— Ну да. Куда-нибудь, где будет поменьше проблем. Такое возможно?
— Это уже полный абсурд! У нее было такое чувство долга! Я знаю, что есть такой тип людей, которые разваливаются, словно карточный домик, и в один прекрасный день вдруг исчезают. Но только не Мерета! — Марианна замолчала и задумалась. — Однако мне нравится эта мысль: а вдруг Мерета жива?
Карл кивнул. После исчезновения Мереты Люнггор не раз составлялся ее психологический портрет, но во всех случаях вывод был одинаков: Мерета Люнггор не могла просто сбежать. Даже бульварные газеты не принимали во внимание такую возможность.
— Вы что-нибудь слышали про телеграмму, которую она получила в последний день своей работы в Кристиансборге? — спросил Карл. — Телеграмму-валентинку?
Этот вопрос расстроил Марианну. Очевидно, она никак не могла пережить, что в последнее время не занимала в жизни Мереты Люнггор значительного места.
— Нет. Полиция меня тоже об этом спрашивала, но я могу только, как и тогда, посоветовать обратиться с этим вопросом к Сёс Норуп, которая пришла на мое место.
Карл посмотрел на Марианну, приподняв брови:
— Вы на это обиделись?
— Как же тут не обидеться? Мы с ней проработали два года без всяких осложнений.
— А вы, случайно, не знаете, где сейчас Сёс Норуп?
Она пожала плечами. Ее это совершенно не интересует!
— А этот Таге Баггесен? Где его можно найти?
Она нарисовала план, как пройти к нужному кабинету. Похоже, это будет довольно сложно.
На то, чтобы разыскать вотчину радикального центра и добраться до Таге Баггесена, у Карла ушло не менее получаса, и это не было приятной прогулкой. Непонятно, как люди вообще могут работать в таком изолгавшемся окружении! В полицейской префектуре ты, по крайней мере, знаешь, чего ожидать. Там друзья и враги не стесняются показывать свое истинное лицо, но, несмотря ни на что, все вместе работают ради общей цели. А тут у них все наоборот. Все лебезят и обхаживают друг дружку, как лучшие друзья, но когда доходит до дела, каждый думает только о себе. Тут все главным образом сводится к денежным интересам и борьбе за власть, а результат для них — на последнем месте. Большим человеком тут считается тот, который других делает мелочью. Может, так было и не всегда, но сейчас именно так.
Таге Баггесен не был исключением на общем фоне. Его поставили блюсти интересы своего отдаленного округа и политику партии в области транспорта, но одного взгляда было достаточно, чтобы понять его истинное лицо. Он уже обеспечил себе жирную пенсию, а все, что попутно перепадало ему сейчас, шло на дорогие костюмы и выгодные инвестиции. Карл обвел глазами стены, на которых красовались дипломы турниров по гольфу и заснятые с высоты птичьего полета четкие виды его загородных вилл, разбросанных по всей стране.
Карлу захотелось уточнить, в какой партии состоит хозяин, но Таге Баггесен отвлек его обезоруживающим похлопыванием по спине и гостеприимными мановениями рук.
— Я бы посоветовал закрыть дверь, — сказал Карл, кивая в сторону коридора.
Вместо ответа Баггесен посмотрел на него с благодушным прищуром. Этот финт, вероятно, не раз сослужил ему хорошую службу, например на переговорах по поводу шоссейных дорог в Хольстенбро, но с вице-комиссаром полиции, имевшим наметанный глаз на такие приемчики, это не возымело желаемого действия.
— В этом нет необходимости. Мне нечего скрывать от товарищей по партии, — сказал Таге Баггесен и убрал гримасу с лица.
— Мы слышали, что вы проявляли большой личный интерес к Мерете Люнггор. Между прочим, послали ей телеграмму, к тому же телеграмму-валентинку.
От этих слов Таге слегка побледнел, но самоуверенная улыбка по-прежнему сидела прочно.
— Телеграмму-валентинку? Что-то не припомню.
Карл кивнул. На лице у собеседника было ясно написано: лжет. Конечно же, он помнит. Значит, можно переходить в наступление.
— Я предложил вам закрыть дверь, потому что хочу спросить напрямик: это вы убили Мерету Люнггор? Вы же были в нее сильно влюблены. Наверное, она вам отказала и вы утратили над собой контроль? Это так?
Каждая клеточка в самоуверенной башке Таге Баггесена лихорадочно заработала, соображая, как лучше поступить — поскорее захлопнуть дверь или довести себя до апоплексического удара. Лицо его налилось краской, соперничая яркостью с рыжими волосами. Он испытал потрясение и чувствовал себя голеньким. Об этом кричала каждая пора его тела. Карл давно научился читать ответ по поведению клиента, но такая реакция говорила о чем-то необычном. Если этот человек имел отношение к делу, то ему остается только написать чистосердечное признание, если же нет, значит, есть что-то другое, отчего его так корежит. Сейчас надо действовать аккуратно, а то его, того и гляди, кондрашка хватит. Во всяком случае, было совершенно очевидно, что ничего подобного Таге Баггесену еще никогда не приходилось слышать за всю свою жизнь, проведенную в высших сферах.
Карл попробовал улыбнуться: при виде столь бурной реакции он поневоле как-то подобрел, словно в этом организме, взращенном на тучной ниве административной власти, проглянуло что-то человеческое.
— Постарайтесь выслушать, Таге Баггесен! Вы посылали Мерете Люнггор записочки. Много записочек. Прежняя секретарша Мереты, Марианна Кох, наблюдала за вашими попытками с большим, скажу я вам, интересом.
— Здесь все посылают друг другу записочки.
Баггесен попытался небрежно развалиться в кресле, но так и не смог прислониться к спинке.
— Значит, ваши записки был и не личного содержания?
Тут депутат фолькетинга вылез из-за стола и тихонько закрыл дверь.
— Я действительно питал сильные чувства к Мерете Люнггор, — произнес он с такой неподдельной печалью, что в душе Карла даже шевельнулось нечто вроде жалости. — Я очень тяжело переживал ее смерть.
— Понимаю и постараюсь не затягивать разговор.
Ответом на это была благодарная улыбка. Ну вот клиент и положен на обе лопатки.
— Как нам совершенно точно известно, в феврале две тысячи второго года вы посылали Мерете Люнггор телеграмму-валентинку. Сегодня мы получили соответствующую справку от бюро телеграмм.
У Таге Баггесена сделался совсем убитый вид. Воспоминания о прошлом жестоко его мучили.
Он вздохнул:
— Ведь знал же я, что она мной, увы, совершенно не интересуется в этом смысле! И уже давно это понимал.
— И все равно не оставляли попыток?
Таге молча кивнул.
— И что же было написано в телеграмме? Постарайтесь на этот раз придерживаться истины.
Политик склонил голову набок:
— Обычные вещи. Что хотел бы повидаться с ней. Точно уже не помню. Это истинная правда.
— И тогда вы убили ее за то, что она не захотела вас?
Таге Баггесен сощурился и поджал губы. В тот миг, когда в глазах его проступили слезы, Карл уже склонялся к тому, чтобы его задержать, но тут Баггесен поднял голову и взглянул на него — не как на своего палача, который накидывает тебе петлю на шею, а как на духовника, готового выслушать твою исповедь.
— Кто же будет убивать человека, ради которого стоит жить? — спросил он.
Секунду они смотрели друг на друга, не мигая. Затем Карл отвел взгляд.
— Вы не знаете, не было ли у Мереты здесь, в Риксдаге, врагов? Не политических противников — я говорю о настоящих врагах.
Таге Баггесен отер набежавшие слезы:
— У всех у нас есть враги, но вряд ли такие, каких вы имеете в виду.
— Никого, кто мог бы покуситься на ее жизнь?
Таге Баггесен помотал своей холеной головой:
— Я бы очень удивился, если бы это было так. Ею все восхищались, включая даже политических противников.
— У меня сложилось другое впечатление. По-вашему, она не занималась громкими делами, из-за которых у кого-то могли возникнуть такие проблемы, что стало важно остановить ее? Не было таких группировок, чьи интересы из-за нее оказывались под угрозой?
Таге Баггесен снисходительно посмотрел на Карла:
— Поспрашивайте представителей ее собственной партии. В политическом плане у нас с ней не было доверительных отношений, скорее уж напротив. Или вы располагаете какими-то конкретными сведениями?
— Во всем мире политикам порой приходится жизнью платить за свои взгляды. Их могут ненавидеть противники абортов, фанатичные защитники животных, мусульмане и их оппоненты. Что угодно может стать причиной расправы. Спросите хотя бы в Швеции, в Голландии, в США!
Карл сделал вид, будто собирается встать, и увидел на лице собеседника облегчение, однако понимал, что этому нельзя придавать особенное значение. Кто бы на его месте не обрадовался окончанию такого разговора!
— Баггесен, — заговорил Карл снова. — Надеюсь, вы свяжетесь со мной, если вдруг наткнетесь на что-то такое, что мне следует знать. — Он протянул депутату визитку. — Если не ради меня, так ради себя самого. Я думаю, здесь мало найдется людей, кто испытывал бы к Мерете Люнггор такие же горячие чувства.
— Баггесен, — заговорил Карл снова. — Надеюсь, вы свяжетесь со мной, если вдруг наткнетесь на что-то такое, что мне следует знать. — Он протянул депутату визитку. — Если не ради меня, так ради себя самого. Я думаю, здесь мало найдется людей, кто испытывал бы к Мерете Люнггор такие же горячие чувства.
Эти слова сразили Баггесена. Должно быть, слезы хлынули у него еще прежде, чем Карл успел затворить за собой дверь.
Согласно данным госрегистра,[20] последнее местожительство Сёс Норуп находилось по тому же адресу, по которому проживали ее родители, — дом стоял в самом центре квартала «Ку-ку» района Фредриксберг. На медной табличке значились оптовый торговец Вильгельм Норуп и актриса Кая Бранд Норуп.
Карл позвонил; за массивной дубовой дверью поднялся оглушительный трезвон, после которого послышался тихий голос: «Да, да. Уже иду».
Показавшийся в дверях старичок, видимо, уже лет двадцать пять как находился на пенсии, однако, судя по куртке и шелковому кашне, еще не проел до конца свои сбережения. Болезненные глазки смотрели на Карла с таким выражением, словно это пришла старуха с косой.
— Вы кто? — спросил он без предисловий и уже приготовился захлопнуть дверь перед носом незваного гостя.
Карл представился, во второй раз за эту неделю вытащил из кармана жетон и попросил разрешения войти.
— С Сёс что-нибудь стряслось? — подозрительно спросил старичок.
— Ничего такого не слышал. А почему вы так решили? Она дома?
— Если вы к ней, она тут больше не живет.
— Кто это, Вильгельм? — послышался слабый голосок из-за двустворчатой двери гостиной.
— Это не к нам, а к Сёс, моя радость.
— Тогда ему не сюда, — раздалось в ответ.
Оптовый торговец схватил Карла за рукав:
— Она живет в Вальбю. Скажите ей, что мы просим ее зайти и забрать свои вещи, если она желает и дальше жить, как живет.
— Это как?
Старик не ответил. Сообщил адрес на Вальхойвай, а затем дверь захлопнулась.
В небольшом доме, принадлежавшем жилищному товариществу, на домофоне значилось всего три фамилии. Когда-то здесь наверняка обитало шесть семей с четырьмя или шестью детьми в каждой, но теперь бывшие трущобы населяла избранная публика. Тут, в мансарде, Сёс Норуп нашла свою любовь — сорокапятилетнюю женщину, которая при виде полицейского жетона Карла скептически поджала бледные губы.
Губы Сёс Норуп выглядели ненамного более свежими. Карл с первого взгляда понял, почему ни ДСЮЭ, ни кристиансборгский секретариат Демократической партии не стали рыдать после ее исчезновения. От нее веяло таким недружелюбием, какое не часто можно встретить.
— Мерета Люнггор была несерьезной начальницей, — заявила она.
— Отлынивала от работы? Я слышал совершенно другое.
— Она предоставляла все на мое усмотрение.
— Я бы расценил это как положительный момент.
Карл посмотрел на собеседницу. Она производила впечатление женщины, которую всю жизнь держали на коротком поводке и которая из-за этого злилась. По-видимому, у оптового торговца Норупа и его, без сомнения, знаменитой в прошлом жены она сполна испытала, каково это — молча терпеть унижения, попреки и нотации. Горькая пища для единственного ребенка, в глазах которого родители — божества! Наверняка она их одновременно ненавидела и любила. Ненавидела за все, что они собой представляли, и любила за это же самое. Поэтому, став взрослой, она все время разрывалась между тягой к родным корням и стремлением бежать от них как можно дальше — так, по крайней мере, показалось Карлу.
Он перевел взгляд на ее подругу, которая в свободном балахоне сидела тут же с дымящейся сигаретой в зубах, следя за тем, чтобы он не позволил себе лишнего. Уж она-то даст неуверенной Сёс Норуп твердые установки на всю дальнейшую жизнь, в этом можно было не сомневаться.
— Я слышал, Мерета Люнггор была вами очень довольна.
— Надеюсь.
— Я хотел бы задать вам несколько вопросов о личной жизни Мереты. Могло ли быть так, что перед своим исчезновением она была беременна?
Сёс Норуп поморщилась и отодвинулась от него.
— Беременна? — произнесла она так, словно упомянутое положение было не лучше проказы и бубонной чумы, и обменялась с сожительницей выразительными взглядами. — Нет, уж этого точно не было.
— А из чего это было видно?
— Ну а как вы думаете? Если бы она была таким собранным человеком, как все вокруг считали, то вряд ли занимала бы у меня прокладки каждый раз, как у нее начиналась менструация.
— Вы хотите сказать, что перед ее исчезновением у нее как раз началась менструация?
— Да, за неделю до этого. При мне у нас это всегда бывало одновременно.
Карл кивнул. Уж у Сёс с этим делом точно не было сбоев.
— Вы не знаете, имелся ли у нее возлюбленный?
— Об этом меня уже сто раз спрашивали.
— Мне вы еще не отвечали.
Сёс Норуп достала сигарету и постучала ею о край стола:
— Все мужчины пялились на нее такими глазами, словно готовы были тут же повалить ее на стол. Ну откуда я могу знать, крутила ли она с кем-нибудь романчик?
— В отчете сказано, что она получила телеграмму-валентинку. Вы знали, что телеграмма была от Таге Баггесена?
Сёс закурила и выпустила густой клуб дыма:
— Без понятия.
— И вы не знаете, было ли между ними что-то или нет?
— Было ли что-то между ними? С тех пор, если помните, прошло уже пять лет.
Она пустила струю дыма прямо в лицо Карлу, и ее сожительница одобрительно усмехнулась.
Карл слегка отодвинулся.
— Послушайте! Через четыре минуты я уйду отсюда. Но до тех пор давайте будем вести себя так, будто мы хотим друг другу помочь, договорились? — Он пристально посмотрел в глаза Сёс Норуп, которая все еще пыталась скрыть недовольство собой, бросая на гостя сердитые взгляды. — Я буду называть вас Сёс, ладно? Обыкновенно я обращаюсь по имени к тем, с кем вместе курю.
Она опустила руку с сигаретой на колени.
— Итак, я спрашиваю вас, Сёс. Знаете ли вы о каком-либо эпизоде, случившемся перед самым исчезновением Мереты Люнггор, о котором следовало бы вспомнить? Сейчас я вам прочитаю целый список, а вы меня остановите.
Он кивнул ей, но не получил ответа.
— Телефонные разговоры частного характера? Желтые записочки, положенные кем-то ей на стол? Люди, которые обращались к ней не по служебному поводу? Коробки шоколадных конфет, цветы, новые кольца у нее на руке? Случалось ли ей вдруг заливаться краской, глядя перед собой в пустоту? Не стала ли она рассеянной в последние дни? — Он смотрел на Сёс, сидевшую перед ним, словно зомби. Ее бескровные губы ни разу не дрогнули. Еще один тупик. — Изменилось ли ее поведение, стала ли она раньше уходить домой, не выскакивала ли вдруг из зала заседаний в коридор, чтобы поговорить по мобильнику? Не стала ли позднее приходить на работу?
Он опять взглянул на Сёс и ободряюще кивнул, словно надеясь, что это вернет ее к жизни.
Сёс сделала новую затяжку и затушила сигарету в пепельнице:
— У вас все?
Карл вздохнул. Это значит — от ворот поворот! Чего еще можно было ожидать от этой тетери!
— Да, у меня все.
— Хорошо.
Женщина подняла голову, и сразу же стало видно, что она привыкла разговаривать авторитетным тоном.
— Я уже рассказывала полиции про телеграмму и про то, что она собиралась с кем-то идти в кафе «Банкрот». Я видела, как она записала это в свой ежедневник. Не знаю, с кем она собиралась встречаться, но на щеках у нее действительно появился румянец.
— Кто это мог быть?
Она пожала плечами.
— Таге Баггесен?
— Да кто угодно! Ей со многими приходилось встречаться в Кристиансборге. Был еще человек в одной делегации, который проявлял к ней особый интерес. Таких было много.
— В делегации? Когда это было?
— Тоже незадолго до того, как она исчезла.
— Вы помните, как его звали?
— Спустя пять лет? Нет, ей-богу, не помню.
— Что это была за делегация?
Она посмотрела на него раздраженно:
— Что-то такое, связанное с иммунной защитой. Но вы не дали мне договорить. Мерета действительно получала цветы. Это несомненно был кто-то, с кем она поддерживала личные контакты. Я не знаю, какого рода и в чем там было дело, но все это я уже говорила полиции.
Карл поскреб себе под подбородком. Где это было написано?
— Кому, разрешите спросить, вы это рассказывали?
— Не помню.
— Может быть, Бёрге Баку из разъездной бригады?
Она ткнула в его сторону вытянутым пальцем. «Бинго!» — говорил этот жест.
Чертов Бак! Неужели он всегда так грубо отбирает, что писать, а что не писать в отчете?
Он посмотрел на добровольно выбранную Сёс Норуп соседку по камере. Щедрой на улыбки ее нельзя было назвать. Сейчас она с нетерпением ждала, чтобы он поскорее убрался.