Экран погас. В комнате сразу стало темно — короткие зимние сумерки кончились. Олег закурил сигарету и, не зажигая света, подошел к окну. С высоты семнадцатого этажа он взглянул на знакомую до мелочей панораму огромного комплекса Института кибернетики, залитую тысячами огней. Работает он здесь только пятый год, но дорогу сюда, в один из красивейших уголков древнего и вечно молодого Киева, узнал значительно раньше, когда еще десятилетним мальчуганом пришел в сектор детской кибернетики института по направлению педсовета математической школы, в которой учился тогда в четвертом классе. Сектор детской кибернетики создали при институте в конце семидесятых годов по инициативе директора института академика Валентина Николаевича Дегтева — творца первых отечественных электронных вычислительных машин.
Как-то, года два спустя, когда Олег понял наконец разработанные функции и достигнутые возможности вычислительных машин первого, второго и даже третьего поколений, он неожиданно для педагогов совершенно разочаровался в них. Первоначальный интерес к ним у него как-то сразу пропал. Да, они быстро могли производить заданные людьми расчеты, анализировать состояние плавки металла в доменной или мартеновской печи, экономическое, чисто финансовое либо другое положение предприятия, отрасли. С удивительной точностью и очень быстро находили узкие места производства, рассчитывали потребности материальных и трудовых ресурсов на запланированные объемы производства и строительно-монтажных работ, необходимую перспективу капиталовложений на заданный темп развития экономики страны в целом и отдельных ее отраслей.
ЭВМ успешно контролировали правильность технологических процессов, качество и ассортимент выпускаемой продукции. Они помогали врачам точнее ставить диагноз, стали незаменимыми в поиске нужной книги или информации. Машины научились играть в шахматы на уровне мастеров, человеческим голосом отвечать на вопросы. Но самое главное — они могли предлагать варианты различных управленческих решений — от организации оптимального варианта выпечки хлеба на заводах-автоматах до выбора трасс космических кораблей. Но именно за эту их «услужливость», что ли, и пропал у Олега к ним интерес.
Да, они анализировали, контролировали, советовали, считали. Но… на основе предварительно запрограммированной информации и заложенных в их «памяти» вариантов решений, заранее предусмотренных самими же программистами.
Ситуация, примерно, такая же, как при сдаче экзамена в Государственной автоинспекции на право вождения автомобиля автоматическому экзаменатору: к картинке, иллюстрирующей ситуацию, в которой оказался на дороге автомобиль, предлагается несколько вариантов ответов. Один из них правильный, и назвавший его получает положительную оценку.
А если ситуация не такая? Если она не имеет заранее запрограммированного ответа?
Тогда предложенный машиной вариант решения окажется в лучшем случае только приближенным к оптимальному. Окончательное решение и последующее за ним действие, то есть претворение совета в жизнь должен осуществить человек.
— Они у вас ленивцы-бездельники, — с детской прямотой и непосредственностью сказал Олег директору. — Советуют, советуют, словно старенькие деды-ворчуны, а сами ничего делать не хотят… Послушаешь таких, а потом беды не оберешься… Уж лучше пусть считают. Это у них здорово получается!
Академик пристально посмотрел на мальчика. Ласково взъерошил белые, выгоревшие на солнце вихры.
— Ты прав, малыш, — сказал тихо. — Только они не старички. Просто они еще очень молоды. Совсем недавно стали на ноги. Как ты… Мы научили их многому, но им еще расти и расти. И, кто знает, может быть, именно ты научишь их самих выполнять свои советы.
Олег вспомнил об этом разговоре восемь лет спустя. Тогда же он совершенно охладел к «ворчунам-бездельникам», хоть и перестал называть электронные машины старичками. С недетским упоением окунулся он в удивительный мир математики. Учеба в специальной школе, занятия в детском секторе Института кибернетики, внимательное отношение к ее воспитанникам выдающихся ученых, страстная увлеченность железной логикой формул, горячее стремление до конца понять их глубокую суть привели к тому, что, значительно опередив своих сверстников, он в девятнадцать лет окончил физико-математический факультет университета и получил назначение в Институт кибернетики.
Однако одержимость точными науками не оторвала его от жизни земной, с ее иногда глобальными противоречиями, которые никак не входили в незыблемые рамки математических законов. Большое влияние на житейскую сторону формирования личности Олега, его мировоззрения, отношения к окружающим оказал дед. Прославленный генерал-танкист, участник Великой Отечественной войны, дважды Герой Советского Союза, всегда окруженный друзьями-ветеранами, молодежью, занятый множеством неотложных общественных дел, Захар Карпович неизменно находил время для внука. В его удивительных рассказах о фронтовых буднях, о живых и погибших товарищах, их исключительной человечности, верности долгу, народу, стране раскрывались величие и красота советского человека, познавшего всю глубину счастья жить и трудиться на священной нашей земле.
Дед брал его в походы молодежи по местам боевой и трудовой славы, и Олег полюбил лесные тропы, ночевки у костров. А когда однажды на крутом карпатском перевале он по горло провалился в снег и заплакал от сознания собственного бессилия, дед сказал ему:
— Крепись, парень, и никогда не теряй мужества. Не хныкать надо в таком положении, а спокойно и обдуманно находить из него выход. Человек силен не столько мускулами своими, сколько разумом.
И потом, помолчав минуту, поглядев, как, утирая озябшими руками слезы, внук молча освобождает себя от снежного плена, добавил:
— Зимой сорок четвертого, в лютый мороз, под огнем врага здесь шли в атаку наши гвардейцы. Они не плакали даже тогда, когда хоронили товарищей. А ведь из каждого десятка до гребня дошли только трое…
С того трудного зимнего дня Олег стал как-то иначе смотреть на окружающих его людей. Все они стали ему вдруг ближе, роднее, понятней. В каждом пожилом, убеленном, как его дед, сединами человеке он видел одного из тех троих, что вместе с дедом дошли до снежного карпатского перевала. Не только сквозь снежную — сквозь стальную и свинцовую вьюгу.
А встретив человека помоложе, спрашивал себя: может быть, это сын или дочь одного из тех, семерых, что лежат в Братской могиле там, на высоком карпатском гребне?
В доме была собрана солидная кинотека о Великой Отечественной и гражданской войнах. В огромных шкафах хранилось много мемуарной, исторической и художественной литературы про бессмертный подвиг народа, отстоявшего великие завоевания революции. Как-то само собой у него вошло в привычку в трудные минуты приходить сюда, в просторный кабинет деда, и смотреть или перечитывать заново документы, так просто и ясно раскрывающие правду жизни, борьбы.
Во время учебы в университете Олег увлекся плаванием. Сначала надводным, а потом отдал предпочтение аквалангу. Уже работая в институте, не упускал случая поплавать в водах Днепра. Вынырнув однажды в сумерках на поверхность воды в самом центре Русановского залива, расположенного среди чудесных парков и пляжей столицы Украины, Олег неожиданно попал под киль легкой парусной яхты. Удар пришелся в голову, и кто знает, чем бы закончилось это столкновение, если бы не решительные действия девушки, управлявшей яхтой.
Мгновенно погасив парус, она бросилась за ним в воду. Нашла сразу. С трудом вытащила на поверхность воды и, отстегнув акваланг, который камнем пошел ко дну, привела в чувство и помогла забраться в яхту.
Отдышавшись, окончательно придя в себя, Олег стал искать акваланг. Прошло более двух часов, совершенно стемнело, но Днепр не хотел отдавать своей добычи.
— Может быть, завтра нам больше повезет? Приходите утром. Пораньше… А то в десять у меня работа с тренером, — виновато улыбнулась она.
Возможно, покоряющая эта улыбка все и решила тогда? Она была как открытие, как волнующее неповторимое откровение… До нее Олег просто не видел девушки, всей ее изумительной юной прелести.
Ей было семнадцать тогда, — улыбнулся своим теплым мыслям Олег, вглядываясь в морозные узоры на стекле, которые успели значительно расширить свои владения. Ладная фигурка, милое лицо с пухлыми алыми губами, чуть вздернутым носиком и большими голубыми глазами, открыто и радостно глядевшими на окружающий мир, на него. Из-под резиновой шапочки выбивается светлая прядь. На груди розового купальника широко раскинул крылья голубой буревестник…
— Вы студентка?
Она молча кивнула.
Взглянув на складки белого паруса у ее ног, он увидел три большие красные буквы — КГУ.
— Вы студентка?
Она молча кивнула.
Взглянув на складки белого паруса у ее ног, он увидел три большие красные буквы — КГУ.
— Университет, — не то спрашивая, не то утверждая, произнес он, тихонько засмеявшись каким-то своим мыслям. — А какой факультет?
— Географический.
Взяв по веслу, они молча стали грести к берегу. И уже у самого причала спортивной станции он сказал:
— Я приду завтра в восемь. Не рано будет?
— В самый раз, — подала она ему на прощание руку и снова улыбнулась. — Может быть, вас в медпункт проводить?
— Что вы, у меня все в норме. Вам большое спасибо за помощь, — смутившись, пролепетал он, вспомнив, что так и не поблагодарил ее за спасение.
На этот раз смутилась она. Смуглые от загара щеки ее враз стали ецце темнее. Она тихонько высвободила свою руку из его ладони.
— Какое спасибо… Сама ведь виновата…
Он так и не решился спросить ее имя, но мягкий, грудной, с милыми переливами ее голос слышался ему весь вечер. А на следующее утро в половине восьмого он был у лодочного причала водно-спортивной станции «Буревестника». Девушка уже сидела в яхте.
На этот раз им повезло почти сразу. Нырнув вторично, Олег нащупал на дне затянутый песком акваланг и поднялся с ним на поверхность. Но когда он уселся на маленькую скамеечку возле руля, радость его мгновенно растаяла. Надо было возвращаться на берег.
— Может быть, хотите покататься? У меня еще есть время.
Она словно читала его мысли.
— В самом деле можно?
— Конечно. Вдвоем даже легче, да и веселее. Только просто пассажиром на такой яхте быть нельзя. Придется помочь мне немного. Это не трудно, когда умеешь плавать. Сидите на своем месте у руля и крепко держите его. По моей команде будете поворачивать руль в нужную сторону, а сами всем корпусом отклоняться в противоположную. Ясно?
— Есть, капитан! — весело ответил он.
И вот уже белой чайкой взметнулся парус, хлопнул, наполнившись ветром, и яхта поплыла — полетела над заливом, словно легкая стремительная птица.
— Лево руля! — звонко и радостно крикнула девушка, а сама в этот миг грациозно перегнулась за правый борт, прочеркивая на воде ладонями пенистый бурун.
Набирая скорость, они неслись к центру залива.
Яхта выпрямилась. Девушка тоже. Но в глазах ее Олег увидел напряженное внимание. Вот она подняла левую руку, словно призывая своего напарника сосредоточиться, и в тот момент, когда изящный нос яхты пересек невидимую, но, вероятно, хорошо известную ей линию средины фарватера, девушка легким, почти неуловимым движением передвинула парус и, чуть перегнувшись на правый борт, отрывисто бросила:
— Право руля! Так держать!
Потом села на корму рядом с Олегом.
— Нравится?
Он только головой кивнул, сдерживая дыхание от охватившего его непонятного восторга.
— Это прелесть как хорошо, — захлопала в ладоши девушка. — Я к тому, что у нас еще две минуты отдыха, а потом очень крутой поворот. На сто восемьдесят градусов. В первый раз это очень трудно.
Лицо ее было оживлено, глаза светились радостью, веселым задором молодости, уверенности в себе.
— А вы тоже учитесь? — спросила она Олега.
— Нет, работаю.
Густые черные брови ее удивленно поднялись.
— А как же учеба? Не прошли по конкурсу?
Он объяснил, что работает в Институте кибернетики. Пара пушистых веерков-ресниц взметнулась вверх.
Язык не поворачивался сказать ей, что вот уже почти год, как он в институте заведует отделом теории движения и что месяц назад ему присвоена ученая степень кандидата математических наук. Олегу казалось — скажи он обо всем, как есть, и это сразу сделает его старым в ее глазах, что она…
— Право руля! — неожиданно раздалась над самым его ухом звонкая команда. — Еще право, до отказа!
Крыло паруса метнулось влево, затем вдруг повисло на мгновение, словно обессилев, и, оглушительно хлопнув, вновь наполнилось ветром. Корпус яхты резко накренился. Готовая каждую секунду перевернуться вверх килем, яхта почти лежала на боку.
— Лево руля!
На этот раз ее певучий грудной голос звучал откудато из воды. Самой девушки не было видно, только ноги ее, загорелые до шоколадной черноты, виднелись над бортом.
«Неужели опрокинемся?» — промелькнуло в голове. Упершись левой ногой в руль, Олег тоже навалился всем телом на приподнятый над водой правый борт и почувствовал: яхта выпрямляется. Не ожидая новой команды, он отвел рукоятку руля в среднее — нейтральное положение.
— А вы молодец, соображаете, — похвалила девушка, снова усаживаясь рядом с ним на корме.
Олег узнал, что ее зовут Таней.
Несколько раз промчались они из конца в конец залива, стараясь обогнать других яхтсменов, вступая в негласное соперничество с экипажами высших, чем их «Юлия», классов.
После одного из очередных разворотов он робко попросил:
— Можно… вы-на руль, а я на противовес? Только вот с парусом… Управлюсь ли? Никогда раньше не приходилось.
Таня обрадовалась:
— Конечно, попробуйте!
Y него получилось. Дух захватывало от удивительного, ни с чем не сравнимого полета над волнами.
С причала спортивной базы «Буревестника» какой-то мужчина энергично махал им рукой.
— Ой, мамочки! — не то испуганно, не то изумленно воскликнула, всплеснув руками, Татьяна. — Это же Аксенов, мой тренер! Неужели уже десять?!
Когда они, погасив парус, подошли к причалу, оказалось не десять половина первого.
Но Аксенов и не думал сердиться.
— Андрей Иванович, — приветливо протянул он руку Олегу. — Ну, Левина, поздравляю с удачей! Отличный подвижной балласт нашла! — подморгнув ей правым глазом, кивнул на Олега. — Только для твоей «Юлии» такой исполин, пожалуй, будет тяжеловат.
«Пошляк какой-то, — сердито подумал Олег, с неприязнью отдергивая руку. — И как только Таня может с ним работать».
— Да вы, я вижу, салага в парусном спорте, — сразу став серьезным, сказал Аксенов. — Простите меня, пожалуйста. Совсем не думал вас обидеть. Да и слова эти — подвижной баласт — вовсе у нас не обидные. Это, если хотите, высшая похвала мастеру-паруснику. А у вас для первого раза просто сверхотлично получилось. Вы прирожденный парусник.
Стоя в сторонке, Таня чему-то загадочно улыбалась. Аксенов снова как-то непонятно подмигнул ей правым глазом и, встретив неприветливый взгляд Олега, дотронулся рукой до глаза.
— Это нервное.
Сказал просто, прямо посмотрев в глаза.
— А вы психолог, — с облегчением проговорил Олег.
— Нет, я тренер, — просто ответил Андрей Иванович. — И завтра же я займусь вами основательно. На занятия — ровно в десять, — добавил он строго, как давно решенное.
Олег никогда не опаздывал, не пропускал тренировки, хотя первое впечатление от них сразу вернуло его с небес на землю. Нет, парусный спорт вовсе не походил на бесконечный праздник. Это был прежде всего труд, Повседневный, упорный, бескомпромиссный, требующий не только большого физического напряжения, но и выдержки, настойчивости. И если в первые дни тренировок по разработанной Аксеновым программе — этой изнурительной, буквально каторжной работы усталость как-то компенсировалась одним присутствием Тани, ее звонким «так держать!», то недели через три Олег просто перестал замечать в ней девушку.
Она стала товарищем, неотделимым от новой трудной, но увлекательной работы. Да, да! Татьяны-девушки, казалось, для него здесь, на воде, больше не было Был, в лучшем случае, просто товарищ, которому Олег вот уже месяц коротко и строго бросал по сто раз на день:
— Лево руля! Так держать!
Их легкую «Юлию» Аксенов давно заменил на тяжелого «Зевса» типа «дракон», и однажды, в конце сентября, когда кончался уже взятый специально на этот месяц отпуск, Олег неожиданно понял, что это им ему и Татьяне, стоявшим на широкой верхней ступени пьедестала почета, вручают золотые медали и алые, с гербом майки чемпионов республики.
Руки свои, загорелые, мускулистые, крепкие, Таня почему-то прятала за спиной. Даже до медали своей не дотронулась. По дороге в раздевалку он неожиданно остановился.
— Покажи руки!
Таня виновато улыбнулась, отрицательно покачала головой.
— Ничего особенного, — протянула она ему руки. — Заживет. В первый раз, что ли…
Олег осторожно развернул ее ладони. Они кровоточили. Кожа на запястьях и выше, почти до локтей, была сорвана.
— Сейчас же в медпункт!
Дома он не находил себе места. Перед глазами все время были ее руки со следами, оставленными жесткими канатами.
«Собственно, почему мы должны на яхте все операции управления выполнять сами, своими руками? — задал он вдруг себе вопрос и остановился как вкопанный в центре комнаты. — Ведь это так просто — пригласить на помощь тружеников киберов…»