— Вам иногда бывает трудно утром вставать? — предположила она, мельком взглянув на свои часики. — Я вижу, вы все еще плохо спите, — добавила она так, словно состояла в деловой переписке с его подушкой.
Карл злился на себя. Жаль, он не успел принять душ перед тем, как опрометью выскочить из дома.
«Надеюсь, от меня не воняет», — подумал он и чуть-чуть наклонил голову в сторону подмышки.
Мона сидела перед ним спокойная, сложив руки на коленях — белые ручки, скрещенные на черных брюках. Волосы у нее были подстрижены неровно и показались ему короче, чем в прошлый раз, брови — чернее сажи. Все вместе такое, что оробеешь.
Он рассказал о своем обмороке на полях Ларса Тюнскида, надеясь на сочувствие. Вместо этого она сразу взяла быка за рога:
— У вас такое чувство, что в перестрелке вы подвели своих товарищей?
Карл проглотил комок, забормотал что-то про пистолет, который можно было вытащить быстрее, про инстинкты, которые, видимо, ослабли за годы общения с преступниками.
— Вы чувствуете, что подвели товарищей. Я в этом убеждена. В таком случае вы будете мучиться этим, пока не признаете, что события не могли развиваться иначе.
— Все, что происходит, могло бы произойти по-другому, — сказал он.
Она словно и не слыхала:
— Вам надо знать, что Харди Хеннингсен тоже мой пациент. Поэтому я смотрю на эту ситуацию с двух сторон, и мне следовало бы заявить, что этим случаем я неправомочна заниматься. Однако, поскольку нет правил, регулирующих такие случаи, я спрашиваю вас: согласны ли вы разговаривать со мной, зная про это обстоятельство? Вы должны ясно понимать: я не могу распространяться о том, что мне рассказал Харди Хеннингсен, но, с другой стороны, и вы тоже защищены в силу моей обязанности хранить врачебную тайну.
— По мне, так нормально, — неискренне сказал Карл. Если бы не этот пушок на щеках, если бы не губы, которые так и просились, чтобы их поцеловали, он бы сейчас встал и послал ее к черту. — Но с Харди я об этом поговорю, — добавил он. — Между мной и Харди не должно быть никаких тайн, это не годится.
Она кивнула и выпрямила спину:
— Вам когда-нибудь раньше приходилось попадать в такие ситуации, когда вы чувствовали, что управлять ими не в вашей власти?
— Да.
— Когда?
— Да вот сейчас. — И он бросил на нее выразительный взгляд.
Она не обратила внимания. Хладнокровная женщина.
— Что бы вы отдали за то, чтобы Анкер и Харди оставались с вами? — спросила она и тут же подбросила еще четыре вопроса, которые наводили на Карла тоску.
При каждом вопросе она заглядывала ему в глаза и записывала ответы в блокнот. Казалось, она хочет подвести его к самому краю — словно он должен неминуемо туда свалиться, прежде чем она сможет подать ему руку помощи.
Она раньше Карла заметила, что у него потек нос. Затем, подняв взгляд, отметила у себя, что глаза у него подернулись влагой.
«Надо смотреть не мигая, иначе потекут слезы», — сказал он себе, не в силах понять, что шевельнулось в душе. Он не боялся плакать и ничего не имел против, чтобы она это увидела, и не понимал только одного — почему это должно произойти именно сейчас.
— Вы поплачьте, это ничего, — сказала она так по-житейски просто, как мать говорит переевшему младенцу, чтобы отрыгнул лишнее.
Через двадцать минут сеанс закончился, и Карл встал с чувством, что душевным стриптизом сыт по горло. У Моны Ибсен же было довольное лицо; она пожала ему руку и назначила следующий сеанс, еще раз заверив, что последствия пережитой перестрелки вполне поддаются лечению и через несколько сеансов у него все встанет на свои места.
Он кивнул, чувствуя, что в каком-то смысле ему уже лучше. Возможно, потому, что ее приятный запах заглушал его собственный, или потому, что ее рукопожатие было таким легким, ласковым и теплым.
— Свяжитесь со мной, если у вас что-нибудь накипит. Неважно, будет ли это нечто значительное или какой-то пустяк. Возможно, это сыграет важную роль в нашей дальнейшей совместной работе. Тут никогда не угадаешь наперед.
— В таком случае у меня уже есть вопрос, — сказал он, стараясь выставить на вид свои жилистые и, если верить другим, весьма сексуальные руки. Женщины их всегда раньше нахваливали.
Она заметила его позерство и впервые за все время улыбнулась. За нежными губами Моны угадывались зубки белее, чем у Лизы с третьего этажа. Редкостное зрелище в наш век, когда от красного вина и напитков с содержанием кофеина у большинства женщин зубы подернуты налетом, как дымчатое стекло.
— И о чем же?
Карл мысленно собрался. Тут уж пан или пропал!
— Вы уже заняты или нет?
Он сам испугался, как грубо это прозвучало, но было поздно.
— Да, извините. — Он потряс головой, не зная, как продолжать. — Я только хотел спросить, не согласитесь ли вы как-нибудь со мной пообедать?
Улыбка застыла у нее на губах, потом белые зубки спрятались.
— Думаю, вам нужно сперва поправиться, прежде чем пускаться в такие авантюры. И кроме того, следует более осмотрительно выбирать свои жертвы.
Повернувшись к нему спиной, она взялась за ручку двери, ведущей в коридор, а он, провожая ее глазами, чувствовал досаду, пронимающую до глубины души. Черт знает что!
— Если вы не относите себя к категории «осмотрительно выбираемых», — буркнул он ей в спину, — то просто не знаете, какое действие оказываете на лиц противоположного пола.
Она обернулась, выставила руку и указала на палец с кольцом.
— Ошибаетесь, я это очень хорошо знаю, — сказала она и, пятясь, удалилась с поля боя.
А он так и остался стоять, понурившись и осознавая, как только что отличился. Тоже мне, сыщик называется! Он сам удивлялся, как мог упустить из виду такую простую вещь.
Потом Карлу позвонили из приюта «Годхавн» и сообщили, что вышедший на пенсию воспитатель Йон Расмуссен появился на связи и завтра собирается в Копенгаген навестить сестру. Просил передать, что всегда мечтал побывать в полицейской префектуре, поэтому с удовольствием нанесет Карлу визит между десятью и половиной одиннадцатого, если это его устроит. Карл не может ему позвонить, так как этого не позволяют их правила, но может сообщить в приют, если что-то помешает их встрече.
Только положив трубку, Карл вернулся к действительности. После осечки с Моной Ибсен у него в мозгу отключилась связь между двумя полушариями, и сейчас он только начинал собирать все воедино. Итак, к нему должен зайти воспитатель из «Годхавна», уезжавший на Гран-Канарию. Наверное, лучше все-таки сначала получить от старика подтверждение, что он знал мальчика по прозвищу Атомос, прежде чем вести гостя на экскурсию по полицейской префектуре. А вообще все паршиво!
Карл вдохнул поглубже и попробовал выбросить из головы мысли о Моне Ибсен и ее кошачьих глазах. В деле Люнггор набралось множество разрозненных нитей, которые требовалось связать между собой, так что надо скорей приниматься за работу, пока его не начала терзать жалость к самому себе.
Одной из первоочередных задач было показать домработнице Хелле Андерсен в Стевнсе фотографии, которые он привез из дома Денниса Кнудсена. Вдруг ее тоже удастся залучить в префектуру, прельстив экскурсией, которую проводит вице-комиссар криминальной полиции? Только бы снова не отправляться за речку Трюггевельде!
Он позвонил домработнице по домашнему телефону и попал на супруга, который утверждал, что сидит на больничном с ужасной болью в спине, хотя голос его при этом звучал очень бодро. Он так сказал «Привет, Карл!», словно они вместе жили в бойскаутском лагере и ели кашу из одного котла.
Разговор с ним был все равно что встреча с незамужней тетушкой. Как же, как же! Он бы с удовольствием позвал Хелле, кабы она была дома. Да вот беда, она, как всегда, с утра носится по клиентам и вернется только… Ой, надо же! Вон ее машина как раз подъезжает к дому! Ну да, она наконец-то, слава богу, обзавелась новой машиной. Сразу слышно разницу между двигателем в один и три и в один и шесть. По телевизору все правильно сказали, эти «сузуки» действительно всегда оправдывают ожидания автолюбителя. «А ведь здорово бы, понимаешь, если бы можно было продать старый „опель“ за хорошую цену», — продолжал лопотать старый трепач, между тем как на заднем плане уже послышался голос его жены, громко возвещавшей о своем прибытии: «Привет! О-о-оле-е-е! Ты дома? Уже сложил поленницу?»
Повезло Оле, что этого вопроса не слышит никто из социальной службы!
Кое-как отдышавшись и подойдя к телефону, Хелле Андерсен отвечала очень любезно. Карл поблагодарил ее за то, что она третьего дня была так предупредительна в разговоре с Ассадом, а затем спросил, может ли она принять по электронной почте отсканированные фотографии.
— Сейчас? — спросила она, видимо собираясь объяснить, почему это не совсем кстати: — Я тут как раз принесла пиццу. Оле любит пиццу с салатом, а она становится несимпатичной, когда зелень совсем расплывется и потонет в сырной массе.
Через двадцать минут она перезвонила, судя по голосу, дожевывая последний кусок.
— У вас уже открыта электронная почта?
— Да, — подтвердила Хелле. Она обнаружила там три новых файла.
— Откройте первый. Что вы там видите?
— Это он, тот самый Даниэль Хейл, которого мне недавно показывал на снимках твой помощник. Раньше я его никогда не видала.
— Теперь второй. Ну, что вы скажете про этого?
— Кто это такой?
— Это я у вас и спрашиваю. Его зовут Деннис Кнудсен. Вы видели его раньше? Тогда он был на несколько лет старше, чем на фотографии.
— Уж точно не в этой дурацкой шапчонке! — Ее, кажется, фотография рассмешила. — Нет, я раньше его не видела, могу сказать с уверенностью. Он похож на моего двоюродного брата Горма, только Горм вдвое толще.
Должно быть, это у них семейное.
— Ну а как насчет третьего снимка? Мерета на дворе Кристиансборга говорит с каким-то человеком. Он, правда, заснят сзади, но, может быть, вам это что-то напоминает? Одежда, волосы, осанка, рост, телосложение — что-нибудь такое?
Последовала небольшая пауза. Это обнадеживало.
— Ну, не знаю. Он же тут, как вы говорите, спиной повернулся. Но вроде я его все-таки видела. Вот только где?
— Вообще-то это вы мне должны сказать.
«Ну, давай же, Хелле, — поторапливал Карл мысленно. — Так ли уж много наберется эпизодов, с которыми это можно связать?»
— Я понимаю, вы имеете в виду мужчину, который приходил передать письмо. Я хорошо разглядела его сзади, но тогда он был совсем по-другому одет, и все не так просто. Многое совпадает, вот только я не совсем уверена.
— Тогда лучше не говори ничего, душенька, — подал голос как бы страдающий болью в спине любитель пиццы.
Ну как тут удержаться — поневоле вздохнешь!
— О'кей, — произнес Карл. — Осталась еще одна фотография, которую я хочу вам послать.
Он нажал на кнопку мыши.
— Я ее вижу, — послышалось через десять секунд из трубки.
— Скажите, что вы видите.
— Фотографию мужчины. По-моему, этот тот же человек, что на втором снимке. Деннис Кнудсен. Так ведь, кажется, его звали? Тут он еще мальчик, но его всегда узнаешь по странному выражению лица. Надо же, какие забавные щечки! Мальчишкой он ездил на карте, это точно. Смешно, но мой двоюродный брат Горм тоже занимался картингом.
«Вероятно, до того, как набрал пятьсот килограммов», — так и хотелось вставить Карлу.
— Посмотрите, пожалуйста, на другого мальчика, который стоит позади Денниса Кнудсена. Он вам никого не напоминает?
На другом конце воцарилось молчание. Даже симулянт с якобы больной спиной не открывал рта. Карл не торопил женщину. Говорят, терпение — главная добродетель сыщика. Вот и докажи это на деле!
— Даже как-то жутковато, — заговорила наконец Хелле Андерсен упавшим голосом. — Это же он! Я просто уверена, что это он.
— Тот, кто приходил в дом и передал письмо?
— Да.
Снова последовало молчание, как будто она сейчас пыталась представить себе, как изменился этот мальчик под разрушительным воздействием времени.
— Так это его вы разыскиваете? Считаете, он имеет какое-то отношение к тому, что случилось с Меретой? Мне надо его бояться?
В ее голосе звучала неподдельная озабоченность. Возможно, на каком-то этапе у нее были для этого все основания.
— Хелле, с тех пор прошло пять лет, так что вам нечего опасаться. Не волнуйтесь, пожалуйста. — В трубке послышался вздох. — Итак, вы считаете, что он и человек с письмом — одно и то же лицо. Вы совершенно в этом уверены?
— Вроде бы так. Да, я совершенно уверена. У него же такой особенный взгляд. Разве вы не заметили? Ой, как посмотрю, мне прямо не по себе.
«А это уже от пиццы», — подумал Карл, поблагодарил Хелле, положил трубку и откинулся в кресле.
Перед глазами у него на папке лежал один из снимков желтой прессы, запечатлевших Мерету Люнггор. Сейчас Карл более, чем когда-либо с тех пор, как занялся этим делом, чувствовал, что нащупал связь между жертвой и виновником преступления. Да, впервые за все это время у него появилась уверенность в том, что он на правильном пути. Образно говоря, этот Атомос, оставив позади детство, вырос в человека, способного на дьявольское злодейство. Зло, жившее в нем, столкнуло его с Меретой Люнггор. Вопрос только в том, где и каким образом. Возможно, Карл никогда не сможет на него ответить, однако он горел желанием найти этот ответ.
А женщины вроде Моны Ибсен могут спокойно носиться со своими обручальными кольцами.
Затем Карл отправил фотографии на адрес Билле Антворскоу. Не прошло и пяти минут, как в электронной почте уже лежал ответ: да, один из мальчиков на фотографии очень похож на человека, который ходил с ним в Кристиансборг, но он не стал бы с полной уверенностью утверждать, что это одно и то же лицо.
Карл остался доволен. Он был убежден, что Билле Антворскоу никогда не решится что-либо утверждать, не исследовав вопроса вдоль и поперек.
Тут опять зазвонил телефон, но оказалось, что это не Ассад и не учитель из «Годхавна», как он подумал, а не кто иной, как Вигга, что стало для Карла полной неожиданностью.
— Куда ты пропал? — обрушились на него знакомые интонации ее голоса.
Карл попробовал расшифровать, каков смысл этого обращения, но не успел, как последовала целая тирада:
— Презентация началась полчаса тому назад, и до сих пор ни единого посетителя. У нас десять бутылок вина и двадцать пакетов закусок. Если и ты не придешь, то я просто не знаю, что мне делать!
— Это у тебя в галерее, что ли?
В трубке засопели — еще немного, и она разревется.
— Я не слыхал ничего ни о какой презентации.
— Позавчера Хугин разослал пятьдесят приглашений.
Она еще раз шмыгнула носом напоследок, и на свет снова явилась настоящая Вигга:
— Ну почему никогда нельзя понадеяться на твою поддержку? Ведь ты тоже вложил в это деньги!
— Может, спросишь об этом свое ходячее привидение, то есть Хугина?
— Кого это ты назвал привидением? Хугина?
— А что, у тебя там пригрелись и другие сокровища вроде него?
— Хугин не меньше меня заинтересован, чтобы тут все сработало.
Карл и не сомневался. Где ж этому красавцу еще выставлять свои намазюканные одним пальцем картинки с рекламой нижнего белья и корявые изображения, приглашающие отведать макдоналдовских «Хеппи милз», намалеванные самой дешевой краской для заборов.
— Я просто хочу сказать, Вигга, что если даже этот Эйнштейн действительно удосужился опустить письма в субботу, то сейчас они валяются в почтовых ящиках и люди вынут их только вечером, когда придут домой с работы.
— О господи, только этого еще не хватало! — простонала Вигга.
Ну, значит, некий человек в черном сегодня будет спать на кушетке в одиночестве. Чем не повод для радости?
Сигареты в пачке целыми часами прямо-таки взывали к Карлу, приглашая уделить им внимание, но стоило ему внять призывам и сунуть одну в рот, как в дверь постучали. Посетителем оказался Таге Баггесен, вежливо поскребшийся в открытую створку.
— Да, — откликнулся Карл и выдохнул дым.
Посетитель оказался под хмельком и внес с собой запах коньяка и пива.
— Я извиняюсь, что в прошлый раз так резко прервал наш телефонный разговор. Мне надо было сперва подумать, коли все равно какие-то вещи выходят наружу.
Карл пригласил его сесть и предложил чего-нибудь выпить, но депутат фолькетинга отрицательно помахал правой рукой, одновременно левой пододвигая себе стул. Действительно, ему уже хватит!
— И о каких же вещах вы подумали? — небрежно поинтересовался Карл, будто у него и своих предметов для размышления было хоть отбавляй.
— Завтра я ухожу с моего поста в фолькетинге, — поведал Баггесен, тоскливо обводя глазами кабинет. — Прямо от вас пойду к нашему председателю. Мерета предупреждала меня, что так и будет, если я к ней не прислушаюсь, но я не прислушался. Я все равно сделал так, как ни в коем случае нельзя было делать.
Карл прищурился:
— В таком случае лучше нам объясниться начистоту, прежде чем вы пойдете публично каяться.
Государственный муж кивнул и понуро опустил голову:
— В двухтысячном и две тысячи первом году я купил акции и получил прибыль.
— Какие акции?
— Да всякую там дрянь. А затем я обзавелся новым фондовым консультантом, и тот посоветовал мне инвестировать в оружейные заводы США и Франции.
Вряд ли консультант из местного аллерёдского банка, где хранил свои деньги Карл, додумался бы посоветовать ему такой способ приумножения трудовых сбережений. Еще раз затянувшись напоследок, Карл располовинил сигарету. Да уж, как тут не понять: такая операция явно была не к лицу одному из лидеров пацифистской партии радикального центра.
— Кроме того, два из своих домов я сдавал в аренду массажным клиникам. Сначала я действительно не разобрался, а потом узнал. Они находились в Стрёбю Эгеде, поблизости от того места, где жила Мерета, там пошли разговоры. У меня тогда было много дел начато. К сожалению, я проболтался о своих деловых проектах Мерете. Я был так влюблен, а она так равнодушна ко мне! Наверное, я надеялся, что она мной как-то заинтересуется, если узнает, что я такой воротила, но, конечно, ничего подобного. — Он потер затылок. — Она же была совсем не такая.