возбужденно, перебивая друг друга, рассказывали родителям о забавных проделках хитренького и миленького дельфина, Вион с улыбкой поглядывал на них и по глоточку тянул свой манго. Однако по краям глаз его все еще не разошлись фиолетовые блики печали, а может быть, даже тревоги.
Когда дети снова убежали к морю, Анона пересела в свободное кресло поближе к мужу.
— Тебя все-таки что-то гнетет, дорогой? — ласково провела она ладонью по его затылку, покрытому шелковистыми волосами.
У мужской половины землян не было, как у женщин, тонких красочных перьев на голове. Их широкий и высокий лоб с гладкой, словно отполированной кожей — светлой, темной, желтой или красноватой — был совершенно лишен растительности. Только затылок и виски прикрывали плотные светло-серые шелковистые пряди, да и они с годами редели, обнажая угловатый череп.
— Должен тебе признаться, Анона, — медленно, с явным усилием заговорил он, пряча за нарочитой медлительностью свое смущение, — должен сказать… Я сегодня после второго завтрака одевал обитон…
Роберто отлично ЗНАЛ, что обитон — это широкий браслет, который земляне в период работы днем и ночью, не снимая, носят на правой руке. Усиленные в миллионы раз концентратом энергии, находящейся в небольшой ампуле браслета, биотоки головного мозга его владельца через направленную антенну рабочего пояса передаются в Центр Разума планеты, откуда его хозяин может получить практически любую информацию.
Энергии обитона вполне хватало для приема мощных радиоволн информационных ретрансляторов Центра Разума, однако для передачи своих собственных мыслей и вопросов владельцам обитонов нужно было использовать энергию и направляющую антенну своего рабочего пояса.
Как правило, обитон обеспечивал постоянную связь землянина с его наставником, членами Совета Земли, группой товарищей по работе, занятых вместе с ним решением какой-либо очередной глобальной проблемы развития, а также с членами его семьи, друзьями, родными и близкими. Поле антенны рабочего пояса было настолько мощным, что давало возможность обмениваться мыслями с коллегами и родными на огромном расстоянии в пределах Земли и освоенных секторов солнечной системы.
Однако в период отдыха, который всегда проходил в кругу семьи, рабочий пояс и обитон полагалось по Регламенту снимать, оставляя в одном из своих служебных кабинетов или в специально отведенных для этого помещениях. Вион, естественно, снял хоть и не громоздкий, но все же несколько стесняющий рабочий пояс, а про обитон в хлопотливые часы сдачи дел и подготовки к отъезду просто забыл. В регистрационном пункте перед зоной отдыха ему указали на эту оплошность. Он тогда извинился, вполне искренне сославшись на усталость и занятость. Сразу же сняв браслет, спрятал его в дорожный саквояж, почти неделю не вспоминал о нем, и вот сегодня утром…
— Понимаешь, мне вдруг очень захотелось узнать, как продвигаются у нас дела с направленной мегаантенной… Сейчас это, пожалуй, самая важная проблема нашего бюро. И не только нашего. Ее решения ждут астрофизики, астронавты и многие другие ведущие службы Земли. Не случайно уже третий год над ней работают вместе со своими группами четырнадцать только моих ведущих конструкторов — самые грамотные и опытные специалисты.
Судя по тонкой платиновой пластинке на груди Виона, украшенной двумя Большими Алмазами и крупным нежно-розовым воробьевитом, он был одним из главных конструкторов планеты. А Большая Голубая Корундовая Звезда на темной муаровой ленте, сверкавшая над пластинкой, говорила, что Вион сподвижник Совета Земли. В тот период ему исполнилось только сорок два года — возраст бурного расцвета и подъема всех творческих сил. Причем Совету Земли, как и многим землянам вообще, было хорошо известно, что по степени умственного и духовного развития Вион во многом значительно опередил своих сверстников.
— И ты, конечно, решил, что они без тебя не справятся? — с ноткой едва уловимой иронии спросила она. — А ведь именно ты где-то писал, что недоверие к товарищам — самая большая обида для них.
Она замолчала, словно подыскивая нужные, более убедительные слова, пряча в уголках губ не то печальную, не то лукавую улыбку. Вион тоже молчал. Глаза его были почти закрыты, и трудно было понять сейчас его эмоциональное состояние.
Роберто в эту минуту показалось, что он давно, очень давно знает этого мудрого землянина, что уже встречался с ним в той, другой жизни… Он невольно оглянулся назад и сквозь прозрачные стены машины снова увидел знакомый тоннель и белоснежную нишу. Видение было мгновенным, потому что нежный голос Аноны звал его назад, на террасу.
На этот раз она подошла к волнующему их обоих вопросу с другой стороны.
— Вот уже два года, как мы с тобой не отдыхали. Дети так соскучились по морю… И даже не в них дело. Они свое наверстают. Отдых в первую очередь необходим тебе, о чем принято специальное решение Совета Земли… И потом, я ведь отвечаю перед Советом за твое здоровье!
Это была не фраза. Ее устами говорила женщина-мать, жена, подруга, отвечающая за здоровье и условия жизни своего избранника перед обществом и перед собственным любящим сердцем.
— Но я не могу спокойно отдыхать, когда у товарищей не ладится работа, — мягко возразил он. — А без рабочего пояса, ты это хорошо знаешь, у меня нет возможности передать им отсюда свои соображения. Я же их слышу отлично. Все они чем-то встревожены. Именно поэтому я должен вернуться. Я нужен там… И это очень важно не столько для меня и даже не для моих коллег, сколько для всех нас, землян.
Он помолчал немного, опустив веки, мучительно думая: сказать ей все или не сказать. Потом тяжело вздохнул и, не вдаваясь в подробности, закончил:
— Трижды за эту неделю пытались мои ребята получить отраженный сигнал от созвездий Дельфин, Пегас, Лира, Кассиопея, Дева, Персей, Геркулес, Дракон, Лебедь — наиболее видимых круглый год даже невооруженным глазом. Два года назад экспериментально нам это удавалось. Но отраженный луч был очень слабым, едва уловимым. Тогда мы сконструировали мегаантенну, площадь направляющего и принимающего радиоэллипса которой превышает триста тысяч квадратных километров. Это позволяет нам, используя антиэнергию пропорциональной обратимости, направить радиолазерный луч с большой точностью практически в любую точку метагалактики и почти мгновенно получить его отражение во всех спектрах.
Но эксперимент уже трижды не удался. Все теоретические расчеты сомнения не вызывают. Товарищи искали ошибку в конструкции, но глобальная проверка показала абсолютную точность всех параметров эллиптического центра поля мегаантенны, создаваемого на основе сотен автономных взаимосвязанных магнитно-силовых полей. Метод же использования антиэнергии пропорциональной обратимости, увеличивающий мощность и скорость посылаемого импульса или даже какой-либо массы в миллиарды раз, вообще не подлежит сомнению. Мы пользуемся им уже больше пятидесяти лет. На его принципе действуют все наши рабочие пояса, сотни и тысячи различных агрегатов, машин, механизмов, космические корабли, энергоплазменные каналы. Даже школьники здесь не допускают ошибок. Следовательно, причина в другом. И мне кажется… я нашел эту причину.
— И она требует твоего немедленного возвращения?
Глаза ее стали строги и внимательны.
— Да, — кивнул он головой. — Дело в том, что лучу новой мегаантенны, как видно, мешает пробиться к созвездиям противостоящее поле огромной мощности. Вероятно, это какой-то барьер, в котором наш луч просто гаснет, вязнет. Там, в далеких глубинах метагалактики, совсем иные представления о времени и расстояниях… И вот мне вдруг подумалось сегодня утром, ты пойми, другого объяснения пока я просто не нахожу, мне подумалось… А что, если где-то в средине этого светового пути или даже значительно ближе к нашей планете встала какая-то неизвестная нам преграда? Два года назад ее не было. Сейчас она существует.
Не исключено, что свет далеких созвездий идет к нам уже отрезанным, отсеченным от своих источников. Пройдет какое-то время, и он иссякнет вовсе. Небо станет черным, пустым, беззвездным. Но это не самое худшее… Хорошо, если эта преграда — тело, облако, газовая туманность или еще неведомо что. Хорошо, если оно просто пройдет между нами и другими звездными мирами, промелькнет как эпизод, как затмение Солнца или Луны. А если оно движется прямо на нас? Тогда землянам не избежать новой трагедии.
Он спокойно посмотрел на нее глазами синими, словно весеннее море. И, наверное, только сам он знал, чего стоило ему это показное спокойствие.
— Пусть я ошибаюсь. Пусть гипотеза моя, основанная пока только на логических домыслах, окажется несостоятельной. Я буду очень рад этому. Но в конструкторских расчетах мегаантенны мы ошибиться не могли. Удача, нет, я не так выразился, расчетное завершение эксперимента позволило бы нам завершить важнейшую работу — осуществить наконец телеобзор не только созвездий любой из галактик, но и их отдельных планет, обеспечить практически полную безопасность дальних космических полетов, невообразимо сократить их время, добиться практически мгновенного обмена информацией не только с нашими посланцами, но и со всеми разумными цивилизациями вселенной.
Он долго молчал, потрясенный собственными логическими выводами. Потом поднялся. Глаза его, выражая решимость, вдруг посуровели.
— Я должен немедленно поделиться своими размышлениями с астрофизиками, сподвижниками Совета Земли. Ну и, конечно же, обязан еще раз лично проверить состояние конструкций, размещение силовых линий и полей мегаантенны.
— Ты с детьми оставайся здесь, — повернулся он к жене после некоторого раздумья, и Роберто заметил, что лицо его стало совсем другим — просветлевшим и одухотворенным. — Да, да, вы должны остаться здесь. Наши малыши ничем не провинились, чтобы лишать их моря и садов. Да и тебе…
Анона приподнялась с кресла. Глаза ее расширились.
— Ты хочешь поехать один? — с легкой дрожью в голосе спросила она. — А кто же будет ухаживать за тобой? Кто станет следить за твоим Регламентом? Я ведь знаю тебя: уже завтра ты забудешь про сон и пищу… И потом, кто проследит за режимом работы «Аэпика»[20]? Разве Совет Земли уже отстранил меня от этих обязанностей? Вы слышите, дети, — повернулась она к подбежавшим в ту минуту ребятам, — папа хочет уехать работать без нас.
Мальчик проворно взобрался на колени Виона.
— Этого не может быть, — с детской непосредственностью уверенно молвил он. — Кто же будет подавать ему бумагу, карандаш, линейки, чертежные перья? Ему ведь их целая пропасть нужна каждый день.
— И цветочки свежие в водичку каждый день нужно ставить, — поддержала брата девочка.
— Без нас он просто не сможет работать. Ведь его робот Вион-ду пока только учится, — подытожил сын.
— Значит, возвращаемся все вместе? Я тоже так подумала. Но как же тогда море и отдых? — с подчеркнутой серьезностью в голосе и лукавыми золотистыми искринками в глазах спросила мать.
— Возвращаемся все вместе! Работа всегда важнее, — рассудительно сказал мальчик. — А море? Так вы нам выпросите дельфиненка для домашнего бассейна. Вот и будет почти совсем как на море! Хорошо?
— Непременно выпросим, — усмехнулся Вион, и большие глаза засветились от радости.
…Полет продолжался. Полоса зоны садов и отдыха сменилась тысячекилометровым поясом зоны плодородия и заповедников. Они облетели сначала с запада на восток ее северный участок, а затем, воспользовавшись трансконтинентальным тоннелем, прорезающим на многокилометровой глубине толщу Земли и соединяющим Северную Америку с Южной, двинулись в обратном направлении. Их прозрачная авиетка неслышно парила в воздухе, давая возможность осмотреть каждую мелочь, а потом вдруг стремительно уносилась вперед.
Под ними были то сверкающий простор океана, то необозримые даже с высоты поля пшеницы и ржи, плантации риса, кукурузы, сахарной свеклы и сахарного тростника, бахчевых и картофеля, овощных и технических культур.
В многокилометровых загонах паслись стада домашних животных, в огромных по площади вольерах-заповедниках вольготно чувствовали себя дикие звери и птицы.
Больше всего Роберто поражала культура земледелия и животноводства. На полях и фермах почти не было видно землян. Зато повсюду высились башни автоматических поливальных установок, птицефабрики, животноводческие фермы с бесконечными рядами коровников, свинарников, конюшен, кошар, крытых загонов и помещений для многих других животных и домашних птиц.
Каждые несколько километров земельные массивы рассекал широкий полноводный канал, от которого в разные стороны густо ветвились рукава и рукавчики. Вся работа по выращиванию урожая, который тут, как правило, собирали два-три раза в год, по откорму скота, переработке пищевого и технического, растительного и животного сырья выполнялась машинами с радиопрограммным управлением. Считанные работники со специальных пунктов, оборудованных быстродействующими телерадиоэлектронными контрольно-советующими машинами лишь проверяли параметры работ и модуль отклонения от заданной программы посевных и уборочных агрегатов, саморегулирующихся элеваторов, откормочных автоматов и заводских комплексов.
Кроме них, на каждом региональном участке зоны работали комплексные бригады специалистов — агрономов, ветеринарных врачей и зоотехников, механиков, наладчиков оборудования и сельхозтехники, ремонтников, метеорологов. Как понял Роберто, функции этих и других специалистов были иными, чем в наши дни. Метеоролог, к примеру, не «предсказывал» погоду, а с помощью техники создавал необходимые погодные условия на данный момент обработки почвы или роста урожая.
Работающие в зоне плодородия и заповедников, а их насчитывалось, и это тоже ЗНАЛ Роберто, около одного процента от общего количества населения планеты, жили либо здесь же, в комфортабельных виллах вместе со своими родными и близкими, либо в городах, куда они добирались в считанные минуты после дежурства в своих авиетках или капсулах.
Все оценивается и познается в сравнении. Уже первые шаги по зоне труда позволили Роберто прийти к заключению, что виденное ими до сих пор в двух предыдущих зонах всего-навсего подсобный двор огромного современного рудника, не больше, не меньше, как утлая халупа бедняка-арендатора рядом с величественно помпезным дворцом богатого ранчеро.
Не успели они и на сотню километров отдалиться от зоны плодородия и заповедников, как в воздухе стало тесно из-за сотен летательных аппаратов самых разнообразных конструкций и назначения. Прозрачные двухместные авиетки, тяжелые грузовые летающие поезда, легкие быстрокрылые дальеты, созданные специально для перевозки детей, молниеносные рабочие капсулы…
С большим трудом укладывалось в сознание Роберто, что капсула — не что иное, как тончайший слой спрессованного… воздуха, получаемый с помощью двух противоположных силовых полей огромной мощности. Образовать вокруг себя такой защитный барьер простым нажатием кнопок мог любой землянин, носящий рабочий пояс. Капсуле можно было придать форму невидимого облегающего скафандра, способного повторять малейшие движения землянина. Ей можно было придать любой цвет, сделать ее жесткой и просторной шарообразной, каплевидной, кубической, цилиндрической или любой другой формы. Это позволяло в случае необходимости взять с собой не только многотонный груз, но и других землян, не имеющих рабочего пояса.